Глава 26. НАШЕ НАСЛЕДСТВО
      


      Настроение шефа портилось день ото дня. Чтобы не усугублять ситуацию, мы стали реже появляться в офисе. Устраивали посиделки в моем модуле, обсуждали наши паршивые дела и просто так беседовали о жизни. В основном перемывали кости Имо.
      - Как это он до сих пор не говорит? - спросил однажды Адам. - Бесшумный ребенок - это дикость.
      Мы с Мишей вспомнили все слышанные от Имо "шумы", кроме грохота падающих предметов.
      - Чихает, кашляет, умеет щелкать языком, - перечислила я. - Даже хихикал однажды, когда Миша его щекотал.
      - Натурально, хихикал, - подтвердил Миша, - и отпихивался. А на щечках ямочки, точно как у мамочки.
      - Разве флионеры смеются? - удивилась Алена.
      - Бывает, - ответила я. - Только с чувством юмора у них туго.
      - Значит, и плакать должны.
      - Нет, - возразил Миша. - Этот не плачет.
      - А если я возьму его на руки? - спросил Адам. - Спорим, заплачет? Все дети плачут, когда я беру их.
      - Не тот случай, - заверил Миша, - ставлю "фонарь" против фэдэшки, что не заплачет.
      Адам прикинул. "Фонарем" Миша называл "хлопушку", на которую шеф однажды наложил запрет. Тем не менее, она продолжала успешно работать в быту и прельщала Адама возможностью выходить сухим из любой передряги. Адам засомневался:
      - Точно отдашь "фонарь"?
      - Мужики! - одернула их Алена. - Держите себя в руках!
      Адам, ради спортивного интереса, пошел за Имо. Алена стала рассматривать коллекцию леляндров, а Миша разливать остатки вина.
      - Послушайте, - неожиданно осенило Алену. - Четыре месяца, как Имо у нас живет. Милостивые господа, не кажется ли вам, что с момента появления этого мальчика у нас ничего не сломалось и не взорвалось?
      - Будешь смеяться, - добавил Миша, - на "Марсионе" это первый более-менее благополучный сезон.
      - Не в фигурках ли дело? - Алена указала на полочку с пластилиновыми уродцами. - А вы гадали? Не слишком ли просто все выходит?
      - Ни фига себе... - подтвердил Миша. - Как много он нам интересного расскажет, если научится говорить.
      Адам, тем временем, принес испачканного травой Имо и поставил в кресло.
      - Имо, - спросила Алена, - а для меня ты сделал леляндра? Покажи, какой?
      Имо спустился на пол, подошел к коллекции и выбрал для Алены леляндра с двумя головами.
      - Он считает тебя самой умной, - объяснил Миша.
      - Ты ничего не понимаешь, - возразила она. - Вот эта вот... имелась в виду голова, а вот это - хвост, - Алена стала рассматривать оставшиеся на полке экспонаты. - А где, вы говорите, его медальон? Дайте хотя бы взглянуть.
      Медальона на месте не оказалось, мы с Мишей вопросительно переглянулись.
      - Ты точно не брал? - спросила я.
      Он отрицательно замотал головой и перевел взгляд на Имо.
      - Имо, принеси его. Зачем спрятал? - строго сказал он.
      Имо не сдвинулся. Если бы он отреагировал на Мишино пожелание, это был бы не Имо, а какой-то чужой мальчик.
      - Что сказал дядя Миша? Принеси сейчас же! - настаивал его самозваный папаша.
      Народ затаился в ожидании. Именно в такой ситуации, наверно, нормальные родители осваивают практику ремня, но я запретила себе думать об этом сразу, как только осознала, что это мой ребенок. Маленький, худой, упрямый и незнакомый, но все-таки мой.
      - Правильно, сынок! - сказала я. - Никому не давай. Главное, запомни, куда положил. Вдруг пригодится.
      Народ продолжал выжидающе смотреть на Имо, словно тот хотя бы раз в жизни изменил свое решение. Имо не счел нужным искать медальон, с этим фактом следовало смириться. Он приглядел на полке кусок пластилина и полез за ним, как вдруг сорвался с тумбочки и шлепнулся на пол. Ничего похожего с ним раньше не случалось.
      - Имо!!! - воскликнула Алена и подняла его. Все ринулись к ребенку, который не собирался плакать и совершенно не нуждался в нашей жалости. - Он что-то съел. Почему язык зеленый? - Алена повернула Имо лицом к свету. - Ба! Да у него и зрачки расширены!
      
