Двенадцатая сказка.   ЛЕТАЮЩИЙ ГОРОД

 

 

 

 

 Глава 1

Театр стоял на краю Вселенной, похожий на глыбу льда. Айсберг, рухнувший на Землю из космоса, освещал прожекторами черное небо. И ничего вокруг, только камни, холод, машины, бесшумно скользящие по ледяному полю. Машины высаживали пассажиров у края ковровой дорожки и уплывали в непроглядную ночь. Мира съежилась под светом прожекторов. Мимо нее семенили дамы, обернутые в меха. Их сопровождали кавалеры. Никто не приветствовал посетителей театра, никто не махал цветами, не протягивал бумажки для автографов. Дамы закрывали лица воротниками, кавалеры прятали носы в шарфы. Вокруг не было ничего, кроме символического ограждения от непроглядной темноты вечной ночи. Графине показалось, что там, за стеною прожекторов, притаилась смерть – бездонная пропасть, разинувшая пасть. «Подойди, – сказала пропасть графине, – не бойся. Посмотри на меня. Страшно, когда видишь дно, когда не видно дна – тогда и смерти не видно. Иди ко мне, и ты узнаешь, что смерти нет». Мира шагнула за ограждение и пестрый мир шагающих дам стал похож на кино, из которого вырезаны эпизоды с ее участием. Шикарные женщины, исполненные нелепого достоинства, маршировали в потоке света, смешные мужчины семенили за ними, никто не повернул головы в направлении зрителя. Все были уверенны в том, что жизнь – есть вечное шагание по ковровым дорожкам, и там, где нет дорожек – нет ничего.
Театр ледяною глыбой повис над обрывом. Ни дна, ни берега у горизонта. Только гирлянда сталактитов, устремившихся в бездну, как гигантские сваи. Здесь не было ничего, кроме адского холода. Тусклая звезда не освещала неба. Порывы ветра сносили человека с ног. Графиня приблизилась к краю. «Сожрать меня хочешь? – спросила графиня. – Исполни мое желание и, черт с тобой, жри», – слова посыпались вниз блестящими крошками льда. «Думаешь, мне слабо? Думаешь, испугаюсь? Я прыгну, – пообещала графиня. – Исполни мое желание – и увидишь…» Холод не давал поднять веки. Ветер дышал в лицо смертью. Графиня сделала шаг, и острые носки ее сапог застыли над пустотой, а по экрану продолжали маршировать персонажи в мехах, машины продолжали подвозить гостей.
– Отсюда не видно дна, – сказал Жорж, графиня вздрогнула и отступила на шаг. – Здесь не бывает светлого времени суток, поэтому ничего рассмотреть невозможно. Пойдем, сегодня я познакомлю тебя с полезным человеком. Не исключено, что он сможет помочь.
– С Эккуром? – спросила графиня.
– С человеком, – подчеркнул Жорж, – который реально решает проблемы.
Мира отступила от края еще на шаг.
– Человеку моих проблем не решить. Кто он?
Жорж вручил подруге билеты и пригласил вернуться на освещенную площадь.
В гардеробе графиня взяла программку и пробежала глазами либретто, не поняв ни слова. Дамы в вечерних туалетах поднимались по лестнице, в фойе подавали шампанское и десерты, кавалеры суетились, стараясь угодить дамам.
– Зачем три места? – удивилась графиня. – Густав прошел бы так и постоял в проходе.
– В «Опера-де-Пари» – возможно, – согласился Жорж, – сюда – вряд ли. Слишком много желающих пройти сюда без билета.
– В «Опера-де-Пари» теперь выставка продуктов питания.
– Большая честь, что нас вообще сюда пригласили. Постарайся вести себя прилично. Может статься, что не в последний раз нам понадобилось придти сюда.
– Здесь такие же «сливки общества», как мы с тобой?
– Нет, только приличные люди.

Графиня отказалась от шампанского и не притронулась к угощениям. Она заняла место в ложе, развернула либретто и сосредоточилась. Спектакль назвался «Атлантида». Он состоял из трех актов, сильно похожих на бродвейский мюзикл. В первом акте хорошие парни жили в прекрасной стране, совершали благие дела и воспевали своих Богов. Так прекрасно жили, так сладко пели, что однажды возгордились собой и не заметили, как перестали воспевать Богов и начали воспевать себя. Боги обиделись и покинули подопечных. Во втором акте беззащитных хороших парней обидели плохие парни: утопили на дне океана, вынудили исполнять арии в аквалангах. Хорошие парни загрустили, задумались над своим поведением и стали взывать к Богам, но до ушей Богов долетало лишь бульканье с редкими пузырями на океанской глади, пока самый умный утопленник не догадался разжечь огонь, который пронзил мрак глубин и вознесся к небу. В третьем акте Боги увидели огонь на дне океана, очень удивились и спустились посмотреть: кто додумался до такого чуда. Услышав стенания и мольбы, Боги сжалились, наказали плохих парней и позволили хорошим вернуться на сушу, где те зажили слаще прежнего.
Автором оперы был итальянец. Графиня удивилась. Ей казалось, что она знает всех итальянцев, мало-мальски способных написать оперу. Она вспомнила, что уже много лет не посещала театр и рисковала ославиться, как ославилась в свое время ее любимая бабушка. Пожилая графиня привела внучку на «Севильского цирюльника», села в кресло и отключилась. Ко второму акту бабушка храпела громче оркестра, исполнители вздрагивали, зрители оборачивались, а маленькая графиня тихо умирала со смеху.
– Этот итальянец – величайший композитор своей эпохи, – сказал Жорж. – Его неизвестное имя говорит о том, что человечество многое потеряло. В юности маэстро голодал, вынужден был тратить деньги на лечение матери, умирающей от чахотки. В зрелые годы зарабатывал уличным музыкантом. Гениального самоучку приходили послушать великие мастера, но никто из них не дал денег на образование оборванца. Это трагедия культуры нашей цивилизации. Кстати, обрати внимание, какие здесь тенора… Два лучших тенора мира от начала его сотворения.
– Их не приняли в музыкальную школу?
– У обоих блестящее консерваторское образование. Только один все время пел в хоре, потому как ведущие партии директор театра делил между фаворитами своей супруги. Другой – происходил из семьи диссидентов в тоталитарной стране. Два лучших тенора мира. Две самые нелепые судьбы. Ты не слышала прежде ничего подобного. Тот, кто сумел прославиться, по сравнению с ними – школьники.

Оркестр настраивал инструменты. Ложа заполнялась. Осталось одно место, занятое журналом графини, но на него уже положила глаз дама в колье.
– Будьте любезны… – намекнула дама, и графиня переложила журнал на колени.
Дама занесла зад над креслом. Жорж укоризненно покачал головой.
– Если нас выставят отсюда… – предупредил он.
– Что я могла сделать? – удивилась Мира. – Она попросила.
Не успела дама в колье наполнить своим телом сидение, как визг заглушил оркестр. Дама вскочила с кресла и выпорхнула из ложи, не касаясь каблучками ковра. Зрители партера подняли лица вверх. Жорж с графиней сохраняли спокойствие, пока ситуация не утряслась сама собой, и оркестр не продолжил терзать уши настройкою инструментов.
– Пусть убирается вон! – приказал Жорж.
– Ты слышал, Густав? – спросила Мира. – Вон отсюда!
Дверь ложи приоткрылась от сквозняка. Распорядитель в белых перчатках возник на пороге.
– Все в порядке, господа? Могу я помочь?
– Все в порядке! – в один голос ответили Мира с Жоржем и вежливо улыбнулись.
Место возле графини осталось свободным. В зале погас свет. После паузы тишины грянула увертюра.
– Где твой человек? – спросила графиня.
Жорж осмотрел противоположную ложу в театральный бинокль.
– Два свободных места вижу напротив. Должно быть, они едут через большой перевал. Там приходится пережидать порывы ветра, чтобы не сдуло с дороги. Не всегда получается успеть в срок.
– Кто он?
– Какая тебе разница, если он сможет помочь? – заметил Жорж. – А если не сможет – тем более, не стоит задавать вопросов. Стоит насладиться оперой и, по возможности, зарезервировать ложу. Если подойти с умом, здесь можно завести массу хороших знакомств. Более того скажу, ни в каком другом месте ты не найдешь столько нужных людей.
– Которые лечились от чахотки вместо того, чтобы заниматься делом? Что ты мне предлагаешь, Жорж? Нанять охрану из числа покалеченных при исполнении… или записаться к врачу, который не получил диплом, потому что не сдал экзамен?
– Дама, которой ты испортила вечер – супруга поэта, перевернувшего науку своей системой нумерологии. Он создал и доказал ряд универсальных формул, которые дают ответы на большинство тупиковых вопросов естествознания. Но этот уважаемый человек нашел в себе мужество отказаться от открытия из соображений высшего гуманизма.
– Соображения высшего гуманизма мне только вредят. Мне бы пригодился какой-нибудь гениальный детектив, которого выжили завистливые коллеги.
– Мне казалось, тебя интересуют Авторы.
– И Авторы любят оперу?
– Обычно, они занимают места на галерке, откуда видно всех. Там, где сидят Авторы, свет приглушен. Авторы не любят, когда им смотрят в глаза.
Мира обратила внимание на темный балкон под куполом театра.
– И много их там?
– Сколько тебе нужно для счастья?
– Мне нужен тот, который имеет непосредственное отношение к моему сюжету.
– Ты никогда не узнаешь Его, даже если встретишь в буфете и выпьешь на брудершафт. Присутствует Он здесь или нет – тоже останется для тебя загадкой.
– Эти твари ходят в буфет? Как только не подавятся…
– Они не подавятся, – заверил графиню Жорж. – Слишком высокую цену Они заплатили для того, чтобы сидеть высоко на балконе. Слишком много в жизни пережили, чтобы пойти в буфет и подавиться. Видишь седовласого старца?..
Графиня успела рассмотреть только длинную бороду, свисающую с балкона, которая быстро ускользнула в тень.
– Лев Николаевич Толстой?
– Автор, который достоин был занять место Льва Николаевича…
– Если б освоил грамоту?
– Если б родился на четверть века позже. Он мог сформировать новое направление в литературе и, может быть, новое поколение читателей иначе относилось бы к человеческим ценностям. Теперь его имя известно только узким специалистам, а его романы не переиздаются с позапрошлого века. Человек не попал в свое время.
– Его проблемы.
– Нет, – возразил Жорж, – это не проблема, это трагедия цивилизации, в том числе и наша с тобой трагедия. Повезло литераторам, которые сумели описать свою эпоху реалистично и достоверно. Этот человек описывал вероятности и не был понят современником, а его сочинения не были признаны литературой, потому что литературой были признаны произведения Льва Николаевича. Двух литератур в одной культуре не бывает также как двух хозяек на одной кухне.
– Меня это никак не касается, – заявила графиня. – Я любимого Льва Николаевича ни строчки не прочитала.
– Из каких соображений? – удивился Жорж.
– Не поверишь. Из соображений высшего гуманизма. Просто не хотела обидеть уважаемого Федора Михайловича, которого также не прочитала ни строчки.
– Осмелюсь предположить, что Александр Сергеевич тоже остался обижен, также как Николай Васильевич…
– Весь пантеон одинаково имеет право на меня обижаться, – согласилась Мира. – После лекций Боровского меня трудно увлечь вымышленными сюжетами, я еще не исчерпала интерес к настоящим.
– Ты ведешь себя как проходной персонаж из детского комикса.
– Которого не жалко колбасить, – согласилась графиня. – Кончай меня стыдить и скажи прямо: есть здесь люди, которые представляют для меня реальный интерес, или нет?
– Видишь высокого пожилого мужчину с девочкой на коленях? – Жорж указал биноклем в середину партера.
– Худой и носатый?
– Этот человек нашел вакцину от инфекций, разрушающих мозг. Побочный эффект вакцины тоже интересный: она изменяет человеческую ДНК. В том числе продлевает молодость. Его фамилия Гурамов. Ашот Гурамов. Запомни на всякий случай.
– Мне не нужна молодость, Жорж. Мне нужен физик, который реально работает с хроналом.
– Проблемы приходят и уходят. Полезные люди всегда полезны.
– Почему этот химик здесь, если он такой гениальный?
– Потому что люди, от которых зависела его карьера, потеряли свою молодость задолго до вакцины, а вместе с нею и совесть. Гурамов не умел давать взятки. Он также как ты верил, что талант стоит больше всего на свете, но потерял дочь, и его перестала интересовать жизнь.
– Девочку, которая у него на коленях? Я думала, она его правнучка… А что с вакциной?
– Лежит в патентном бюро. Дожидается очереди на клинические испытания. У Министерства здравоохранения очень мало денег и очень много работы. На твоем месте я бы позаботился о том, чтобы последняя доза препарата не пропала для человечества.
– Мне нужен физик, работающий с хроналом, – повторила графиня. – Что за человек, с которым ты хочешь меня познакомить? Он кто?
– Профессиональный решатель головоломок, – ответил Жорж и сосредоточился на представлении.

Графине совсем не понравилась опера. Не то, чтобы она была недостаточно хороша, просто настроение испортилось к началу первого акта и не поправилось, покуда два пустующих места в ложе напротив не оказались заняты дамой в атласном платье и джентльменом в кремовом смокинге. Мира не сводила с них глаз. С тех пор, как парочка заняла места, события на сцене ее не интересовали. Графиня боялась, что человек, который ей нужен, передумает и уйдет. Она не могла дождаться антракта. Она готова была напасть на него немедля. Но закончился первый акт, и Жорж представил ей человека:
– Максимилиан Копинский, – объявил он, – с очаровательной спутницей, Луизой. Имею честь представить: ее сиятельство графиня Виноградова…
– Мирослава, – добавила Мира и дождалась, пока Жорж уведет очаровательную Луизу к стойке бара, где разливали шампанское и вазочки ломились от сладостей.
Макс Копинский ждал того же, не спуская с графини глаз.
– Премного наслышана о вас всяких гадостей, господин Копинский, – сказала графиня. – Наконец-то представилась возможность познакомиться лично.
– Ваше сиятельство… я чрезвычайно польщен, – ответил Макс и склонился поцеловать графине руку, но взгляд окаменел на алмазном перстне. Глаз блеснул. Копинский макушкой почувствовал сдержанную улыбку графини. – Буду счастлив оказаться полезным, – продолжил он. – Располагайте мною, как сочтете возможным.
С графиней случилось легкое «дежа-вю». Именно так она представляла себе Копинского, именно такую хитрую рожу себе рисовала, но не надеялась встретить. Ей бы в голову не пришло просить о помощи человека, косвенно причастного к главному несчастью ее жизни.
Рукав смокинга приподнялся, обнажил часы с шестнадцатью бриллиантами по кругу циферблата, и графиня решила, что человек, имеющий в сутках пару-тройку лишних часов, мог позволить себе не опаздывать к началу спектакля.
– Мне нужна информация, Макс, – сказала она. – Можно без церемоний?
Копинский выпрямился и одернул рукав.
– Все, что в моих силах, – пообещал он.
– Помнишь Оскара Шутова? Мне нужна любая информация об этом человеке. Любой ценой.
– Хм…
– Я умею быть полезной людям, которые оказывают мне услуги. Назначай цену, не скромничай, Жорж за все платит. Если не платит Жорж – плачу я.
Макс казался слегка ошарашенным.
– Шутов? – удивился он. – Не думал, что еще раз услышу…
– Мне нужна информация об этом человеке, какой бы она ни была. Что тебе нужно от меня взамен?
– Помилуй Бог! – ответил Макс и хитро улыбнулся. – Благосклонность прекрасной дамы не измеряется никакими гонорарами. Однако просьба, которой ваше сиятельство оказало мне честь, относится к категории… я бы сказал…
– Поэтому я обратилась к человеку, который не прячется за глупые категории, но ищет и находит. Или я не по адресу обратилась?
– Одно могу обещать твердо: сделаю все, что смогу. Могу я рассчитывать… – спросил Макс и протянул ладонь, чтобы еще раз поцеловать руку графини. Графиня позволила, но без лишнего энтузиазма. – Могу я, в случае успеха, рассчитывать…
– Можешь рассчитывать на что угодно, – подтвердила графиня.
Жорж с Луизой присоединились к компании перед началом второго акта. Прозвенел звонок, мигнул свет, но графиня не двинулась с места. Компания продолжала стоять рядом с ней. Мира сомневалась, что поступила правильно и не выложила лишней информации. Собственно говоря, она вообще не выложила информации потому, что Макс ничего не спросил, и это выглядело особенно странно. Графиня анализировала, ее товарищи не торопились занять места в ложах.
– Луиза, – нарушил паузу Жорж, – дочь известного конструктора летательных аппаратов…
– Изобретателя летающей тарелки, – предположила Мира, продолжая размышлять. – Что он сделал? Продал инопланетянам патент?
Графиня подняла глаза. Луиза ничуть не обиделась, должно быть, ни слова не понимала по-русски, и это характеризовало вкус Копинского не с лучшей стороны. Графиня мало знала о людях, которых Жорж причислял к «приличному обществу». Одно могла сказать точно: здесь каждый уважающий себя человек в совершенстве владеет русским. Даже если этот язык ему не родной… даже, если его не связывает с Россией роман великого Льва Николаевича, прочитанный в школе… даже если он понятия не имеет, где находится эта Россия… Чем дальше от России «приличный человек» – тем легче он присваивает себе русские имена, а также фамилии, которые кажутся ему похожими на русские. Русской графине нечего было присвоить, она чувствовала себя одинокой в холодном мире, освещенном далекой звездой, под которой нет дня и ночи, только вечная темнота и убийственный холод.
– Не хотите присоединиться к нам? – предложил Макс, и графиня поймала на себе сразу три вопросительных взгляда.
– Разве ваша ложа не заполнена до отказа? – удивилась она.
– Присоединиться к нам после представления, – уточнил Макс. – Мы собирались в римские термы. Там чудное вино… Мне известно, что ваше сиятельство – тонкий ценитель…
– В другой раз с удовольствием, – ответила графиня, – сегодня я без купальника.
– Она сегодня не в духе, – добавил Зубов. – Помоги ей, Макс. Она год мечется в поисках этого парня. Мы попробовали все, что смогли. Я ничем не могу ей помочь…
Мирослава отправилась в ложу, Жорж задержался, чтобы пояснить Копинскому глубину душевного дискомфорта своей подруги. Копинский проводил графиню внимательным взглядом.

Жорж вернулся в ложу, когда тенора уже пели арии на дне океана. Их ноги превратились в изящные плавники, глаза округлились на макушке, булькающие интонации стали преобладать в музыкальных звуках.
– Тебе бы выдали простынь, – проворчал Жорж. – В термы никто не ходит в купальниках, чтобы ты знала на будущее.
– Я обязана была согласиться?
– Разумеется. Только слабоумные отказываются от приглашения в римские термы. Мало, что ты проявила тупость, ты лишила себя удовольствия...
– Я здесь не для того, чтобы получать удовольствие.
– А для чего? – удивился Жорж. – Что тебя в этой жизни волнует, я могу, наконец, узнать… после стольких лет отношений с тобой? Наряды тебя не волнуют, деньги – тоже. Тебя не интересует даже семья. Хорошо, возможно, я не герой твоего романа, но почему тебя не интересуют дети?
– Не начинай, Жорж!
– Если ты объяснишь, что тебе нужно от жизни, мы, возможно, закром тему.
– Квартира с теплой ванной, бутылочка Бордо и теннисная ракетка, – ответила Мира. – Все остальное может отправляться в римские бани вместе с Копинским.
Собеседники перестали шушукаться, уставились на сцену. Зрелище восходящего Солнца из бассейна зеленой воды заворожило всех. Оркестр играл величественную музыку, невидимый хор пел под крышею театра. Только Макс Копинский бессовестно таращился в бинокль на графиню.
– Как ты сказал фамилия носатого старика? Гурамов?
– Ашот Гурамов.
– Жорж, мне бы прокатиться на недельку в Россию.
– Зачем?
– Это мои дела. Они тебя не касаются.
– Что тебе нужно в России, Мира? Скажи мне прямо, что ты еще не сделала в этой ужасной стране, чтобы забыть о ней навсегда?
– Мне кажется, я созрела поговорить с Натаном.
– О чем?
– Когда-нибудь все равно придется встретиться с ним.
– Если тебе не поможет Макс – тебе никто не поможет. Все, что ты могла сделать сама, ты сделала. Ты сделала даже больше. Теперь просто подожди, дай ему время.
– Нет, Жорж. Я не сделала в России самого главного. Мне надо было сразу поговорить с Натаном.
– Чтобы сделать больно себе и ему?
– Да, – согласилась Мира, – чтобы больнее уже не было никогда.



В самолете Мира поняла, что совершила ошибку. Она обратилась не к тому, к кому следовало обратиться с самого начала. Не тем Богам вознесла молитвы, не на тех Ангелов понадеялась. Весь год она, по сути, бездарно пускала пузыри со дна океана. Ее глаза видели только обман, ее вера в удачу была сплошным самонадувательством. Она вспомнила, что оставила в России главное: точку отсчета, с которой ее жизнь однажды перестанет нестись по ухабам и встанет на ровные рельсы. Она ковырялась в иллюзиях, не подозревая, что реальный мир, если таковой действительно есть, живет по другим законам. Она оставила в России то, с чего должна была начать поиск: единственное и неповторимое звено, связывающее человека с мистической личностью Ангела, радеющего о человеческом счастье. Она оставила в России реликвию, не украденную человеком в чужом раю, не купленную им на базаре, и не выменянную на чистую совесть. Она оставила единственное завещание Ангела человеку, о котором знала. Завещание существа, которое радело за человеческий род, и смылось, не доведя до конца благородное дело; решило, что миссия исчерпана одним намерением. Только в «Театре на Краю Вселенной», перед заключительным актом, Мира поняла, что не сделала за этот год ничего. Ей в голову пришла простая и гениальная мысль: нет смысла обращаться за помощью к «парням» плохим и хорошим. Не стоит просить человечество, которому нет дела до самого себя. Самое время бросить силы на поиски беглеца, который заварил кашу, а теперь не видит пузырей на воде и не слышит молитвы. Любой ценой, пока не стало поздно, пока не угасла вера, не отвалились ноги. Теперь графиня точно знала, как действовать: найти бесценную книгу и развести костер до небес! Надо сделать так, чтобы сам Эккур… если в его трусливой душе сохранилась хоть капля достоинства, захотел поговорить с человеком. Мира решила драть из книги листы и кидать в огонь до тех пор, пока заступник не явится перед ней в полный рост и не заговорит понятным ей языком. «К черту все на свете драгоценные знания, – решила графиня, – потому что светлые намерения теряют смысл, если нет человека, для которого создана Вселенная. Все благодеяния Ангелов – пустая возня перед страхом войти в человеческий мир и жить этой жизнью, лишенной разумной цели». Этическая сторона поступка графиню не волновала. Она чувствовала свою правоту и готова была платить по любым счетам, но потом, когда будет за что заплатить… когда ей выкатят счет на сумму достаточную для покупки новой Вселенной, где все устроится наилучшим образом...
Графиня закрыла глаза и немного поплакала, чтобы успокоить нервы. «Мой мир состоит из обмана, – сказала себе графиня, утирая сопли фирменной салфеткой авиакомпании, – в нем можно добиться чего угодно, но любая цель, достигнутая мною здесь, будет также обманом. Поиск реальных вещей нужно начинать с поиска настоящей реальности, объективной и общей для всего сущего. Если ее не искать, суета не имеет смысла».
Графине так понравилась мысль, что она сочла нужным увековечить ее в будущей книге Артура, потому что сама решила твердо и навсегда: никогда не писать… чтобы одним иллюзорным миром на свете было меньше.

Москва встретила графиню беспросветно моросящим дождем. Таким же беспросветным оказалось ее путешествие на запертую дачу Боровских. Телефон Натана молчал. Графиня обошла дом по периметру, выбрала удобное место и осмотрела подвал сквозь кристаллы Стрелы. Бункер пустовал, в сейфе хранилась коробка с камнями, брошенная мебель была присыпана пылью. Мира оглядела рабочий кабинет Натана, а когда луч проник в комнату Оскара, у нее испортилось настроение. Графине захотелось скорее уехать, такси ждало ее за забором, телефон продолжал молчать.
Квартиру Сотника Мира осмотрела, не выходя из машины, прямо со стоянки под окнами, и нашла внутри сплошное запустение. На кафедре физики от Боровского не осталось даже кабинета. Скромный закуток между аудиторией и лаборантской, пригодный скорее для чулана, занимал склад компьютерной техники, поставленной спонсором в филиал университета. Лаборантки помнили профессора Боровского, как потешного лектора, доказавшего существование потешных миров, но не могли сообщить подробностей ни о нем самом, ни о книге, которую профессор мог где-то хранить. Женщины не вспомнили, была ли при Боровском огромная книга, написанная от руки на тонких листах пергамента. Книга с непонятными текстами и графическими узорами, которую профессор получил от неизвестно кого: не то на рынке купил, не то обнаружил в макулатуре. Графиня ни разу не видела книги Эккура, она лишь знала, что книга большая и очень тяжелая, поэтому, на всякий случай, осмотрела хранилище библиотеки.
Сделав дело, графиня вернулась в Москву и наведалась по адресу, по которому должен был арендовать жилье доктор Русый. Доктор, как и Натан, не отвечал на звонки и дверь не открыл. Мира осмотрела квартиру сквозь стену. Мебели внутри не было вовсе. Жилплощадь готовилась не то к продаже, не то к ремонту. Последние жильцы оставили лишь дырки на месте розеток и два провода под потолком. В квартире не было даже крана для воды, а унитаз, вероятнее всего, ретировался вместе с жильцом. «Кто-то сильно напугал несчастного доктора», – решила графиня и обратила внимание на контраст с соседской квартирой: чулан, забитый по самые антресоли, изобиловал интересными предметами. Тут были старые утюги, и пылесос, и банки с солеными огурцами. Здесь же стопкой лежали чемоданы с одеждой. Изобилие соседского чулана так сильно контрастировало с пустотой квартиры беглого доктора, что графиня увлеклась. Ей показалось странным: старушка, божий одуванчик, встать с постели не может без палочки, но почему-то держит в шкафу компьютер. Мира отошла, чтобы выбрать удобный ракурс – действительно, упакованный в коробку компьютер с монитором и клавиатурой соседствовал с относительно новым телевизором, который старушка тоже держала в шкафу. Сама же пользовалась доисторической черно-белой моделью, подключенной к розетке через массивный трансформатор. В конце концов, хозяйку квартиры разбудила возня на площадке, она поднялась с кровати, нащупала палочку и отправилась в туалет. Графиня затаилась, затем продолжила осмотр. Она подошла поближе и сумела прочитать слова на корешках книг, хранившихся в том же чулане: в основном это была фантастика с красочными обложками. Кроме фантастики графиня увидела справочник фармакологии, медицинскую энциклопедию и сборник с адресами магазинов автомобильных запчастей и станций техобслуживания по Москве. Сердце екнуло в груди у графини. Она потеряла осторожность, срезала замок с пустой квартиры доктора Русого и проникла внутрь, чтобы подробно осмотреть квартиру старушки. На кухонном шкафу она увидела то, что искала: здоровую книгу в старом чемодане с металлическими замками. Книгу, завернутую в пакет. Книгу, в которой листы слиплись от времени и безнадеги. Хозяйка на цыпочках вышла из сортира и приложила ухо к двери.
– Доброй ночи, – поздоровалась графиня, и старушка прыгнула в комнату. Палочка шмякнулась о паркет. – Бабушка, извините, что потревожила так поздно. Женя сказал, что отдал вам на хранение вещи. Мне нужно забрать кое-что. Большая рукописная книга… будьте добры.
Сначала бабушка сделала вид, что вовсе не подходила к дверям. Она побродила по спальне, держась за стенку, вышла в коридор и осторожно подняла палочку.
– Кто там? – спросила старушка. – Что вам нужно?
– Мне нужно забрать книгу, которую Женя оставил вам на хранение.
– Ничего он мне не оставлял. Кто вы такая? Я вас не знаю. Уходите, иначе соседей позову!
– Ах, если б все мои проблемы решались так просто… – вздохнула графиня и полезла в сумку за прибором. Он вынула из корпуса старые батарейки, вставила новые, предусмотрительно купленные в дороге, и нажала синюю кнопку. Кнопка загорелась. Бабушка сперва постучала палкой в направлении спальни, но затем вернулась на цыпочках и опять прижалась ухом к двери.
– Здравствуйте, бабушка, – повторила приветствие Мирослава, – я хочу забрать у вас книгу, которую Женя оставлял на хранение. Откройте, пожалуйста.
Дверь хрустнула замком, упала цепочка, старушка высунулась.
– Книгу? – переспросила она.
– Ту, что в старом чемодане у вас на шкафу.
Хозяйка поковыляла к шкафам.
– Нет, нет, она у вас на кухне. Книга на весь чемодан. Женя сказал, что положил ее на кухонный шкаф. Давайте, я сама…
Не церемонясь, графиня прошла на кухню, подставила табурет, стащила со шкафа чемодан и вернулась в прихожую.
– А вы ему кто? – спросила старушка.
– Закрывайтесь, – сказала она, – ложитесь спать и передавайте привет соседу, когда появится.
– А скоро его отпустят, не знаете?
– Откуда отпустят? – удивилась Мира.
– Так он в психической больнице лежит, разве не знали? Кто вы ему?
– Почему лежит? – испугалась графиня.
– Несчастье у него случилось. Все дома сидел, а тут вдруг собрался, говорит: за мной стрелец гонится, можно вещи у вас оставлю? Какой, думаю, стрелец? Он уж лежал в больнице в прошлом году. Может, опять что почудилось?
– Может быть, единорог? – уточнила графиня.
– Пес его знает! – отмахнулась старушка. – Ему как почудилось – тут же собрался и в больницу слег. Вы ему кто?
– Я ему… дева. А вы?
– А что я? Женя всегда мне давление мерил, скорую вызывал, если надо… привозил лекарство… А вы – жена что ли?
– Да нет, не жена. Я его просто убью. В больницу он слег...
– Как вы сказали?
– Я сказала, что я и есть тот самый стрелец. Закрывайтесь, ложитесь спать, я охочусь не за ним, а за книгой. Ваш Женя полечится и будет как огурец, – утешила соседку графиня, отключила синюю кнопку, и дверь тот час же захлопнулась.

Графиня вынесла чемодан на лестницу и сорвала замки: книга была похожа на младенца, брошенного в приюте. Без роду, без имени, запеленатая в рваный пакет сумасшедшей мамашей, с такой же сумасшедшей идеей… Ей стало невыносимо стыдно за свои недавние намерения. Впрочем, стыдно ей стало еще в самолете. Графиня отогнула страницы и пергамент скрипнул, жалобно застонал, словно котенок запищал от страха.
– Я найду твоего хозяина, – поклялась она, стиснув зубы. – Обещаю, найду! Из-под земли достану, и ты мне поможешь, потому что теперь я знаю, какое чтиво предложить Привратникам, – новый план созрел в голове графини молниеносно. – За это чтиво они сделают все! Еще и передерутся. Они сделают… потому что я не оставлю им выбора. Я заставлю! Не знаю, как, но Оську я вытащу любой ценой. Даже ценой своей жизни, потому что… потому что нахрена мне такая жизнь? – сказала она и расплакалась.



Для поездки в аэропорт графиня выбрала самое темное такси с самым флегматичным водителем, чтобы немножечко пореветь в дороге, но нареветься получилось на год вперед. Она явилась в кассы с мокрыми глазами и красным носом. Билетов не было. От одного кассира ее послали к другому, от другого – к стойке администратора, от стойки администратора – в офис иностранной авиакомпании. Графиня сбилась с ног и перестала соображать, когда к ней подошел охранник, представился и попросил документы.
– Что, простите? – не поняла графиня.
– Документы предъявите, пожалуйста.
Мира подала документы и стала ждать.
– Ваш багаж стоит возле кассы?
– Мой.
Чемоданчик с книгой, пара сумок и дорожный рюкзак действительно были брошены ею у стойки закрытых касс. Не то чтобы совсем брошены, а оставлены на попечение Густава, который отлучился в буфет. К сумкам за время отсутствия хозяйки присоединился не только охранник, но и бутылочка коньячка… торчала открытым горлышком из кармашка.
– Что в сумках? Почему оставили багаж без присмотра?
– Потому что… – растерялась графиня. Она не припомнила случая, чтоб когда-либо прежде на ее багаж лег глаз постороннего человека. Она бросала сумки под носом у полицейских и просто на улице. Она оставляла чемоданы с сакральными атрибутами там, где обыскивали помещение с собаками – даже собаки не подходили к ее чемоданам. Ее вещи однажды лежали под плакатом, который призывал граждан подозрительно относиться к бесхозным вещам. Мира удивилась так, что не смогла ответить.
– Куда вылетаете? – спросил охранник. – Предъявите билет.
– Пока еще нет билета.
– Пройдите вместе с багажом на досмотр.
«Фантастика!» – подумала Мира, но спорить не стала. Она достала из кармана прибор со свежими батарейками и нажала синюю кнопку.
– Молодой человек, – обратилась Мира к охраннику. – Я очень тороплюсь. В другой раз я с удовольствием пройду досмотр, но сегодня ничего не получится…
На этот раз до крайности удивился охранник, словно ему впервые доводилось слушать подобные речи. Охранник так удивился, что замер и уставился на подозреваемую гражданку взглядом питона, которому кинули в клетку ежа вместо кролика.
– Будьте добры, предъявить багаж на досмотр, – повторил он, и графиня выключила прибор, чтобы не сажать батареи.