      Через минуту мы вчетвером, с ребенком в охапку, влетели в медкабинет.
      - Конопля, - сказал Индер, недолго разглядывая пациента, и пошел по делам, оставив Имо сидеть на столе.
      - Во, дает! - удивился Миша. - Сразу воткнулся, что к чему! Где он только ее нашел?
      - Я тебе скажу, где... - рассердилась Алена. - Быстро, взял ножницы и выкосил всю клумбу под корень!
      - Где?
      - Быстро, я сказала!
      - Там третий год ничего не растет! - оправдывался Миша, но шел...
      - Бегом! И под корень!
      - У меня нет садовых ножниц, - кричал он из глубины коридора.
      - Зубами выкусишь! А я приду и проверю! Нечего на меня таращиться! Ты, - обратилась Алена ко мне, - сядь и прими валерьянки. А ты, - она ткнула пальцем в грудь Адама. Пойди туда, куда землянам нельзя, и притащи Индера, хоть за хобот, хоть за хвост! Только быстро.
      - Мне тоже нельзя, - заявил Адам, но тоже пошел, потому что знал: с Аленой в минуты справедливого гнева лучше не спорить.
      Индер лениво вышел из лаборатории:
      - Что еще? Я же сказал, конопля.
      - Сколько он съел? - напустилась на него Алена. - Ты собираешься лечить его или нет?
      Индер еще раз осмотрел Имо.
      - Зачем лечить? Не вижу токсикации.
      - Ты обратил внимание, что у него расширены зрачки? Или опять с Гумкой в преферанс играешь, оторваться не можешь?
      - Ну и что, что расширены? - ответил Индер. - Еще бы, столько травы скушал! Конечно, они будут расширены. Вы опять забыли его покормить...
      - Что за гвалт? - появился на пороге Вега, злой как черт. - Что они сделали с ребенком?
      - Нам в родной офис зайти нельзя? - удивилась Алена. - Мы не имеем права прийти сюда просто так?
      - Значит, я не имею права от вас отдохнуть? - завелся шеф. - Быстро все расходитесь!
      Мы удивились.
      - Быстро, я сказал!
      
      Мы удивились так сильно, что не знали, как себя вести. Индер смылся, мы с Аленой взяли Имо, потащились к лифту, а по дороге заглянули в щель жалюзи, закрывающего стены кабинета. Столько бэта-сигов на квадратный метр помещения мне прежде видеть не приходилось. Их там сидело, по меньшей мере, штук пять в полусумерках, серых и страшных, с черными плевами в глазах, в униформе, которую надевают под скафандр для работы в транспортных тоннелях и космопортах.
      Странно, что Адам, шедший за нами следом, не проявил к зрелищу интереса.
      - Что за толпа, и зачем она там заседает? - спросили мы.
      По удивленной физиономии Адама нельзя было понять, играет он или хранит государственную тайну.
      - Я не в теме... - ответил он.
      Добравшись до телефона, Алена стала звонить всем подряд.
      - К чему бы это нашествие бэтов? - спрашивала она себя, пока телефон молчал.
      Первым ответил шеф. Вернее, сам позвонил, попросил меня к телефону и сказал буквально следующее:
      - Давай, я сейчас отправлю Имо на Блазу для тестов, пока есть транспорт?
      - Нет, - ответила я.
      - Через неделю он вернется.
      - Нет, не сейчас.
      - Почему ты испугалась? Это система Сириуса. Он не выйдет за пределы Галактики.
      - Сначала он научится говорить и скажет мне, что хочет ехать. Только потом я его отпущу.
      - Это ненормальный подход к воспитанию ребенка!
      - Знаю, но у меня и ребенок не особенно нормальный.
      Алена выслушала наши препирательства без комментариев. Хотя ей ничего не стоило объяснить шефу то, чего он не хотел понимать. Объяснить так, чтобы он отстал от нас раз и навсегда со своей расчудесной Лого-школой.
      - Сейчас они уедут, - сделала вывод Алена. - Вчера их еще не было. Что бы это могло означать? Где наш аналитический центр? Эй! - она отворила дверь в сад, где "гигант мысли" ползал на четвереньках вокруг беседки, выкусывая стебли конопли и бережно складывая их в пакет. - Тащи сюда свои мозги, - скомандовала Алена. - Задачку решать будем!
      Без особенного энтузиазма Миша отжался от грядки.
      - Дано, - объявила Алена, - куча сигов в кабинете у шефа. Вчера их не было. Сегодня они возвращаются на Блазу. Никто из наших, включая Адама, понятия не имеет, почему. Что думаешь?
      - Элементарно, Ватсон! Толпа родственников перлась мимо, решила навестить, - ответил наш аналитический центр и дернулся назад к конопле, но был остановлен.
      - С каких это пор бэта-сиги нам родственники?
      Миша скроил гримасу и указал пальцем в сторону кухни, где Адам варил кофе.
      - Он действительно ничего не знает, - подтвердила Алена.
      - Врет.
      - Когда врет, я вижу.
      Миша задумался, а затем отряхнул колени, вымыл в бассейне руки и пошел к лифту.
      - Куда?
      - Поглядеть, - ответил он.
      Мы остались в прихожей. Ждать долго не пришлось.
      - Они были у шефа в кабинете? - уточнил Миша по возвращении. - Ерунда. Я обыскал весь офис - мертвая зона.
      - Ира, ты видела их? - спросила Алена.
      - Точно, видела.
      - Это была не галлюцинация, как ты считаешь?
      - Что же я бэтов от галлюцинации не отличу? Их там было штук пять в "вакуумной упаковке".
      - Я их узнала по воротникам, - уточнила Алена. - У Кольца служба безопасности в таких же воротниках ходит.
      - Уй, ё... - схватился за голову Миша и пошел на кухню к Адаму, но их разговор, похоже, новостей не принес.
      - Я туда не заглядывал, - признался Адам. - Что это может означать, не представляю. Шеф обычно не скрывает от нас гостей.
      - А ты их видел? - спросил Миша ползающего вокруг Имо, но мой неболтливый сын и на этот раз промолчал. - Если они смылись только что, сделаем финт ушами, - придумал Миша и взялся за телефон. - Звякнем на Луну. Зря я, что ли связь ставил? Клянусь, от неожиданности, шеф схватит трубку. - Так и случилось. - Вега! Привет еще раз, - обрадовался Миша. - Пардон, если не вовремя, но у нас тут общественность разволновалась. Что за гости были у тебя двадцать минут назад, объясни, пожалуйста? Ага... - сказал Миша, выслушивая ответ. - Да, да... понятно... Хорошо, я все понял. Да, все понятно. Ладно, извини, что... ага... договорились. Ну, все...
      - Ну? - спросила Алена раньше, чем Миша положил трубку.
      - Ну... - передразнил Миша.
      - Что он сказал?
      - Кто сказал?
      - Что сказал шеф? Говори, не придуривайся.
      - А что сказал шеф?
      - Я тебе сейчас врежу!
      - Врежь! Все равно, при женщинах я матом не ругаюсь! - заявил Миша.
      - Мишкин, кончай!!!
      - Что Мишкин? Что сразу Мишкин? Он не сказал ни одного цензурного слова!
      - Ты можешь изложить смысл хотя бы в общих чертах, черт тебя возьми?!
      - Могу, - согласился Миша.
      - Ну, так излагай, пока я тебя не задушила!!!
      - Он сказал...
      - Что сказал?
      - ...что Кролик со своими бестактными вопросами скоро прогуляется на три буквы, а мы - составим ему компанию. Тебе уточнить маршрут?
      
      Страсти улеглись, но вопросы остались. Со временем, они переросли в проблему на почве ущемленного Алениного самолюбия. Миша не кололся. Шеф не отвечал на позывные. О месте его пребывания нетрудно было догадаться, но достать его оттуда не представлялось возможным. Неизвестность сильно портила жизнь Алене, а Алена, соответственно, портила жизнь нам:
      - Ты же говорил с ним минуту, - злилась она на Мишу. - Хоть что-нибудь он должен был сказать по существу?
      Успокоить ее не мог никто, даже интенсивная работа в разгар летней сессии. Она злилась на студентов, устраивала им взбучки на экзаменах, а вечером снова звонила нам.
      - Сама посуди, - говорила она мне, - что им здесь делать? Наверняка, они приезжали за Имо! Помнишь, как шеф на тебя наехал с Лого-школой? Туда конкурс как в МГИМО, только среди блатных! Если они приглашают сами - это нонсенс! Это ни в какие ворота... Надо его прятать, пока не поздно.
      
      Следующей ночью я не смогла уснуть, а утром взяла сонного Имку на руки и пошла к Мише. Ничего успокаивающего он не сказал. Последний разговор с шефом остался тайной, в том числе, для меня. Но с того дня большую часть суток Миша просиживал у пульта слежения за радарами. Он стал чаще спотыкаться об пороги, реже оборачиваться на красивых женщин, и вообще, вызывал подозрение не только у Алены. Если бы мы точно знали, чего бояться, было бы спокойнее, но Миша стоял на своем: ничего интересного в тот день шеф не сказал. Сказал, что надо вести себя аккуратнее, задавать меньше вопросов и не совать нос в чужие разговоры. Зато Мишин разговор с Палычем состоялся при мне, что называется, в открытом эфире:
      - Как поживаешь, Олег? - спросил Миша и, выслушав жалобы на плохую погоду, перешел к сути. - Есть основание подозревать, что у Кролика опять едет крыша. Имей в виду. Ей бы отлежаться на больничном и попить лекарства, ты знаешь, какого... Иначе, я за себя не ручаюсь. Да! Конечно... Спасибо, Олег. Я надеюсь... Всего хорошего!
      - Ты уверен? - спросила я, когда разговор закончился.
      - Чтобы сиги свалились сюда из-за макаки? - Миша указал пальцем на Имо, спящего на краешке кровати. - Не смеши... Он им нужен, как Индеру анализ мочи австралийского аборигена, чисто для экзотического разнообразия. Никто за ним сюда не полезет. Нашла сокровище... - но, чуть поразмыслив, добавил. - А вообще, у Кролика иногда бывают не тупые идеи. Хорошо бы иметь место, где его спрятать. У тебя есть какие-нибудь друзья... подальше отсюда?
      - Кроме Секториума у меня никого нет, - ответила я.
      
      Моя "макака", тем временем, освоилась. Он понимал все, но реагировал, как прежде, по личному усмотрению. Он не пытался говорить, не имел необходимости контакта с внешним миром, самостоятельные действия предпочитал любому мудрому руководству. Он освоил холодильник, краны, замки, кнопки на панели лифта, он знал дорогу до парка и магазина, безошибочно определял троллейбус, на котором мы иногда подъезжали до рынка, видел номера за километр и никогда не путал, несмотря на то, что Миша с трудом объяснил ему цифры. Имо не боялся ни машин, ни собак, ни посторонних людей. Он сразу поехал на двухколесном велосипеде и ни разу не упал с него. Ему ужасно нравилось кататься на мотоцикле, сидя на плечах у Володи. Тогда я испугалась, потому что вспомнила: ребенок-флионер может себе позволить не бояться травм, но я не могла развивать в нем это ценное качество. Его храбрость и так была ненормальной для человека, а ловкость - сродни обезьяньей.
      Когда Имо повадился лазать по металлическому каркасу зимнего сада, я поняла, что бороться с этим бесполезно. Его брат лазал по отвесным скалам и прыгал в пропасть на ветряные потоки. Я надеялась, что однажды меня перестанет это шокировать. Но, ей-богу, на самой чудовищной высоте я боялась за ребенка меньше, чем в детской песочнице. Боялась не за него, а за чужих детей, которые могут полезть следом за Имо на дерево или получить переломом черепа в невинной потасовке. После каждого выхода в парк я благодарила бога, и в модуле позволяла детенышу флионера исполнять любые акробатические номера. Все равно запретить ему было невозможно. Индер подвесил к потолку сада канат, и "макака" раскачивалась над макушками деревьев, пугая до смерти дядю Мишу. Первый раз, увидев это зрелище, Миша схватился за сердце.
      - Слезь немедленно! - закричал он, но Имо и не подумал. - Слезь сейчас же или я ремень возьму!
      - Еще не хватало, чтобы ты моего ребенка ремнем выпорол, - сказала я. - Даже не мечтай.
      - Только посмотри, что он делает!
      - Не ты ли заказал флион? Маленький, чтобы летал по саду. Вот, он и летает.
      - Представь, что будет, когда он вырастет?
      Я не представляла, поскольку не хотела думать об этом. Имо меня пугал часто и охотно, но только один раз поставил в дурацкое положение. Подставил, иначе говоря. С другой стороны, именно с этого инцидента наши проблемы стали разрешаться, а страхи приобрели осмысленный характер. Если, конечно, к страху может быть применимо слово "смысл".
      