В комнате для досмотра гражданку Виноградову попросили поставить вещи на стол.
– Что это за предмет? – спросил охранник, рассматривая железную трубу, подпиленную с двух сторон.
– Стрелы Ангела, – ответила Мира. – Обрез.
– Как вы сказали?
– Портативная модель.
– Для каких целей?
– Чтобы в сумку влезал.
Молодой человек заглянул внутрь трубы, постучал ею по столу. Графиня только диву далась. Она возила Стрелы через все таможни, проходила любой контроль – никому в голову не пришло спросить, зачем укоротили оружие Ангелов. Ни у кого не возникла мысль проверить, прочно ли закреплены кристаллы. Не обнаружив состава преступления, охранник отложил предмет.
– Откройте чемодан, – попросил он. – Что это?
– Книга Эккура.
Человек дотошно и беспристрастно осмотрел книгу.
– Для каких целей у вас эта книга? – спросил он.
– Культурно-ознакомительных.
– Если вы собираетесь вывозить ее за рубеж, должна быть справка.
– Какая справка?
– Справка о том, что предмет не представляет культурно-исторической ценности.
– Издеваетесь? – обиделась графиня. – Книга Эккура представляет ценность большую, чем все библиотеки мира. Человек, способный ее прочесть, может общаться с Богом без благословения папы римского.
Охранник вынул книгу из чемодана.
– Разрешение на вывоз должно быть, – повторил он.
Графиня тяжело вздохнула и взялась за телефон.
– Сейчас будет, – пообещала она, набирая номер Карася. До последней минуты Мира надеялась, что не придется иметь дело с данной конторой, но дотошный сотрудник не желал отпускать ее по-хорошему. – Валера, – обратилась она к капитану, – здравствуй. Да, это я… Да, с неба свалилась и мне нужна помощь. Ты не поверишь, но меня задержала охрана аэропорта. Досматривают багаж… вот именно. Тебе надо объяснять, что у меня в багаже? …нет, Валера, это может быть, потому что именно это и происходит. Что ты сказал?.. Значит, у меня панорамная галлюцинация. И очень навязчивая. Валера… очень навязчивая, я уже несколько минут не могу от нее очнуться. Фамилия?.. – она прочитала фамилию на кармане молодого человека. – Младший лейтенант Соловьев, его фамилия, Алексей Александрович… Что? Валера, у меня вещь, за которой идет стрелок. Чем скорее я окажусь на свободе, тем меньше будет происшествий на твоем участке. Вытаскивай меня из этой истории, иначе всем будет плохо…
– Это что такое? – спросил невозмутимый сотрудник охраны, доставая чашу из черного бархата.
– Валера он добрался до святого горшка! Ты намерен сделать что-нибудь или мне действовать самостоятельно?
В комнате для досмотра воцарилась тревожная пауза. Графиня отсчитала минуту, которая требовались капитану Карасю на звонок, и с надеждой посмотрела на дверь. Молодой охранник продолжал осматривать изделие, щупать кристаллы, закрепленные на корпусе, скрести ногтем золотые нити. Графиня лишь убеждалась, что миром правит бардак. Что дело кончится плохо, и виновата будет она. «Жорж миллион раз был прав, – решила графиня, – не надо было ехать в Россию. Россия – это страна, куда надо ехать только в случае крайней необходимости с ампулой яда за щекой».
Одна минута показалась вечностью, но Мире удалось сохранить спокойствие на лице до момента, когда в комнату вошел начальник с крупными звездами на погонах, и пригласил охранника для беседы. Графиня осталась одна с развороченным чемоданом и сумкой. Не успела она привести в порядок багаж, как беседа начальника с подчиненными закончилась. Человек в серьезных погонах подошел к графине, сообщил, что охрана аэропорта не имеет претензий, и предложил помощь.
– Если вам негде оставить вещи, – сказал начальник, – можете использовать мой кабинет.
– Помогите мне вылететь в Екатеринбург, – попросила графиня. – На худой конец, в Варну.
– Давайте паспорт. Сделаем.
Графиня не успела вытащить сумки из служебного помещения, как начальник снова подошел к ней.
– К сожалению, – доложил он, вручая билет с документом, – Екатеринбург только на завтрашний вечер, а Варна через два дня. Раньше никак невозможно. Раньше нет рейса.



Младший лейтенант Соловьев никуда не пропал. Он занял прежний пост с пылающими ушами и растерянным взглядом. Младший лейтенант продолжил дежурство. Мира протащила мимо него багаж, но далеко уйти не успела, звонок Карася застал ее на полдороги к остановке такси.
– Все в порядке? – спросил он.
– Спасибо.
– Не хочешь подъехать? Я пришлю машину.
– Нет времени, Валера. В другой раз.
– Думаю, имеет смысл пообщаться сейчас. Для твоей безопасности. И не только со мной. Здесь многие хотят тебя видеть. С Натаном Валерьяновичем тоже надо бы пообщаться.
Младший лейтенант Соловьев подозрительно смотрел на графиню. Графиня подозрительно смотрела на младшего лейтенанта.
– Ты все еще тиранишь Натана? Валера, я же просила оставить его в покое! – напомнила Мира и перетащила вещи с участка, охраняемого подозрительным сотрудником, на улицу.
– Я тираню? – возмутился Карась. – Теперь не я, а он терроризирует мою службу. Требует, чтобы мы тебя разыскали и доставили к нему. Угрожает, и слушать ничего не хочет. А как мне тебя разыскать, пока ты сама не объявишься? Не торопись, Мирослава, задержись в Москве. Помоги нам поймать стрелка – тебе же будет спокойнее.

Мира поняла, что Карась прав. Стоило задержаться в Москве хотя бы для того, чтобы забрать у Валерьяновича кристаллы и справиться о здоровье доктора Русого, большого любителя полежать в больницах. Надо было только отделаться от пристального взгляда младшего лейтенанта. «Ужасно подозрительный тип, – отметила про себя Мира, – было бы время – им стоило бы заняться вплотную». Младший лейтенант уже не охранял территорию аэропорта, он патрулировал стоянку такси. Мира внесла подозрительный багаж обратно в здание и дотащилась до кассы электропоездов, но, стоя в очереди за билетом, снова заметила лейтенанта, который ходил кругами возле касс с тем же растерянным взглядом. «Или он получил секретные директивы или сам не соображает, что делает, – решила графиня. – Если бы получил директивы – вряд ли стал бы мозолить глаза. Хоть бы за колонну спрятался. Если не соображает, что делает, значит, пора объясниться». Графиня не стала ждать, когда молодой человек обратится к ней, она подошла к нему первая, и первая протянула руку:
– Мирослава, – представилась она.
– Алексей, – ответил охранник, пожал руку графине и покраснел от воротника до головного убора.
– Вот что, парень. Тебе с этой службой жизни не будет. Либо ты найдешь неприятности, либо неприятности найдут тебя. Знаешь, сколько контрабанды идет через твои ворота? Не каждый раз отделаешься выговором у начальства. Однажды тебе пуля в лоб прилетит. Мой тебе совет: ослепни, если сможешь. Не сможешь – беги в тайгу. Среди людей тебе делать нечего. Если только… Если только не пристроить тебя в контору, где нужны всевидящие глаза. Похлопотать?
– Спасибо, – сказал молодой человек с красным лицом, стесняясь поглядеть на графиню.
– «Спасибо» за что?
– За совет.
– Подумай. Если будешь думать быстро – я подожду.
– Буду думать сейчас, – сказал молодой человек и задумался.
Графиня засекла время. Младший лейтенант решал неуставную задачу ровно полторы минуты, потом обратился к графине с нескромным предложением:
– У меня машина. Могу подвезти до города.
– Для начала неплохо.
– Давайте, я понесу… – предложил Алексей, поднял багаж и понес через зал прямо во двор, на стоянку служебного транспорта.
Мира удивилась, но задавать вопросы не стала. Она помогла Алексею погрузить сумки в багажник, села в машину и сбросила звонок Карася, опасаясь, что тот, сорвет операцию.
Младший лейтенант сел за руль, запустил мотор и тяжело вздохнул. Его возбужденный организм требовал паузы. Его жизнь сломалась в один момент. Графине стало страшно от его сосредоточенного молчания.
– Подумай еще… – предложила она, – торопиться некуда.
– Я знаю.
– Ты уверен, что принял решение сам?
– Я никогда ни в чем не уверен, – признался Алексей. – Вы правы. Мне не место среди людей. Куда мы едем?
– В психушку, куда же?



Поднимаясь в палату доктора Русого, Мира не думала о сломанной судьбе Алексея. Она мечтала то же самое совершить с психическим пациентом, чтобы тот осознал: его жизнь требует таких же радикальных перемен. Искала аргументы, чтобы Женя мог так же легко согласиться с ней, спуститься вниз в больничной пижаме, сесть за руль и спросить: куда едем? А главное, не жалеть ни о чем и ни на кого не таить обиды. Но план сорвался. В палате присутствовал Федор, и Мира поняла, что операция по спасению доктора откладывается надолго.
– Федор?! – удивилась она. – Быстро работаете! Мои комплименты.
– Уже ухожу…
– Тебя Валера прислал?
– Пожалуйста, разговаривайте… – Федор пожал руку Жене, раскланялся с графиней и выбежал из палаты.
На тумбочке осталась стопка фотоснимков, которые Женя спешно убрал в ящик.
– Садись, – пригласил он.
– Фотографии предполагаемого стрелка, который выгнал тебя с квартиры? – догадалась Мира.
– Причем тут это? Да, нет! Совсем другие дела.
– О чем он тебя расспрашивал?
– Так… Ерунда. Мы с Федором работаем над проблемой…
– Покажи, что он привез?
– Не веришь? Смотри, – Женя достал фотографии. Там действительно не было ни одно портрета. Скорее, альбом с домашней вечеринки. – Дело им передали в отдел… такое странное дело, – объяснил Женя и присел на кровать рядом с графиней. – Семья переехала на новую хату, привезла мебель, пригласила друзей. Фотографироваться начали, погляди… – Женя демонстрировал фотографии семейного праздника. На отдельных снимках присутствовал объект, обведенный фломастером. Объект напоминал металлический ящик средних размеров. Кое-где он был искусственно увеличен, чтобы всякому наблюдателю стало ясно, что предмет неуместен в жилом помещении. Объект не имел ни крышки, ни замка, ни отверстия. – Знаешь, что это? Видела такие?
– Боже мой, чего я только не видела.
– Тогда объясни им, для чего эта вещь. В реальности ящик никто не видел. Увидели только потом. Напечатали снимки, увидели и обалдели. Несколько дней ходили мимо.
– Ну и что?
– Возможно, его забыли бывшие хозяева квартиры, но вот в чем вопрос: почему не увидели новоселы? Они ведь должны были видеть. Ведь предмет стоял у них под ногами.
– Послушай, Женя… Федька спрашивал тебя про стрелка?
– Ну, спрашивал. Погоди! Помнишь, Натан Валерьянович объяснял нам проблему скрытых предметов? Когда дверь в стене есть, но человек ее как бы не видит? Помнишь, они привозили из Питера девочку? Ведь проблема решается с помощью фотоаппарата. Он как бы выступает посредником между наблюдателем и наблюдаемым объектом. Заметь, нейтральным посредником. Федор поднимает старые дела с похожими фокусами, и будет заниматься темой, потому что эти объекты не первый раз попадаются на глаза.
– Женя…
– Вот интересно, что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что новоселам, одуревшим от счастья, нужно было чаще смотреть под ноги.
– Но ведь объект излучал энергию, отводящую человеческий глаз.
– Где он сейчас?
– Исчез! – Женя развел руками. – Пока Федор ехал за ним, объект испарился. Это нормально?
– Ответь мне, Женя, что ты рассказывал Федору про стрелка? Выкладывай сейчас же, подробно и постарайся не пропустить деталей.
– Может быть, он вообще не стрелок, – засомневался доктор. – Зашел ко мне участковый, сказал, что у него ордер на обыск. Я же в ордерах на обыск не разбираюсь, мне любую бумажку покажи… Да я сам такую же нарисую. Вошел, стал рыться в шкафах, докопался до книги, начал задавать вопросы, вот я и дернул. Он не должен был задавать вопросы о книге.
– Понятых приводил?
– Никого не приводил. Он был один.
– Ты в своем уме, Женя?
– Ты вывеску на входе читала? – рассердился пациент. – Кто в своем уме – те по ту сторону забора.
– Ладно, подскажи мне телефон Валерьяныча, да я пойду. Не знаешь, он в Москве? Телефон все время вне связи. Может быть, сменил номер? – Женя убрал фотографии.
– Ты же сама не захотела с ним разговаривать. Натан переживал, думал, что обидел тебя. Что случилось у вас в лесу?
– Потом объясню, помоги найти Валерьяныча, если можешь. Ужасно не хочется просить об этом Валерку.
– Не знаю, – ответил Женя. – Когда я с похорон вернулся, звонил ему, приезжал на дачу, но там замок. Федор говорит, что там не живет никто, даже земля не продается.
– Почему?
– Скверное место. Вроде бы говорят, что над полем летают пассажирские самолеты. Бесшумно, на малых высотах. На таких малых что, если выйдет шасси, может по голове зацепить. А кому охота по голове?..
– Какие самолеты?
– Здоровые, пассажирские. Кажется, отечественного производства. Сам не видел, врать не буду. Что мне там делать? Я оставил записку, чтобы Валерьяныч мне позвонил. После похорон нужно было где-то денег занять…
– У тебя кто-то умер?
– Отец. А я, понимаешь, оказывается, ему не наследник. Тут история с усыновлением всплыла некрасивая. Вроде бы как меня усыновила только мать, а он, по документам, получается мне никто. Они не были расписаны, потому что отец не стал разводиться с прежней женой. Противно ему было с ней лишний раз встретиться. И что получилось? Теперь я не наследник, и мать не наследница. Дом отошел той семье, а мать по закону, положено выселить. Два суда было – ничего не решили. Все деньги на адвоката ушли.
– Тебя усыновили?
– Я сам узнал на похоронах. Странно, могли бы раньше признаться. Я бы знал, что имею наследственную склонность к психическому расстройству. Родная мать-шизофреничка подбросила меня в приют, где приемная в то время работала няней.
– Твоя родная мать – Марина Анатольевна Ушакова?
– Откуда ты знаешь? – испугался Женя. – Ты ведьма или Натан Валерьянович рассказал?
– Оскара Шутова помнишь?
– Кого?
– Дай мне телефон Розалии, а лучше домашний адрес. Или Алиски… или кого-нибудь из Боровских. Мне надо его найти. Не знаешь, он работает на кафедре или, может, эмигрировал, наконец? В Академгородке о нем ничего неизвестно.
– Почему в Академгородке? Разве Валерьяныч не в Москве работал?
– Точно! – воскликнула Мира и вскочила с кровати. – Точно, Женька! Я не подумала! Спасибо, что
надоумил. Конечно, он должен работать в Москве…
– Погоди, ты уже уходишь? Когда вернешься?
– Зачем? – удивилась Мира.
– Так… Может быть, Федя придет. Он обещал разобраться, работает ли в местном отделении участковый, что ко мне приходил. Если нет – значит, все-таки был стрелок.
– Как выглядел этот тип?
– Молодой такой, немного заторможенный парнишка. Младший лейтенант. Фамилия простая, но я не запомнил.
– Вот, черт! – выругалась графиня. – Так я и знала!
– Ты о чем?
– Пойдем, опознаешь стрелка.
– Чего?
– Я говорю, оденься, спустимся вниз, опознаешь своего участкового.
– Я не понял.
– Я говорю, тапки надень! И побыстрее, пока твой младший лейтенант не сбежал.

Младший лейтенант Соловьев не собирался бежать. Он грустный сидел в машине, рассматривал больничный газон, ожидал Мирославу. У Жени перехватило дыхание. Он зашел с одной стороны, и с другой, только не уставился в лицо человеку сквозь лобовое стекло…
– Мирка…
– Он?
– Как ты его поймала?
– Не только поймала, но почти что обезоружила и теперь собираюсь трудоустроить. Твой стрелок – не совсем пропащая личность. Если его хорошо встряхнуть, он много интересного нам расскажет. Не подходи к нему. Человек под глубоким гипнозом, сам не соображает, что делает, но кто-то водит его по следу ангельской книги. И оружие опять-таки всегда при нем. Одна команда – и полетят наши головы.
– Надо срочно звонить Федору.
– Звони. Только не смотри на стрелка в упор. Черт знает, как он закодирован.
– Надо мобилизовать всех штатных психологов отдела.
– Надо, – согласилась графиня. – Звони, мобилизуй, только не поднимай панику.
– Как тебе не страшно?
– Мне страшно, Женька, только тогда, когда я ничего не боюсь, потому что страх – мое нормальное состояние. Когда я проснусь и пойму, что бояться нечего – значит, я уже умерла. Прости, времени в обрез. Надо ехать.
– С этим? В его машине?
– С кем же еще? Когда он рядом – мне спокойнее. По крайне мере, не выстрелит в спину. Или ты поработаешь на меня шофером?
Женька опустил голову.
– У меня уже транспорта нет.
– Может быть, тебе деньги нужны?
– Да, нет… – смутился Женя. – Федор мне по своим каналам устроил зарплату внештатника, я думаю, если выкарабкаюсь отсюда, может быть, наймусь в органы. Опыт кое-какой имеется, в армии отслужил… – он смутился еще больше, когда увидел, что графиня достала бумажник. – Нет, ну что ты... Меня здесь кормят… и одевают.
– Возьми, пригодится. Артур заявится, как всегда без копейки – ему одолжишь, если сам не потратишь.
– Я не знаю… Неудобно.
– Бери, пока есть, – приказала графиня и сунула деньги в карман больничной пижамы.
– Ты знаешь, что я, может быть, долго не протяну.
– Знаю, родной.
– Потому что ты – ведьма.
– Потому что сама болела твоей болезнью. Знаю, откуда она берется, и как лечить ее тоже знаю, только боюсь, что мой метод лечения ты не потянешь. Дело в том, друг мой, что ты, образованный и неглупый мужик, появился на свет в интересном месте в нужное время, но так и не смог увлечь Автора своей персоной. Ты ничего не сделал для того, чтобы стать полезным в сюжете, в то время как Автор дал тебе в руки все, о чем простой персонаж не мечтал, и возложил на тебя большие надежды. Ты просто изжил себя, не попробовав поработать на Его идею, и мне тебя искренне жаль.
– Нет…
– Да, Женя! Я понимаю, что смертельный диагноз слушать неприятно, но если ты жив до сих пор, значит, не поздно все изменить. Тебе дано время на размышление. Подумай, как придать себе значимость в этой жизни.
– Я сделал в своей жизни все, что мог! Ты знаешь…
– Хочешь тему?
– Хочу.
– Найди Эккура!
– Как?
– Не задавай мне вопросы! Задай их своей чокнутой мамочке. Сделай, что хочешь. Во имя всего святого, Женька, найди Эккура, пока еще не поздно! По крайней мене, до тех пор, пока ты ищешь Эккура, Автор тебя не тронет. Спаси хотя бы себя самого!



Мира села в машину. Растерянный Женька стоял на газоне и разговаривал сам с собой, словно не заметил, как собеседник исчез. За что-то себя ругал, за что-то оправдывал. Это странное свойство доктор Русый приобрел после Дня Галактики и Натан Валерьянович строго настрого предупредил всех желающих общаться с этим человеком: никаких насмешек! Все нормально! Сами бы попробовали оказаться одни на планете. Мира позавидовала ему тогда, позавидовала сейчас. Если б она выиграла этот «День» – она бы ни за что не вернулась. Она бы каталась на машине по пустой Москве и не думала ни о чем.
– Куда ехать? – спросил графиню водитель.
– В университет, – приказала Мира и все-таки позвонила Карасю. – Завтра я вылетаю в Екатеринбург. Мне нужна вакцина Гурамова, – сказала графиня. – Только ты ее можешь достать по своим каналам. Боюсь, что во всем мире остался один образец и тот лежит в долгом ящике какой-то конторы, которая занимается лицензированием лекарственных препаратов. Если ты изымешь его оттуда без шума и пыли…
– Мирослава! – рассердился Карась. – Ты обнаглела.
– Валера, я же не бесплатно.
– Кто тебе рассказал про вакцину Гурамова? Не произноси даже слова такого. Никогда и нигде.
– Валера, мне нужна вакцина. Будет вакцина – я от тебя отстану.
– Когда ты уезжаешь? Когда я смогу уйти в отпуск, или как минимум перестану пить валидол?
– Как только достанешь препарат. За это я ловлю стрелка, обезвреживаю и доставляю в твой кабинет. Сможешь записать на свой отдел раскрытие серии загадочных убийств, если грамотно поработаешь со злодеем.
– Оставь эти шуточки!
– Заметь, это будет второй стрелок, которого я для тебя ловлю! И что я имею взамен? Сплошную неблагодарность. Короче, я еду к Натану. Вечером встретимся, – заявила графиня и прервала разговор.
– Я могу быть полезным, – предложил Алексей. – Если стрелок вооружен, лучше мне участвовать в задержании.
– Спасибо родной, стрелок уже пойман. Ты мне очень поможешь, если дождешься меня в машине. Надеюсь, я не надолго.



В этот раз Мирослава не ошиблась адресом. Она остановилась у двери с табличкой: «зав. кафедрой профессор Боровский Н.В.», и порадовалась долгожданной удаче. Графиня уверенно открыла дверь и переступила порог, но в профессорском кабинете стояла розовая коляска, а за столом сидела Алиса Натановна и играла на компьютере.
– Вот это номер, – удивилась Мира. – Шестая дочка? Стоило мне отлучиться от вас ненадолго…
– Не шестая, а первая, – поправила Алиса. – Не дочка, а внучка.
– Тебя можно поздравить?
– Не меня, а сестру.
– Поздравляю с племянницей. Хотя, конечно, с вашей стороны это полное свинство. Хотя бы одного наследника мужского пола Натан Валерьянович заслужил… Хотя бы в виде внука.
– Будем стараться, – заверила графиню Алиса.
– Только не переусердствуйте.
– Папа вас искал, между прочим.
– Где он?
– Писал вам в Монте-Карло, потому что ваш электронный ящик закрылся. Наверно, Георгий Валентинович не передал.
– Мы с Георгием Валентиновичем расстались.
– Соболезную Георгию Валентиновичу.
– Разве Оскар не говорил?
– Кто?
– Так, где же ваш батюшка?
– Принимает экзамен. Лучше подождите здесь, а то папу удар хватит.

Графиня не располагала лишним временем. Она спустилась на этаж, где шли экзамены, и прошла в коридор, минуя предупредительный взгляд секретарши. Юноши с зачетными листами толпились у двери. Сначала графиня заняла очередь, но когда из аудитории вышел взмокший абитуриент, решила не ждать, и втиснулась первой. Неприветливая комиссия указала ей на билеты. Натан Валерьянович не поднял головы, он заполнял документ и был ужасно сосредоточен. Графине ничего не оставалось, как вытянуть билет, но первый же вопрос привел ее в ужас. Ни про какие законы Кулона графиня в жизни не слышала и ни слова сказать не могла. Графиня взяла другой билет, и первый вопрос ей показался немного знакомым. Она догадывалась, что такое полупроводники, но не имела достаточно информации, чтобы излагать тему в присутствии физиков. Мира взяла следующую карточку. Дама из комиссии возмущенно блеснула очками, но не произнесла ни слова, пока наглая абитуриентка не перебрала все билеты и не нашла единственный приемлемый для себя:
– «Главные задачи и основные тенденции современной физики», – прочла Мирослава и поглядела на комиссию сверху вниз.
– Где ваши документы? – спросил молодой аспирант.
Натан Валерьянович по-прежнему заполнял бумаги.
– Мои документы вам вряд ли понадобятся. Прошу вас, господа, присоединиться к аудитории, потому что сейчас я прочту вам лекцию об основных тенденциях и задачах. Сейчас я объясню вам очень подробно, чем вы должны заниматься в науке и какие задачи перед собою ставить… – Натан Валерьянович перестал писать и поднял глаза. – Вас, профессор, я особенно приглашаю послушать. Абитуриенты заулыбались. Девушка, строчившая формулы на доске, обернулась в испуге.
– Мира… – произнес Боровский и бросил ручку на незаполненный документ. – Мира! Боже мой… Наконец-то… Что произошло? Почему ты пропала?
– Натан Валерьянович! – улыбнулась графиня. – По случаю моего возвращения – всем амнистия! Отпускайте ваших бледных студентиков с пятерками по домам и пытайте меня. Я отвечу на все вопросы.
Боровский засуетился. Сначала схватил портфель, потом уронил его на пол. Из портфеля полетели бумаги. Графиня вышла в коридор.
– Мира! – выскочил вслед за графиней профессор. – Ну, как же так? Почему ты уехала? Что произошло, что ты даже не захотела проститься? Я с ума схожу от догадок. Нам надо поговорить сейчас же! Немедленно! Я не понимаю…
– Я подожду вас в кабинете, Натан Валерьянович, заканчивайте экзамен.
– Ни в коем случае! Мы сейчас же едем ко мне и говорим обо всем.
– Разве вас не интересует, кто придет на курс в следующем учебном году? Заканчивайте, профессор, обещаю, что дождусь вас.
– Меня не интересует курс, – ответил Натан. – Меня интересует, что произошло на башне. Почему ты отказалась разговаривать с нами? Почему пропала?
– Ладно, поедем, поговорим, – согласилась Мира, и улыбка исчезла с ее лица.