      Мы возвращались с прогулки. Я завернула в магазин, Имо с Мишей не стали меня ждать. Подходя к дому, я издалека поняла: что-то не так. У калитки сидел мужчина, держал на коленях мое чадо, Миши по близости не было. "Что-то случилось", - решила я и оказалась права. На скамейке сидел мой брат. На крыльце стояли его сумки. Вид у брата был, мягко говоря, озадаченный.
      - Где Миша? - проблеяла я растерянно.
      - Кто? Я вошел, дверь была открыта. В подполе сидел ребенок. Это твой сын? Объясни, зачем надо держать его в подполе? Что происходит?
      - Все нормально, - сказала я, повела их в дом, но недоумение брата по поводу происходящего было слишком велико.
      - Он твой сын или нет?
      - Мой.
      - Ира, что происходит? Почему родители ничего не знают? Ты замужем?
      - Нет.
      - Ребенок уже большой и ты не сказала! Как его зовут? Почему он молчит?
      - Его зовут Дима, и он не разговаривает.
      Брат вошел в комнату вслед за мной с Имо на руках.
      - Я твой дядя, - представился он. - Дядя Рома. - Нельзя сказать, что реакция племянника была бурной. - Что с ним? Он здоров?
      - Здоров, - ответила я и приготовилась ответить еще на сотню-другую таких же неудобных вопросов.
      - Почему не говорит?
      - Не знаю.
      - Ты показывала его врачам?
      - Конечно.
      - И что?
      - Они тоже не знают. Ждем.
      - Почему они не знают? Чего ждем? Сколько ему уже? Года три?
      - Да, примерно... - неуверенно ответила я, и мой несчастный брат совсем перестал соображать.
      - Ты хорошим врачам его показала?
      - Где на них написано, хорошие они или плохие?
      - А волосы? - еще больше растерялся брат, когда Имо снял бейсболку. - Что у него с волосами?
      - Отсутствуют, - объяснила я.
      - И что говорят эти ваши врачи?
      - Все нормально, говорят, это не болезнь. Просто он такой...
      - Какой еще такой? Мы все не такие, а он такой? Где бы мне взглянуть на его отца?
      - Он умер.
      - Отчего он умер?
      - Не знаю, во всяком случае, не от лысины. Может, ты успокоишься и присядешь?
      Озадаченный дядя Рома сел на диван, не выпуская из рук племянника.
      - Ира, что происходит? Я хочу помочь и не понимаю, в чем дело.
      - Вот и не лезь, если не понимаешь. Вообще, отпусти его...
      Имо слез с дядькиных колен сразу, как только был отпущен, и перелез на подоконник.
      - Почему ты прячешь его в подполе?
      - Я не прячу. Он сам туда лазает.
      - В темноту и грязь? К мешкам с картошкой? Почему ты не хочешь, чтобы о нем узнали родители? Потому что он у тебя "не такой"?
      Имо спрыгнул с подоконника, побежал к входной двери, и вскоре на пороге комнаты возник улыбающийся Миша. При виде незнакомого человека, улыбка исчезла.
      - Мой брат, Роман, - представила я гостя.
      - Михаил, - ответил Миша. Они обменялись рукопожатием и застыли. - Может, я что-нибудь принесу... за знакомство?
      - У меня вечером поезд, - объяснил брат. - Я проездом из Гомеля в Витебск. Вот, решил заехать. Мы работаем с вашими мебельными фабриками.
      - Тем более, - настаивал Миша, - надо отметить.
      Не дождавшись одобрения, он схватил авоську и испарился.
      - Друг? - спросил Рома.
      - Вроде того, - ответила я, и стала собирать на стол из того, что было в сумке. Холодильник давно не работал, вся посуда перекочевала вниз. Верхний дом пришел в запустение, и то, что брат этого не заметил, я воспринимала как чудо. Похоже, ситуация с племянником слишком его расстроила и дала мне возможность имитировать бытовую деятельность там, где она отсутствовала годами.
      Знакомство с Имо не только расстроило моего несчастного брата, а можно сказать, морально убило. Он снова взял ребенка на руки, как брошенную сироту, стал ходить по комнате, пытаясь его разговорить, дал побаловаться зажигалкой.
      - Я заберу его на месяц, - придумал брат. - Свежих фруктов поест. Мы все равно послали пацанов в лагерь. Будет время им заняться. Должен же он родственников увидеть. Покажем логопеду. Поживет на даче, Света с ним побудет до сентября.
      - Пусть она отдохнет от детей хотя бы месяц. Своих отправили, так ты ей племянника привезешь.
      - Вот ты какая, - совсем расстроился Рома. - Моя жена детей любит, и не прячет в подполе. Это ты его приучила там сидеть? Или этот твой... Кто этот Михаил? Ты давно его знаешь? Вы работаете вместе?
      - Вроде того...
      - Все у тебя вроде бы да как будто. Удивляюсь я. Не ожидал. Честное слово, не ожидал. Таких как ты надо лишать родительских прав! До какого возраста ты собираешься его прятать?
      