С дачи Боровских сбежала даже ворона. Натан Валерьянович провернул ключ во внутренностях замка, отпер дверь и пригласил графиню в дом, где мебель была укрыта простынями, а окна занавешены плотной тканью. Графиня сняла покрывало с кресла. Дом показался ей чужим. Расположение предметов неправильным. Комната, в которой когда-то жил любимый ученик Натана, превратилась в склад ненужных игрушек. У графини сложилось впечатление, что игрушки прожили свою жизнь, умерли и упокоились на игрушечном кладбище.
– Надо их куда-нибудь деть, да руки не доходят, – признался Натан. – Отмыть бы да раздать хоть кому-нибудь… Сейчас, Мирочка, я подключу газ и мы сварим кофе.
Боровский ушел. Мирослава осталась на пороге комнаты в воспоминаниях о прошлом: о столе, заваленном дисками, о полках, где хранилось старое компьютерное железо, к которому Оскар не подпускал никого, и прикасаться не разрешал. Там, где раньше висели колонки, отсутствовал даже гвоздь. Обои были прежними, и рама была покрашена той же краской цвета миндальной кожуры, и плафон на лампе болтался тот же, но от человека не осталось даже дырки в обоях. От человека, который не имел на Земле ничего: ни дома, ни семьи, ни счастья… Графиня поняла, что заплачет, если пробудет здесь еще немного, и вернулась на кухню, где Боровский сражался с редуктором, который никак не лез на газовый баллон.
– Посидите со мной, Натан Валерьянович. Черт с ним, с кофе.
Боровский опустился в кресло напротив. Мира сделала над собой усилие, чтобы сдержать слезу и все-таки не сдержала.
– Я знаю… – сказал Натан. – Я чувствую, что произошло что-то страшное. Мы допустили ошибку, Мира? Расскажи мне все, не то я сойду с ума.
– Да, допустили ошибку. Я допустила ошибку. Не корите себя, Натан Валерьянович, вы сделали все, что смогли.
– Я должен знать. Что бы там ни было, мне лучше знать, потому что хуже всего – неизвестность.
– Да, – согласилась графиня и достала носовой платок.
– Мы закрыли зону, вернулись в Москву... С тех пор я не могу найти себе места. Я не могу найти себе места с тех пор, как ты убежала, не простившись, не объяснив, не поговорив по-человечески ни со мной, ни с Валерой. Мы обидели тебя?
– Нет.
– Когда ты уехала, я понял, что произошло что-то страшное, и упрекал себя за то, что не задержал тебя сразу, не расспросил. Я думал, что вернусь в Москву, мы успокоимся и поговорим обо всем, но я предположить не мог, что потеряю тебя из вида на целый год. Весь год я не нахожу себе места. Мне надо хоть что-то понять, чтобы не сойти с ума.
– Вы не меня потеряли в тот день, Натан Валерьянович. Уверяю вас, вы потеряли гораздо больше. Не только вы. И я вместе с вами.
– Так я и думал, – вздохнул Натан. – Этого я и боялся… что вместе с зоной мы потеряли человека, которого близко знали.
– Если быть точными, двоих. Но одного из них вы знали особенно близко. Не удивительно, что вы не находите себе места. Удивительно, что вы приспособились жить без него после стольких лет. Простите меня, что психанула на вас тогда. У меня была надежда, что вы его помните. Понимаю, Натан Валерьянович, что ваша «иллюзорная память» никак не зависит от моей воли, но вы относились к нему, как к сыну, и я надеялась. Он жил в вашем доме, работал с вами…
– Жил в детской? – догадался Натан, указывая на дверь, которая осталась открытой после визита графини. – В той комнате никто никогда не жил. Назови мне его имя, Мира. У него ведь было не вполне обычное имя, нехарактерное для здешних мест...
– Попробуйте вспомнить, Натан Валерьянович, а я помогу.
– Возможно, Яков?
– Вы имеете в виду Яшку Бессонова-Южина? Да, Яшку действительно звали Яков.
– Неужели мы закрыли его в дехроне?
– Вы серьезно, Натан Валерьянович?
– У меня осталась книга этого человека…
– Натан Валерьянович!!! – воскликнула Мира. – Вы издеваетесь надо мной? Вы считаете, что я приперлась к вам сюда из-за Яшки Бессонова?
– Мира, мы потеряли его или нет? Я не помню, чтобы он когда-либо жил в моем доме, но это может быть по причине измененной памяти. Я не помню про этого человека почти ничего, но в книге, которую он мне дал, написано: «Дорогому учителю, коллеге, единомышленнику…»
– Вас зацепило слово «учитель»?
– Признаться, да.
– Вас кто-нибудь так называл? Хоть один ученик обращался к вам когда-нибудь этим словом?
– Точно не вспомню, но если ты скажешь…
– Вы не поверили мне, когда я потеряла Ханни. Вы не поверите мне и сейчас.
– Поверю, – пообещал Натан. – Поверю. Слишком много я заплатил за свое неверие. Скажи мне правду, и я поверю.
– У нас теперь разные правды. Один человек вас действительно называл Учителем, но это не Яшка Бессонов.
– Кто этот человек? Если не Яков, то кто?
– Зачем я приехала…
– Мира, расскажи мне о нем. Расскажи мне о человеке, которого я оставил в зоне.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что, профессор, мне все еще больно, – призналась графиня и разрыдалась.
Натан растерялся. По всем законам этого ужасного мира, он должен был утешить девочку, но не смел приблизиться к ней, потому что боялся причинить лишнюю боль. Он не смел предложить ей помощь, потому что, сам того не желая, стал причиной беды. И теперь, чем больше будет усердствовать в утешении, тем сильнее поранит.
– Мирочка… – прошептал Натан. – Что я могу сделать? Если конечно, могу…
– Можете, Натан Валерьянович.
– Сделаю все, что скажешь. Можешь распоряжаться мной… можешь командовать, как Ильей Ильичем, влюбленным в тебя с детских лет. Я даже не буду анализировать твои просьбы, я буду слепо их исполнять.
– Сейчас… – ответила Мира, приводя себя в порядок, – сейчас я придумаю, как вами распорядиться.
– Человек, которого мы потеряли, был моим студентом? – предположил Боровский.
– Больше, чем студентом. Больше, чем другом и сыном. По крайней мере, вы всегда говорили так. Он был вашим учеником и единомышленником. Преданным до идиотизма и благодарным за все, что вы для него сделали.
По растерянному взгляду Натана Мира поняла, что ступила в пропасть. Что в этой системе отчета нет даже шаткой опоры. Она поняла, что зря проделала путь и самое время вернуться, но Боровский все равно не отпустил бы ее одну в ночь.
– У меня было ощущение, – признался он, – что я потерял в этой зоне половину самого себя. Притом лучшую свою половину. Я старался связать потерю с образом Якова, но не смог понять, что связывало нас, таких разных людей? Я перечитывал его книгу, думал. И, чем больше думал, тем меньше понимал. Я просто представить не мог, что с нами был кто-то еще. Кто-то, от кого не осталось и строчки.
– Вы сказали, «половину себя»? Попробуйте представить половину, которой вам не хватает? Кто это? Что за человек? Расскажите о нем.
Натан грустно усмехнулся.
– Почему-то мне кажется, что он ухаживал за моей Алисой. Почему-то я воображаю их вместе. Именно рядом с ней я представляю его. Сколько лет было этому человеку?
– Почти тридцать. Они действительно дружили с Алисой, поэтому вы часто их видели вместе. Насчет ухаживаний – не знаю. Мы не говорили на эту тему.
– Да, да… Помоги мне еще немного, Мира. Скажи мне, как его звали?
– Его звали Оскар. Для нашей местности имя действительно редкое.
– Оскар, – вздохнул Натан и задумался. – Интересное имя. Я бы запомнил студента с таким необычным именем.
– Когда вы включили генератор, его девчонка заблудилась в лесу и оказалась в зоне, в фазе сильного хронального сдвига. Вы долго мучились, но не смогли ее вытащить. Оська решил проблему так, как посчитал нужным. Исподтишка решил, не предупредив никого. Испугался, что в последний момент я его отговорю. Я ведь пошла на башню за ним, а сбежала… Ну, извините меня. Не было сил глядеть в глаза ни вам, ни Валере. Я надеялась, что вы его так просто от себя не отпустите. Потом поняла, что зря… Я была у его дядьки в Бостоне, разгребала семейный архив, надеясь, что человека, пропавшего таким образом, логично искать вблизи кровной родни. Натан Валерьянович, я знаю всю его родословную. Все генеалогическое древо человека, который не родился.
– Если был сдвинут хронал, человека могло выбросить куда угодно, – согласился Натан. – Тут примерного адреса быть не может и примерных родственников тоже.
– К сожалению, я поняла это поздно. Не знаю, Натан Валерьянович, наверно мне сразу стоило просить совета у вас. Я знаю одно: в любой среде, в любой жизни, при любом раскладе событий Оскар мог быть только ученым, который занимается проблемами времени. Физиком, программистом, кем угодно, но он должен рыть эту тему. Если б вы представить себе могли, сколько околонаучного бреда я прочитала за этот год. С некоторыми авторами даже встретилась лично. Никто лучше вас в этом не разбирается, поверьте. И никто кроме вас…
– Он мог попасть в измерение, которое никак не пересекается с нашим.
– Макулатура во всех измерениях одинакова. Информация примерно тоже. И ваши работы все равно самые вразумительные. Независимо от того, где изданы, и кем подписаны. Ваш текст я узнаю под любым псевдонимом. Точно также я узнаю работы Оскара, потому что есть идеи, которые могли придти в голову только ему. Ему и никому больше. До сих пор мне не попалось ничего похожего.
– Не знаю, не знаю… Мне не кажется, что это оптимальный путь.
– Натан Валерьянович, если человек пришел в этот мир, значит, у него есть задача. С какой задачей пришел Оскар, я знаю. Когда-нибудь я найду его именно благодаря этой самой задаче.
– Я никогда не думал над проблемой подобного рода поисков, но уверен, что методом простого перебора ее не решить.
– Предложите свой метод.
– У тебя, Мира, если на то пошло, возможностей больше. Надо искать людей, которые имеют доступ к информации о людях, пропавших в хронале. Я уверен, что информация где-то есть. Там и нужно искать. Только там и нужно. Представь себе, я бы начал искать тебя, стучась в двери всех квартир, всех домов, городов и стран, которые встретятся на пути. Логично было бы для начала обратиться в справочные бюро. Не надо отчаиваться. Ведь однажды ты нашла человека, который потерялся в хронале.
– Если вы имеете в виду Ханни, то хронал был сдвинут у меня, а он был мировой знаменитостью, известной во всех хроналах. К тому же, если помните, Натан Валерьянович, вы сами заставили Валеха вытащить меня из передряги. Лучше бы мне зажариться живьем в той пустыне!
– Но ведь твой знаменитый друг тебя даже не вспомнил. Может быть и Оскар…
– Мне б его только найти. Мне бы, Натан Валерьянович, его только найти… Я не просто знаю этого человека, я его чувствую, как сиамского близнеца. Как только найду – с этого момента все будет замечательно, независимо от того, что он помнит.
– Если я могу тебе в этом помочь…
– Можете. Если б не могли, я бы не терзала вам душу. В первую очередь вы должны простить его.
– Что? – удивился Натан.
– Пообещайте мне это. Пообещайте его простить, потому что он не просто ушел в зону за своей девчонкой. Он ушел потому, что вы перестали ему доверять. Вы – единственный, кто мог удержать…
– Как же так получилось?
– Ваши инсульты, Натан Валерьянович, однажды научили Оскара беречь тех, кто особенно дорог. Однажды он присутствовал на ваших похоронах, второй раз он бы не пережил потери. Вы должны знать, что Оскар не предавал вас, и никогда бы не предал. Просто с ним случилась беда, он решил поберечь вас от стресса, но не просчитал ситуации. Информация дошла до вас, а вы расценили это как предательство. Никогда больше не поступайте с ним так. Признайтесь, Натан Валерьянович, что вы были не правы.
– Обещаю, – кивнул Натан. – Обещаю, Мирочка! Я получил свой урок. Я, старый дурак, много глупостей в жизни сделал. Когда он вернется, вы расскажете мне все, и я извинюсь.
– Вы перестали ему доверять в самый трудный для него момент, – уточнила графиня, размазывая слезу по щеке. – От него отказались все, даже родная мамаша не захотела признать его сыном. Вы отказались работать с Греалем, а ведь это было делом всей его жизни. Вы – мировая знаменитость, а он кто? Ваш ученик, который отказался от карьеры ради идеи Греаля. Вы считали его умнее и талантливее себя. А он… Все, чем он по-настоящему дорожил – это возможностью работать с вами.
– Нет, Мира, я не отказывался, – оправдывался Натан. – Я прекратил работу, потому что мне не хватило сил. Я чувствовал себя одиноким в своих сумасшедших идеях, у меня не было программиста, которому я мог бы доверить написание таких сложных программ. Сам я, к сожалению, не большой специалист в этой области.
– У вас был программист. Вы отказались от него, выгнали из дома, а теперь жалуетесь на свое одиночество. Кому вы жалуетесь, Натан Валерьянович? Мне? Теперь? – Мира отвернулась, чтобы Боровский не видел, как слезы снова покатились по ее лицу.
– Я? Выгнал из дома? – ужаснулся Натан.
– Оскар всех уверял, что решил уйти сам, но я-то знаю: он бы никогда вас не бросил.
Натан Валерьянович достал из буфета бутылку домашней наливки и два стакана.
– Никогда не думал, что буду предлагать тебе… – сказал он. – Давал себе зарок, что пока ты здесь, никакого спиртного на столе не будет, но сейчас это надо… нам обоим.
Не дожидаясь повторного предложения, графиня осушила стакан. Натан последовал ее примеру. Прежде Мира не видела, чтобы профессор проглотил сто грамм, не закусывая, поэтому испугалась и решила, что истерики на сегодня хватит. Но легче никому не стало, и собеседники налили еще по стакану.
– Простите, если наговорила лишнее, Натан Валерьянович. Я тоже давала себе зарок, что больше не буду реветь. И вас не собиралась упрекать. Просто все накатилось… В последний раз, когда я была здесь, Оскар жил у вас. Мне наверно лучше уехать.
– Говори… Тебе лучше остаться и сказать все, что на душе накопилось. Так будет лучше и тебе, и мне. И еще… – профессор поднялся из-за стола и нащупал в кармане ключ от лаборатории, – я должен вернуть тебе камни.
За время отсутствия Боровского Мира проглотила еще полстакана. Натан принес из подвала шкатулку с кристаллом, крупным и острым, как наконечник стрелы, спрятанным в темный чехол. Графиня про него и думать забыла, но Натан Валерьянович твердо занял позицию:
– Будет лучше, если ты его заберешь, – сказал он. – Во-первых, неразумно хранить кристалл в пустом доме и в квартиру забрать опасно. Младшие девчонки очень любопытны, особенно Мария. Для нее не существует ни запретов, ни замков на папином столе. Во-вторых… ты сможешь его использовать.
– Как я его использую, Натан Валерьянович? Вы шутите?
– Поговори с Георгием, наверняка он знает людей, которые имеют доступ к информации, скрытой от нашего мира.
– У меня есть, чем заплатить. У меня теперь целых три Глаза, но с них никакого толку. Если будет за что – я заплачу и больше.
– Поговори с Георгием, – настаивал Натан. – Кристалл называется Мозгом Греаля, Георгий должен знать возможности этого камня…
– Откуда у вас Мозг, Натан Валерьянович?
– Как откуда? – опешил Натан. – Разве не ты его привезла?
– А почему вы не спросите, где я его достала?
– Где, Мирочка?
– Выпросила у Жоржа. Я бы даже рассказала, как выпросила, если бы мне не жаль было терзать ваши уши. Он отдал мне его с одной целью: чтобы человечество убедились в том, что оно ни на что не способно. Вместо этого я убедила Жоржа, что потеряла камень в дороге. Не волнуйтесь, он уже достал замену и продолжает верить в беспомощность человечества. Натан Валерьянович, вы мне, конечно, не поверите, но я клянусь: если б Жорж мог помочь достать информацию, я вывернула бы его на изнанку.
– Мира, я верю, что так и есть, – согласился Натан. – Послушай меня, девочка, я не сомневаюсь, что Георгий в таких делах не помощник, но он должен знать людей, которым известно, как снять информацию с Мозга Греаля. Глаза тебе никак не помогут. Глаз хранит визуальную информацию, но не анализирует ее. Мозг имеет в себе программу анализа. Если про Оскара где-то что-то записалось… в каких-нибудь недоступных нам архивах, только этот камень может поделиться с нами… Может быть, это шанс, может – нет. Просто надо проверить. Я рискнул бы попробовать сам, если бы не мистические обереги этих предметов, против которых наука бессильна.
– Что вы имеете в виду?
– У Жени есть книга, которую завещала ему покойная мать. В книге подробное описание свойств кристаллов и программы работы с ними, но получить информацию из книги, не опасаясь беды, может только Женя, а Женя, к сожалению, не физик, не программист, и переучивать его поздно. М…да, мы попали в тупиковую ситуацию.
– Вы тоже считаете, что Ушакова – мать Женьки.
– Генетики так считают, – ответил Натан. – Мы обратились к Валерию Петровичу, чтобы найти эту даму, смотрели документы, делали анализ, чтобы быть уверенными. Нет сомнений, что Женя – ее родной сын. Она и не отрицала, покуда была жива. Даже радовалась, увидев его. А что? Почему ты спросила, Мира?
– Мы действительно пришли в тупик, – согласилась графиня. – Спасибо, конечно, Натан Валерьянович, за кристалл и за совет. Я, конечно, попробую еще раз поговорить с Жоржем. Я, конечно, все еще попробую начать сначала и не один раз, только я не уверена, что такую личность, как Оська стоит светить перед людьми, которые знают, как снять информацию с Мозга Греаля.
– Может быть, ты права, – вздохнул Натан. – Может быть, права. Расскажи мне, пожалуйста, про Оскара. Все, что знаешь о нем, расскажи. Если все это так… а я верю, что это действительно так... Чудовищная потеря! Она объясняет все ужасы прошедшего года. Талантливый ученик и единомышленник – то, чего мне в жизни больше всего не хватало. Я представить не мог, что где-то, в параллельном мире, такой человек был со мной. Наверно там я был по-настоящему счастлив. Расскажи мне о нем все, что знаешь.
– Не могу, Натан Валерьянович. Сейчас не могу. Мне все еще больно.



– Человек совершил три ошибки, достаточные для вынесения приговора, – сказал Валех. – Сначала он выдумал Бога. Потом вознес себя, как венец творения. Он не должен был делать ни того, ни другого.
– А третье, Валех?
– Ты ошибаешься, если думаешь, что бытие человеческое отравил кто-нибудь, кроме самого Человека. Ему просто никто не мешал, потому что в начале пути Человек уже обозначил себе предел и двигался к тому пределу, удивляя Создателя упорством.
– Ты сказал, что Человек совершил три ошибки, а назвал только две.
– Сначала он придумал Творца, потом признал себя конечным продуктом творения.
– И, наконец?..
– Также как ты: не увидел противоречия между первым и вторым постулатом. Не увидел, потому что не допустил существования иного мира, который не берет начала из его лохматой головы. Сколько раз я тебе говорил о том, что фантазия, удобренная самомнением, не дает плодов, но вводит в заблуждение, ибо выдуманный мир обречен. Выдуманные Истины имеют право быть ложными, потому как ничего не стоят. Выдуманные люди могут совершать ошибки, потому что самые страшные из них не таят угрозы.
– Если где-то есть невыдуманная реальность, Валех, и ты знаешь где…
– Есть миры, в которые твоим персонажам дорога закрыта.
– Значит, ошибки моих придуманных, «ничего не стоящих» человечков могут кому-нибудь угрожать? Или я опять не прочла твою мысль до конца?
– Все ошибки человеческие имеют одну причину – глупость. Глупость – единственная реальность, в которой Человек живет. И то, ради чего он живет – тоже глупость. Но убери причину, и что от Человека останется? Приходит время, когда глупость кажется истинным благом.
– Не могу согласиться, мой Ангел, но спорить с тобой все равно бесполезно.
– Прежде чем познать немного истинной веры, нужно искупаться во лжи, иначе как почувствуешь разницу?
– Никак не почувствуешь.
– Прежде чем уйти навсегда, нужно разочароваться в том, что ты есть, иначе непременно вернешься.
– Непременно, Валех.
– Прежде чем познать вкус плода, он должен созреть. Господь совершил ошибку, сотворив Человека и вложив в него природу, непосильную разуму. Этот «плод» уже не созреет. Отбрось его в сторону.

В тот день капитан Карась решил домой не идти. Вечер он провел на работе. Он провел на работе всю ночь, и только утром дежурный доложил, что к нему пришли двое: дама и младший лейтенант Соловьев, на которого не был заказан пропуск.
– Пропустите, – приказал Карась, но в кабинет вошла одна Мирослава. – Где стрелок?
– Где вакцина?
Валерий Петрович достал из сейфа флакон с раствором.
– Если кто-нибудь узнает, что я изъял препарат по просьбе таинственной иностранки, – предупредил он, – я пойду под трибунал, а ты лишишься покровительства моей службы. Ты должна отдавать себе отчет, что действие на мозг вакцины Гурамова до конца не изучено.
– Могли бы изучить, – сказала Мира и спрятала в сумку флакон. – Сколько лет она лежала на полке!
– Поверь, что ею занимались самым серьезным образом, на самом высоком уровне, иначе вряд ли бы материалы дела попали ко мне в отдел. И, прежде чем ее применять, ты должна ознакомиться с результатами клинических испытаний, – Валерий Петрович выложил на стол папку и графиня ужаснулась. – Если господин Гурамов считает, что у комиссии не дошли руки до его изобретения, то, что ж… Возможно, это соответствует его представлению о жизни, но не соответствует истине. Пообещай, что прочтешь все, что я отсканировал для тебя, прежде чем использовать препарат.
Отдельные участки текста содержали формулы и были вымараны черным маркером; отдельные страницы были обрезаны. Все равно – материал для обязательного чтения был нереально велик.
– Зачем тебе вакцина? Ты обещала мне объяснить.
– Я обещала, что у тебя не будет неприятностей! – уточнила графиня. – И вообще… с какой стати я должна отчитываться? Разве мы не договорились по-человечески обо всем?
– Если б не договор, мне следовало арестовать тебя. Это было бы честно и по-человечески.
– Тогда лови стрелков сам. Хочешь, я его отпущу? Лови его честно. Только поторопись, пока он не начал палить в кого попало.
– Пусть войдет, – капитулировал Валерий Петрович.
Младший лейтенант Соловьев с порога отдал честь, и доложил о своем прибытии. На столе Карася уже лежала папка с его личным делом.
– Присаживайся, – пригласил капитан, развернул досье и сверил фото с оригиналом. – Давно в охране?
– Неделю, – доложил Соловьев, приподнявшись со стула.
– Сиди. До того где служил? – капитан сверял показания с записями в личном деле.
– Участковым.
– На твоем участке Русый снимал квартиру? Мирослава, взгляни…
– Тот район, – согласилась графиня. – И что? Леша, – обратилась она к стрелку, – вспомни, обыск на квартире Русого Жени… Ты проводил?
– Так точно, – признался младший лейтенант и опустил глаза. – Виноват, господин капитан, то не обыск был, то хозяева квартиры попросили навестить постояльца. Они подозревали этого человека…
– В чем? – спросил Мира.
– В чем? – строго повторил вопрос капитан.
– На моем участке обнаружилось три наркопритона только за последний год, – оправдывался младший лейтенант. – А квартирант Русый вел себя нетипично. В квартиру не пускал, с хозяевами через дверь общался. Мне поступил сигнал – я проверил.
Капитан Карась не сдержал улыбки.
– Документы, пожалуйста, покажи, – попросила графиня. – И кошелек.
Капитан Карась развернул паспорт, стал читать по слогам каждое печатное слово, а Мирослава высыпала на ладонь мелочь. Монета достоинством в пятьдесят рублей имела нехарактерный медный оттенок и в каждом слове по ошибке. Мира вполне допускала, что безграмотный человек может написать «пятьдесят» без мягкого знака и понятия не имеет о том, что слово «рубль» в русском языке склоняется вместе с числительным. Но предположить, что Государственный монетный двор взял такого грамотея на работу и не проверил конечный продукт…
Полтинник торжественно лег перед капитаном Карасем. Капитан оставил в покое паспорт и принялся за монету.
– М…да, – согласился он после недолгой паузы. – Ну что ж… Выразить тебе благодарность за службу?
– Леша, – обратилась Мира к стрелку, – с этой минуты ты поступаешь в распоряжение Валерия Петровича… – растерянный молодой человек опять поднялся со стула. – Сиди! Ты остаешься здесь, потому что нам нужна твоя помощь, а тебе – наша. Валерий Петрович – хороший человек, мой большой друг, которому я абсолютно доверяю. Он объяснит, что тебе нужно делать, но для начала придется пожить в изоляторе и поработать с психологом. – Выражение лица молодого человека перестало быть удивленным. Оно не выражало ничего кроме паники. Здоровый мужчина, годный к строевой, вдруг проснулся в смирительной рубашке и ни слова не понимал. Он глядел поочередно то на графиню, то на капитана, то на досье, в которое отправился его паспорт, только что удостоверявший личность гражданина России.
– Да… – вздохнул капитан и закинул монету в то же досье. – Кто бы знал, как эти эзотерики меня достали. Что они творят, Мира, объясни, Бога ради? Они же издеваются! И документы у него из Тридевятого Царства, и деньги оттуда же. Ты еще не обратила внимания на шевроны: посмотри-ка, что у него за значок? Кто ему форму выдал? На какую службу его приняли с такими бумагами?
Мира обратила внимание на знак, похожий на греограф, изображенный на шевроне бойца охраны, и не нашла ничего удивительного, потому что не разбиралась ни в греографах, ни в шевронах.
– Когда человек слеп – ему все равно, кто над ним издевается.
– Будь осторожна, – предупредил Карась. – Будь осторожна сама и трижды осторожна с вакциной. Обязательно прочти документы!



В самолете Мира планировала отоспаться, но слово, данное капитану, сдержала: развернула папку с описанием клинических опытов и уставилась в нее пустыми глазами. Ее мысли гуляли по лесу, обшаривали овраги в поисках грота. Она не сомневалась, что история любви Ангела-Предателя к полоумной тетке заинтересует кого угодно, и тогда беглого Эккура будет искать вся родня: Привратники закроют ворота, Хранители оставят на произвол судьбы своих подопечных, Гиды бросят недоделанных чемпионов… даже Автор перестанет изгаляться с сюжетом и займется поиском существа, способного довести Его писанину до логичной развязки. Мира не планировала задерживаться на хуторе Серафимы. Только навестить подкидыша, о котором думать забыла, да справиться о здоровье старушки. Графиня испугалась, что история фрау Марты может неожиданно повториться, и поставит ее в затруднительное положение. Но мысли продолжали гулять по лесу и заглядывать в пустые овраги.
Клиническая документация читалась сама, страницы переворачивались одна за другой, воображение рисовало образ Привратника, склонившегося над книгой Эккура. Мира поняла, что раствор нужно разбавлять водой и принимать перед сном. Во всем остальном она положилась на Господа Бога. Мира размышляла, где достать хороший фонарь, пригодится ли компас, и не стоит ли перед походом воспользоваться советом Натана и еще раз встряхнуть полезные связи мосье Зубова? При мысли о связях в памяти всплывала улыбка Копинского и ничего, кроме той дурацкой улыбки.

Мира перелистнула с десяток страниц, пока взгляд не остановился на знакомой фамилии. Гурамов ссылался на «проф. Боровского Н.В.», опубликовавшего работу по теме «Излучения головного мозга». В работе «проф. Боровский» подробно описал не только типы излучения, но и способ, которым аналогичного эффекта можно достичь с помощью изотопа. Название изотопа оказалось вымарано жирной чертой. Именно из него господин Гурамов получил препарат. Точнее, создал вакцину, которая губит вирусы, присутствующие в человеческой ДНК со времен творения или приобретенные при стечении обстоятельств. Вакцина приводит в порядок «излучатель» и стимулирует развитие нейронов: восстанавливает процессы, заторможенные от рождения, а также утраченные в силу болезни (травмы). Графиня поняла, что рано смылась с профессорской дачи, но разворачивать самолет не стала.
Самолет приближался к конечной точке маршрута, графиня безбожно опаздывала на пересадочный рейс, и вопрос о ночлеге добавился к прочим неразрешенным вопросам. В Екатеринбурге у графини не было знакомых, к которым можно свалиться ночью. В этом городе у нее не было ничего, если не считать школы парапсихологии пропащего Яшки Бессонова, который принял ее за лесную нимфу и сердечно пригласил погостить. «Стоп!» – у графини екнуло сердце. От неожиданной догадки холод пробежал по спине. Даже самолет, плывущий сквозь облака, внезапно тряхнуло. Она отложила бумаги. «Яшка Бессонов-Южин! Почему Натан его помнит, а Оскара нет? – спросила себя графиня. – Только потому, что он оставил здесь свою дурацкую книгу? Оська оставил гораздо больше. Нет! – растерялась Мира. – Не может быть. Этого быть не должно, потому что это абсурд! Или я спятила? Все! – решила она. – С меня хватит! Добраться до вокзала, найти свободное место и спать, спать, спать…»
Едва самолет коснулся посадочной полосы, Мира схватилась за телефон.
– Валера! – закричала она. – Яшку Бессонова-Южина помнишь?
– Экстрасенса? – уточнил сквозь сон Валерий Петрович.
– Помнишь. И Натан помнит… этого милого господина, которого мы потеряли в районе пещеры.
– Неизвестно, потеряли ли мы его. То, что он там был – это факт, но…
– Валера… Срочно! Как у вас говорится, «пробей» мне его по всем потрохам: адреса, места работы и пьянок, знакомые, родственники… любимые пивнушки и прочие клубы по интересам. Адреса и фамилии проституток, которыми пользуется… а впрочем, он наверняка импотент. Сейчас же, немедленно, пока я ловлю такси. Нет… я не лечу в Туров! У меня нет терпения ждать рейса. Я иду пешком, бегом… еду на перекладных! На первом же попутном колесе… Еду и жду информации!



Утром следующего дня графиня стояла на пороге редакции «Туровских новостей». В ее голове творился бардак. В ее в руках мотался листок: две строчки досье на господина Бессонова-Южина. Мира старалась анализировать информацию, но соображала с трудом. Сведения об интересующем ее человеке появились с того эпохального дня, когда он поступил в наркологический диспансер, успешно излечился от пьянства и был трудоустроен внештатным корреспондентом. На этом информация оказалась исчерпанной, словно человек прилетел с Луны на лечение и отбыл домой. Графиня не верила ни глазам своим, ни ушам. Она не доверяла даже собственной памяти.
«Подожди! – утешал графиню Карась. – Мы займемся личностью этого господина. Дай время. В течение недели будет полная информация», но графине некогда было ждать. Она уже стояла на пороге кабинета и получала приглашение войти.
– Мне звонили по вашему поводу, – сказал редактор, предлагая графине стул. – Чем могу помочь?
– Я собираю информацию о вашем бывшем внештатном сотруднике. Яков Бессонов-Южин меня интересует.
– Понял, – ответил редактор и поник. – А что он натворил, если не секрет? В чем прокололся перед органами госбезопасности? А, впрочем… чем могу быть полезен?
– Мне нужно знать об этом человеке все. С той минуты, когда он появился здесь до той минуты, когда пропал.
– Пропал? – удивился редактор. – Яков? Перед получкой-то? Быть не может! Вот, если б сразу после получки…
– Когда вы видели его в последний раз? – насторожилась графиня.
– Час… может, полтора назад.
– Шутите?
– Ни в коем случае. Не имею такой привычки, шутить. Тем более с органами, которые вы представляете. Если я правильно понял, вы просто ошиблись персоной?
– Не думаю, что такую персону можно с кем-либо спутать. Вы уверены в том, что сказали?
– Яков Модестович вошел ко мне в кабинет, попросил служебную «Волгу» и поехал на семинар. Собственно, можете убедиться лично. Я адрес дам.
– Будет лучше, если вы поедете со мной и покажете.
– Только зайду в секретариат…
– Нет! – испугалась Мира. – Вы не зайдете даже в сортир, пока я не увижу Якова. Только в моем присутствии, пожалуйста… чтобы я вас видела с близкого расстояния. Еще лучше – держала за руку.
Редактор удивился, но спорить не стал. Не имел привычки спорить со странными людьми, о которых его предупреждают звонком из министерства. Он сообщил секретарю, что вернется, возможно, минут через десять; что проводит женщину к дому культуры и тут же примчится назад.

Графиня не спускала глаз с редактора, пока шла за ним до угла соседнего дома. Служебная «Волга» стояла у входа. Редактор распахнул перед гостьей дверь и проводил на второй этаж. В коридоре было пусто и тихо. На двери кабинета висела табличка: «школа психологии и развития личности психотерапевта, экстрасенса, доктора медицинских наук, академика Бессонова-Южина Я.М.». Редактор без стука заглянул кабинет и махнул рукой лектору.
– Выйди… – попросил он. – Ну… Быстро!
Яков Модестович вышел в коридор, увидел графиню и остолбенел. Графиня увидела Якова Модестовича и потеряла дар речи. Прошла минута, прежде чем оба опомнились. Реакция психотерапевта оказалась быстрее: ни слова не говоря, он пустился по коридору, прыгнул на лестницу и скрылся из вида. Графиня бросилась вдогонку и настигла Якова Модестовича в мужском сортире за попыткой уединиться в кабине. Попытка не удалась. Дверь не имела ни крючка, ни щеколды, и беглец не успел расстегнуть штаны, как был схвачен.
– Что вы хотите? Кто вы? Что вам надо? – закричал экстрасенс и получил затрещину.
– Ну-ка посмотри на меня, сволочь! – приказала графиня. Яков Модестович на всякий случай прикрыл лицо рукой. – Узнал? А-ну, отвечай, узнал или нет?
– Нет!!! Нет! Нет… нет… Слово чести, я не виноват!!!
– Где они? Где ребята, я тебя спрашиваю?.. Скотина!
– Ничего не знаю, ничего не помню…
– Я тебе напомню, урод, зачем тебя приставили к уральским воротам! – графиня треснула несчастного металлической трубою по голове. Яков Модестович забился в угол между стеной и сортиром, съежился, поджал коленки. – Как ты вышел, тварь? Почему оставил их там?
– Я не виноват! – заскулил несчастный. – Они не поверили. Они со мной не пошли…
– Что значит, «не пошли»?
– Мне никто никогда не верит!
– Где ты их бросил, скотина?! Сейчас же признавайся или я утоплю тебя в унитазе!
– Я не бросал! Они меня били, оскорбляли, прочь выгнали, а я не бросал...
– Ах ты гад! Сейчас же говори, как ты выбрался из хронала? Сейчас же!
– Не помню, матушка, не знаю! – лепетал Бессонов.
– Помочь? – предложил редактор.
– Закройте дверь! – крикнула графиня, схватила психотерапевта за галстук, и стукнул затылком о деревянную стенку кабины. Стена зазвенела, с потолка полетела рыхлая штукатурка, в голове несчастного Ангелы загудели в медные трубы. – Ты расскажешь мне все, что знаешь и чего не знаешь… Я с тебя, гада, не слезу, пока не пойму, что произошло!
– Я несчастный больной человек… – прошептал Бессонов и заплакал.
От вида рыдающего мужика графине сделалось тошно. Она набрала воды в вонючую банку, и выплеснула ему в лицо. Бессонов был так несчастен, что не заметил воды.
– Как ты вышел из леса, тварь?
– Я виноват, но я ничего не знаю…
– Вернешься обратно и выведешь оттуда ребят.
– Нет!!! Нет! Нет… нет… Не смогу я…
– Захочешь жить – сможешь!
Бессонов рухнул на кафельный пол и зарыдал в голос.
– Убейте меня, матушка! Убейте! Я слишком слаб, чтобы нести этот крест! Переложите ношу сию на достойного, а меня пристрелите, потому что я устал… Я устал! – повторил экстрасенс и затих в рыданиях, уткнувшись лбом в трубу унитаза. – Или убейте меня или позвольте мне выпить яду, благодетельница вы наша, я больше так не могу…
Мира вытащила экстрасенса из туалетной кабинки и усадила под писуар.
– Слушай меня, Яша: ты сейчас успокоишься, я отвезу тебя домой. Там ты придешь в себя…
– Нет… нет… – мотал головой экстрасенс.
– Прекрати кудахтать, когда я с тобой разговариваю, и слушай внимательно! Ты придешь в себя, потом мы вместе подумаем, как вытащить ребят. Если получится, я тебе обещаю, клянусь… даю честное благородное слово, что опубликую твою книгу. Сделаю из нее бестселлер. Я тебе обещаю такую рекламу, что твоя спитая рожа не будет сползать с экрана. Будешь проповедовать свои ученья из ящика, а народ будет обожать тебя, как Иисуса Христа. Все понял?
Несчастная гримаса на лице экстрасенса сменилась недоуменной, а Мира испугалась: она почувствовала, что готова совершить убийство, и на всякий случай спрятала в рюкзак ствол.
– Вы прочли мою книгу? – спросил экстрасенс.
– Продюсер не обязан читать. У него другие задачи. Скажи мне, родной, как ты выбрался из хронала? Скажи, и мы с тобой все уладим.
– Пусть я умру… – прошептал Бессонов.
– Пусть, – согласилась графиня. – Только сначала ты все мне расскажешь! Яша, родной, говори… Вспоминай подробно детали.
– Чертова ворона чуть не клюнула меня в глаз… – вспомнил Яша. – Меня унизили, меня оскорбили… я думал, смерть найду в том диком лесу, – Бессонов перекрестился.
– Какая ворона?
– Кормят они ее, нечистую силу! Жалеют ее, а человека живого на погибель послали. Кинули на растерзание зверю. Разве люди так поступают?
– Рассказывай, Яша, рассказывай… Что было потом? Как ты вернулся?
– Христом-Богом клянусь, видение было: словно кто меня матерно обругал и в спину толкнул. Упал я. Из меня душа вон от страха. Притаился, лежу, а когда замерз – голову поднял. Снег кругом. Машины ревут, дудят. Чуть не раздавили, окаянные. Я прыгнул в сугроб и бегом, не разбирая дороги, – сказал Яков и приготовился получить затрещину.
– Кто толкнул тебя в спину? Кто обругал?
– Не могу знать, – вздохнул экстрасенс. – Убейте меня прежде, чем я еще раз погляжу на святого заступника! Однажды я поднял глаза, и теперь… нет мне покоя на этом свете, а на том и вовсе житья не будет.
– На кого ты поднял глаза? – спросила графиня. – На кого ты поднял свои маленькие, красные, пьяные глазенки? На Эккура? Ты видел Эккура? Ты сможешь его узнать?
– Не губите душу мою, матушка! – взмолился Яков. – Возьмите жизнь, только душу оставьте в покое.



Когда на пороге «Туровских новостей» появился новый столичный гость, никто не удивился. Богато одетый, серьезный господин не успел открыть рот, как ужас последних дней пронесся перед глазами главного редактора.
– Да, – сообщил редактор, – госпожа Виноградова была здесь неделю назад. Да, искала Якова Модестовича. Для каких целей – мне неизвестно. Что с ними сталось – знать не могу, могу рассказать, что видел своими глазами. Сначала они крепко подрались в уборной дворца культуры. Вернее сказать, госпожа Виноградова избила Якова Модестовича. Потом они сидели в кафе на площади, распивали спиртные напитки. Потом в нетрезвом виде поехали в лес. Спросите моего шофера, он больше всех пострадал. Машины человека лишили, избили… За что? Теперь он вынужден возмещать ущерб из своего кармана.
– Возил, – не стал отпираться шофер. – Пьяную вдрызг вашу столичную штучку возил аж за пятьсот километров, туда… на трассу, где «Русское ралли» в прошлом году проходило. Но, я извиняюсь, не дождался. Они как ушли – так сгинули, а я в дурном месте ночевать боюсь. Я, извиняюсь, даже не могу, куда следует, обратиться, заявление написать насчет пропавшей машины. Меня сразу на учет, и прощай права, прощай работа. Сам бы не поверил, но место в том лесу аномальное до свинства. Я терпел, как мог, но когда сущности стали ломать машину, тут уж я, извините... за казенное имущество отвечаю. Поворачиваю ключ – они его обратно. Я руль вправо – они влево тянут. Я по газам – они по тормозу. Я за монтировку, а они мне в глаз… Еле ноги унес. Утром пришел – нет машины, только свежая колея.
– Место покажешь? – спросил столичный гость.
– Не… в лес не пойду ни за что, а как добраться объясню подробно. Поезжайте в сторону целлюлозного комбината до новой дороги. Там увидите щит рекламный… «Русского ралли», километр вперед – кусты поломаны у дороги. На этом месте-то все и случилось.

На щите «Русского ралли» сохранилась реклама пива и красноречивое обращение: «Густав, скотина! Добирайся до Серафимы как знаешь! Нет времени ждать». Человек огляделся. След колеи пересекал обочину и упирался в куст. Пустая бутылка валялась в кювете. Здесь же были свалены дорожные указатели, незамеченные сборщиками металла. Население, казалось, отсутствовало вообще. На голой дороге не стояли даже километровые столбы.

Бабушка Серафима никакой полезной информации не добавила, только пожалела, что столичный гость опоздал:
– Приезжала давеча Мирочка, – сообщила бабка. – Пьянчужку с собой привозила. Проспался пьянчужка – поехали в город. Совсем Мирчка замоталась. Усталая, бледная. Я говорю, поживи недельку, пока погода хорошая. Нет. Подарки девкам оставила да уехала.
Столичный визитер узнал след машины, который редакционная Волга оставила на лесной обочине. На клумбе у стоянки мотеля, где гость остановился на ночь, был замечен такой же рисунок протектора.

– Ах, эти… – вспомнила хозяйка гостиницы. – Валь, иди-ка сюда! Галь, иди-ка сюда и Светку крикни, пусть тоже идет! Тут этими… интересуются. – Мужчина предъявил удостоверение в красной корке, но сотрудниц и так распирало от впечатлений. – Они ж тут сутки гудели, – сказала хозяйка, рассматривая фотографии графини и маленькую черно-белую рожицу Якова, оторванную от карточки отдела кадров. – Ну, конечно, они! Разве спутаешь? Дамочка эта по пьяни забрела в буфет и на коньяк смотрит. Я спрашиваю: может, ищите кого? Она говорит: да, ищу. Валь! Как иностранца звали, что баба искала?..
– Эпикура! – крикнула продавщица из кафетерия и выбежала давать показания. – Ищу, говорит, Эпикура. Помоги мне найти и деньги сует, целую кучу. Я говорю: деньги за что? За коньяк, говорит. Я ж не думала, что она выпьет бутылку. А она… открыла и выпила. А Эпикур ее уж на ногах к тому времени не стоял, на заднем сидении валялся.
– Кто валялся? – присоединилась к беседе уборщица. – Эпикур – был древний политический деятель, а тот, что в машине лежал, – хлам один.
– Тот, что в машине – полный хлам, – согласились подруги.
– На что он ей сдался? – удивлялась буфетчица. – Сама-то баба видная. Разве что, родственник?
– Собутыльник он ей, а не родственник, – решила хозяйка гостиницы. – И коньяка она для храбрости дернула, потому что водить не умеет. Видели, как они на шоссе отъезжали?
– Какое шоссе? – возмутились подруги. – Она рухнула в машину и дороги не различала.
– А кто же был за рулем?
– А никто. Машина сама покатилась на клумбу, переехала ее и дальше себе покатилась…
– В каком направлении? – спросил человек с удостоверением.
– Да вон, к райцентру, – ответили женщины и указали пальцами направление. – Я так и знала, что добром не кончится, – вздохнула хозяйка. – Они ж ругались всю ночь. Дрались и ругались. Надо было сразу вызывать охрану.
– Да ладно, ругались… – возразила буфетчица. – Они искали кого-то. Определенно, они кого-то искали.

Обвалянная в грязи, помятая с боков редакционная Волга нашлась у поста дорожной инспекции.
– Числится в угоне, – доложил патрульный, и посмотрел на удостоверение хорошо одетого мужчины респектабельной внешности. – Где они сейчас – не могу знать, господин капитан. Я запер их в отделении, но ночью кто-то сломал замок. Даже личности установить не успели. Вероятно, с ними был кто-то третий. Дело было ночью, дежурил один сотрудник… молодой, неопытный, решил дождаться начальства, в это время задержанные скрылись… Так точно, господин капитан, были пьяны. Конечно, мы сообщили постам. Куда они могли деться такие пьяные?
– Ближайший ресторан далеко? – спросил визитер.
– Здесь нет ресторанов. Разве что в поселке имеется заведение, типа кафе. Вон оно! Зеленую крышу видите на пригорке?

Под зеленой крышей только-только накрывали столы, но сотрудника государственной безопасности впустили без вопросов и предложили перекусить с дороги.
– Эти двое… еще бы не помнить, – ответил хозяин, рассматривая фотографии графини с Лазурного берега. – Не… ничего плохого сказать не могу. Культурно опохмелялись, культурно закусывали, только потом заспорили, но ссориться вышли на двор… Вернее сказать, дамочка вот эта, вспылила, навешала кренделей вот этому вот… а тот расстроился и на двор побежал. На дворе еще раз получил по шее. Да у нас тут подраться – ничего особенного. Народ без церемоний, прямо в заведении могут. Вот… выставили мне стекло на прошлой неделе. А эти – ничего плохого не скажу. Люди культурные, сразу видно, городские.
– О чем спорили?
– Как будто собирались куда-то ехать. Женщина собиралась, а мужик отказывался. Но в итоге никто никуда не поехал. До дороги добрались – здесь их подобрала наша поселковая хлебовозка. Подробнее ничего не знаю.

Водитель хлебовозки не вполне подтвердил слова хозяина заведения:
– Бабу подобрал. Мужика не видел. И не здесь… а там, за поселком, километра полтора… Никуда она не шла. Куда в таком виде идти? Баба эта самая напилась до розовых чертей и лежала посередь дороги. Да, я подобрал… Да, одну. Гожая еще баба, а уже на дорогу бросили… Ничего не делал. Отвез в район, сдал в больницу. А что? Я ж не знал, что при ней был мужик.



Новая картина мироздания была похожа на поверхность холста, не оскверненную кисточкой живописца. Графиня очнулась, и белый свет ослепил ее, отрезвил и зафиксировал плоскость высокого больничного потолка. В углу полотна проявилась капельница на штативе. От склянки потянулся шнур. Яркое пятно служебного удостоверения Карася возникло под потолком, но Мира не узнала лица капитана. Фотография больше соответствовала внешности Жоржа Зубова, и графиня прищурилась. Удостоверение приблизилось к ее взору, немного повисело и захлопнулось.
– С вами будет говорить следователь, – предупредил графиню человек в белом чепчике. – Будьте добры, отвечать на его вопросы без хамства и рукоприкладства.
– Она в состоянии говорить? – сомневался «следователь».
Мира узнала голос Жоржа и зажмурилась. Она бы еще с удовольствием заткнула уши, если бы из вены не торчала иголка.
– Она-то?.. – удивился врач. – С языком у барышни все в порядке. Длиннее, чем надо. А вот с совестью – большой вопрос. И кто понесет ответственность за все произошедшее – тоже надо бы разобраться: напилась, подралась, оказала сопротивление санитарам. Меня обозвала… Стыдно повторить, господин капитан, как она меня обозвала. Я, интеллигентный человек, от пьяного тракториста такой брани не слышал, как эта барышня выражалась.
– Как я вас понимаю.
– Никакого слада с ней не было: ругалась, дралась, медсестру укусила за палец. Я прошу вас, господин капитан, привлечь ее к ответственности как полагается, а свидетели у нас найдутся. Свидетелей у нас – все наркологическое отделение. Весь район, если надо, подтвердит…
– Разберемся и накажем, – пообещал капитан.
Врач вышел из палаты и хлопнул дверью.
– Ну… – Жорж присел на краю кровати и подождал, пока графиня откроет глаза. – Что с тобой делать? Пороть тебя поздно, убивать рано. Сядешь лет на пять по совокупности деяний – может быть, научишься себя контролировать.
– Я никого не била, – ответила Мира. – Густав бил. Я только укусила сестру, потому что нечего совать пальцы мне в рот.
– Густав сядет вместе с тобой.
– Санитары, между прочим, распускали руки. Я не обзывалась. Я только сказала, что яйца оторву… Жорж, здесь не церемонятся с пациентами. Я не привыкла к такому обращению. Я защищалась.
– Что ты сделала с Яковом Модестовичем? Его не могут найти.
– Ничего не сделала. Он сбежал.
– Идти можешь?
– Нет. Не хочу и даже не собираюсь. Мне надо подумать, как дальше жить.
Жорж достал из-под халата кожаный футляр, открыл крышку и налил в него воды из больничного графина.
– Чтобы местные карающие органы не подрались между собой за право тебя наказать, мы сделаем вот что: ты примешь лекарство, выйдешь в коридор, зайдешь в туалетную комнату и вылезешь через окно на крышу, а я тем временем отвлеку медиков, которые стоят в коридоре.
– Нет, – возразила Мира, – я останусь здесь, найду Яшку и буду думать, что делать дальше. Жорж, его кто-то вышвырнул из хронала. Я должна выяснить, кто и как. Мне нужно познакомиться с существом, которое умеет это делать.
– Каждая миллионная попытка такого знакомства заканчивается удачно: страждущий остается жив.
– Мне повезет.
– Везет тому, кого Ангелы водят на поводке, – сказал Жорж и брызнул в жидкость аэрозоль. Вода зашипела, выплюнула зеленое облачко, из футляра полетел фонтан брызг. – Окна дамского туалета выходят на крышу. Я поставил лестницу со стороны дороги. Спустишься – спрячься за мусорный бак и жди, пока не подъеду.
Он вылил бурлящую жидкость в стакан и вышел. Зеленое облачко превратилось в туман, поблекло. Мира дождалась, когда улягутся пузыри, и воздушные бусинки, похожие на жемчуг, прилипнут к прозрачным стенкам стакана.
– Мне надо его найти, – сказала она. – Я никуда не уеду, пока не найду Эккура.

Графиню еще шатало, когда она лезла из туалета на крышу. Голова кружилась, координация на наклонной плоскости пропадала. Лестница с высоты второго этажа казалась ей смертельным аттракционом, но Жорж уже подогнал машину.
– В чем дело? – спросил он. – Ты же собиралась нырять в пропасть. Лестницы испугалась?
– То ж пропасть, а то ж… твердый асфальт.
– Давай, красавица! Держись за лестницу и спускайся, я тебя подстрахую.
– Нет, – ответила графиня и попятилась от края крыши. – Я не вернусь к тебе, Жорж. Я, конечно, спущусь с этой крыши на землю, но только с другой стороны. Не обижайся. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал, и прощай.
– Ладно, – согласился Зубов, – можешь спускаться, где хочешь, но учти, что с той стороны забор и охрана. А на дороге – полицейская машина. Между прочим, они приехали за тобой. Спускайся, детка, не осложняй себе жизнь.
– Нет, Жорж! На этот раз я решила.
– Умное решение, нечего сказать. Главное, своевременное.
– Я не шучу. На этот раз мое решение окончательное.
– Не сомневаюсь, но спуститься с крыши все равно надо.
– Я останусь в России до тех пор, пока не найду эту тварь. Яшка – последний человек на земле, который знает его в лицо.
– Спускайся, ваше сиятельство. Здесь, внизу, тоже Российская территория, – уверил графиню Жорж. – Не заставляй меня ждать. У тебя будет более подходящий момент для того, чтобы расстаться со мной. И не один. Сейчас – это, в первую очередь, не в твоих интересах. Спускайся и ты поймешь, что я здесь из чистого альтруизма, также как ты там – не от большого ума.
Мира отпихнула лестницу. Лестница рухнула на асфальт, высадив по дороге форточку в окне заведующего отделением.
– Неумно, – заметил Жорж. – Однако, для конченой алкоголички довольно метко.
– Оставь меня в покое, – приказала графиня. – Может быть, когда-нибудь я сама тебе позвоню, а сейчас сгинь!
– Я бы с удовольствием… подождал, пока ты придешь в себя и созреешь для мирных переговоров, потому что располагаю свободным временем, но мосье Шутов твоего упрямства бы не одобрил. Кто знает, как ему там живется? – Жорж достал из-за пазухи пухлый конверт. – Мне уезжать или сначала прочтешь письмо, которое прислал тебе Макс?
– Кто прислал? – не расслышала Мира.
– Ты обращалась с просьбой к господину Копинскому. Помнишь, с какой именно просьбой ты к нему обращалась? Не желаешь узнать результат, прежде чем порвать со мной навсегда?
Графиня едва не поскользнулась с крыши.
– Стой там! – она кинулась к дамскому туалету, но уборщица уже зарыла окно. Дежурный нарколог в сопровождении санитара шел по коридору. Охранник готовился запереть ворота. – Жорж! – крикнула Мира. – Подними лестницу! Скорее!
– Угомонилась?
– Да.
– Надолго?
– Жорж, пожалуйста, поставь лестницу! Иначе я прыгну.

В машине Мира разорвала конверт и достала журнал, посвященный техническим видам спорта. Закладка указывала на статью, обведенную для верности жирным фломастером. Кроме обводки и закладки Макс не прислал ничего. Ни письма, ни записки, ни полслова для пояснения. Перед глазами прыгали буквы, названия, фамилии, ни о чем не говорящие человеку, далекому от мира моторов. Графиня сделала над собой усилие, чтобы прочесть статью. Все происходящее показалось ей изощренным издевательством, глумлением над проблемой, с которой она в отчаянии билась до сих пор, не давая себе пасть духом. Никто не поддерживал графиню на этом пути, все только насмехались. Статья была посвящена раллийному гонщику по фамилии Евдокимов, прославившему себя в русском ралли прошлого года. В ней говорилось о том, что мастер спорта и многократный призер российских и международных первенств нынешней зимой потерпел аварию на ровном месте и стал пациентом психиатрической клиники.
– Макс издевается надо мной! – решила графиня. – Какая авария? Зачем мне псих Евдокимов? Разве в моей жизни недостаточно психов?
– Надо уточнить место аварии, – посоветовал Жорж.
– Ах, черт! – вспомнила графиня. – Я, кажется, знаю место. Надо уточнить, от чего мужик спятил.
В статье говорилось о том, что гонщик едва не сбил пещерного человека, невесть откуда прыгнувшего ему под колеса. Голого, страшного, обросшего бородой, в ужасных лохмотьях, в точности такого, как в иллюстрациях к каменному веку. Мало того, на месте аварии гонщик беседовал с говорящей вороной, и именно она подсказала ему дорогу обратно. Евдокимов обратился к врачу, чтобы проверить голову и убедиться, что с психикой все в порядке.
– Так отчего же он спятил? – поинтересовался Жорж.
– Оттого, что пообщался с вороной. И не поверил…
– Не общался бы, если не верил.
– Врач ему сказал то же самое. Жорж, если ты не видел говорящих ворон, это еще не повод утверждать, что их нет.
– Я не утверждаю того, что не видел. Более того, я видел разных говорящих птиц, в том числе и ворон. Но чего я точно в своей жизни не видел ни разу… Я не видел, чтобы Макса Копинского подвела интуиция. Если он дает информацию, значит, стоит проверить.
– Проверю, – согласилась графиня. – Где этот автоклуб? Я хочу познакомиться с Евдокимовым.
– И я бы не отказался с ним познакомиться.
– Зачем?
– Есть вещи, которые надо знать точно: скорость, с которой он вылетел в мир иной, время суток…
– Жорж!.. Давай хоть раз начистоту? Зачем ты ввязался в историю вместе со мной? Хочешь помешать или помочь? Или ты настолько не веришь в успех, что тебе все равно?
Жорж выдержал паузу, пока машина не выехала на шоссе, и убедился, что погони нет.
– Шутов мне нужен не меньше, чем тебе, – сказал он.
– Для чего?
– Хочу убедиться, что он жив и счастлив. Только при условии, что он жив и счастлив, я могу расслабиться. Пока я в этом не убежден, покоя не будет. Если его нет в живых, значит, его место занял кто-то, кого я не знаю, и мне предстоит та еще работенка. Если он несчастлив, он будет ковырять физику мироздания, пока все вокруг не взлетит к чертям. Чем больше я о нем знаю, тем спокойнее мне живется.
– Кто займет его место? Натан Валерьянович уже забился под лавку. Ты его туда забил! Кроме Натана…
– Никто, кроме Шутова, Греаль повторить не сможет.
– Что ты сказал?
– А Шутову я не позволю.
– Конечно, не позволишь. Разве ты позволил в этой жизни кому-нибудь сделать что-нибудь путное? Надо было отдать Греаль Яшке. Он по крайне мере гнобит самого себя, а ты – всех вокруг. Ты не позволил ему даже опубликовать несчастную книжку. А, между прочим, Натан считает, что его книжка совсем не тупа. По крайней мере, на фоне того, что сейчас публикуют…
– А что сейчас публикуют? – поинтересовался Жорж.
– Авантюрные романы. Как некоторые картежники выигрывают в дурака святые горшки, а пользоваться не умеют, только мстят за свою беспомощность… в основном невиновным.
– Позволь тебе дать разумный совет.
– Как-нибудь обойдусь!
– Если твой раллист не сошел с ума и сможет указать координату прохода… Если из той дыры действительно вышвырнули Яшу Бессонова, а не пьяного егеря забыли подобрать у дороги… Если в зоне сохранилось дольменное поле нужной плотности, и если ты действительно найдешь Шутова с той стороны, – упаси тебя Бог тащить его назад через коридор. Получишь нового Борьку Слупицкого со всем вытекающим маразмом.
– Я сама разберусь, что мне делать.
– Не в этот раз, – сказал Жорж. – Сегодня мне придется выполнить обязательства, данные твоему лечащему врачу.
– А что ты ему обещал? – испугалась Мира.
– Наказать тебя и запереть на крепкий замок.



Хмурый мужчина по фамилии Евдокимов не захотел говорить о воронах с незнакомой женщиной. Мирослава застала его в гараже, где гонщик отмывал черные руки вонючим раствором и тихо материл автора статьи, опорочившей его честь. Графиня поняла, что не с той стороны подкатилась. Нужно было поинтересоваться историей русского ралли, напроситься в гости, чтобы посмотреть чемпионские кубки и фотографию на стене… в обнимку с министром физкультуры. Не стоило нагружать психику автогонщика. Надо было предложить свою помощь в уборке гаража, в починке машины, стоящей без колес и без фар. Мира поняла, что налетела на человека не вовремя и напомнила не самое приятное событие, чем загубила свой без того невеликий шанс.
Отчаяние взяло графиню за самое горло. Усталость последних дней, дремучее пьянство, вонючие номера дорожных отелей и полная безнадега почти доконали ее. Графине стало так тошно, что она села на бетонный пол и расплакалась. Гонщик Евдокимов отложил вонючую тряпку.
– Э… – сказал он. – Девушка! Не надо бы сидеть на полу, плащик испачкаете. Плащик-то новый совсем, дорогой, и брючки на вас… недешевые. Жалко… пропадут. – Графиня зарыдала пуще прежнего. Евдокимов поднялся с табуретки. – Э… слышишь? Ты это кончай тут сырость разводить. Ну, что такое? Что случилось? Давай-ка, поднимайся, нельзя тебе сидеть на бетоне. Застудишься. Этого еще не хватало… – Он хотел поднять рыдающую даму на ноги, но побоялся испачкать плащ руками. Мира даже не подумала встать. Наоборот, вдобавок к новому плащу она вымазала о пол свои светлые джинсы и обмакнула край сапога в черной лужице, натекшей из-под капота. – Слушай… – испугался гонщик, – ты откуда вообще взялась? Ты кто такая? Что ты от меня хочешь?
– Какая разница, – всхлипнула графина, утирая сопли. – Какое тебе дело до моих проблем? Я сегодня умру и перестану портить жизнь вам всем…
– Да ну… – не согласился с графиней гонщик.
– Я в полном дерьме и мне никто не хочет помочь, – рыдала графиня. – Зачем мне жить?
– Да ну тебя… Красивая девка, а смотреть тошно. Давай, поднимайся с пола, пока не очумазилась вся. Ты посмотри, на что стала похожа? Разве так можно? Умрет она… Зачем же так говорить? Это грех. Даже думать грех!
– Я искала тебя трое суток! Не спала и не ела, чтоб вот так вот...
– Может, ты есть хочешь? – не дожидаясь ответа, Евдокимов вынул из сумки пакет с бутербродами, приготовленный супругой на всю рабочую смену.
Графиня посмотрела на бутерброды и поняла, что страшно проголодалась. Что все три дня, ушедшие на поиск Евдокимова, ей даже в голову не пришло купить себе такой бутерброд. Графиня увидела еду и поняла, что мимо нее пролетела вся жизнь, чужая, но такая настоящая и трогательная. Она испугалась, что если откусит кусочек запретного пирога, ее вывернет наизнанку, и гараж Евдокимова превратится в кунсткамеру привидений.
– Может, кофе хочешь? – предложил Евдокимов.
Графиня приняла из его рук крышку термоса с горячей жидкостью, поднесла ко рту, и зубы застучали по жестяному ободу. Дрожащими руками, она закинула в себя глоток, но обливаться слезами не перестала.
– Подавишься, – испугался гонщик. – Ох, ё-моё! Что ж это делается… – Еще немного, и он готов был звать на помощь, но гостья наглоталась кофе и притихла. Не то чтобы она перестала обтирать гаражный пол дорогим плащом, просто закончила рыдать и сосредоточилась на своем несчастье. Гонщик Евдокимов рискнул приблизиться к гостье. – Ну?.. – спросил он.
– Страшно подумать, что со мной будет, – прошептала графиня, – чем больше стараюсь выбраться из этого болота, тем глубже засасывает. Конечно, я не права. Ты здесь ни причем. Прости меня, пожалуйста, если сможешь. Потому что… если в сущности разобраться, проблема, с которой я пришла, только моя проблема. Я должна сама… Я вообще не должна была сюда приходить.
– Да, ладно, – смягчился гонщик, прикручивая крышку к термосу. – Со всяким может случиться беда. На то мы и люди, чтобы помогать друг другу. Не твари же мы…
– Меня зовут Мирослава.
– Василий, – представился мужчина.
– У меня действительно горе, Вася.
– Так я ж… чем могу – так… пожалуйста, – согласился он.
Мира без промедления вынула из кармана карту, почерканную Натаном Валерьяновичем во время операции в аномальной зоне. Самую подробную карту местности, составленную военными картографами по заказу капитана Карася.
– Помнишь этот участок ралли? – спросила Мира. – Можешь показать место, где вылетел с трассы?
Василий взял карту в руки.
– Помню, – подтвердил он. – На этом участке и вылетел. Если быть точнее… вот, у этого поворота, – Василий указал место, где дорога делала резкий зигзаг, чтобы уклониться от прямого выхода на пещеру.
– Васенька, милый, вспомни, как дело было! – попросила графиня.
– Ядрен питон! – вспомнил Вася. – Выбежал, черт, прямо под колеса. Откуда взялся?! Прямо под колеса кинулся, говорю! Весь голый, рваный, как дикарь все равно… Я руль вывернул и по тормозам. Думал, кувырнусь. А куда денешься? Деться-то некуда: колея да сугробы. Машину занесло. Я не понял, куда лечу…
– Так… и что?
– Что?.. Все!
– Как занесло машину? – спросила графиня.
– Закрутило, ё…
– Сколько раз? С какой скоростью? В каком направлении?
– Зачем тебе? – удивился Василий. – Ну… Если руль пошел вправо – значит…
– Перевернулся?
– Не, так понесло. Как по льду. Крутануло раза два не меньше. Все бело кругом было, да вдруг черно стало…
– С какой скоростью ты вылетел на обочину, вспомни? С какой скоростью ехал, когда мужик кинулся под колеса?
– Да я вообще не понял, куда летел. Я ж говорю, сугробы везде по пояс, а меня носит, как по гололеду.
– Скорость, Вася?
– Какая там скорость? Километров шестьдесят, не больше.
– А скорость вращения?
– Вращения? – Василий с удивлением посмотрел на гостью. – Вот, не думал, что пригодится… Не сориентировался. Уж извини, врать не буду. Обложило все вокруг, хоть глаз выколи… Как в порошке.
– Обложило зеленым туманом?
– Кто тебе сказал? Я такого не говорил.
– Вася, был зеленый туман или нет?
– Вроде был…
– Был или в глазах зеленело от страха?
– Ну, был.
– Точно? Вася, это очень важно.
– Был, – уверенно повторил Василий. – Я обратно в тот же туман поехал. Больше некуда было. Деревья вокруг. А облако это зеленое стоит, никуда не уходит. Тогда я подумал: колея идет ровно из облака. Если я выехал из него, так и въезжать по тому же маршруту. Дороги нет, ориентиров никаких и радиостанция у меня в машине заглохла.
– Дорога была и пропала? Снег был и пропал?
– Вот, и ты не веришь… и никто мне не верил.
– Верю, Вася, верю, говори…
– Когда я в себя пришел, смотрю: чего-то не то… Решил дождаться ребят. Думал, хоть кто-нибудь проедет мимо меня, увидит. Никто не едет. А не едет почему? Потому что ни снега, ни колеи, ни дороги. То ли я отлетел дальше, чем думал, то ли что? Елки вокруг одни, мох на земле и непонятно, где я.
– Так…
– Ну вот… Вышел я, посмотрел: машина цела, я жив. Чего думаю, ждать? Кроме как назад, в туман, ехать некуда.
– Ворона тебя надоумила?
– Опять ворона, – обиделся Василий. – Далась вам эта ворона!
– Была ворона или не было?
– Так важно?
– Очень! – воскликнула графиня. – Ты себе не представляешь, как это важно! Была или нет?
– Ну, в общем… – признался Василий, – птица была. Говорить, конечно, не говорила…
– Да, ладно! Если говорила – так и скажи.
– Лишнего не скажу! Чего не было, о том не знаю. Только ворона была какая-то ненормальная. Подошла ко мне как-то по-человечески и смотрит. Странно так смотрит, и стоит совсем близко. Я не привык, чтоб вороны ко мне подходили. А эта – смотрит в глаза, как будто спросить хочет, меня жуть взяла… просто в мистику начал верить.
– И что?
– Я подумал, хватит ждать у моря погоды, завел мотор и рванул на авось.
– И ворона ничего не сказала?
– Так я ничего не спросил. Я ж не псих. Зачем?
– Когда въезжал обратно в туман, тебя не крутило?
– Нет. Ровно въехал, вылетел прямо на шоссе. Тут самое интересное и началось. Зарылся я носом в сугроб. Скорая помощь стоит, ребята по лесу рыщут, по снегу лазают. Смотрят на меня, а глаза квадратные. «Вася, – говорят, – где ты был двое суток? Имей совесть!»
– Какая была скорость, когда ты зарылся в сугроб?
– Веришь тому, что я говорю?
– Даже не сомневаюсь, что так и было. Скорость, Вася?
– Да та же, примерно… шестьдесят. Больше по мху даже на гвоздях не разгонишься. Ты действительно веришь? Навскидку… не больше получаса прошло. Если быть точным: двадцать восемь минут. У меня же в машине часы, календарь… так я мужикам не поверил. Думал, разыгрывают. А они домой позвонили, жена успела доехать от матери из Челябинска. Тогда я решил – лучше помалкивать. Молчание, как говорится, золото.
– Значит, туман стоял полчаса, не меньше. Он появился, когда тебя закрутило, а исчез…
– Я не понял. Исчез он или остался… Ты мне лучше объясни, где я был двое суток? Выходит, там, где я был, время идет быстрее?
– Нет, Вася, время идет примерно везде одинаково. Точнее, везде примерно неодинаково.
– Тогда я не понял.
– Время сжимается или тянется, когда ты проходишь ворота тумана.
– Почему? – удивился Василий.
– Как тебе объяснить… Природа нового частотного поля как бы переформатирует, растворяет тебя и собирает заново из флюидов, которые даже частицами не называются. То есть физики их как-то называют, но я не помню. Сколько времени занимает процесс – зависит от активности поля, от того, каким ты вошел и каким должен выйти. Понял?
– Не понял.
– Сколько времени ты тратишь на починку машины? – спросила графиня, указывая на развалину посреди гаража. – Зависит от того, в каком она виде и сколько у тебя свободного времени, так?
– Теперь понял. Как только я увидел скорую помощь – сразу понял, что со мной чего-то не то.
– Назови мне точное время, когда тебя занесло в туман.
– Назову. Вышел на трассу в полдень, до поворота – четверть часа, значит, в четверть первого оно случилось. А вернулся – смеркалось. В лесу сумерки наступают быстрее, значит, по измененному времени где-то в пятом часу. Тоже важно?
– Не знаю, что важно. Надо брать машину и пробовать все: вращение по часовой стрелке на скорости шестьдесят километров, и так далее. Нужен скользкий асфальт, иначе перевернуться недолго.
– Выброси из головы! – испугался Василий.
– Вася, помоги! Заплачу, сколько скажешь. Давай еще раз повторим трюк… Мне очень надо попасть в лес. Туда, откуда выскочил бородатый неандерталец. Мне человека одного найти надо.
– Ты ненормальная?
– Я везучая. Проскочим, Вася, обещаю.
– Точно, ненормальная. Я сразу понял, что ты чокнутая. Не надо было с тобой разговаривать. И думать забудь.
– Тогда одолжи машину.
– Если узнаю, что полезла в тот лес повторять фокусы, сам позвоню, куда следует! – пригрозил автогонщик. – Может быть, там тебя образумят!
– Звони, – согласилась Мирослава и поднялась с грязного пола. – Звони куда следует и когда следует. Как следует звони, только не опоздай. Вечером сюда подъедет иностранец на черном джипе и предъявит фальшивое удостоверение сотрудника госбезопасности. Тогда звонить будет поздно. Ты меня очень выручишь, если полиция будет здесь до его приезда. Если его задержат за подделку документов хотя бы на сутки… Даже на два часа, пока он не найдет, кому сунуть взятку, – уже хорошо.
– Так я и знал, – укрепился в своей догадке Василий. – Ненормальная!

– Если случится чудо, – сказал Валех, – Человек остановится и поймет, что он – камень, брошенный в пропасть. Он создал свой мир, чтобы падать вниз, не оглядываясь на небо. Он камень, брошенный в туман, и полет его быстротечен. Сколько камней уже скопилось на дне? Как скоро они наполнят бездну до края? Тогда и жизнь закончится, ибо смысл ее состоит в полете к дну бездны.
– Ты сочиняешь фантастику, Ангел мой. Тебе ли, знающему наперед, заниматься неблагодарной работой? Оставь ее Человеку, летящему в пропасть, ибо только в полете приходит мысль, что бытие устроено не так, как кажется тем, кто стоит ногами на тверди.
– Бытие устроено так же, как с начала творения. Порядок вещей не менялся, менялся бардак на полках вечного дома, называемого природой вещей.
– Еще один камень в огород человечества.
– Если Человек однажды остановится в своем безумном полете, он поймет, что настоящее чудо – он сам. Чудо – это дар зрения, а не то, что видно глазами. Чудо – дар разума, а не то, что сочинил себе на досуге бездельник. Чудо – жить в странном мире, летящем в пропасть, а не искать в нем порядок и смысл.
– Закон всемирного тяготения придумал не Человек.
– А кто? Пока на Землю не пришел Человек, здесь не существовало законов. Человек пришел в неведомый ему мир и создал закон, чтобы этому миру проще было понять Человека. Он хотел расширить границы своей свободы, но расширил лишь заблуждение, потому что выбрал путь, ведущий в тупик.
– Да, Валех, самый длинный и трудный путь. Он выбрал его потому, что других путей не было.
– Он выбрал путь самообмана.
– Да, Валех, потому что на этом пути ему никто не мешал. Во всей Вселенной нет другой формы жизни, согласной лететь камнем в пропасть.
– Он выбрал свой путь, понимая, что обречен.
– Понимает тот, кто имеет выбор. Тот, кто рожден для полета в бездну – просто несет знамена и стучит в барабан.
– За барабанами идут слепые. За знаменами идут те, кто оглох от барабанов. Но после того, как прошла колонна, улицы пустеют.
– Пустеют, Валех, потому что тот, кто не ослеп и не оглох, прячется в подвалах домов и не знает, куда идти.
– Нет, он просто живет.
– Человек живет для того, чтобы однажды задать себе вопрос, для чего?
– И задает вопрос для того, чтобы снова выйти улицу и поднять еще одно знамя. Человек не хочет понять, что жизнь – это чудо, которое стоит того, чтобы просто жить, не решая задач, которые не имеют решения.