      Я чувствовала себя провинившейся школьницей, попавшейся за неприличным занятием. Брат чувствовал себя героем-освободителем несчастных детей, забитых злыми родителями. Миша вернулся как раз вовремя, с бутылками в сумке и идеей в голове. Как раз в самый разгон грандиозного семейного скандала. Он сразу предложил Роме выкурить с ним на крыльце по сигарете, намекая на серьезный мужской разговор. Я припала ухом к двери.
      - Ситуация хреновая, - сообщил ему Миша. - Ты сможешь спрятать у себя пацаненка на несколько дней, если что...
      К своему ужасу, я поняла, что Миша не шутит и не ломает комедию перед моим ни в чем не повинным братом. Они выкурили на двоих полпачки, а когда вернулись, Рома уже не смотрел на меня как на презренную особу, его взгляд выражал глубочайшее сочувствие по поводу неведомого мне трагического обстоятельства.
      - Не волнуйся, - успокоил он меня. - Я так спрячу... ни одна холера не достанет. Только позвони! Ты только позвони, когда надо будет, ладно? - а потом еще извинялся за свое несдержанное поведение.
      Задавать вопросы я не стала. Да и, чуяло сердце, никакого объяснения для меня не приготовлено. Только сели мы за стол совсем другими людьми. Имо так и остался на коленях у дяди Ромы. Мужики выпил, закусили, обсудили мебельный бизнес. После бизнеса обсудили всякую ерунду. Уже смеркалось.
      - Нет, - говорил брат. - Он не на Иру похож. Он похож на своего прадеда. Ты помнишь фотографию деда? - спросил он меня. - У нас была единственная бабулина фотография. Они ведь после войны пожениться не успели. Отец родился, а дед сразу умер. Это, получается, Димин прадед. Летом сорок пятого... Ты же помнишь эту историю? Она даже не знает... Деда контузило на войне. А умер он странно. В госпитале с ума сошел. С ним в палате больные лежать отказывались. Его заперли, так он стекла бил, кричал: "Я живой! Я живой! Я здесь!". В тот день, когда родился отец, он особенно буйствовал, а потом скончался...
      Ромка рассказывал и рассказывал, в подробностях живописал последнее воспоминание нашей бабушки о нашем дедушке, которое я смутно припоминала из раннего детства, а Миша таращился во все глаза, то на меня, то на брата. Если бы в тот момент ему измеряли пульс, прибор бы взорвался. Еще чуть-чуть, и его самого разорвало бы от избытка информации на единицу серого вещества.
      - Ах, да! - вспомнил брат и вынул из бумажника фотографии. - Не помню, посылал я тебе такие или нет? Вот, - показал он Имо, - твои двоюродные братья. - Другой снимок он отдал нам. - Это Игорь, это Виталик, мои сыновья. Они близнецы, но совсем непохожи, ни на меня, ни на Свету. Тоже на деда чем-то смахивают.
      - Ты знала? - спросил меня Миша, когда Рома снова увлекся общением с племянником.
      - А это моя жена, - брат протянул нам новую фотографию. - Я с ней познакомился до армии...
      - Бабка твоя жива? - украдкой спросил Миша. - Она сможет описать ситуацию подробно?
      - Нет.
      - Совсем хреново, - прошептал он. - Где хоть это было? Ты узнаешь интерьер, если найти то самое место?
      - Я сама разберусь.
      - Еще не хватало, чтобы ты сама лезла в разборку. Только дернись. Разбираться теперь буду я.
      - Что? - не расслышал Рома.
      - Сестра твоя, говорю, тоже прорва всяких аномалий. Я это понял с первого дня знакомства. Помнишь, - спросил он меня. - Как мы познакомились?
      - Не помню.
      - Сижу я как-то на яхте, рыбу чищу... Перестань пихаться! Я хочу рассказать твоему брату, как мы познакомились. Так вот, чищу... потный, в чешуе, рыбой от меня и воняет. Вижу, идет... в мини-юбочке, в маечке своей, обтягивающей, садится рядом, да еще коленочкой задевает. Как мне захотелось тогда упасть за борт! Так вот, с тех пор она регулярно откалывает номера, после которых мне хочется упасть за борт. Теперь буду знать, что это наследственное.
      - Точно, - согласился Рома. - Она и в детстве такой была.
      - Можно подумать, ты помнишь мое детство?
      - Ах, прости! Оно кончилось в тот день, когда я родился. Представь, ей было три года. Как сейчас Диме. Меня принесли из больницы, положили к ней на кровать и сказали: "Вот тебе кукла. Мама устала, она будет спать, а ты смотри... Когда закричит, дашь соску". С тех пор она мне мстит за потерянное детство. Так?
      - Не так. Я всегда к тебе хорошо относилась. Даже если ты того не заслуживал.
      - Неужели? - воскликнул брат. - Как мне повезло, что в нашей квартире не было подпола!
      Мы стали вспоминать все по порядку: как дрались и как мирились, как стол письменный делили, один на двоих. Миша от наших проблем был далек. Он, единственный любимый ребенок в семье, с самого начала имел все персональное. Он смотрел на нас, как инопланетянин на склоку аборигенов, а в его голове шел интенсивный анализ информации, который не имел никакого отношения к нашему с Ромой счастливому детству.
      