Мира проснулась от страха, оттого что стала маленькой и потеряла в городе маму. Затем нашлась и получила втык за то, что терялась. Мира плакала прямо во сне. Плакала от боли и страха, пока не проснулась, помятая, будто по ней проехал парад бронетехники. Голова раскалывалась. Тело колотил озноб. Горячая вода в гостинице просто так не давалась, надо было будить дежурную, просить ключ от душа, вместо того, чтобы просто запереться в ванной и согреться под теплой струей воды. Нужно было выслушать хамство и немножечко доплатить. От этой мысли графиня расплакалась наяву. Наплакавшись, она отправилась на поиски бутылки, спрятанной Густавом, но наткнулась на телефон, который бесшумно вибрировал в кармане плаща. Вибрировал с вечера, с тех пор, как графиня отключила звонок, чтобы лишний раз не оправдываться перед Жоржем. Она была уверена, что кроме Зубова ей звонить некому, но на экране светился незнакомый номер. Этот номер звонил ей за ночь раз двадцать, пока графиня рыдала во сне и искала мамочку, чтобы получить втык. Номер принадлежал кому угодно, только не «мосье Джи». Этот мосье не имел терпения на двадцать звонков.
– Кто это? – крикнула Мира в трубку.
– Мирослава! Наконец-то! – услышала она. – Это Василий. Вася Евдокимов. Ты ко мне приезжала…
– Ну, приезжала.
– У меня был человек в черном джипе.
– Знаю, что был, – ответила Мира и успокоилась. – Тоже мне, открытие века.
– Теперь он едет к тебе.
– Знаю, что едет.
– Ты знаешь не все. Мне пришлось ему рассказать, о чем мы с тобой говорили, потому что он приехал не один. Он приехал с начальником дорожной полиции в сопровождении заместителя прокурора области. Я обязан был рассказать. Хочу, чтобы ты знала…
– Я знаю. Для этого надо было будить меня среди ночи?
– Ты знаешь не все! Они поручили своим сотрудникам связаться с мотелями и частными гостиницами по дороге к целлюлозному комбинату, и сообщить, как только ты остановишься где-нибудь на ночлег.
– И это знаю. Не волнуйся за меня, Вася, я все равно когда-нибудь попадусь.
– Человек из черного джипа предупредил, что девушка хитра, может подселиться с чужой фамилией или придумать другую хитрость. Они обязали разослать твои фотографии во все ночлежки, где имеется душ с горячей водой, а таких у нас на трассе немного.
– Немного, – согласилась Мира. – Значит, я попадусь очень скоро. Меня возьмут прямо в душе. Чистенькую и тепленькую. Тебе-то что за дело?
– Я виноват, – сказал Василий. – Скажи, где ты находишься. Я сделаю так, что они тебя не возьмут.
– Далеко придется ехать. Да и не виноват ты ни в чем, выброси из головы.
– Неважно. У меня дело принципа. Они меня развели, как кролика. Меня, взрослого мужика! Кто-то должен за это ответить. Тебе я верю – им нет. Говори, где ты? Говори, Мирослава, они выехали час назад.
– Не успеешь. Спасибо за звонок, я сама о себе позабочусь.
– Кто не успеет? Я не успею? – обиделся Вася. – Даю им фору в сто километров, и пусть достанут!
– Ты тоже знаешь не все.
– Что я не знаю? – удивился Василий. – Я знаю дороги в этих местах лучше них.
– Обыск в гараже был?
– Был. И в квартире был. Только ведь они ничего не нашли. А чего искали – я не понял. Ты ведь не оставляла у меня вещей.
– Ничего не искали. Жучки тебе ставили.
– Я одолжу машину у друга.
– Не дергайся. Их жучки могу быть где угодно, даже под ламинатом водительских прав. Ты документы им предъявлял?
– Предъявлял… – растерялся Василий.
– Тогда вот, если хочешь помочь, садись в свою быстроходную тачку и рви куда глаза глядят. Если повезет – на какое-то время собьешь с толку погоню. Я хотя бы успею помыться в душе.
– Говори, где ты. Я приеду.
Мира сбросила вызов. На секунду она заподозрила Василия в сговоре с Жоржем, потом выбросила из головы и того, и другого. Настроение принимать душ пропало, словно и не было. Она сложила вещи, выбралась через окно к автобусной остановке, и села на чемодан, выкопанный с того света нерадивой мамашей доктора Русого. На чемодане она решила провести ночь, потому что знала: рассчитывать время Жоржа в пути – бесполезное дело. Он всегда приезжает раньше на полминуты, и Вася Евдокимов с амбициями великого гонщика, ей ничем не поможет. Мира вынула из рюкзака и спрятала за пазуху больничную склянку от капельницы. Склянка с желтой жижей светилась во тьме и могла обнаружить графиню в засаде, потому что ткань рюкзака была недостаточно плотной. Свет дехронального раствора пробивался даже сквозь плащ.
– Запри окно, – приказала графиня Густаву, видя, как ветер мотает открытую раму, – вылезешь через форточку. – И дверь изнутри запри, а ключ в дверях оставь. Пусть торчит.

Цель была близка, и графиня знала, как ее достичь. Сначала ей предстояло доехать до города и угнать машину, потому что на стоянке мотеля ночевали только грузовики. Надо было купить масла, чтобы налить его на асфальт и потренировать Густава делать заносы. Кроме прочего, было бы уместно зайти в церковь и помолиться, чтобы ворота остались на старом месте и не поменяли настройку, чтобы их не отнесло на многие километры, и ей удалось повторить событие, произошедшее во время зимнего ралли. Надо было поверить в чудо и убедить в нем Господа Бога. Мира слышала о таких чудесах, но не верила до тех пор, пока жизнь не поставила ее перед выбором: либо верить – либо сдаться и умереть. Она слышала сказки о людях, которые силой воли пробивают коридоры в иные миры и воскрешают мертвых. Она читала о храбрецах, выходящих на битву с драконом, о волшебстве, превращающем воду в огонь, а деревянное полено в говорящую куклу. Пока росла, Мира не верила ни единому слову, а выросла – и поняла, что была глупа. Она обратилась к Богу с молитвой прямо с чемодана, не дожидаясь утра. «Господи, – просила графиня, – дай мне, пожалуйста, спортивную машину и сделай так, чтобы Жорж ее не догнал. А не дашь – я сама возьму, только не называйся после отцом небесным и не требуй от меня послушания».

Сон посетил графиню наяву. Она опять стала маленькой и потерялась в толпе, а вокруг гуляли вороны с человеческими глазами, пролетали машины, проплывали по воздуху самолеты, касаясь крыльями верхушек домов. Ее разбудил свет фар. На парковку въехал джип и встал как раз под окнами ее номера. Мира затаила дыхание. Жорж вышел, направился к парадной двери. Ключ остался в замке зажигания, в салоне тихо играла музыка, мигали лампочки, даже барсетка с фальшивыми документами лежала на сидении. Вокруг не было ни души. Графиня швырнула чемодан на сидение.
– Быстро за руль, – приказала она слуге. – Быстро! Сматываемся!
Черный джип вылетел на дорогу и дал газу. Мира знала, что в багажнике Жоржа есть все! В багажнике Жоржа можно найти даже черта рогатого, если хорошо поискать. Она перебралась на заднее сидение и сразу наткнулась на канистру с маслом.
– Ура! – сказала графиня и вывернула походный саквояж своего недальновидного друга. Мобильный телефон зашуршал в ее сумке, но графиня не собиралась объясняться, потому что Жорж без объяснений должен был знать, где она есть и чем занимается. – Давай, давай, добавь скорости! – просила графиня.
В багажнике Жоржа Зубова было все. Весь мир в своей концентрированной форме был выложен здесь беспорядочной кучей. Мира нашла ноутбук и сменные сорочки, только что полученные из прачечной, подушку, наполненную водой, которая поможет выжить в пустыне, и старую клюшку для гольфа, которая в той же пустыне позволит обороняться от скорпионов. Мира нашла под сидением удочку и порножурналы, стрелы для спортивного арбалета, раскладную табуретку, сушеный акулий плавник и неприличную марципановую статуэтку мальчишки со спущенными штанами и инициалами мосье Зубова на голой попе. Статуэтка была завернута в бумагу с сердечками, на которых расписались все парижские проститутки. Толстая пачка штрафов за неправильные парковки была перевязана шнурком ботинка, а коробка с колодами карт украшена греографами, стилизованными под китайскую каллиграфию. Мира вынула из футляра старую видеокамеру и просто перестала соображать. Чтобы разгадать смысл этого предмета в багажнике Жоржа, нужна была незаурядная интуиция, потому что старая камера не имела ни малейшего смысла. Кроме нее, в машине нашлось несметное множество абсолютно бесполезных в дороге вещей и ничего такого, что могло бы практически пригодится графине. Она мечтала найти инструкцию по использованию дехрональных газов, или хотя бы упаковку от вещества, на которой ясно написано, как обращаться с препаратом, чтобы не причинить себе вред. До сих пор ее познания были весьма приблизительны, добыты из наблюдений и умозаключений. Вместо инструкции Мире попался дневник влюбленной особы, мечтающей раствориться в объятиях картежника Зубова. Дневник изобиловал высокопарной поэзией на прекрасном английском, и весь провонял духами. Графине некогда было наслаждаться лирикой, она отсортировала немногие полезные предметы от бесполезных и не заметила, как Густав пригнал машину к нужному месту, встал у обочины и заглушил мотор.
– Иди со мной! – приказала она, взяла склянку с раствором и вышла на обочину в утренних сумерках.
Асфальт был везде одинаково сер, трава одинаково мята, деревья стояли достаточно широко, чтобы автомобиль, набрав скорость смог боком слететь с дороги и проскользить по влажной подстилке из мха. К слову сказать, никакого мха в лесу графиня не видела, ни сейчас, ни год назад, когда гонялась за привидениями. Она прогулялась по обочине там, где на карте уверенной рукой Василия была прочерчена полоса. Дехрональная жидкость в склянке продолжала светиться и лениво пускать пузыри. Мира встряхнула сосуд и прошлась еще раз. «Нет, – сказала она себе, – ворота не могли закрыться за какой-то несчастный год. Хоть какая-то дыра должна быть». Она поднялась на пригорок и осмотрелась.
– Густав! Иди сюда, бездельник! Иди, поможешь…

К полудню графиня прочесала ближайший лес. Редкие машины притормаживали возле пустого джипа, любопытствовали о причине, заставившей женщину одну бродить вблизи аномальной зоны с «анализом мочи» на вытянутой руке. Но, полюбопытствовав, уезжали, понимая, что пациентка совсем плоха и, вероятно, заразна. Только поселковый шофер выслушал проблему без иронической усмешки и указал на противоположную сторону.
– Там дело было, – сказал шофер. – Там гонщик вылетел с трассы и сгинул. Два дня искали. На третий – нашли.
– Вы уверены, что с той стороны?
– Они же на уши подняли весь поселок. Мы разбили лес на участки и прочесывали сменными бригадами. Как не помнить? Я все помню! Вот здесь обрывалась его колея… Мало ли, что он говорил! Парень был не в себе. Как же он место запомнил, если имя свое – и то позабыл? Я тебе отвечаю: дело было вот здесь! – показал водитель и уехал в поселок.
Мира поднесла склянку с жидкостью к указанному участку обочины. Пузыри раздулись. Свечение пропало. Не прошло минуты, как раствор обесцветился, вспенился и вышиб резиновую пробку. Из горлышка повалил дым, повис над травой и начал медленно разрастаться, наливаясь зеленым светом.
– Густав!!! Неси масло! – приказала графиня, но не услышала активности у машины. Зрелище разрастающегося тумана заворожило ее. Адреналин ударил в кровь. Предчувствие удачи на мгновенье помутило рассудок. Мира выхватила из багажника канистру и разбрызгала масло на краю асфальта. – Сволочь! – обратилась она к слуге. – Садись за руль! Если не хочешь помочь – можешь отправляться к себе на маяк сейчас же!
Тишина ответила ей со всех сторон, словно лес прислушался к голосу человеческому. На мгновение замерли даже ветви деревьев.
– Нет… Только не сейчас! – догадалась графиня. – Ты не можешь меня бросить сейчас! Густав, вернись!!! – Но слуга был далеко и не слышал своей госпожи. Ему вослед полетела пустая канистра. – Скотина!!! – воскликнула графиня, села за руль и дала заднего хода. – Ты уволен! Слышишь меня, свинья? Уволен! – Джип буксанул, сорвался с места, как бешеный. Подушка безопасности ударила в лицо, что-то громыхнуло в багажнике, Мира понять ничего не успела, как стена тумана окутала ее со всех сторон и швырнула в пропасть.



Ощущение невесомости быстро прошло. Земля притянула к себе, прижала к сидению. Мир вокруг стал прозрачным и тихим, словно в ожидании чуда, но чуда не случилось. Вокруг стоял тот же лес, свет едва пробивался сквозь кроны деревьев. На панели мигала аварийная лампочка. Кто-то ходил вокруг машины, под чьими-то ногами хрустели ветки. Мира не могла понять, сколько времени была без сознания. Она решила, что Жорж наконец-то настиг ее, но вокруг машины ходил совсем другой человек, тяжело дышал, постукивал веткой по кузову. Мира сделал над собой усилие и выглянула в окно. Мужчина в комбинезоне с ехидной улыбкой чесал затылок.
– Дура, ты дура, – сказал мужчина, когда заметил графиню. – Сама – дура, а кар – ничего. Я б купил…
– Кар не продается. Он в угоне, – предупредила графиня.
– А хоть бы и продавалась. Выйди-ка, посмотри, куда въехала. Выйди, выйди…
Мира с трудом выбралась из-под раздутой подушки, и с болью наступила на ногу. Ее белые брюки окрасились полоской высохшей крови. Колено распухло и плохо гнулось.
– Куда я въехала? – спросила она.
– Глаза-то разуй!
Мира «разула глаза». Передний бампер джипа упирался в два массивных еловых ствола. Такой же ствол прижимал автомобиль сбоку. Сзади торчал валун, высотой в колесо, с другой стороны – куст растопыривал в стороны толстые ветки. В верхнем багажнике застряло молодое дерево и закрыло кроной лобовое стекло.
– Кар на бензине? – спросил мужчина. – Где такой отломила?
Мира обратила внимание на то, что лес стал гуще, небо темнее, а на обочине дороги возник объект, напоминающий фрагмент газопровода, ограниченного с двух сторон стреловидными пробками. Объект приворожил взгляд графини своей необычной формой. Колеса и водительская кабина отсутствовали. Округлый корпус, гибкий как змеиная кожа, переливался неоновой рекламой и отстреливал голограммы, похожие на фирменный логотип. Графиня разинула рот, мужчина еще раз обошел вокруг джипа. Его комбинезон напоминал скафандр на бретельках, закрепленных нелепыми замками. Не хватало только герметичного шлема, но и он, вероятно, был предусмотрен конструкцией, судя по жесткому ободу вокруг шеи. Этот кадр вполне мог управлять истребителем. Нижняя часть его рабочей одежды имела батарею шлангов, предохраняющих тело от перегрузок, а может, обеспечивала гидромассаж. Мира еще раз покосилась на змеевидный объект.
– Я где? – осторожно спросила она.
– В заднице ты, – ответил человек. – Рубить тебе стволы до третьего пришествия.
– А второе уже состоялось?
Мужчина внимательно посмотрел на даму.
– Откуда взялась такая тупая? – спросил он.
– Так… покататься решила. Ворону ищу. Тебе не попадалось в лесу говорящих ворон?
– Чокнутая, да? – догадался мужчина. – Не знаешь, что здесь карантин? Мамка с папкой не рассказали, что в лес ходить опасно, или ты не видела ограждений? Или привидения не боишься?
– А чего нас бояться? – удивилась графиня.
– Ты? – не поверил мужчина. – Привидение?
– Для кого как.
– И кар – привидение? Тьфу ты… Чуть не купил!
– А я предупредила, что кар в угоне.
– Шагай вперед, отвезу тебя, куда надо.
– Куда? – спросила графиня.
– Куда надо. Там разберутся, кто ты такая, и откуда угнала кар.
– Никуда я с тобой не поеду. У меня нет времени для поездок.
– А меня не волнует. У меня приказ руководства: все персоны, без разрешения проникшие в зону, подлежат эвакуации и доставке… куда положено. Может, за тебя еще бонус дадут. Давай, двигайся.
Мира выхватила телефон из кармана, но номер Жоржа не отвечал. Она пропустила двадцатикратно отмеченный телефон Василия и стала набирать всех подряд. За каждым номером царила мертвая тишина. Даже Натан Валерьянович, который обещал взять трубку в любых обстоятельствах, испарился бесследно. Номер гонщика Евдокимова Мира набрала последним, чтобы убедиться в худшей догадке, но услышала странный гудок.
– Вася? – спросила она, когда мужской бас ответил «але».
– Кто вам нужен? – спросил человек на том конце связи.
– Вася Евдокимов.
– Кто спрашивает?
– Мирослава. Василий Евдокимов меня интересует. Гонщик.
– Гонщик? Василий Петрович? Он умер.
– Как умер? Когда?
– Давно.
– Почему?
– Ма! – позвал мужской бас. – Когда дед умер? Какая-то Мирослава… А что ей сказать? От старости умер, – доложил внук. – Вообще-то вам с мамой поговорить надо…
– Кто его спрашивает? – повторил тревожный женский голос и, не дождавшись ответа, позвал на помощь супруга. – Иди сюда… она говорит, что это Мирослава… Не знаю… Та самая Мирослава, что ли? Не может быть…
– Ну-ка, дай трубку, – сказал ей третий голос, сильно обеспокоенный звонком покойнику. – Кто это?
Мира в ужасе прервала связь.
– Где я? – повторила она. – Вася умер, внуки выросли, а номер не изменился. Наверно, ждал моего звонка…
– Ничего не знаю. У меня директива начальства. Иди за мной.
– Иди на фиг!
Мужчина схватил графиню за руку и поволок к объекту, стоящему на дороге. Мира схватилась за дверцу автомобиля.
– Погоди! Я сама тебе выдам бонус!
– Ну да! – усмехнулся мужчина. – Твой бонус – такое же привидение, как бензиновый кар. И вообще, мне с такими, как ты, разговаривать запрещается. У меня директива. Знаешь, что такое директива?
– А у меня для тебя кое-что интересное, – графиня отдернула руку, но мужчина схватил ее снова. Схватил и в ужасе отпрянул, когда в кармане зашумел мобильник. Отпрянул так, словно никогда не слышал звонка телефона.
– Да! – крикнула она в трубку и схватила рюкзак.
– Вы та самая Мирослава? – спросил потомок Василия. – Послушайте, женщина, если это не вранье… Если вы действительно та самая Мирослава…
– То что? – графиня нащупала ствол на дне рюкзака.
– То это факт, о котором надо сообщить ученым.
– Сообщи, родной! Сообщи, куда надо, и не забудь получить бонус за сообщение!
– Э… – вмешался мужчина в комбинезоне, – бонус получает тот, кто доставил.
– А ты доставил?
Мужчина отступил еще дальше и не понял, почему бретелька комбинезона вдруг шлепнулась и перестала держать штанину. Он поймал застежку, попробовал ее пристегнуть, но замок превратился в оплавленный кусок пластика. Мужчина не понял, почему стал пятиться от девицы? Зачем у нее в руке труба с фонарем внутри? Чему она улыбается?
– Ты чего? – удивился мужчина.
– Ничего. Костюмчик интересный. Ну-ка сними, хочу посмотреть с изнанки.
Мужчина остановился, но из ствола вылетел светлячок и оплавил вторую застежку. Комбинезон соскользнул с хозяина, обнажив исподнее. Мужчина едва успел перехватить штаны у колена.
– Ты чего? – повторил он с нарастающим возмущением, но схватить графиню не смог. Руки были заняты ниспадающими одеждами.
– Садись в свой кар, – сказала Мира. – Я хочу посмотреть, как он едет.
– Я те щас…
– Садись, – спокойно повторила графиня и на всякий случай нацелила ствол туда, где обвисшие штанины соединялись, образуя мешочек с застежкой. – Не надо ссориться. Делай, что тебе предписано техникой безопасности, а не директивой. Сейчас самое время уносить ноги.
Мужчина развернулся к объекту, мало похожему на дорожный транспорт. Графиня последовала за ним. Она была готова к тому, что эта штука взлетит, зароется в землю, просто испарится на месте. Она готовилась стать свидетелем фантастической истории, но дверь кабины опустилась на землю прозаично, как трап самолета. Внутри засверкали панели компьютера.
– Ты чего? – повторил мужчина, поддерживая штаны.
– Ничего. Смотрю. Там крылья или колеса? Полезай, родной, заводись, а я посмотрю, как ты тронешься.
Мужчина в комбинезоне, не отпуская штанов, встал на ступеньку и вознесся на эскалаторе. Корпус закрылся. Машина тронулась бесшумно и плавно, словно большая гадюка, обтекая неровности дороги. Корпус приподнялся и обнажил колеса: связки мягких шасси на каждые три метра машины. Объект немного отполз и встал. Графиня снова подняла ствол. Трап отошел. На верхней ступени возник герой, вооруженный устройством, издали похожим на ракетницу. Он уже не держал себя за штаны, потому что был подпоясан скотчем. Он не задавал вопросов, потому что перечитал директивы и знал, как действовать. Мужчина в комбинезоне не верил, что оказался в критической ситуации, а может быть, размер бонуса значительно превышал зарплату.
– Ты кто такая? – спросил он графиню нервным тоном и задергал щекой. – Ты чего тут порядки наводишь? Одичала, да? Давно мужика не видела? Я те ща покажу…
– Уезжай, – повторила графиня, – после покажешь.
Она послала луч в ствол ракетницы. Предмет вспыхнул у человека в руках. Оружие возмездия стукнулось о ступеньку и выпало на асфальт. Расплавленный ствол загнулся крючком. Мужчина посмотрел на ладони и в считанные секунды закрыл кабину. Змеевидный объект набрал скорость и вильнул хвостом из-за поворота.
В кармане графини снова зашумел телефон. Она вернулась к джипу, уткнула ствол в камень, который держал машину в ловушке, и огненный шар прожог сквозную дыру. Валун растаял как глыба льда. Графиня перевязала распухшую ногу, стащила с багажника дерево, отрезала подушку, которая занимала место водителя, и запустила мотор, а мобильник продолжал трещать. Он не смолк до тех пор, пока черный джип не выкатился задом к обочине, и не растаял в зеленом тумане.



В следующей раз графиня потеряла сознание, когда ударилась о руль, и снова не смогла понять, сколько пролетело лет, прежде чем она открыла глаза? …Прежде чем услышала шаги у машины? И это опять был не Жорж. На сей раз, она попросту не увидела никого.
– Когда Господь творил Человека, он предложил ему выбор: крылья или руки? – спросил Человека Бог, – что ты хочешь получить от меня? Руки позволят тебе решить проблемы, крылья – подняться так высоко, чтобы проблемы казались ничтожными. Одни выбирали крылья – другие руки. Люди до сих пор не пришли к согласию, зато получили повод возненавидеть друг друга: те, у кого есть руки, считают крылатых бездельниками; те, кто крылат, потеряли свое место среди людей и не обрели смысла жизни на небесах. Вместо смысла они обрели иллюзию жизни. И на небе им также пусто как на земле.
Мира подняла глаза к небесам и увидела Ангела. «Наконец-то, – подумала она, – допрыгалась», но Ангел склонился к человеческому уху и тихим голосом задал вопрос:
– А ты чего хочешь, Человек? Руки или крылья?
– И то, и другое, – ответила Мира.
– То и другое дано только Ангелу. Человеку приходится выбирать.
– Тогда ничего.
– Несчастное дитя, – вздохнул Ангел. – В следующей жизни быть тебе червяком.
– Нет, – испугалась Мира. – Следующей жизни не будет. С меня достаточно этой.
– А это уже не червяку решать.
– Тогда я выбираю крылья.
– Крылья?
– Крылья, именно крылья, а на кончиках крыльев малюсенькие ладошки, чтобы цепляться за жизнь. Совсем незаметные, совсем крошечные, цепкие лапки на самых кончиках крыльев. Такие маленькие, чтобы Бог не увидел с неба, а человек с земли.
– Значит отныне ловить тебе на лету насекомых. Проси у Бога цепкие ноги, Человек, рукокрылому существу надо хорошо держаться за сук.
– Разве ноги не подразумевались сами собой?
– Нет, – улыбнулся Ангел. – С чего бы им подразумеваться? Само собой в этом мире не подразумевается ничего. В каждую былинку под ногами, во все вложен труд Творца.
– Тогда, может быть… Хотя, нет!
– Что «может быть», Человек? Скажи и будет…
– Может быть, не надо следующей жизни?
– Отчего же не надо? Каждый должен донести свой крест до Голгофы. Не получилось с первой попытки – пожалуйте на второй подход…
– Этот «крест» я как-нибудь донесу, – пообещала Ангелу Мирослава, – а другого не надо.
– Тогда вставай и неси.
– Куда?
– Куда дует ветер. Крылья понесут тебя сами. Если ты не станешь цепляться за то, что тебе не принадлежит, маленькими ладошками на кончиках крыльев, твоя дорога будет легка и свободна.
– Мне не надо туда, куда ветер. Мне нужно в лес, в котором живет ворона. У меня там проблема, которую надо решить.
– У человека не может быть проблем, – возразил Валех, – ибо сосуд сей не по размеру проклятья. Истинные проблемы могут быть только у Ангела, – сказал и страдальчески воззрился на небеса.
– Тогда, может быть, я смогу вам помочь? – предложила Мира. – А вы – мне? Скажите, что за проблемы, я что-нибудь придумаю.
– У Ангела одна проблема, – ответил Валех. – Она называется Человек, который не нашел согласия с самим собой. Человек, которому сколько не дай, хочет большего. Человек, которого сколько не убеждай – все равно не верит. Человека, которого сколько не удивляй, всему найдет объяснение. Человек, заблудший в противоречиях чуждой Вселенной, который продолжает верить, что мир создан для него одного.
– Этот мир не создан для человека, – возразила графиня. – Этот мир создан для развлечения того, кто его создал. Пусть тот, кто это сделал, объяснит мне, зачем. С ним я буду говорить, а ваши заумные речи мне уже не помогут. Произносите их, пожалуйста, перед Натаном Валерьяновичем.

Сначала Мира надеялась, что Ангел останется ей помочь. Она еще рассчитывала, что Густав вернется или Жорж найдет ее по следу протектора, но вскоре поняла, что надеялась зря. Графиня подобрала с земли канистру, отряхнула чумазые штаны от хвои и потащилась к дороге. Елки шатались вокруг, зеленый туман разъедал глаза даже там, где его не было. Мире всюду мерещились туманы, один цвет плавно перетекал в другой, из разноцветных облаков выезжали заблудшие самосвалы и шарахались от нее на обочины. С опозданием, графиня поняла, что Ангел прав. Обратной дороги нет, как нет нормальной заправки, где ей нальют немного бензина и масла. Пришел день, когда заправщик шарахнулся от графини дальше, чем самосвал, не признав в ее внешности человеческий облик. Заправщик решил, что леший спустился с елки понюхать зелья и завалиться в кайф. Мира посмотрела на себя в зеркало и не стала никого осуждать. В другой раз продавец запчастей шарахнулся от денег, протянутых окровавленной рукой в окошко. Графиня поняла, что придет день, когда вокруг нее не останется никого, кроме Ангелов, и ничего, кроме качающихся елок. Ангелы будут ее поучать, елки бить колючками по лицу. Графиня сообразила, что остаток дней она проведет здесь в одиночестве и отчаянии.
Чтобы прогнать от себя злые мысли, она села за руль и снова выкатила джип из тумана. Зеленое облако оседало в траву, баллончик аэрозоли был пуст. Мира оставила себе еще пять попыток, но сбилась со счета, и завалила машину на бок. В следующий раз, когда она пришла в сознание, к ней не приблизился даже Ангел. Мира еще ждала, что Творец придет попрощаться с ней, прежде чем закончит главу похоронами, но Творец не думал ее хоронить, он решил, что сойдет и так. Кучку костей под елкой скоро прикроет хвоя. Мира перестала верить в Творца. Она смотрела на небо и не верила в то, что жива. Она верила только в макушки елей высоко над землей. Над лесом проносились ветра, проливались дожди, снова поднималось Солнце… слева направо. Потом справа налево. Потом наступила ночь и все закончилось, но к Мире не подошел никто, и она поднялась с травы, чтобы подумать, как перевернуть на колеса здоровый автомобиль.

– Иногда Человек заходит тупик, из которого выхода нет, – сказал Валех, – если нет мудрого Творца, готового помочь заблудшему, вопреки логике здравого смысла. Настало время, когда надо помочь…
– С какой стати?
– Ты привела ее в отчаяние. Тебе выводить обратно, к надежде.
– Даже не собираюсь. Во-первых, она сама себя привела… Точнее, ее бессмысленное упрямство. А во-вторых… с какой стати я буду нарушать логику романа? Мой роман хорош именно логикой. Боюсь, что ничем другим он так не хорош.
– Ты дашь ей умереть – и я перестану читать роман.
– Твое дело.
– Лишишься читателя.
– Она меня достала, Валех! Пусть выпутывается сама. У нее был выход, но эта дама все решает самостоятельно. Когда она принимает решение, ей никакой автор не нужен. Пусть теперь сама выпутывается. Я не собираюсь делать из сюжета мыльную оперу только потому, что тебе ее жаль. Мне не жаль! Все! Разговор окончен.
– Ты хочешь убить ее потому, что она на тебя похожа.
– Она на меня не похожа, Валех. Она ни в чем на меня не похожа!
– Ты хочешь убить ее потому, что боишься признать, как сильно она на тебя похожа.
– Я не собираюсь менять сюжет ради персонажа, который ни разу, ни в чем не послушался автора. А ты, если откажешься читать, пропустишь самое интересное. В конце концов, роман совсем не о ней. Тем более не о том, как сделать второй Греаль. С меня одного Греаля вполне достаточно. Второй зачем-то понадобился ей, моему роману он не нужен. Для этой дамы, Валех, писалась другая роль. Между прочим, эпизодическая, а она вломилась и перелопатила весь сюжет. Не проси меня! Она сама забралась в этот лес. Пусть делает там, что захочет.
– Смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы убежать от судьбы, написанной для него. Если Человек делает первый шаг, его Ангел-Хранитель приходит к Творцу и просит милости для отступника, потому что судьба – это узкая дорога, невидимая в темноте. Идти по ней – значит верить в справедливость и милосердие. Ангел иногда подходит к заблудшему Человеку, чтобы предложить ему помощь.
– Если не ошибаюсь, она послала тебя куда подальше. Ты не ее Ангел, Валех. Ты мой Ангел.
– Прежде чем стать твоим Ангелом, я также просил за тебя Творца, который не понимал, зачем ты появилась на свет. Он тоже боялся, что ты испортишь сюжет. Он также позволял тебе умирать, потому что сотворил этот мир не для того, чтобы отвечать на твои вопросы.
– Не жалоби меня, Ангел! Мир не изменится оттого, что я зарыдаю. Если тебе жаль мамзель, помогай ей сам.
– Она верит только тебе. Ни в Бога, ни в адское пламя она не верит так, как в тебя. Все, что осталось живого в ее душе – это вера в твою справедливость.
– Не надо мне верить. Все и так достаточно справедливо. Не надо придавать слишком много значения моей скромной персоне. И тебя никто не заставлял за меня просить! Лучше будет, если каждый из нас самостоятельно ответит за свои поступки: я за себя, ты за себя, и графиня пусть сама за себя отвечает.
– В этом случае наше совместное бытие в общем мире теряет смысл.
– Разве оно имело смысл? Не ты ли меня убеждал, не искать смысла в человеческой жизни? Не ты ли мне говорил, что Человек – неразумная форма материи? Поди теперь в лес, полюбуйся на графиню и поразмысли еще раз над своим отношением к Человечеству. Когда поразмыслишь – сообщи мне об этом.

Прежде чем умереть, Мира обратила внимание на разбитое колено, из которого сочилась кровь, и на то, что ее штаны перестали быть белыми и об их внешнем виде больше можно не беспокоиться. Она заподозрила, что на ноге сломан палец. Сломан давно, поэтому и на палец можно не обращать внимание, однако колено перевязать стоит, пока вся кровь не вытекла в землю. Мира не освоила управляемого заноса, зато измазала весь салон и лишилась последней заправки, которая брала американские доллары. Все остальные деньги графиня давно истратила, карточки потеряли кредитоспособность, на разбойный налет не хватало сил, потому что заправщики на этом участке трассы давно укрепили двери и повесили решетки на окна, а потом и вовсе сбежали, закрутив за собою краны. Графиня долго мучилась, но заправить джип не смогла и поняла, что все кончено. Но то же самое озарение посещало ее достаточно регулярно, чтобы привыкнуть и перестать обращать внимание на мысли о смерти, как на испачканные штаны и сломанные пальцы. Она ждала, когда исчезнет туман, но облако все еще стояло у обочины, питая ее бессмысленной надеждой. Стояло, как распахнутые ворота среди пустыни. Графиня села за руль, чтобы исполнить управляемый занос на сухом асфальте и опять перевернула машину, только теперь поставила ее вверх колесами. Стекло разбилось, Мира выбралась на теплый мох. Торопиться было некуда, из бака вытек последний бензин.
Графиня вынула стекляшку, застрявшую в плече, и поняла, что перестала чувствовать боль. Она забылась без сновидений, спала без чувств, вокруг качались елки, макушки ходили ходуном от ветра, но внизу на подстилке из мха было тепло и уютно. Графиня мечтала спать вечно, но утром Солнце снова появилось над ее головой.
– Господи, на что я истратила жизнь? – спросила Солнце графиня и поняла, что не хочет видеть никого, ни Оскара Шутова, ни святого лика, протянувшего длань с облаков.
Графиня поняла, что глава похоронами не закончится. Ее кости сгниют у креста, не донесенного до Голгофы. Сюжетная линия плавно обтечет ее личность и двинется к новым героям. Она въехала в черновик недописанного романа, недодуманного, выброшенного на помойку, возможно, спаленного в огне, но ели зеленели вокруг, источая аромат, которым с непривычки можно было отравиться. Недопитая Густавом бутылка коньяка шлепнулась из-под сидения на потолок перевернутого автомобиля, и Мира вздрогнула. Если б она верила в знамение, возможно, настроение бы поднялось, но Мира больше не верила ни во что, поэтому подползла к машине, достала бутылку и хорошо приложилась. Тоска разбавилась огненной жидкостью. Боль, наконец, пробилась к ноге. На потолке бензобака, временно превратившемся в дно, плескались жалкие остатки бензина. Мира не представляла, как перевернуть эту груду металлолома с крыши на колесо, но точно знала, что справится. Что эта задача будет самой легкой из всех поставленных ею за прошедший год, но недостаточная для возвращения в роман, который был ей так дорог и ненавистен.

Асфальта не было видно, полотно мха, изрытое колесами автомобиля, простиралось между крепких стволов. Графиня пошла по колее, искать зеленый туман, но облако пропало. Колея оборвалась. Дверь за персонажем по имени Мирослава, наконец, захлопнулась навсегда.
– Вот, коза! – удивилась графиня. – Сколько ж раз меня сюда заносило, а я и не помню.
Она затруднилась сосчитать количество полос, продавленных покрышками. Их было определенно больше, чем надо. Простая арифметика казалась графине чрезвычайно подозрительной. Она опустилась на четвереньки, чтобы изучить обстановку. Широкая колея джипа мягко и равномерно давила мох. Та, что поуже, выкорчевывала из мха куски, словно рыла гвоздями.
– Что за ерунда? – удивилась графиня, отказываясь верить глазам. – Не может быть! Не может быть, чтобы Васька... Здесь не могло быть такой машины! Это не гоночный протектор. Я видела шипы, они совершенно другие. – Нет!!! – воскликнула она и упала, впившись пальцами в мох. – Все обман! Все!!! От начала и до конца в этой жизни обман. Этот гнилой роман все равно не дойдет до издателя. Я не позволю… потому что это не роман, а дерьмо! Настоящее дерьмо! Истинное дерьмо! Все вранье, от первой до последней буквы! Не верю! Не верю…



Когда графиня вышла к человеческому жилью, Солнце уже поднялось над лесом. За ее плечами висел рюкзак, тощий, как верблюжий горб после перехода через пустыню. По земле волочился чемодан на веревке. Кое-как отстиранные штаны еще не высохли и были закатаны выше колена, рана перевязана бинтом, использованным много раз. Из чистой одежды на графине была только рубаха размером больше необходимого, зато из прачечной. Прежде чем выйти к людям, графиня купалась в реке с поразительно чистой водой, и это придало ей сил. Она имела в руках подробный план местности, нарисованный пьяным Яшкой, но готова была идти на край света, и чуть не прошла мимо неприметного дома, сложенного из блоков, словно из детских кубиков.
Первый этаж без фундамента вырастал из земли. На плоской крыше стоял куб чердака с узкой дверью. Мира никогда не видела таких домов, только слышала от Бессонова, но не верила. В действительности же все соответствовало описанию: материал, похожий на бурый мрамор, узкая тропинка к реке. Веревки натянутые поперек двора, на которых сох кусок ткани. Неподалеку – постройка из того же конструктора, только ниже этажом, словно удивительный дом врос в землю по самый чердак. Строения не впечатляли архитектурным изыском, но графине понравилось, что их расположение идеально совпало со схемой. Река текла так, как нарисовал Яков, песчаный берег имел небольшой обрыв, и бревно, утопленное в воде, находилось на месте, потому что на нем стирали белье: привязывали веревкой, а река без мыла и мотора выполняла работу стиральной машины. Мира подошла к бревну и увидела в стремнине корзину с тряпками.
– С Богом! – сказала она себе. – Этим шагом мы открываем первую главу нового романа, который станет бестселлером, и авторами его будем мы, – сказала и постучала в открытую дверь.
– Ой! – воскликнула девушка, увидев на пороге гостью.
– Можно?
В глазах хозяйки царил растерянный ужас.
– Что случилось? На вас напали? Вас били?
Графиня вошла в холл, подпертый четырьмя колоннами, кинула багаж, опустилась на циновку у столика и закрыла руками лицо.
– Хотите, я перевяжу вам рану? – спросила девушка, бледнея от страха. – Кто вы? Вы Мирослава?..
– Я Мирослава! – ответила графиня.
– Да, это вы…
– Тогда, может быть, у вас найдется горячий кофе? С утра не емши, не похмелимшись…
– Ой, а у нас нет кофе, – смутилась хозяйка. – У нас даже чая нет. А похмелиться… только бражка не очень хорошего качества. Не такого, к какому вы привыкли.
– Откуда ты знаешь, к чему я привыкла?
– Хотите, я заварю стружку коры? Она хорошо тонизирует. Хотите, дам спирт, обработать раны?
– Пожалуй, дай для начала коры. И погрызть… какой-нибудь корешок.
Юля убежала за ширму к окну, графиня подтянула повязку на разбитой ноге. Ее взгляд мутился слезой, и все вокруг казалось нереально похожим на правду в пьяном бреду. Сочетание аскетичного быта хозяев с фантастическими технологиями строительства. Графиня встала на больные ноги, чтобы потрогать руками эту мутнеющую реальность. Удивительный дом был собран из теплого полимера без гвоздя и цемента, без обоев и батарей. Поверхности были гладкими, стыки ровными, двери прятались в стенах и не имели замков, а ширмы плавно скользили между полом и потолком, позволяя менять планировку. В доме не было даже камина. Он и без камина был теплым. За соседней ширмой Мира увидела склад циновок, которые вероятно служили кроватью, и сложенный рулоном матрас. Материал оказался мягким и легким, как кокон шелкопряда. Все в точности так, как описывал Яша. Отсутствовал только главный злодей, который бил, унижал и, в конце концов, выгнал из дома академика всех наук.

За ширмой, куда убежала Юля, была собрана самодельная печь из речных камней, обмазанных глиной. Труба выходила в окно, лишенное рамы и стекол. На подоконнике сидела ворона и таращила черный глаз на графиню.
– Привет, птица! – поздоровалась с вороной графиня. Ворона поменяла ракурс и вытаращилась на гостью другим глазом. Наверно графиня удивила ворону. Наверно графиня удивилась бы меньше, если бы ворона первая поздоровалась с ней. – Ты учила ее говорить?
– Пробовала, – призналась Юля, заливая кипятком древесную стружку, – я учила, но Оскар сказал, что вороны не говорят. Только попугаи. Сара все равно очень умная птица.
– Сара Исааковна?
– Оскар так зовет всех ворон, но мне почему-то кажется, что это мальчик. В смысле, самец. Вы не разбираетесь?
– Разберемся.
– Хотите вчерашний пирог? Он не очень свежий, потому что…
– Хочу.
– …потому что здесь нет холодильника. Но ничего, съедобный. Только он не из пшеничной муки, вы не удивляйтесь. Он из зерна, похожего на рис. Вы пока поешьте, а потом я рыбу пожарю. Мы же не ждали вас… Точнее, мы, конечно, вас очень ждали…
– Съем все, что дашь, – пообещала графиня.
Ворона первая получила кусок и унесла его в клюве. Юля натянула на оконный проем занавеску и сняла с огня кипящий сосуд, пахнущий цикорием с мятой. Они устроились завтракать на циновке и пока не поели, молчали, словно попрощались вчера, и с тех пор не произошло никакого значимого события.
– Оскар скоро придет. Вот обрадуется, – сказала Юля. – Как он вас ждал!.. Он сказал, что не сдвинется с места, пока не дождется, потому что вы будете искать его в первую очередь здесь, у пещеры.
– Логично, – согласилась Мира.
– Он сказал, что вы придете за нами, когда придумаете, как нам вернуться… – Юля робко подняла глаза на графиню. – Правда?
– Хочешь назад?
– Хочу.
– Даже если память не будет соответствовать реальности?
– Мы должны были все забыть, но мы помним. Значит, наша реальность не потеряна. Вы не представляете, как Оскар вас ждал. Даже Яша ушел в город, не выдержал. Надо пойти его поискать, сообщить, что вы уже здесь. Наверно ему там плохо…
– Не надо, – сказала Мира. – Плохо будет Яше, когда я его найду.
– А почему?
– Правда, что Оська дал ему в глаз?
– Дал, – подтвердила девушка. – А вы говорили с Яшей? Вы знаете, где он?
– Нет. Но узнаю – добавлю.
– Яша просто не выдержал. Он хороший человек, но немного больной, а Оскар верит только вам. Верит как в Бога.
– Ну и где твой драчун?
– Они ушли вниз по реке смотреть сети. Обычно они возвращаются к вечеру, но сейчас не должно быть много рыбы. Тащить будет легче, вернутся раньше.
– Кто «они»?
– Живет у нас в сарае один абрек. Все время на нас ругается. За что ругается – непонятно. Язык у него странный. Мы за год не научились понимать. Когда он спокоен – немного понятно, а как ругаться начнет – говорит быстро, совсем ничего не разберешь.
– У местных другой язык? – удивилась графиня.
– Нет, не другой. Тот же русский, только говорят непонятно.
– Как интересно!
– А может не русский, но я считаю, что он относится к славянской группе языков, только слова в этом языке почему-то поменяли смысл. Может быть, где-то в городе есть переводчики, но наш абрек здесь один. Его родственники живут возле моря, а городские люди его не любят. Может быть там, в городе говорят по-русски, или хотя бы понимают. Послушайте вы его, может, вы поймете.
– Обязательно послушаю, – пообещала графиня.
– Вот… – оживилась Юля, – слышите? Идут…
Графиня заметила за занавеской две головы, прошагавшие от реки через двор. Связка рыбы шлепнулась на порог. Рыбаки прошли мимо в сторону сарая и надолго пропали. Мира пошла за ними, чтобы послушать язык, но рыбаки молчали. Молча, вытащили мешок с порошком, похожим на крупную соль. Молча, его развязали, стали черпать вещество совком и насыпать в короб. Все пространство сарая занимало сооружение, накрытое палаткой из целлофана. В углу мотался гамак. Мира подошла совсем близко. Оскар оброс кудрями и не считал нужным бриться. Со спины Мира не узнала бы его в толпе, но в этом мире не было толп, и второго Оскара не было.
Двое мужчин были исключительно молчаливы и сосредоточенны, пока абрек ни обратил внимание на женщину. Против света он не смог понять, кто она: та, что хозяйничала в доме, имела длинные волосы и юбку до пола; эта – была растрепана и в штанах. Мужчина напрягся, вытянул шею, сощурился, но ни слова не произнес на своем языке, потому что старался не опрокинуть мешок, а может, решил, что так надо. Оскар не обернулся, пока не наполнил короб. И не заметил тень, которая легла ему под ноги. Он поднял груз на плечо, развернулся к дому и замер.

Короб упал. Соль рассыпалась по полу. Рыбаку явилось видение, которое грезилось во снах. Он увидел все, чего ждал от жизни, но это опять был сон. Оскар испугался проснуться от неловкого жеста. Это был сон, виденный много раз, но каждый раз, просыпаясь, он проклинал себя за чрезмерную радость. Каждый раз все было именно так: на фоне яркого света счастливое лицо графини, и рубашка не по размеру большая, и брюки, закатанные до колен, и свежая ссадина на ноге забинтована как попало… Даже соль, рассыпанную на полу, Оскар видел во сне, и необыкновенная точность деталей каждый раз вводила его в заблуждение. Он понял, что начал сочинять сновидения, что если еще раз проснется, то разочарования не переживет. Разочарований больше не будет. Если начнется новый роман, он начнется сейчас или никогда.
– Вот, что значит дежа-вю… – сказал Оскар. – Сколько раз я прожил этот момент – он всегда был таким.
– Значит, нашего Автора иногда читают, – ответила Мирослава.
– Читают именно это место. Никакой другой момент своей жизни я не переживал столько раз.
– Значит, это место получилось самым удачным.
– Знаешь, почему? Потому что это – самый счастливый день моей жизни.
– Потому что читатель падок на чужое счастье. Ему нравится примерять его на себя, потому что счастье годится всем, как красивый наряд. Перечитывают только это место романа. Все остальное пылится на полке. Вся жизнь, Оскар, возможно, не стоит одного счастливого эпизода.
– Мне все равно, – сказал молодой человек. – Говори что угодно, но пока ты не обнимешь меня, я не поверю, что это не сон.

Солнце повисло над северным горизонтом. Дом готовился пережить ночь, словно замер в ожидании приговора. Юля плела одеяло из ниток распущенного ковра. Мира наблюдала процесс, с трудом находила в нем смысл, но вопросов не задавала. В доме было запрещено шуметь даже ветру в оконных проемах. Шевелить мозгами в отсутствии достойной идеи – тоже считалось бесполезной растратой сил, поэтому Юля молча перебирала петли. Графиня наблюдала, как движутся ее пальцы. Оскар занимался сборкой Греаля, отгородившись от женщин, и не велел дышать на перегородку, но вскоре первый нарушил тишину.
– Иди сюда, – сказал он, – объясни мне, что происходит.
– Я? – спросила Юля.
– Ты тоже иди.
На подоконнике, в лучах заходящего Солнца, стояла чаша, украшенная кристаллами и подпертая полой серебряной трубкой, растянутой колокольчиком с двух концов.
– Она не работает, – пояснил Оскар. – Кристаллы не схватывают свет. Объясните мне, почему?
– Почему? – удивилась Мира. – Может быть, потому, что вечер?
– Глаза Греаля схватывают даже свет звезд, даже сквозь облака. Либо кристаллы фальшивые, либо я не знаю, что происходит. В общем, красавицы мои, приплыли. Если вы думали, что это самый простой путь домой, то вы заблуждались.
Мира взяла в руки чашу.
– Кристаллы не могут быть фальшивыми. Это те самые кристаллы, которыми вы с Натаном едва не угробили человечество.
– Видишь, что прибор сдох?
– Ты что-то не так собрал.
– Помнишь, где ворота, сквозь которые ты пришла сюда? Отметила место?
– Конечно же, не отметила! – испугалась графиня. – Нет, я не полезу обратно. Я зеленым нимбом светиться начну, если сделаю это. Ты сказал, что сможешь скорректировать хронал до такой степени, чтобы ворота стали безопасными для вас с Юлькой. Давай, корректируй. Запускай как-нибудь эту штуку.
– Видишь ли, что получается…
– Что получается? Я пока ничего не вижу.
– Дело идет к тому, что вернуться сможешь ты одна. Объясни ситуацию Учителю. Пусть проверит все камни в лаборатории. И в следующий раз сама не рискуй. Посылай Густава.
– Не факт, что я выберусь к твоему Учителю. Переходы спутаны, перемешаны, никаких ориентиров! – заявила графиня. – Оскар, я рассчитывала, что назад мы идем втроем и с рабочим прибором!
– Спутаны? – удивился физик. – Ты хочешь сказать, что коридор несквозной? Не одношаговый переход?
– Может, он был когда-то сквозным…
– Мирка!.. Поздравляю, ты приплыла! Поздравляю с прибытием на постоянное место жительства. Знаешь, что означает спутанный переход? Агонию он означает. Там никакой не дольмен. Там разовый пролом, который закроется со дня на день. Знаешь, почему закроется?
– Почему? – испугалась графиня.
– Потому что кое-кто влез туда без мозгов. Могу поспорить, что это спонтанная пробоина. Кто-то делал ее для своих личных нужд, а убрать поленился. Сколько раз ты носилась туда и обратно?
– Сколько надо, столько носилась!
– И каждый раз искажалась реальность?
– До неузнаваемости. А что?
– Ничего, – Оскар только развел руками. – Грех тебе жаловаться на «автора». Тебе бы ему поклониться и свечку поставить. Считай, что он тебя за руку вывел. Подумай сама: если это одноразовый переход – значит, в нем работает жесткая индивидуальная настройка на конкретную персону, и не факт, что это человек. Каждый следом протиснувшийся дает непредсказуемое искажение поля.
– Точно знаешь? Это закон физики?
– Закон природы: в одну реку дважды ступить нельзя. В океан можно – в реку нельзя.
– Все! – воскликнула Мира. – Ничего не знаю! С меня хватит! Греаль надо запустить, разобраться с вашим хроналом и возвращаться. Других идей нет. Надо валить отсюда всем вместе, пока не закрылся проход.
– Хорошо бы для начала понять, почему камни сдохли.
– Может, выработали ресурс?
– Не смеши! Может от твоих шатаний в дехроне?
– Жорж всю жизнь таскает по дехрону горшок, и не имеет проблем.
– Где не имеет? Там, откуда тащит прибор, или там, куда тащит?
– Жорж нигде проблем не имеет.
– Хорошо бы понять, что с камнями.
– Хорошо бы, – согласилась графиня.
Юля ушла вязать, в дом вернулась тишина. Все задумались внезапно и одновременно, но идеи стали посещать только Оскара.
– Что если изменился солнечный спектр? – предположил он.
– Если так – с Земли должно было исчезнуть все живое, – возразила графиня.
– Живое может приспособиться. У кристаллов Греаля настройка тонкая. Сбои могут ее блокировать.
– И что будем делать?
– Может, изменилось магнитное поле планеты?
– И это влияет?
– На Греаль влияет все, включая параметры, которые мы не можем измерить. Определенно, в нашем мире что-то не соответствует условиям его эксплуатации.
– Может, он заработает утром при свете Солнца?
– Ты заметила, где теперь Солнце?
– Заметила…
– Что-то парализует прибор на нашей частоте. Короче, – решил физик, – я сажусь читать мануал. Пока не найду ответ – прошу соблюдать спокойствие и не сеять панику.
– Кто сеет панику? – удивилась графиня. – Никто ничего не сеет…
Оскар отсоединил подставку от чаши, вынул основные кристаллы и сложил в короб.
– Иди сюда, – позвал он Юлю. Девушка послушно отложила вязание. – Видела ящик? Знаешь, что там?
– Знаю.
– Руки оторву, если влезешь.
– Оно же все равно не работает.
– Ты слышала, что я сказал? Ты меня поняла?
– Поняла, – согласилась Юля и пошла вязать дальше.
Оскар извлек из чемодана массивную книгу и раскинул ее на полу. Мире показалось, что Юля собирается плакать, но девушка совсем не расстроилась.
– Даже если мы останемся здесь навсегда, – шепотом сказала она. – Ну и что же? Климат теплый, рыбы много. Оскар ее руками ловит, как кот. Заходит по колено в воду и ловит. Вот увидите…

Солнце упало за лес, когда Оскар в дурном расположении духа присоединился к компании.
– Сосредоточиться не могу, – сказал он. – Устал. Что за ноутбук ты с собой притащила? Можно его использовать?
– Можно, только батарея села.
– Ерунда. Здесь можно зарядить что угодно.
– Там бухгалтерия Жоржа. Ничего секретного, но файлы сохрани, потому что... не надо портить бизнес ни в чем не виновному человеку. К тому же, ребята, если мы не запустим этот трехглазый полуфабрикат, Жорж – наша последняя надежда. Последняя и единственная.
– Как скоро он тебя здесь найдет?
– Не знаю, но в этот раз влетит всем. Так что вы сильно-то не расслабляйтесь.
– Да мы и не напрягались, – заметил Оскар. – Терять-то все равно нечего. И вообще… в дерьмовой ситуации я предпочел бы иметь дело с Жоржем, а не с тобой. Если он успеет проскочить, и если его Греаль при этом не сдохнет, считайте, что мы в порядке. Проходы Жорж искать умеет, в ситуацию врубается... Во всяком случае, он не будет похож на отбивную котлету, когда сюда явится.
– У него есть какой-то поисковый прибор, – вспомнила графиня.
– У него есть мозги!
– Если только прибор не остался дома. На дорогу туда-сюда… Нет, сначала он убьет время на опросы свидетелей. Свидетели ему не помогут, потому что у самих в голове бардак. Потом он убьет время на вычисление дольменной волны, и у него опять ничего не выйдет. Пещера Лепешевского слишком близко. Она собьет ориентиры. В общем, друзья мои: если прибор у Жоржа, он найдет нас в ближайшие пару дней. Если нет… Как думаешь, Оскар, скоро дыра закроется?
Оскар только пожал плечами.
– Конечно, Жорж нас найдет, – пришла к выводу Юля. – Вернее, найдет вас, Мирослава. Из-за нас он вряд ли засуетится.
– Неплохо бы оставить для него ориентир, – решила графиня, – например, кусок его же разбитой машины. Лес везде одинаковый… И еще, ребята, думайте, куда ушел Яшка? Вы уверены, что в город, а не в пещеры, искать «святого заступника»?
– В городе ему делать нечего, – ответил Оскар, – а пещера закрыта.
– Как закрыта?
– Здесь изменился ландшафт. Я нашел это место по компасу. Там копать и копать. Нет, Яшка до пещеры не доберется. Один… Исключено. Шляется где-то в лесу, если жив. Что-то давно его не видать.
– М…да, – вздохнула графиня.
– Я могу подежурить возле прохода, – предложила Юля, – если надо. Жорж ведь не знает, где дом, будет блуждать.
– Чтоб близко не подходила к дыре! – испугался Оскар. – Чтобы в ту сторону даже не глядела!
– Да уж, Юля… – согласилась графиня.
– Все, девчонки! Хватит на сегодня проблем. Отложим на утро.
– Отложим, – согласились девчонки.
– Рассказывай лучше, Мирка.
– Что рассказывать?
– Как там жизнь на старой земле? Как Учитель?
– Живет, работает…
– Вернулся в Москву?
– Вернулся? Он оттуда не уезжал.
– Травят его на факультете, не знаешь?
– Валерьяныча? За что?
– За галстук, – объяснил Оскар. – У физиков свои понты, Натан никогда не врубался… Если б я не перетащил его в филиал – сожрали бы вместе с галстуком. Да, паршивая ситуация…
– Паршивая, – согласились «девчонки».
– Если Жорж не успеет… второго похожего коридора можно не ждать. Можно посвятить жизнь чему-нибудь более реальному. Например, доделать ловушку для раков или весло починить.
– Не думаю… – сказала графиня. – Не уверена, что Жорж доберется сюда по спутанным коридорам. Разве что Ваську заставит в точности повторить трюк. Но Васька – трус. Густав – трус и предатель, а Жоржу по большому счету на все наплевать. В том числе на меня.
– Опять вы о грустном, – заметила Юля. – Нет, чтобы поговорить о приятных вещах. Так долго не виделись. Натан Валерьянович наверно скучает по Оскару?
– Места себе не находит, – подтвердила графиня.
– А как поживает его жена и пятеро дочек?
– Доят профессорский кошелек. Розалия Львовна жалеет своего Натика до слез, но замуж назад не идет. Просто так кормит.
– Учитель однолюб, – пояснил Оскар. – Розалия никогда от него не избавится. Учитель по инерции будет домой заявляться, как алкоголик на автопилоте. И падать в супружескую постель…
– Оскар, если все обойдется, вы сможете работать, как раньше. Натан согласился, что был не прав. Все осознал и ужасно жалеет.
– Нет, я не вернусь, – ответил Оскар и тяжело вздохнул.
– Не надо падать раньше выстрела.
– Не то. Я предпочел бы продолжить работу с Греалем один. Не хочу Учителя подставлять. Это всегда меня тормозило. Если буду работать, никто не должен знать об этом.
– Как скажешь. Только придумай, как запустить его здесь. Может, дело в неполном комплекте? Нужно было достать Коленный кристалл, заказать линзы для подставки… только черт знает, как их заказать? Я думала, он на Глазах заработает.
– Греаль работал даже с одним Глазом. Что-то изменилось на уровне частоты, на сдвижке хронала, но что?
В дверь постучали, и разговоры притихли.
– Абрек, – сообщила Юля.
Собеседники помолчали. Стук прекратился.
– Как ты нашла проход? – спросил Оскар. – Только не говори, что тебя осенило...
– Копинский вычислил.
– С ума сошла?
– Я не с ума сошла, Оскар, я перепробовала все. Если б не отчаялась, не стала бы его просить.
– Интересно, откуда эта дырка взялась?
– Не спрашивай. Просто скажи спасибо Копинскому.
– Ненормальная…
– Макс – лучший аналитик из всех известных и неизвестных человечеству. Жорж прав, с такими людьми надо дружить, даже если они ведут себя свински.
– Проход можно найти по следу колеса. Если ты въехала сюда на машине, колея должна показать «порог». Надо поставить отметку завтра же, пока дождем не размыло, нарисовать для Жоржа указатели и контролировать ситуацию каждый день.
– Вам с Юлькой лучше не приближаться к дыре обоим.
– Тем более, надо поставить отметку. Место запомнить. В крайнем случае, пойдешь одна.
– Нет!
– Пойдешь!.. А мы за тебя помолимся.
– Вернемся все или все вместе дождемся Зубова.
– Пока ты там, у нас есть надежда, потому что здесь надеяться не на что.
– Я сказала, нет! – рассердилась графиня. – Это не ворота, это находка самоубийцы. В дольменах есть хотя бы переходная камера, хоть маленькая прихожая, которая адаптирует организм. Хотя бы Привратник, который остановит и даст по шее. Я больше туда не пойду. Я боюсь!
– Ерунда это все. В нормальных дольменах работает хроно-генератор, – объяснил Оскар. – Его действительно надо бояться. А уж от Привратников в первую очередь надо держаться подальше. Ты прорвалась – значит, автор тобой дорожит. Сюда привел и обратно выведет. Или… может быть, дело в том, что ты шла из прошлого в будущее? Подумать надо.
– Какая разница, в прошлое или в будущее?
– Есть разница, как заглатывать рыбу, – объяснил рыбак, – с хвоста или с головы. Заглотить-то можно и так и так…
– Один раз в жизни мне повезло, второй раз рисковать не буду. Если идти – только с вами, только в последний раз, и только для того, чтобы вывести вас отсюда, потому что без меня вы точно заблудитесь.
– Интересно, откуда эта пробоина здесь взялась? Копинский не объяснил?
Стук в дверь повторился, но прозвучал гораздо настойчивее.
– Почему вы не приглашаете абрека в дом? – спросила графиня.
– Пошел он…
– Почему? Интересно послушать язык.
– Ничего интересного он на ночь глядя не скажет.
– Не обращайте внимание, – добавила Юля, – он иногда стучится к нам ночью, походит под окнами, поругается, потом спать идет. Мы привыкли.
– Чем он недоволен?
– Черт его знает!
– А спросить?
– Думаешь, я не спрашивал? Ногами топает, слюной брызжет, а информации ноль. Пойми ты, попробуй! Слова знакомые, а смысл не вяжется. Мирка, нас отнесло в далекое будущее. Очень далекое. Ты представить не можешь, в какую жопу нас занесло. Я тебе завтра покажу кое-что…
– Может, все-таки впустим абрека? Может, у меня свяжется смысл? – Мира поднялась с циновки.
Хозяева дома не стали отговаривать гостью и следом за ней пошли на крыльцо.

Абрек в самом деле был зол. Вернее сказать, сильно раздражен на хозяев. Когда над северным горизонтом висело Солнце, он выглядел вполне довольным и улыбался гостье издалека. Когда Юля запирала окна и двери, никто не возражал. Но стоило светилу свалиться за горизонт, спокойствие сменилось истерикой. Абрек действительно ругал обитателей дома, топал ногами, исполнял угрожающие жесты и обращался за сочувствием к гостье. Графиня слушала. Оскар с Юлей ей не мешали, только присутствовали, чтобы текст обвинения не принял слишком очернительный характер.
– И так каждый раз, – пожаловалась хозяйка. – Мы ему и еды даем, и не гоним. Пусть живет. Он вообще-то парень спокойный, самодостаточный, но как заведется – орать будет, пока не охрипнет.
Абрек действительно скоро охрип, подбежал к котлу, в котором Юля полоскала белье, отхлебнул воды и продолжил орать.
– Сейчас еще ничего, – добавил Оскар к сказанному подругой. – В первые дни, как только сюда заявился, орал на нас каждый день. Пришлось усмирить. Это он в честь твоего приезда…
– Как ты его усмирил?
– Пальнул разок из ружьишка.
– Оскар нашел в лесу неисправную лазерную винтовку, – объяснила Юля, – и починил.
– Там всего-то на всего линза сбилась. Я поправил. А этот пришел и с палкой на меня полез. Пришлось пальнуть для острастки. С тех пор он палку не берет. Так выступает, без реквизита.
– Ничего себе! – ужаснулась Мира.
– Пробовал его прогнать – не уходит.
– Знаешь, почему не уходит?
– Почему?
– Знаешь, почему он на вас обижен? Потому что вы заняли его дом. Он здесь родился и жил, а вы пришли и вселились без спроса. И ружьишко наверняка принадлежало ему.
– Но дом был пустой, – возразила Юля.
– Если на стенах не висят картины, а в шкафах не лежит барахло, это еще не значит, что дом без хозяев. Он и в сарае, насколько я видела, имуществом не разжился, но ведь это не повод, чтобы выгонять человека из дома.
– Мы месяц здесь прожили, прежде чем этот нарисовался, – возмутился Оскар. – Какой месяц… Больше!
– Значит, он за сетями смотреть ходил. Или на раков охотился.
– Наверняка он ходил за солью, – догадалась Юля. – К своим родственникам, которые у моря живут.
– Послушайте, что он нам говорит… – сказала Мира. – Он повторяет одну и ту же фразу: вы пришли в его дом и наглеете…
– Как ты поняла? Что это за язык?
– Первый раз слышу. Какая-то смесь славянской структуры языка с латинскими корнями. Знаешь, почему непонятно? Потому что неожиданно. Звучит, действительно странно, согласна, но если вспомнить романские языки, то очень даже вяжется смысл. Нет, это что-то интересное… Если я пообщаюсь с вашим абреком денек-другой, мы неплохо поймем друг друга.
– Во, дает! – удивился Оскар. – Я из его болтовни понял только, что дом «усатый», больше я ничего не понял. Ты можешь мне объяснить, откуда у дома усы? Все, на что он злится, почему-то становится усатым.
– Может быть, «узатым»? – предположила графиня. – От слова «юзать». То есть, дом используется, а ты в него влез.
Оскар задумался.
– И где тут латинские корни?..
– Да вот они… можно сказать, на поверхности. Слушай! Итальянцы произносят это слово точно также как он. Поверь мне!
– Хорошо, поговори с ним по-итальянски. Знаешь, как?.. Общалась с итальянцами?
– Чтобы общаться с итальянцами не обязательно знать язык, – ответила Мира, – достаточно знать итальянцев. Я думаю, что надо пустить его в дом. Он много чего нам расскажет, и о структуре солнечного света, и о магнитных полях. С ним надо просто спокойно поговорить. У вас столько места. Чего жадничать? Все равно одним хозяйством живете.
– Да черт с ним! – согласился Оскар. – Жил бы я один – пустил бы, но он на Юльку глаз пялит. Мне страшно ее дома одну оставлять. Объясни ему, что Юлька – тоже «усатая», чтобы он в ее сторону не смотрел. И чтобы «самкой» девушку не обзывал, а то в рыло получит.
Мира спустилась с крыльца. Абрек замолчал и попятился. Он выслушал речь, произнесенную на приблизительно итальянском языке с русскими падежными окончаниями, и удивленно посмотрел на хозяев. Оскар на всякий случай кивнул, чтобы подтвердить сказанное графиней. Абрек взбодрился. Он указал на Юлю и перевел палец на Оскара. Все присутствующие тотчас же с ним согласилась. Затем туземец коснулся пальцем графини, указал на себя, и поднял брови, глядя в глаза сопернику.
– Нет! – ответил узурпатор жилья. – Обе самки «усатые»! Обе мои! А ты – кыш отсюда!