      Расстались мы на вокзале заполночь. Рома, по пьяной лавочке, пригласил в гости Мишу, а тот немедленно принял предложение. Он попрощался с нами, шепнул мне на ухо, чтобы я шла за Мишу замуж, что, дескать, не в моей ситуации выпендриваться. Заверил, что выполнит свое обещание насчет Димки, поцеловал его и выставил нас из вагона.
      Мы дождались, когда поезд тронется, помахали дяде ручкой... перекрестились.
      - У тебя вообще-то мозги есть? - начала я. - Как ты мог оставить ребенка наверху?
      - Да я ж на минуту отошел, за сигаретами, - оправдывался Миша.
      - Ты даже не запер дверь!
      - Я ж думал, ты без ключа.
      - Почему ты не спустил его в модуль?
      - Откуда я знал? Ты же не сказала, что брат должен приехать!
      - Он сидел в подполе, как крысенок! Что обо мне подумают родственники?
      - Он не хотел без меня спускаться!
      - Нечего было его тащить с собой!
      - Он сам увязался, а потом дома остаться захотел!
      Разругались мы не на шутку. Никогда прежде так не ругались. Случайные провожающие шарахались от нас в темноте. Мы припомнили друг другу все. Я ему - легкомысленное поведение и аморальный облик, он мне - скверный характер, ослиное упрямство и распущенное сексуальное поведение на Флио, в котором он в глубине души все еще меня подозревал, и простить не мог. В ответ, я высказала подтверждение его самых худших подозрений, заверила в своих глубоких чувствах к Його-Птицелову и в том, что мое удовольствие от физического общения с ним было гораздо более сильным, чем он когда-либо имел от всех своих женщин вместе взятых. Мне были выдвинуты ответные заверения в том, что облик моего товарища и впредь будет оставаться аморальным, а репутация такой же сомнительной. И, если я такая неблагодарная трансгалактическая проститутка, то ему плевать на мои проблемы, он не собирается меня выручать из дерьма, в которое я по собственной глупости лезу, но ни словом не обмолвился о том, что это за "дерьмо" и о чем он сегодня тайно договорился с моим братом.
      Так как в выражениях мы не стеснялись и громкость звука не контролировали, скоро к нам приблизился милиционер и попросил предъявить документы. Миша сунул ему паспорт на имя гражданина Германии, Иосифа Генриховича Абрамсона, и продолжил на меня орать.
      - Это ваш ребенок? - спросил милиционер, и тут мы оба умолкли.
      Имо сидел на рельсе, подперев щеку. Вид у него был очень расстроенный.
      
      На следующий день мы с Мишей оба оказались на ковре у шефа. Точнее, Миша оказался там раньше, чтобы настучать на меня. Потом у него хватило совести лично конвоировать меня в офис. Имо был оставлен за дверью кабинета. Настроение шефа было весьма противоречивым.
      - Не надо всей команде знать, зачем здесь были бэты, - сказал он, приглашая меня за стол переговоров. - Это транспортная служба безопасности, к нашему проекту отношения не имеет, и не вздумайте поднять шухер! Кроме нас троих об этом никто и никогда знать не должен.
      - Слушаю, - сказала я, усаживаясь.
      - Мы проанализировали ситуацию, - начал шеф, - и пришли к выводу, что с тобой работал генетический дешифратор.
      - Очень характерный прием, - добавил Миша, но шеф не дал ему перехватить инициативу.
      - Если ты воспроизводила воспоминания деда, которого не знала лично... Другого объяснения быть не может. Похоже, не только нас интересует история Земли.
      - Вы считаете, что из Хартии меня похитили за этим?
      - Тот, кто похитил тебя из Хартии, имеет генный дешифратор, - повторил шеф. - Этой технологией обладают немногие из известных нам цивилизаций, большая часть которых на сегодняшний день не существует. Оставшиеся относятся к недосягаемому для нас уровню развития. Еще меньшее количество цивилизаций обладает технологией постановки гелио-имплантанта. На пересечении этих двух составляющих я вижу только один вариант...
      - Фроны, - сказал Миша, - однозначно.
      - Фроны, - подтвердил шеф. - "Восходящие" фроны. Которых мы, с чьей-то легкой руки, похоронили пару миллиардов лет назад.
      - Меня похитили "восходящие" фроны?
      - Вероятно, - подтвердил шеф, - давай еще раз проанализируем события. Почему твои друзья флионеры чувствуют себя неуверенно? Скрываются от коммуникаций и каталогов? Какая нужда заставляет их развиваться так, как ты описала после возвращения с Флио?
      - Мы прикинули, - снова всунулся Миша, - что не от хорошей жизни. Мы прикинули, что ребята на все готовы, лишь бы мутировать от своих предков подальше.
      - Думаю, - продолжил шеф, - что "восходящая" ветвь все-таки сохранилась. И это главное открытие нашей миссии. Если именно они сбили вам программу развития, то у них есть веская причина сделать это и во второй, и в третий раз. Вы воспроизводите их историческую матрицу. Значит, у них есть право этого не допустить. Не только право, но и возможности. Я уверен, что это "восходящие" фроны. Уверен, как никогда. Слишком быстро Птицелов нашел тебя и вызволил из "гроба"? Чудес не бывает. Он точно знал, где искать.
      - Флионеры тоже рискуют, - уточнил Миша. - Если мы потомки фронов и до сих пор живы, значит, промашка вышла. Значит, надо снова делать зачистку подозрительных галактик.
      - Погоди, Миша, - остановил его шеф.
      - Скажи, они рискуют больше, чем мы!
      - Ситуация такова, - сказал шеф, - что нам придется свернуть работу на ближайшие несколько тысяч лет.
      - Все верно, - согласилась я. - Мы будем очередными исследователями, которые ретировались с места события.
      - В противном случае, - объяснил шеф, - мы ставим под удар не только Землю, но и Сигирию. Если фроны займутся Галактикой, нам всем мало не покажется. Здесь никто не способен противостоять им. Сейчас рискуем только мы, секториане, пока бьемся над решением проблемы. Но, когда не дай бог ее решим, поставим под удар Галактику. Фроны опережали нас в технических возможностях еще миллионы лет назад. Я не могу гарантировать безопасность ни тем, кто работает на меня, ни тем, для кого мы работаем. Поэтому в ближайшее время мы сворачиваем проект, уничтожаем архив и ложимся на дно.
      - Иначе нас постигнет участь Птицелова, - объяснил Миша. - Только архив, елки зеленые, жалко...
      - Твои предложения? - обратился к нему шеф.
      - Надо его надежно спрятать.
      - А я не верю в то, что Птицелов погиб, - сказала я. - Такие твари, как он, не погибают.
      - Если их смерти не желает более могучая тварь, - заметил Миша.
      - Он бы предупредил меня об опасности.
      - Разве он не предупредил? Между прочим, - Миша обернулся к шефу, - этот предупредительный тип мог бы не допустить ее похищения.
      - Не думаю. Ее похищение тоже наводит на определенные мысли. Вы же все работаете под защитой Сиги, - напомнил шеф. - На транспорте и даже в Хартии вы проходите как альфа-сигирийцы. Ты попалась, когда вошла в чужой корабль. Расшифровали несоответствие. Так было?
      - Они не успели считать с меня информацию до конца. Может, желтый гуманоид сто лет до Земли не доберется. Птицелов бы предупредил. Он бы принял меры, если бы тот тип был опасен. Что? - спросила я, заметив озадаченные лица собеседников.
      - Вряд ли это был гуманоид, - сказал шеф. - Вероятно, фазовая проекция.
      - К тому же его описание сильно смахивает на "белую слизь", - добавил Миша.
      - Он был желтым, а не белым, - напомнила я.
      - Значит, желтухой переболел.
      - Очень смешно!
      - Сделай поправку на освещение... Помнишь, каким оно было в отсеке?
      - Вы считаете, что меня похитил "белый"?
      - Миша так считает, - уточнил шеф. - Я же говорю с тобой о цивилизации фронов, а не об особи, которая вступила с тобой в контакт. Ее личность значения не имеет.
      - Разве он не "восходящий" фрон? - мои оппоненты странно переглянулись. - Что? Произошло что-то, о чем вы не хотите мне рассказать?
      - Скоро узнаем, кто он, - вздохнул Миша.
      - Ирина, - начал шеф, выдержав паузу. - Только не волнуйся. К магнитам сигирийского космопорта подошел неопознанный корабль. Он не отвечает на позывные и не позволяет себя опознать.
      - Сигирия на ушах стоит, - добавил Миша.
      - Ситуация скверная. В известном нам космическом флоте аналога нет. По техническим характеристикам тягаться с ним в скорости и дальности мы не можем. Оболочка непроницаема, что внутри неизвестно. Надо быть готовыми ко всему. Это первый случай в нашей навигации, поэтому диспетчеры не стали рисковать, прибыли лично смотреть наши архивы.
      - А причем здесь мы?
      - Корабль запросил твои позывные.
      - Мои?
      - Отстрелил трап, - уточнил Миша, - и ждет тебя.
      Меня от испуга хватил столбняк.
      - Тут не может быть ошибки?
      - Трап закодирован на определенную генетическую форму, - объяснил шеф. - Здесь не может быль ни ошибок, ни совпадений. Никто кроме тебя войти в корабль не может. Иначе не было бы проблемы.
      - И тебя туда никто не пустит, - успокоил Миша. - Черт, если бы сделать ее генного двойника.
      - Пробовали, - сообщил шеф. - Не сработало. Это уже не ваша личная проблема. Даже не проблема Секториума. Там работают службы транспортной безопасности, а они свое дело знают. Одним словом, - подытожил шеф, - дела таковы: либо мы принципиально разбираемся в ситуации, либо они вынуждены будут уничтожить корабль. Таковы правила навигации.
      - Пусть они его уничтожат, - попросила я. - Чем скорее, тем лучше.
      - Не думаю, что так лучше, - засомневался шеф. - Идти на прямой конфликт с фронами может только отчаявшийся дурак.
      
      Ночью Миша забрал нас с Имо в свой модуль.
      - Мы можем просить помощи? - спросила я. - Если надо, я поеду в Хартию...
      - Не рыпайся, - ответил Миша. - Уж больно ребята наглеют. Шеф дело предложил. Надо пока не поздно залечь на дно, а вас спрятать. На перенаселенной планете задолбаются искать.
      - Теоретически, этот корабль может приблизиться к Земле?
      - Если он зайдет в систему, нам недолго мучиться, - успокоил Миша.
      - Тебе смешно?
      - Отчего я должен рыдать? Что мне еще делать, как ни смеяться? Ты видишь выход? Хочешь, я врежусь в него на "Марсионе". Все равно "Марсион" придется утилизовать.
      - Не говори так!
      - Не бойся, никто тебя не отдаст. Начнем с того, что я тебя не отдам.
      - У тебя, конечно, первым делом спросят разрешения.
      - Здесь вопрос принципа. Если корабль не отвечает на запрос, его никто на приемнике терпеть не будет. Шарахнут как следует, и мир его праху. Это кодекс навигации, и фроны ему подчиняются так же, как все. Просто шеф, с тех пор, как они тебя умыкнули, шухера боится. Ему ж за все отвечать.
      