В дом абрек не пошел, несмотря на то, что Мира отгородила для него пространство у окна с видом на сарай и собственнолично подвесила гамак. Абрек побоялся переступать порог и улегся в сарае на голый пол. Все, чего добилась Мира, это спокойной ночи, без воплей под дверью, стуков, раздражений, непереводимых речей и обоюдно невыполнимых требований. Абрек заснул на голом полу, а утром графиня нашла его на крыльце в приподнятом настроении. При виде графини абрек улыбнулся и поманил ее к сараю, но у графини были другие планы. Она не стала разбираться в причинах такого «лестного» приглашения. Причины ее ничуть не интересовали. Ей было интересно рассмотреть местность при свете дня и понять, что изменилось в солнечном спектре. Корыто с засоленной рыбой стояло под кухонным окном, и рыбу некому было красть. Недовязанное одеяло висело на веревке. У стены стоял рыбацкий сачок, сплетенный из тонкого полимера, и лодка – штампованное корыто с механическим пропеллером, напоминающим мясорубку, которую тоже некому было красть. Графиня сама бы не отказалась от такого «весла». Шестеренки были выточены из белого пластика, от легкого толчка рукоятки мотор завертелся со свистом, лопасти слились в размытое колесо. И эта штука лежала на берегу, даже не привязанная веревкой. Мире показалось, что она проснулась в раю.
Оскар спустился к реке вслед за графиней.
– Я обещал тебе зрелище? Идем, абрек покажет свой флакер усатый.
– Что покажет?
– Кое-что особенное, что прячет от всех, но тебе решил показать. Сам решил. Я на него не давил.
– А это приличное зрелище… для девушки бальзаковских лет?
– Не уверен, – улыбнулся Оскар. – Одно могу сказать точно: ты такого еще не видела. И не увидишь. Пойдем, пока он не передумал! Не пожалеешь!

Абрек встречал гостей на пороге сарая с неизменной улыбкой. Объект, который Мира приняла за палатку, был открыт. Что-то большое и полукруглое, похожее на крышку хлебницы, опоясывала снизу широкая юбка. Абрек потащил объект за подол, и тот бесшумно поплыл. Оскар наблюдал за графиней. Графиня наблюдала зрелище.
Предмет, который местные аборигены называли флакером, был неприлично «усат». Под куполом кругом располагались сидения, стертые до пола задницами владельцев, и смазанные в единый кольцеобразный диван. Посреди салона находилась ужасно «усатая» тумба, окольцованная тремя такими же «усатыми» обручами, отполированными, как носы металлических скульптур, слишком низко склоненные к аллеям сада. Мира обратила внимание, что конструкция не имеет колес, которые вероятно, стерлись от долгой эксплуатации, но это не мешало флакеру ползти по траве. Он без затруднения выплыл из гаража и встал на полянке.
– Думаешь, это летающая тарелка? – спросил Оскар. – Щас! Самая настоящая машина. У нее даже колесо имеется.
– Ну да? – не поверила Мира и заглянула под подол флакера.
– Видишь? Посередине…
Графиня с Оскаром встали на четвереньки, чтобы рассмотреть колесо. Действительно, машина не плыла по воздуху. Под корпусом был ясно виден шаровидный предмет. Каким образом конструкция не теряла равновесие, графиня не поняла. Оскар дождался, когда подруга налюбуется колесом.
– У этой штуки магнитно-гравитационная подушка. Она едет, натурально заряжаясь электричеством от поверхности земли. Чтоб мне провалиться, если земля в этом хронале, не наэлектризована больше, чем в нашем. От нее можно лампочку запитать. Вот тебе и магнитное поле. Не исключено, что где-то работает установка, которая электризует почву.
– Если это так, то первая разумная версия у нас есть: надо найти источник, отключить, поле земли придет в норму и, не исключено, что Греаль заработает. Как считаешь, физик?
– Хрен его знает. Однако, как тебе транспорт будущего?
– Серьезный транспорт, – согласилась графиня, поднимаясь с колен.
– Все блоки здесь, – Оскар приподнял юбку машины и продемонстрировал систему из закрытых ящиков, переходящих один в другой с помощью трубок и перемычек. – Все закупорены герметично. Материал такой крепкий, что его топором не разбить. А самая подлость знаешь, в чем? В том, что технология сборки потеряна так давно, что даже библиотека с технической информацией ушла под землю.
– А это ездит?
– Еще как ездит.
Графиня осмотрела запаянные блоки под юбкой флакера.
– Хочешь в салон? – пригласил Оскар, и купол упал за спинку кругового дивана. – Заходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома.
Графиня устроилась в салоне, и купол снова сомкнулся на потолке.
– Верхний обруч – руль, – объяснил Оскар и покрутил обод вокруг круглой тумбы. Флакер повертелся из стороны в сторону, словно корзинка колеса обозрения. Внутри салона Мира не ощутила никакой инерции, только двор почему-то понесся по кругу и голос ее товарища стал звучать громче. – Нижний обод – разгон-торможение. Прижмешь его ногой к полу – машина стоит. Поднимешь – пошла. Он сам лезет вверх, когда чует дорогу. – Для демонстрации ходовых качеств агрегата, Оскар прогнал его мимо дома туда-сюда и остановил перед дверью сарая.
– А средний обруч? – спросила графиня.
– Вот! Это самое интересное! – Оскар подергал вверх-вниз обруч, который располагался между рулем и «газом». Машина никак не отреагировала. – Есть у меня подозрение, что когда-то эта тачка умела летать, но, видишь ли, в чем прикол… Она запитывается энергией на ходу от трения колеса о поверхность земли. А чем она питается в воздухе – черт ее знает. Заметила, что здесь нет водительского места? Управлять машиной может любой кретин. Значит, и летать должна элементарно просто. Но не летает, зараза.
– М… да, – согласилась графиня.
– Успокоилась?
– В смысле?
– В смысле разбитой машины Зубова. На этой можно разогнаться даже по бездорожью.
– К ней бы спидометр…
– Какой спидометр? Она старая, как черт знает что. Когда я спросил у абрека, сколько лет агрегату, я не понял юмора: сначала он пальцы загибал. Потом пальцы кончились, начал загибать локти, потом сам загнулся. Мирка, этой машине несколько тысяч лет. Можешь себе представить, как нас растащило в хронале?
– Если она работает на электричестве – должен быть аккумулятор.
– Есть аккумулятор, – подтвердил Оскар. – Но он в запаянном блоке. Не подберешься.
– Если есть аккумулятор – она должна летать.
– Должен, но не летает. Я хотел его вскрыть, посмотреть, что за система, но этот дурак очень нервничает, когда я ковыряюсь в машине.
– Давай, я с ним договорюсь, а ты поковыряешься?
– Бесполезно, Мирка. Я пробовал открыть блок – он закупорен намертво. Оцени: несколько тысяч лет без капремонтов и техосмотров.
– Как же вас с Валерьянычем угораздило пробить такой коридор на одном паршивом кристалле!
– Надо было сразу собирать Греаль, – сказал Оскар. – Генератор был сделан для других целей. Мы ж не думали, что одна умная девица влезет в смещенное поле.
– Знаешь, что?..
– Что?
– Я бы на твоем месте узнала, как она летает. Где абрек? Пусть он мне объяснит.

Абрек был немногословен. Он выслушал пожелание графини, ушел в сарай и вернулся с белой пластиной в руках. Предмет напоминал штампованную заготовку, на которой был размечен узор из округлых пупырышек и канавок.
– А… – вспомнил Оскар. – Он же показывал мне эту штуку… давным-давно. Хотел, чтоб я дырки вырезал лазером. Это стыковочный блок между агрегатами. Точно! Контактный узел в суррогатном состоянии, не иначе как с завода краденный. Я даже знаю, куда его ставить…
– Так, продырявил бы!
– Я?! – возмутился Оскар. – Да если б я смог! Этот материал пулей не прошибешь. Чем я только не пробовал его долбить! Я даже не понял, что это. Мирка, ты не представляешь, насколько здесь прочный пластик. Все, что я мог применить, я применил – на нем ни царапины.
– Допустим, я проткну ему дырки. И что? Ты считаешь, что аппарат полетит? – Оскар с абреком переглянулись. – Кроме шуток, ребята! Вы обратились в последнюю инстанцию: если Стрелы Ангела ее не пробьют – вам в этой жизни ловить нечего.
– А где твой ствол? – удивился Оскар. – Он при тебе?
– Подъедем к бывшей дороге, – предложила графиня. – Покажу вам свой «флакер усатый».



Машина на единственном колесе бодро полетела по бездорожью. Ремней безопасности в салоне не существовало, потому что в них не было необходимости. Круглое колесо так мягко обтекало неровности грунта, что в салоне можно было на ходу разливать мартини. Не прошло пяти минут, как флакер отмахал расстояние, на которое графиня потратила час. Оскар пришел в восторг, увидев джип Жоржа Зубова, лежащий вверх колесами.
– Бог мой! – воскликнул он. – Как я соскучился по нормальным машинам. Я думал, что не увижу их никогда.
– Бензин все равно закончился, – предупредила Мира. – Сможешь перевернуть – хорошо. Найдешь, чем заправить – еще лучше, только не отъезжай далеко. Жорж должен видеть свою тачку сразу, как только сюда попадет.
– Бедняга, – посочувствовал Оскар. – Ты передвигалась на ней кувырком?
– По-всякому.
– Сама, как котлета, и машина такая же.
– Мы сроднились. Оська, придумай, как поставить джип на колеса. Иначе у Жоржа испортится настроение. К тому же я, кажется, сожгла сцепление. Там что-то сильно воняло из-под капота. Я, конечно, открыла окно пошире, чтобы этого не нюхать. Но под конец уж очень сильно воняло.
– Сцепление… – произнес Оскар. – Какое забытое слово!
– Не знаю, но что-то в нем перегрелось. Если разберешься – облегчишь нашу участь, – графиня вынула из багажника ствол. – Сейчас посмотрим на твои магнитные поля… и солнечный спектр тоже проверим на вшивость.
– Что случилось со Стрелами? – удивился Оскар, заметив обрубок.
– Ничего не случилось. Жорж укоротил ее с двух сторон, – графиня пальнула в камешек, лежащий у нее под ногами и камень превратился в баранку. Абрек шарахнулся прочь. – Ну? – спросила она. – Теперь объясни, почему Стрела работает, а Греаль дохлый?
Оскар поднял с земли каменное колечко и поглядел на джип сквозь дыру.
– Объясню…
– Объясни!
– Потому что Жорж выращивал оружейные кристаллы специально для тебя. Оригинальные, если помнишь, не работали, а хулиганили.
– Точно… – согласилась Мира. – Не работали.
– Энергетическая запитка Стрелы идет от организма стрелка. А от чего идет запитка Греаля, одному «автору» известно.
– Ладно, пробью вам дырки, там видно будет.
– Зачем он обрезал Стрелу? Она же теряет мощность…
– Это я теряю мощность ее таскать, здоровенную дуру. Я попросила обрезать – он обрезал. После того, как Стрела изуродовала машину Артура – Жорж даже не спорил со мной. Он вообще последнее время со мной не спорит, а если ты починишь его машину… Починишь?
– Вообще-то я хреновый автомеханик, – признался Оскар. – Но… можно посмотреть, что там сгорело. Там, по крайней мере, все на виду. Инструменты есть?
– У Жоржа в багажнике есть все, – ответила графиня. – Только марцепан закончился, потому что я его съела. – Она хотела забрать у абрека панель, но тот испугался огнеметной палки и отбежал еще дальше. – Поставь и уйди. Ну…
Туземец неохотно повиновался. С большим недоверием положил на землю свое сокровище, убежал за кусты и залег в канаву.
– Это типичная перемычка, – объяснил Оскар. – От перемычки машина не полетит. Надо разбирать систему, смотреть, что не пашет, и думать, почему. Поговори с ним, пусть не дергается. Я за день разберу его флакер и соберу, как было. Если не вскроем блок, то, по крайней мере, узнаем, какой из них нерабочий. Переведи ему на понятный язык.
– Не мешай…
– Переведи. Тебя он понимает. Меня даже слушать не хочет.
– Ты мешаешь мне целиться.
– Я тебе говорю, не полетит она от дополнительной перемычки. Может, будет немного маневреннее. Может, угол гравитации будет шире. Ты вообще поняла, для чего она предназначена?
– Разберемся.
Оскар придирчиво осмотрел графиню и ствол, который грелся в ее руках.
– Стрела снимает прицел прямо с глаза? – догадался он. – Считывает информацию и сама наводит на цель?
– Да, если мне не мешают.
– Я только не понял, как ты задаешь ширину и мощность луча?
– Точно также.
– То есть, кристалл с тебя считывает полную информацию, и сам программирует шнек или шар... или коридор… или…
– Да, – подтвердила графиня, – поэтому я не могу работать и отвечать на вопросы одновременно.
– Так я и думал. Техника с одного конвейера: что Стрела, что Греаль. Только своей башкой я запустить ее не смогу.
– Отойди, Христа ради, пока не ослеп на оба глаза, – попросила графиня.
Первая стрела прошла цель навылет, и абрек в ужасе выскочил из укрытия, кинулся грудью на доску и заорал, как будто луч пронзил его сердце.
– Что? – испугалась Мира.
– Что ты сделала? – спросил Оскар.
– Что я сделала?
Оскар приподнял абрека за плечо, но тот заголосил еще громче и ткнулся лбом в землю.
– Ну, ты даешь!
– Я устроила ядерный взрыв в его поселке у моря?
Оскар поднял пластину с круглой дырой на месте вмятины.
– Он тебе какой диаметр отверстия показал? Вот… в полмиллиметра.
– Он сказал, что надо сбить пробку!
– Правильно, пробка – это самый кончик. Ну, ты даешь! Не поняла – меня бы спросила!
– Я поняла так, как он показал!
– Ты не видела, как крепятся перемычки? Ты же сбила крепление, а нужно было только проткнуть отверстие для контакта. Он же показывал! Мирка, ты чего? Он же ясным языком объяснил, что нужно сбить самый край… Я и то понял.
– Черт вас всех подери! – рассердилась графиня.
Оскар застыл в недоумении с испорченным изделием в руке. Абрек бесшумно рыдал, уткнувшись лицом в траву.
– Черт меня подери вместе с вами! – добавила она. – Вот, почему таким болтунам, как я, никогда не дадут диплом переводчика. Я поняла, что нужно выбить крепление…
– Полиглот! Слушать надо внимательнее! Сначала слушать, потом думать, потом спросить у знающего человека!
– Всегда терпеть не могла технический перевод. Никогда не соглашалась на эту работу!
– Ладно, – махнул рукой Оскар. – Все равно бы не полетела. Ей, абрек! Кончай спектакль, иди домой. Нам надо делом заняться.
– Извини, родной, – Мира присела рядом с убитым туземцем. – Может, у тебя еще одна заготовка найдется? Теперь я сделаю все, как надо, обещаю. Поди, поройся в своем сарае…

Оскар дошел до овражка, где обрывались следы колес. В ложбине блестел ручеек, над ручейком висело легкое облачко: не то хрональный туман, не то испарения влажного мха. Он бросил палку, и палка слилась с пейзажем. Исчезла между стволов, растворилась на фоне таких же веток, наломанных колесами джипа. Место показалось Оскару до крайности подозрительным, границы прохода – размытыми, поле – непонятным и неустойчивым. Еще более непонятными ему показались разговоры графини с аборигеном, которые должны были закончиться дракой, однако продолжались все время, пока он обходил объект и метил невидимые границы. Оскар привык иметь дело с дольменами, с дверями, в которые можно стучать, потому что их все равно не откроют. Первый раз он встал перед проблемой открытой двери и не был уверен, что примет правильное решение. Одно Оскар знал точно: решение придется принять ему и валить вину будет не на кого. Совершив ошибку, он проживет еще сто лет с тяжелым камнем на сердце, не решится на риск – проживет ровно столько же… с тем же камнем. Прежде чем вернуться, Оскар кинул через ручей еще одну палку…
– Слышишь, Оська? Он говорит, что флакер летал, – сообщила Мира. – Летал, пока одна сволочь не тиснула из него такую же точно пластину.
– Я не брал!
– Тебя никто не винит.
– Этот дикарь болтает все, что взбредет в голову. Не далее как позавчера он меня уверял, что в сеть попал здоровенный сом. Ну и что? Дошел я с ним до сетей – обычная мелочь. Полметра, не больше. Такого сома можно взять возле дома…
– Оскар!
– Чего?
– Он говорит, что в городе есть люди, которые маму родную продадут за такую дырявую штуку, а заготовки валяются на складах никому ненужные. Там те же проблемы, что у вас: не могут справиться с материалом. Представляешь, как с ними можно поторговаться? Как ты думаешь, они знают что-нибудь про спектры и магнитные поля? Или ты думаешь только о рыбе?
– Не верь этому фантасту!
– Он называет город летающим. Мне не послышалось? Это правильный перевод?
– У него все летающее, что не усатое.
– Почему он показывает на небо, когда имеют в виду дорогу до города?
– Потому что… Сама увидишь. Закончу дела – устрою тебе экскурсию, – пообещал молодой человек.
– Город летает – флакер тем более полетит, – сделала вывод графиня.
– Если только сдать его в багаж самолета.
– Вы, физики, просто невозможные романтики. Самим от себя не тошно? Даже город от вас улетел. Вот что мы сделаем, – решила графиня. – Сейчас мы с абреком прошвырнемся за запчастями…
– Я с вами.
– Ты вернешься к Юльке и объяснишь ей, куда не надо ходить, да так, чтобы до нее дошло. Привяжешь веревкой, если надо будет.
– Юлька сюда не пойдет. Она теперь меня слушается во всем, а ты...
– …А я туда и обратно. Жарьте рыбу к нашему возвращению. Разбирайтесь с машиной, а если явится Жорж – успокой его. Жорж от такого зрелища в обморок упадет. Скажи, что я жива и здорова. Вдруг ему будет приятно.
– Я с вами! – запротестовал Оскар. – Ты никуда без меня не поедешь.
– Пардон, – извинилась графиня перед абреком и оттащила Оскара за машину пообщаться с глазу на глаз.
– Ты хочешь понимать, что он говорит?
– Ты едешь в город только со мной!
– Если хочешь понимать – слушай меня внимательно...
– Город далеко, Мирка! Этот хмырь на тебя запал. Нравы здесь простые. Я вас вдвоем не пущу.
– Обещаю, он ничего мне не сделает!
– Этот поход может растянуться на несколько дней.
– Отлично! Когда мы вернемся, у тебя будет «дипломированный» переводчик. Представляешь, какую информацию можно выцедить из этих постисторических неандертальцев? Мне нужно свободно понимать язык, для этого надо говорить и слушать, слушать и говорить, а ты мне сильно мешаешь.
– Пожалуйста, я заткнусь. Общайтесь при мне.
– Ни в коем случае! Ты здесь кто? Ты – доминирующий самец! Самками с ним не делишься, дом отнял, на машину глаз положил, всю рыбу в реке слопал и еще недоволен. Я для него сейчас надежда и опора в войне с тобой.
– А если руки распускать начнет? Он сильный, сволочь!
– А ствол у меня для чего? Для красоты?
Оскар надулся.
– Ты не успеешь применить ствол.
– Я успею его напугать. До состояния импотенции. Обещаю.
– Нет! Он вполне способен смотаться в город один. Тебе там нечего делать.
– Оскар, мне надо там быть! Надо видеть людей и общаться с ними, чтобы понять, куда мы попали, и что нам делать! Ты ж просидел здесь год – ни черта не понял.
– Никуда без меня не поедешь!
– Туда и обратно, – пообещала Мира. – Или мы поругаемся. Ты знаешь: если я захочу смотаться в город одна, я сделаю это. С абреком ей-богу безопаснее. Не провоцируй меня на худшие мои проявления. Лучше займись машиной.
– Пообещай, что не выпустишь ствол из рук! – поставил условие Оскар. – Если не вернетесь в течение суток, я не знаю, что я сделаю с вами обоими.
– Обещаю, ревнивец! – ответила графиня и поцеловала сердитого товарища прежде, чем лезть во флакер. – Туда и обратно! Как его хоть зовут, твоего абрека?
– Абреком его зовут, – ответил Оскар. – Аборигеном Речным.
– Так и зовут? – удивилась Мира.
Сердитый товарищ долго стоял на пригорке, провожая флакер недружеским взглядом.
Таким же взглядом абрек попрощался с Оскаром. Он не верил, что главный «самец» не пустится в погоню за беглецами, не прыгнет в салон на ходу. Только потеряв фигуру из вида, туземец расслабился, заулыбался, а, расхрабрившись, начал жаловаться на жизнь. Так пронзительно и надрывно, что графиня перестала понимать смысл речевого потока, переходящего в нечленораздельный вой. Одно было ясно без перевода: Оскар крепко достал этого человека своим вздорным характером и, если бы не Юля, которая ужасно нравилась абреку, он непременно ушел бы сам. Ушел бы к родственникам, которые рыбачат на море большими сетями, и не таскал бы соль на спине через непроходимый лес.

Деревья сомкнулись, стали гладить ветками купол. Машина больше не летела прямо, мелодично пощелкивая колесом, она виляла между стволов, самостоятельно выбирая дорогу. Попытки пассажиров вертеть рулем, не рассматривались флакером как проявление высшего разума, они рассматривались как досадная помеха, препятствующая скорейшему достижению цели. Машина каким-то образом поняла, что ездоки направились в город. Она, в отличие от абрека, сильно соскучилась по обществу себе подобных.
Графиня узнала, что ее новый знакомый ушел из города сам, промышляет на реке ловлей рыбы и торговлей с городскими жителями продуктами своего труда, но задерживаться там, «наверху», не намерен и экскурсии проводить не будет. Он будет только красть деталь и быстро сматываться с добычей. Речной абориген объяснил графине, что его городская родня невзлюбила морскую родню. С тех пор он получает по шее и от тех, и от этих, потому что город от моря слишком далек для нормальной войны, а он частенько болтается там и сям. Морская родня его презирает за ловлю рыбы в реке, городская – за то, что живет в лесу, где приличному человеку не место.
– Чем же плох лес? – спросила графиня, но ответа не получила. Абрек не знал, чем плох лес, он знал только традиции своего народа и то, что он, в силу обстоятельств, забытых за давностью лет, нарушил традиции. Мало того, пристрастился к лесной еде, и совсем опустился в глазах общества, когда начал торговать рыбой в городе и менять ее на рисовую муку.
– Твои родственники – вегетарианцы? – предположила Мира, но абориген не понял вопроса. – Не едят рыбу, не едят мяса. Едят только овощи и траву?
– Они друг друга едят, – ответил абрек, – а я – только рыбу.

Чем лучше графиня понимала туземца, тем меньше ей нравился местный народ. Идея прогуляться по городу не показалась ей слишком удачной. На всякий случай она порадовалась тому, что не отправилась в город одна.
Отшельник-рыболов продолжил жаловаться на жизнь, графиня задумалась о своем. Она представила себе воинствующие уличные банды, разбитые витрины магазинов и дымовые завесы, после драки футбольных фанатов. «Хотя… – решила графиня, – если витрины у них такие же прочные, как стройматериалы, фанаты могут беситься сколько угодно».
– Кто построил ваши дома и машины из такого крепкого пластика? – спросила Мира, и абориген умолк на полуслове. Его лицо озарилось печальной улыбкой, с которой принято ностальгировать по дорогим временам.
– Омины построили, – ответил абрек.
– А… понятно. А куда подевались потом ваши омины? Почему не могут сами починить тарантас?
– Омины подарили флакеры нам, им не нужно. Омины летают по небу без флакера.
– А почему не подарили ремонтные мастерские? Почему не зарабатывают на дураках, которые не умеют сами дыру проткнуть?
– Омины не живут на земле, – ответил абрек с интонацией снисхождения к невежде.
– Где же они живут? – спросила графиня и указала в небо пальцем.
– Нет, – ответил абрек и направил палец графини вниз. – Омины всегда жили там, но с тех пор, как бросили нас, их жилище осталось в далеком прошлом. На поверхность выходят только посланцы оминов, такие, как тиран, засевший в доме у реки вместе с самкой. Только потому, что он посланник оминов, я, несчастный рыбак, не могу его гнать. Обидеть посланца омина – это страшное табу, за которое можно поплатиться смертью, а в реке еще много рыбы, а в сарае большой мешок соли, который даст прожить до счастливой старости, и тогда, может быть, мой статус будет пересмотрен, и в следующей жизни я выберу себе лучший мир.
– Ничего себе! – восхитилась графиня. – Если я пришла оттуда же, откуда Оскар с Юлей, я, стало быть, тоже посланник оминов? – абрек кивнул в знак согласия, и даже не пытался оспорить догадку. – Как ты различаешь, посланник это или такой же рыбак, как ты?
– Посланник омина знает оружие, – объяснил рыбак. – Никто, кроме посланника омина, не знает, как стрелять огненным лучом. Ружье, которое не работало много лет, работает в руках посланника омина.
– А если мы не посланники? Если мы и есть эти самые омины? – спросила графиня и увидела растерянность в глазах рыбака. – Тогда что? – растерянность сменилась укоризненным взглядом просвещенного человека.
– Посланники оминов умны, как омины, – ответил графине абрек, – но все-таки не омины. Омины теперь на земле не живут.
– А если вернулись?
Несчастный совсем смутился наглостью женщины.
– Посланники оминов хитры, как омины, но мы не должны слушать хитрые речи. Мы знаем, что омины на земле не живут. Только шлют нам посланцев.
– Расскажи-ка мне, дорогой, что случилось? Почему оминам стало тошно жить с вами на одной территории?
Абрек растерянно пожал плечами.
– Потому что здешний народ очень глуп.
– Это ясно. Расскажи, откуда взялся твой глупый народ?
– От оминов.
– Достал ты своими оминами! Давай начнем с того времени, когда в мире не было ничего, – предложила графиня. – Когда земля была плоской лепешкой, пустой и скользкой, как рыба.
Абориген обиделся.
– Разве я дурак? – спросил он. – Разве я не знаю, что земля никогда не была плоской? Она всегда была шаром, летающим в космосе.
– Вот как? Здорово!
– Если ты не знаешь, я могу рассказать.
– Рассказывай. Я тебя внимательно слушаю.
– Ты, в самом деле, не знаешь?
– Умираю от любопытства.
– Тогда слушай. Омины долго скитались по Вселенной внутри огромного круглого космического корабля, потом подлетели к Солнцу, чтобы зарядиться энергией, и остановили корабль на таком расстоянии, чтобы обогреть его, но не сжечь.
– Ты серьезно?
– Конечно, – уверил графиню рыбак. – Нет, ты, правда, не знаешь?
– Рассказывай.
– Солнце приняло оминов радушно, они решили выйти на поверхность корабля и немного пожить в раю. Все до одного вышли на поверхность, и так им было хорошо, что никто не хотел возвращаться. Солнце согрело кожуру корабля, на ней появились реки и горы, проросла трава, в реках завелась рыба, и омины потеряли счет времени. Тогда случилась беда. Корабль переполнился энергией Солнца и воспламенился внутри. Двигатель вспыхнул и сгорел, сжигая отсеки управления. Ядро корабля раскалилось до страшной температуры, и казалось, что Солнце пленило оминов навсегда, но однажды, рано или поздно, омины должны были вернуться в космос. Плененный Солнцем корабль уязвим, осколки метеоритов могут разбить его вдребезги, враг может напасть, смертоносные лучи могут пронзить его с опасного расстояния. Корабль должен был гореть миллиарды лет, прежде чем истратит энергию, отсеки должны остывать еще дольше, и только потом путь к управлению станет свободным. Омины были бессмертны. За это время они могли забыть, как управлять кораблем, поэтому решили создать подобный себе народ, который умирал бы и рождался заново, чтобы каждое новое поколение училось бы всякой мудрости сначала, преумножая ее каждый раз, и знания не растаяли бы, а наоборот, сохранились и приумножились. Омины решили, что когда придет час, из этого народа можно будет выбрать достойных, а остальные сами умрут, когда корабль отойдет от Солнца.
– Как получилось, что они отошли от Солнца без корабля?
– Омины очень умны. Они научили нас всем наукам, но когда пылающие отсеки корабля охладились, самые храбрые из нас решили спуститься туда раньше оминов, чтобы захватить управление и не позволить оминам погубить народ.
– Да… – согласилась графиня, – иногда среди дураков родятся герои. И что же дальше?
– Омины спустились за ними следом и закрыли за собой двери в прошлое. Что там творилось – не знает никто. Когда землю перестали опустошать ураганы и землетрясения, первый посланник оминов вышел к нам и сказал, что корабль останется возле Солнца. Но, если кто-нибудь из нашего народа осмелится еще раз открыть эту дверь, планета сорвется с орбиты, отойдет от света и покроется коркой льда, на которой будут расти лишь могилы. С тех пор никто из нас не открывал запретную дверь. Ее может открыть только омин, а омины давно на Земле не живут.
– Нормально. А как же мы с Оскаром и Юлей попали сюда?
– Вас выбросили из прошлого. Из прошлого можно быть брошенным только в будущее. Все двери в нашем корабле открываются в одну сторону: из прошлого в будущее. Обратная дорога только для оминов. Если кто-то из нас попробует открыть запретную дверь…
– То что? Неужели никто не пытался?
– Все, кто замышлял попытки, уже удобрили почву для овощей.
– Но те, кто кинул нас сюда, тоже считают, что мы удобрили почву. А мы пока еще ничего не удобрили.
– Никто не знает, как омины кидают своих посланников в этот мир, и что о них думают.
– А ты что думаешь?
– Я думаю, что посланники оминов – лучшие из нас. Они – самые умные, самые удачные творения наших творцов, поэтому мы гордимся ими. Они храбры, прекрасны, великодушны и самоотверженны, но посланники оминов – не омины.



Летающий город стеной поднялся над горизонтом. Взлетел и спрятался в облаках. Машина захрюкала колесом. У Миры сердце сжалось в комок от вида стены, словно за городом кончалась Вселенная и начиналась космическая пропасть, которой омины отгородились от человечества. Она начала понимать, зачем туземцам летающие машины, и не могла оторвать глаз от наползающей каменной волны.
– Это городская стена? – спросила графиня. – Вы отбивали атаки драконов?
– Нет, – ответил Абрек. – Мы жили и строили дома, пока надеялись, что омины вернутся и простят нас.
– А потом… когда уже не надеялись?
– Потом просто жили и строили.
Стена загородила половину неба. В сумерках Мира разглядела рельеф: пустые окна и глухие стены, широкие балконы, заросшие сорняком, которые казались размером с площадь. В зарослях не было видно ворот, но Миру это уже не пугало. Она поняла, что своими ногами наверх не взойдет, и понадеялась, что в городе работают лифты. Абориген продолжал болтать, пока машина не уперлась в стену, и город не навис над ними своей ужасающей массой. Навалился, как на букашек старый комод, и замер в предвкушении злодеяния.
Городская стена не имела даже узкой лазейки, через которую приезжий люд мог протиснуться в этот храм величественной пустоты. Только два толстых каната торчали из каменного колодца и терялись из виду в облаках.
– Отведи меня к людям, – попросила графиня. – Туда, где живые существа, пусть даже самые злые посланцы оминов. Я не хочу карабкаться по стене в пустой муравейник. Где люди – там наверняка лестницы. Давай обойдем…
Абрек потянул за канат. Из тумана спустилась гондола, из колодца поднялась груженная камнями корзина.
– Садись, – пригласил рыбак.
Графиня съежилась, но в гондолу влезла. Абориген подобрал у стены валун, кинул в корзину противовеса, и присоединился к графине. Лифт тронулся вверх вдоль стены, поплыл мимо окон и террас, на которые тысячи лет не ступала нога человека. В конструкторе города Мира узнала материал, из которого была собрана избушка абрека. Те же блоки, точно пригнанные друг к другу, выдержали испытание временем, достойное египетских пирамид, не выдержали только его обитатели. Никаких признаков человеческого присутствия на нижних этажах мегаполиса не наблюдалось, зато наблюдались разлинованные площадки с кругами, диаметром соответствующие юбке «усатого флакера».
Лес провалился в туман, сверху спустилась пустая гондола и провалилась в туман вслед за лесом, несколько корзин, набитых камнями, посвистели за пустой гондолой. У графини закружилась голова от страха. В разрыве нижних облаков она увидела зеленый ковер, на котором блеснула полоска реки и снова слилась с облаками. Абрек ненадолго умолк, считая корзины. В следующем просвете тумана зеленый ковер напомнил графине палас с измельчавшим ворсом. Она решила, что самое время закрыть глаза, но сверху на путешественников надвигалась платформа лифтовой площади, и светлое небо, наконец, стало наполнять горизонт.