      Ничего не произошло в нашем напуганном мире, ничего не сдвинулось с мертвой точки. Миша сутками отслеживал радары. Их развернули с Земли на внешний космос. Мы хранили тайну от коллег. Алена психовала, Олег Палыч с ружьем сторожил ее в особняке, Адам играл роль равнодушного наблюдателя, Вовка пил не просыхая, Андрей пропал где-то между Америкой и Канадой. Приближался решающий день. Вега посоветовал нам уйти на Лунную Базу, но Миша отказался. Заявил, что желает встретить неприятности на своей территории. А я готовила себя к тому, что однажды мне придется войти в тот корабль, чтобы решить все вопросы раз и навсегда. Он отчалит от сигирийского порта, Имо вырастет сиротой, и никто не узнает о моей участи.
      Мы остались жить в Мишином модуле, словно он был чем-то безопаснее моего. Имо возил машину по коридору, я вздрагивала от телефонных звонков. В основном это были брошенные Мишины подруги.
      - Представляешь, позвонит тебе однажды фрон...
      - Перестань издеваться, - злилась я.
      Миша стал серьезен, как только узнал, что корабль уничтожить не удалось.
      - Он отошел, лег в дрейф, - сообщил шеф, - потом вернулся, втянул трап и пропал из Галактики.
      - Совсем пропал? - не поверил Миша.
      - Ушел, минуя Магистраль, по неизвестному фарватеру.
      - Ни фига себе! - воскликнул он. - Нам бы такую "кастрюлю", можно было бы ничего не бояться.
      
      Корабль не появился, но нас предупредили строго настрого... У шефа на компьютере возник план эвакуации. Прибыли техслужбы, чтобы свернуть "порты". Что будет с нами, никто не знал, но шеф не собирался покидать Землю и нам не велел разбегаться. Состояние полной неопределенности возникло в конторе, но как бы гадко ни было на душе, только теперь мы могли сказать, что миссия не увенчалась полным провалом. А почему "восходящие" фроны пожелали сохранить в тайне свою историческую модель, нам не суждено было выяснить, как это не суждено было сделать многим нашим предшественникам. Мы смирились с этим так же, как те, кто был до нас.
      Я собрала в модуле вещи, упаковала все, что можно было взять с собой на случай экстренной эвакуации. Кое-что переправила наверх. В процессе разбора старого хлама, мне попался медальон, который я уже отчаялась найти, но без шнура. Я рассмотрела его внимательнее. Шнур пропал вместе с сердцевиной. Картинка на медальоне осталась в целости, и я уложила реликвию в коробку с игрушками Имо.
      - Сынок, - попросил я, - найди, пожалуйста, этот шнур да мы его прицепим обратно. А то потеряется.
      Имо посмотрел на медальон и пошел дальше возиться с машинкой.
      Ночью я старалась не спать, ждала, когда придет Миша, ждала неприятностей и просто новостей. Потом вспомнила Птицелова, поплакала в подушку и уснула, а среди ночи проснулась оттого, что Имо теребит меня за плечо.
      - Что случилось? - спросила я.
      - На... - сказал он и сунул мне в руку шнур.
      - Что ты сказал?
      - На тебе, - сказал Имо.
      На моей кровати лежал шнур, на нем - трехкнопочная панель управления корабля Птицелова. Пульт "магнита" мигал в рабочем режиме.
      - Имо!!! - закричала я. - Ты знаешь, что это?
      - Ага, - ответил мой чудный сыночек.
      - Ты нажимал эту кнопку? Вспомни, ты хоть раз прикасался к ней?
      - Ага, - ответил он, счастливый, улыбнулся, и ямочки заиграли у него на щечках.
      - И сейчас ты снова ее нажал? - спросила я, стараясь сохранять самообладание.
      - Ага, - подтвердил Имо, ловко сунул пульт в корпус медальона и повесил мне на шею. - На тебе...
      Он ушел в сад, а я до утра сидела на кровати и думала, как не сойти с ума? Как я объясню?.. Что скажу на Страшном суде? Как у меня язык повернется оправдываться перед шефом? Как мне отчитываться перед службой безопасности, с "переводчиком" или так убьют? Или, может, поступят гуманно, утопят в бассейне прямо здесь?
      
      Уставший Миша пришел под утро и застал меня в раздумьях.
      - Уже знаешь, да? - спросил он.
      - Корабль опять подошел к приемнику и отстегнул трап?
      - Только не волнуйся...
      - Я не волнуюсь. Сегодня же он уйдет и больше не появится.
      Мишина усталость сменилась настороженностью.
      - Здесь кто-то был?
      - Фроны, - ответила я.
      Он идиотски улыбнулся.
      - Уже ушли? Меня не дождались?
      - Просили привет тебе передать...
      Миша растерянно опустился рядом со мной на кровать.
      - У меня такое чувство, - признался он, - что я пропустил что-то важное.
      - Сегодня заговорил Имо. Сегодня я первый раз слышала его голос.
      
      
       >
<< Вернуться в оглавление > Читать дальше >> >
Используются технологии uCoz