В этом городе тучи лежали на площадях, волоклись по улицам, вползали в окна домов. Мире не хватало воздуха. Ей казалось, что подпрыгни она чуть выше и можно застрять в невесомости, но речной абориген увлек ее за собой в ложбину между домами, и скоро графиня перестала думать о высоте. Теперь Летающий город убивал ее своей хаотичной архитектурой. Кубические зиккураты срастались нижними этажами и торчали вверх аккуратными кубиками чердаков с безупречными углами и ровными гранями. У Миры сложилось впечатление, что город строили дети. Гигантские детеныши, оставленные без присмотра, дрались между собою за кубики и складывали наперегонки этажи. Архитектурой здесь и не пахло. Построили, как построилось, посмотрели, что получилось, и разбежались в леса.
Абрек повел графиню через площадь вдоль слепой стены, сквозь кварталы с запертыми дверями, по тесным улочкам, на которые веками не ступала нога человека. Они на ощупь шли сквозь туман и на четвереньках проползали туннели. Общительный абориген, ступив на территорию города, проглотил язык, и это молчание настораживало графиню больше, чем архитектурный маразм. Они ускорили шаг, преодолевая террасу, разлинованную квадратами.
– Парковка, – сказала графиня, указывая под ноги, но абориген закрыл рот ладонью, чтобы не болтнуть лишнего. – Где люди? Куда мы идем?
В Летающем городе не было жителей. Здесь жили одни облака. Дома смотрели на улицы черными глазницами окон. Из окон воняло дерьмом и гнилой капустой.
– Что случилось? Вы пережили войну? Чуму? Может, на вас напали пришельцы? Скажи мне, где люди?
Абрек стиснул челюсть и жалобно взглянул на графиню. «Идем же, идем», – умолял его взгляд.
Чем дальше продвигались путешественники, тем более пустынными становились кварталы. Сквозняк гулял меж открытых дверей. Запах мертвечины перебивал гнилую капусту. Мира представила себе, каково заблудиться здесь, и ноги отказались нести ее дальше.
– Послушай, родной, – обратилась она к аборигену, – мне нужно поговорить с кем-нибудь, кто не забыл, чему учился у оминов. Скажи, пожалуйста, в этом городе есть ученые или хотя бы инженеры, которые отвечают за лифт? Для меня это сейчас также важно, как для тебя дыра в перемычке. Пожалуйста, отведи меня к людям.
– За лифт не отвечает никто, – прошептал абрек. – Лифт – тайна. Узнают – отрубят.
– Хорошо, отведи меня к каким-нибудь людям. Я лишнего не скажу. Только задам вопросы. Ты поможешь мне – я тебе, – объяснила графиня.
Абрек замахал руками:
– Зачем вопросы? – удивился он. – Нам не нужно вопросы. Нам нужно скорее идти…
– Я не собачка, чтобы бежать за хозяином! Я хочу понимать, куда попала и что происходит. Или ты немедленно объяснишь, или я возвращаюсь, пока помню дорогу.
– Я хочу иметь длинную белую бороду, – объяснил абрек. – Такую же, как у прадеда.
– Неужели? И что? – не поняла графиня.
– Хочу иметь самку и наследников тоже хочу.
– Еще чего хочешь? Выкладывай, не стесняйся…
– Я хочу найти большой дом вверх по течению реки. В той стороне воздух теплее и фрукты слаще.
– Бесподобно! – воскликнула Мира. – Может, ты еще чего-нибудь хочешь?
– Я не хочу умирать молодым, – признался абрек и с мольбой посмотрел на небо.
– А я хочу вернуться домой! Я не собираюсь отращивать бороду, и самка мне не нужна. Мне не нужно сладких фруктов. Мне нужно вернуться домой вместе с Оськой для того чтобы мой мир не превратился в вонючие руины. Ты понял, чего я хочу? Сейчас же веди меня к людям или я сама отправлюсь на поиск.
– Пойдем со мной, – прошептал абрек.
– Иди! – ответила графиня и направилась вверх по лестнице на площадку, где заметила сразу три парковочных места. – Иди и сам делай дырки!
Абрек последовал за ней, спотыкаясь от страха.
– Пожалуйста, – умолял он, – идем…
– Ты не хочешь проводить меня к людям?
– Не хочу…
– Всего хорошего!
Мира поднялась на вершину постройки и постучала в самую крепкую дверь, но не успела рта раскрыть, как на порог выскочила голая баба. На ее бедра налипла повязка из грязной шерсти, груди свисали тощими колбасами до пупа, в руках мотался мешок. Из жилища на графиню веяло несвежим бельем. Ни слова не сказав, женщина прыгнула на террасу, пронеслась мимо удивленной графини, раскручивая над головою мешок, подобно булаве, и врезала абреку по шее так крепко и точно, что у графини перехватило дух. Серое облако брызнуло в стороны плотной дымовой завесой. Внутри не было видно ни жертвы, ни нападавшего. Минула вечность, прежде чем баба выскочила из «ядерного гриба», победоносно промчалась мимо графини и скрылась в жилище.
Графиня осталась с раскрытым ртом у закрытой двери наблюдать оседающий «гриб». Абрека не было видно. Несчастного рыбака не было видно даже тогда, когда пыль улеглась на камень. Только незначительный бугорок возвышался на месте его головы.
– Эй, – испугалась графиня. – Родной… Ты жив?
В пыли блеснули два испуганных глаза.
– Давай, пойдем отсюда, – взмолился абрек. – Пожалуйста.

Следующий отрезок пути графиня преодолела молча и даже не пожаловалась на усталость. Они миновали столько переходов и этажей, что графиня ни за что на свете не нашла бы обратной дороги. Они спускались на самое дно рукотворных каньонов и снова поднимались на «берега». Мира решила, что город строился не меньше миллиона лет. Голыми руками. Людьми, у которых не было ни фантазии, ни инженерных расчетов. Только конструктор, брошенный оминами на земле, прежде чем те обиделись и заперли за собою двери. Впервые в жизни графине захотелось убежать из города в лес. Побродивши между безликих камней, она поняла, как строился этот «шедевр». Она представила себе лесную поляну, на которой стояло несколько хижин, похожих на те, что посланник омина экспроприировал у туземца. Семьи росли, дома расстраивались вширь, сливались нижними этажами, наращивали над собою верхние. Соседние постройки соединялись в сплошные площади, и новые этажи поднимались над старыми, которые становились тесны, темны и непригодны для проживания. Нижние кварталы превращались в помойки и кладбища, потому что однажды людям стало лень спускаться по лестницам, чтобы по-человечески хоронить мертвецов. Потом они вовсе забыли, что такое земля: привыкли разводить грядки на широких балконах. Новые уровни тянулись вверх, пока не подперли небо. Еще немного, – решила графиня, – и люди забудут, как выглядит корабль оминов, на котором они подлетели к Солнцу.
– Скажи, пожалуйста, – обратилась она к проводнику, – за что тебе врезали? Ведь это я постучала в дверь.
– Злая самка дом сторожит, – объяснил абрек. – Ей не нужны чужие.
– Чем же занимаются добрые люди вашего городка?
– Едят, – сказал он, словно это было достойное оправдание человеческой жизни.
– А в перерывах между едой?
– Ищут еду. Потом едят.
– А когда не ищут еду и не едят, чем занимаются?
– Всегда ищут. Всегда едят, – ответил абрек.
– Теперь я понимаю, почему она дала по башке тебе, а не мне. Она поняла, что я – омин, а ты как был речным дураком, так дураком и помрешь.

Склад, который хранил запчасти флакера, был до потолка завален веществом, похожим на спрессованный торф. Графиня предположила, что это дерьмо, которое уже не воняет, потому что выдохлось миллион лет назад и упокоилось до конца света. Только абрек время от времени дырявил его лопатой. С прошлого набега на ископаемые пластины остался колодец. Лопату кто-то стащил, но абориген не расстроился. Он начал рыть вещество руками и скоро добрался до крышки ящика, плотно набитого белыми пластинами. Абрек извлек экземпляр и полез наверх.
– Бери больше, – посоветовала Мира. – Бери штук пять. Они ж нетяжелые.
– Зачем? Надо одну.
– Как зачем? Мало ли… Вдруг к тебе в гараж снова залезет сволочь и унесет деталь. Мы каждый раз сюда будем лазать? Бери, говорю!
– Правильно! – согласился абориген. – Ворья в лесу много, машин мало, а про это место никто не знает! Дело говоришь. Надо тебя послушать, хоть ты и самка.
– Я самка омина, – напомнила Мира.

Вместо отеля экспедиция расположилась на ночлег в заброшенном помещении, откуда драчливые жители мегаполиса вынесли все, что смогли. К счастью, циновки оказались приклеены к полу. К счастью клей оминов оказался таким же надежным как стройматериалы. Ворюги на протяжении веков сумели отодрать только край, но циновка от этого стала мягче. Эта часть города показалась Мире особенно жуткой, потому что не принадлежала никому, кроме неба. Здесь стоял вечный туман. Один туман уступал место другому. Плотное облако вползло в помещение следом за ними и остановилось в углу. Сначала оно качалось на сквозняке, потом накрыло лежанки. Мира согласна была возвращаться к лифту всю ночь, невзирая на усталость и плохую видимость, но абрек не позволил. Он сказал, что по ночам на пограничных территориях происходят самые страшные преступления. Именно в темное время суток лазутчики соседних кланов направляются друг к другу в гости с пустыми мешками, а возвращаются с полными. Ночь – это время, когда убивают, не спрашивая имен и не видя лиц, потому что квартал погружен в туман. И каждый, кто тащит на себе мешок – рискует жизнью, независимо от того, грабитель он или честный пахарь. Абрек же, по совету графини, набил мешок, который едва тащил на себе.
– Утром, – пообещал он, – когда они устанут разбойничать, мы пройдем через главную площадь.
– Сядем лифт, быстренько спустимся в лес и вернемся домой, – продолжила мысль графиня.
– Нет, завтра мы пойдем к двери и узнаем, кто ты такая, – пообещал абрек. – Завтра я тебе покажу…
– Что покажешь, родной?
– Дверь покажу, которую заперли омины.
Мира не поверила. Она решила, что неправильно истолковала слова, которые казались ей совершенно понятными.
– Ты сказал, что покажешь дверь, которую омины заперли за собой, удирая от вас в прошлое?
– Да! – подтвердил туземец. – Покажу. Там будет ясно, кто ты такая.

Солнце над Летающим городом не взошло. Просто облака напитались светом неизвестной природы. Крупные капли росы выросли на подоконнике. Мире ужасно хотелось спать, но абрек уже закинул мешок на плечо.
– Вставай, – сказал он. – Надо пройти через площадь, пока не поднялся туман. Потом нас будет видно издалека.
– Но мы же ничего не украли, – возразила графиня. – Только порылись в помойке.
– Когда развяжут мешок и увидят, что мы честные люди, нам будет все равно. Идем.
Под покровом тумана путники пересекли площадь, не встретив живой души. О человеческом присутствии в диком городе свидетельствовала лишь пара сушеных рыбок, выпавших на тротуар из чьего-то мешка. Абрек подобрал еду, но не позволил устроить пикник. Они нырнули в ложбину между домами и стали петлять в кварталах, пока не достигли окраины города. Там абрек пустился бегом. Ему вдогонку полетела пара камней. Графиня испугалась погони и помчалась вперед быстрее абрека. Она не смогла остановиться, пока не прыгнула на дно гондолы, пока корзина не нырнула в туман, а внизу не расстелился ковер бесконечного леса, разрубленного рекой. Прорезались лучи, поплыли облака над горизонтом...
– Тебя там ждут, – предупредил абрек. – Берегись.
Мира глянула вниз и не увидела ничего, кроме ровной массы зеленой растительности. «Жорж», – мелькнуло в ее голове, но слова, приготовленные для оправдания, вдруг забылись. Ужас схватил графиню за горло, но у городской стены ее ожидала только машина. Основательно мятая, лишенная верхнего багажника, с бампером, подвязанным грубой веревкой. Возле машины разгуливал Оскар, вооруженный лазерным ружьем и старой видеокамерой. Он подозрительно наблюдал за гондолой, и дождаться не мог, когда путешественники причалят к нижней площадке.
– Я беспокоился, – сообщил он, – решил встретить. Ты как?
– Я-то в порядке, а Жорж?
– Не знаю. И теперь уже не узнаю.
– Он здесь?
– Нет, Мирка, я закрыл дыру. Можешь его не ждать.
– Что ты сделал? – не поняла графиня.
– Я сказал, что закрыл проход. Ты была права, он действительно опасен для тебя… и для Зубова тоже. Я, может быть и ревнивец, но не убийца, и смерти твоему Зубову не желаю. Я закрыл проход, чтобы не было даже соблазна.
Графиня села на траву и схватилась руками за голову. Абрек погрузил мешок на потертый диван флакера. Оскар оглядел местность сквозь видеокамеру и навел фокус на печальную позу графини.
– Не переживай… – сказал он.
– У него же прибор! Уж как-нибудь разобрался бы без тебя…
– Вот он, прибор, – Оскар продемонстрировал камеру и еще раз осмотрелся на местности.
– Не знаю…
– Я знаю, потому что сам его делал. Ценный прибор, между прочим. Сканирует местность с временным отклонением. Только настроен хреново. Я так и думал, что Жорж его заказал для поисковых работ.
– Теперь понятно, как он меня находит.
– Он заказал прибор до знакомства с тобой. Садись в машину. Домой поедем.
Мира посмотрела на мятый джип, на Оскара, на туземца, который прятался за мешком с добычей.
– Неужели Греаль заработал? – спросила она.
– Нет.
– А как ты закрыл дыру?
– Секрет, – ответил молодой человек.
– Зачем ты это сделал? Мешала она тебе?
– Может, я не хочу тебя отпускать.
– Ну и дурак. Захочешь – поздно будет.
– Ты недооцениваешь мое терпение к женщинам. Я сам его когда-то недооценивал.
– А чем ты заправил машину? Разве бензин не вытек?
– Не весь. К тому же у Жоржа была резиновая подушка на двадцать литров.
– Я думала, там вода.
– Ты и Жоржа недооцениваешь.
– И все-таки… как ты закрыл проход?
– Поедем домой. Здесь я не скажу ни слова.
– Нет, Оскар! Теперь уж мне точно делать нечего в твоей берлоге. Теперь я пойду с абреком искать дольмен под землей, и не вздумай мне помешать. Понятно? Мы идем вдвоем в подземелье!
– Конечно, вы идете вдвоем, – согласился Оскар. – А я иду вместе с вами.

Через линзы видеокамеры Оскар заглянул в колодец, поправил настройки, заглянул еще раз и предложил графине. В черно-белом воспроизведении устаревшей модели графиня увидела фильм о том, как два дурака, сильно похожих на нее и аборигена, карабкаются в гондолу, чтобы совершить восхождение в облака. Графиня была сама на себя не похожа от страха. Туземец был озабочен и суетлив. Со стороны они напоминали комиков немого кино, которые задумали гадость и не уверены в том, что хотят ее совершить.
– Видишь? Работает, холера! – с гордостью произнес создатель. – Я думал, давно уже сдохла.
– И будущее можно увидеть? – спросила Мира. – Почему ты уверен, что Жорж не прорвется сюда?
– Потому что уверен. Нам нужно искать другой способ. Если ты знаешь, дольмен под землей – стоит на него посмотреть.
– А на дверь, которую закрыли омины, посмотреть не хочешь?
– Какую дверь?
– Оскар, мне кажется... Я почти уверена, что абрек приведет нас к пещере Лепешевского подземным маршрутом. Абрек, ты уже понял, что мы идем втроем? – спросила графиня. – Умница, абрек! Ты все понял.
Абрек поморщился от мысли, что ненавистный ему самец присоединился к компании, но возражать не стал. Он привык не возражать посланцу омина ни в чем, потому что убедился, что эта деятельность неэффективна и весьма чревата. Он подобрал с земли валун покрупнее, кинул в противовес и гондола утянул всех троих в каменный колодец.

– Если б не камера, хрен бы я вас нашел, – заметил Оскар, продолжая рассматривать в «прицел» по очереди то графиню, то речного аборигена, словно старался уличить обоих. Он выключил аппарат лишь тогда, когда свет дневной принял очертания блеклой точки высоко наверху. Спрятал камеру и привел в боевую готовность лазер. – Значит, говоришь, дверь.
– Дверь, которую закрыли за собой омины, – уточнила графиня. – И я тебе советую хорошо запомнить дорогу.
Скоро вокруг стало темно как в пещере, светлое пятно сжалось в точку. Абрек уселся рядом с мешком на дне корзины, чтобы меньше докучать своим присутствием нервному попутчику.
– Может, ты мне объяснишь, что означает это словечко: «омин»? – обратился к графине Оскар. – Я сто раз его слышал, но так и не понял, это ругательство или нет?
– Омин – это, грубо говоря, человек. Существо, которое они считают относительно себя высшей расой. Мы с тобой – посланцы этих самых оминов, чтоб ты знал, поэтому они нас не трогают. Иначе давно бы убили.
– Вот, черт! – выругался Оскар. – Я думал ругательство. Оно от слова «хомо»? Человек?
– Вероятно, да.
– Как ты его понимаешь?
– Сейчас уже довольно легко.
– Удивительно! Я год слушаю – ноль прогресса. Объясни, пожалуйста, почему рыбу он называет печкой, даже соленую и сырую, печку – галькой, а гальку... вот, забыл, как он называет гладкие речные камушки, из которых я сложил печь.
– Если б ты учил какой-нибудь романский язык, тебе бы стало ясно без объяснений.
– Наверно, на эти земли случилось нашествие европейцев в преддверии мирового потопа.
– Наверно, – согласилась графиня.
– Я инглиш учить задолбался. Учил всю жизнь. Даже разговаривал, но этого понимать не могу, хоть ты треснись.
– Я тебя научу. Нет ничего сложного в том, чтобы понимать языки, если знать секрет моей бабушки. У меня в гимназии была та же проблема: есть словарный запас, могу сказать кое-что, а понимать не получается. Знаешь, как она меня научила?
– Как?
– Не старайся переводить, когда слушаешь. Просто дроби его речь на слова. Все, что вспомнишь – переведется автоматически, что не вспомнишь – плюнь и не парься. Приучи себя выделять слова в тексте, и ты увидишь, что знакомых слов больше, чем незнакомых. День-два и начнешь понимать, не лазая в словари, не вникая в грамматику. Я когда освоила эту тактику, у меня сразу пятерки по французскому появились. И бабушке когда-то помогло.
– Не знаю… – сомневался Оскар.
– Попробуй. Он скажет чего-нибудь – а ты дроби его речь на слова, пока до автоматизма не доведешь процесс. Потом я тебе напишу небольшой новороманско-русский словарик, будешь понимать с лету.
– Пусть он чего-нибудь скажет…
Абрек совсем притих на дне корзины.
– Эй… Он здесь или нет? – удивился Оскар и пощупал аборигена за голову. – Ты живой, парень?
Абрек не ответил, только больше съежился.
– Оскар спрашивает, как ты себя чувствуешь? – перевела графиня. – Не заболел ли? Все ли с тобой в порядке?
– Он меня не ругает? – спросил абрек. – Точно?
– Вот, что он сказал? – разозлился Оскар. – Нет, передай своей бабушке, конечно, большое спасибо, но этот метод не для меня.
– Этот метод не для упрямцев, – согласилась Мира. – А твой абрек, между прочим, довольно интересный тип. Личность творческая и любознательная. К тому же он больше натерпелся от тебя, чем ты от него.
– Я же посланник омина, – напомнил Оскар.
– Кто знает, кто знает… Может быть, мы и есть эти самые омины. Скажи мне, пожалуйста, как ученый неучу, – попросила Мира, – ускоряется ли ваше универсальное время в направлении будущего? Может, оно замедляется или совсем не меняет скорость?
– Ты надеешься, что у Жоржа будет временная фора? Не рассчитывай! Или ты хочешь знать, как движется хронал в системе универсального первичного поля?
– Вот сейчас мне самой потребуется переводчик!
– А что я сказал?
– Ты не на зачете у Валерьяныча! Можешь выражаться по-русски.
– Но время никогда не движется одинаково. А от чего это зависит… или от кого? Тебя интересует общая тенденция или наш частный случай?
– Меня интересует, почему автогонщик Вася отсутствовал в пункте А двое суток, а в пункте Б присутствовал только двадцать минут?
– Потому что время деформируется в переходных зонах. Я ответил? Где-то оно сжалось – где-нибудь развернется. Может, на старости лет твой Вася получит лишних два дня для составления завещания.
– Я так и знала. Если Жорж успел заскочить в проход – ты запер его в дехроне навсегда.
– Во, дает… – удивился Оскар. – Валерьяныч бы сразу двойку поставил.
– За что?
– За глупость! Ты обнаружила абсолютное незнание основ квантовой физики. С такими Учитель не церемонится. Я бы еще, возможно, назначил тебе дополнительные занятия… где-нибудь, в приватной обстановке… Учитель – нет! Сразу «неуд» и до свидания!
– Я не поняла, чему ты радуешься? Думаешь, собрал гарем и так будет вечно? Ничего, миленький мой, не будет. Я вас вытащу отсюда! Не знаю, как, но точно знаю, что вытащу! И только попробуй еще раз закрыть проход без моего одобрения!
– Хорошо, – согласился Оскар. – Тащи меня, куда хочешь!



Лифт стукнулся о дно колодца. Эхо понеслось в глубину невидимого коридора.
– Подсветить? – предложил Оскар и направил луч в тоннель, но свет провалился в бездну.
Абрек что-то буркнул в ответ и первым полез из корзины.
– Вот, что он сейчас сказал? – спросил Оскар и полез за ним следом. – Он сказал, «лузгай»! Что я должен лузгать? Разве он меня семечками угостил? Он постоянно говорит это слово, когда лезет в какую-нибудь жопу, типа склада его рыбацких снастей в подвале.
– Он сказал: «лускай» – свети, – объяснила графиня.
– И это имеет латинский корень?
– Конечно.
– Но как ты узнаешь эти корни?
– Ты включил свой фонарь и задал вопрос, он ответил с утвердительной интонацией. Что еще?
– Составишь мне очень большой словарь, вот что! – предупредил Оскар и помог графине выбраться из гондолы.
В туннеле нечем было дышать, но абрек уверенно шел вперед. Дорога ветвилась и путалась, ноги цеплялись за городские отходы, втоптанные в грязь. Путешественники спустились в колонный зал, преодолели его по колено в слякоти, и вышли на верхний уровень небоскреба, погребенного в земле по самую крышу. Вода потекла за шиворот со всех этажей, ступени стали мягкими от многолетней гнили. Ни единого человеческого следа на глянцевой поверхности склизких пещерных отложений. Мира восхитилась способностью аборигена ориентироваться в помойных ямах. Подземная часть города казалась не менее массивной, чем его надстройки, пронзившие облака. Графиня совсем потерялась во времени: если городские кварталы, по ее примерным прикидкам, строились не менее миллиона лет, то теперь срок строительства автоматически умножался на два. Ей стало стыдно за поведение оминов, которые создали тупой народ и бросили его на произвол судьбы.
После первого часа пути Оскар перестал задавать вопросы поводырю и переводчику тоже. После второго часа у него закралось подозрение, что хитрый абориген желает избавиться одним походом от двух посланцев оминов сразу, чтобы затем вернуться к реке и заняться Юлькой без всякой помехи. Оскар стал внимательней смотреть под ноги, но следующий коридор показался ему особенно темным и скользким.
– Долго еще? – спросил он.
Абрек испуганно обернулся.
– Оскар тебя спрашивает, сколько времени мы еще будем идти?
Абрек ответил, и Оскар опять ничего не понял.
– Что? Он сказал, «видно аэропорта»? Какой здесь к черту аэропорт?
– «Видера порта», – повторила графиня. – Знаешь, что такое порт? Порт – это дверь.
– Но «вид» – это русский корень. Если я, конечно, не чокнулся от перепадов высот.
– Ты чокнулся, – засвидетельствовала графиня.
– Хочешь сказать, что латынь?
– На что поспорим? У меня двадцать долларов. Рубли я истратила на заправку, когда пробивалась сюда.
– А у меня миллион, – ответил Оскар, – миллион чаевых, которые Федька постеснялся оформить в вещдоки. Купюра для подкупа чиновников и охраны. Рубли я потратил на ту же заправку, когда надеялся, что эта коза заблудилась по дороге в поселок.
– Не вспоминай!
– Сам не хочу. Как вспомню – так тянет надавать ей по заднице. У меня до сих пор бок болит от полета с башни. Имей в виду: пересекать хронал лучше на естественной поверхности грунта. Если тебе придет в голову делать это на крышах Манхеттена – запасись парашютом. И переведи этому дикарю: если он считает, что я не найду дорогу домой, то он ошибается. Переведи: если он собирается идти, пока я не свалюсь, пусть не рассчитывает на это. Он свалится первым.
– Первой свалюсь я, – пообещала графиня. – Дойду до сухого места и сразу свалюсь.

После марш-броска абрек сам нашел сухое место для отдыха. Достал из кармана рыбешек и честно разделил между представителями расы, которых считал умнее себя. Оскар добавил к трапезе немного пирога, которым снабдила его в дорогу Юля. Графине нечего было добавить. Ей совсем не хотелось есть, и она с удовольствием уступила рыбу мужчинам. Мужчины поели молча, так, как они привыкли это делать, зная друг друга не первый день. Без лишних слов и провокаций, словно шли на плотину смотреть сети, и преодолели ровно половину пути. Мира удивилась, как сильно изменился Оскар. Удивилась и поняла, что Жорж прав: человек должен быть счастлив и оставлен в покое, чтобы не представлять из себя угрозы. Может быть, Оскар не понимал, как замечательно жил, когда убежал от графини. Может быть, она была не права, что снова вломилась в его судьбу. Прав был как всегда Жорж. Жорж по статистике бывал прав в ста процентах своих рассуждений, и сколько Мира не искала брешь в могучей стене его правоты, стена становилась только крепче и выше.
Перекусив, мужчины, особо не совещаясь, решили вздремнуть. Также молча, в атмосфере полного взаимопонимания и обоюдного недоверия. Никаких поползновений преодолеть языковой барьер ни с той, ни с другой стороны не возникло. Графиня чувствовала себя лишней. Этим двоим не нужен был переводчик. Им нужен был покой, два дома, две самки, хорошая рыбалка и машина, которая летает по небу, чтобы не таскать соль через непролазный лес. Мира пришла в этот мир для того, чтобы лишить их того, другого и третьего. Она не хотела спать, но все-таки положила голову Оскару на плечо и почувствовала, что спокойна и счастлива. В вонючем подземелье Летающего города, по дороге к сомнительной цели, уставшая как собака, она поняла, что здесь ей по-настоящему хорошо уже оттого, что она жива. Оттого, что цель пока еще есть, а может быть… ей просто приятно было положить голову на плечо парню, которого когда-то боялась, не понимала и даже презирала за то, что не способна была понять.
Мира вспомнила, как увидела Оскара в первый раз в доме пасечника и сразу раскусила его скрытую суть. Этот психоватый и амбициозный оруженосец известного ученого олицетворял собой все, что графиню раздражало и бесило в людях. С тех пор прошла вечность, роман был переписан сто раз, мир перевернут с ног на голову. Мира не заметила, как уснула, а когда проснулась – испугалась до смерти, словно вернулась обратно в лес, очнулась под сиденьем разбитого джипа, и услышала, как последние капли бензина ритмично шлепают в лужицу возле ее бесчувственных ног.

Экспедиция продолжила путь. Ступени стали круче, коридоры уже. Вонючий сквозняк затих и нечем стало дышать. Глаза привыкли к темноте, ноги к сырости, но с каждым шагом твердь становилась суше и ровнее, а тусклый свет почти ослепил глаза. Коридор вдруг осветился сам, завернулся спиралью и устремился вниз.
– Что я говорила! – воскликнула графиня. – Вавилонский провал… Сейчас мы будем бегать, как пони по кругу.
– Идем, – сказал Оскар и взял ее за руку.
Спираль коридора сделала полтора витка и уперлась в дверь, похожую на ворота темницы. Длинный и трудный путь вдруг увенчался куском железа с массивными петлями, выкованными рукой средневекового кузнеца.
Мира не поверила, что омины скрылись за этой дверью. Интуиция подсказывала, что там всего лишь камера пыток, подвал графа Дракулы, склад рыцарских доспехов или вражеских черепов, но выбора не было. Дверь была одна на полкилометра сплошной стены, без развилок и лазов. На этой двери заканчивался путь, заканчивалось все, и начиналась долгая дорога назад.
Абрек осознал свой опрометчивый шаг, когда было поздно. Несчастный абориген онемел от страха, сделал над собой усилие и напомнил главное правило поведения посланника оминов на земле: посланник может делать в этом мире все, что угодно, хоть на ушах стоять, но дверь, которую заперли омины, может открыть только омин.

Изделие, которое Мира датировала средневековьем, запиралось неизвестной системой, ручки отсутствовали, скважина, в которую можно было бы вставить ключ, не предусматривалась проектом. Дверь имела высокий железный порог и всем своим видом не предполагала возможности быть открытой, но Оскар все-таки осмотрел ее сквозь прибор.
– Могу тебе точно сказать, что последние двести лет здесь не было ни души.
– Дальше твой хроновизор не дорубает? – догадалась графиня.
– Батарея слабая.
– Тогда я опробую свой прибор, – Мира достала Стрелу и вгляделась через ствол в пространство за дверью.
– Ну…
– Могу тебе сказать, почему в последние двести лет здесь не было ни души.
– Почему?
– Потому что здесь нечего было делать. Либо там хроно-вакуум, либо защита от Ангельских Стрел. У меня такое впечатление, что хреново нам будет, если мы и вправду не омины. Что-то мне Валерка Карась про такие двери рассказывал…
– Что рассказывал? – спросил физик.
– Что не стоит их открывать ни в коем случае.
– Карась был прав.
– Почему?
– Потому что я знаю, что это…
– Оскар! – предупредила графиня, я не вижу, что там внутри. И тебе не дам смотреть, потому что обещала Натану Валерьяновичу, что не дам тебе в руки ствол…
– Не надо.
– Ствол не дам, а срезать петли могу.
– Не надо ничего резать. Я открою дверь без ключа. Хочешь?
– Издеваешься?
– Нет, ну если Валерка Карась тебе запретил, то конечно…
– Ты у меня схватишь! – рассердилась Мира. – Открывай или я вынесу эту дверь ко всем чертям!
Оскар наступил на порог, и дверь зашипела. Испуганный абориген унесся за поворот. Петли скрипнули, хрустнуло запирающее устройство, металлическая створка отошла от стены на толщину пальца.
– Прошу! – молодой человек распахнул перед графиней дверь тамбура, за которым показалась еще одна дверь, такая же неприступная и железная.
– Что там? – удивилась графиня.
– Входи, сейчас все узнаем.
Два любопытных омина переступили порог, металлическая площадка под ними слегка просела и внешняя дверь заскрипела назад, повинуясь измененному центру тяжести. Железный обод прилип к косяку, словно его притянуло магнитом, воздух снова зашипел в герметичной, камере и адский холод ворвался в тамбур вместе с тусклым светом. Вторая дверь открылась сама. Взломщики вышли на мостик, с которого спускалась лестница на песок. Черное небо сияло крупными звездами. Горизонт, не тронутый цивилизацией, простирался во все стороны света.
Некоторое время графиня мерзла на мостике молча.
– Я думал, Луна, – сказал молодой человек. – Не… не то. Луна похожа на загаженный пляж. Здесь грунт гораздо темнее.
– И Земли не видно. Земля где?
– Может быть, с другой стороны? Спустимся, посмотрим, раз уж приперлись.
– Только дверь подопри, – попросила графиня, и первая ступила на бурый грунт, похожий на утрамбованную пыль.
Путешественники отошли от сходни и встали, очарованные пейзажем. Земли не было видно ни с какой стороны. Позади торчала лишь круглая башня, сложенная из вертикальных монолитов. Графиня вспомнила чудовище на колеснице, которое швырнуло ей ствол, вспомнила предчувствие смерти… Каждый раз, когда графине доводилось хорошо испугаться, она сравнивала свой испуг с ощущением горячей пустыни, абсолютной беспомощности и желанием… жгучим, непреодолимым, наиглупейшим желанием всей ее жизни, стать воином и победить всех врагов. Может быть, не испугайся она тогда до смерти, сложилась бы ее жизнь совсем по-другому.
– Вернемся? – предложил Оскар, заметив растерянность подруги. – Замерзнешь…
– Что это, если не Луна?
– Что угодно. Я мало путешествовал по чужим планетам. Не могу тебе точно сказать, чем одна отличается от другой. Гравитация вполне привычная, и атмосфера… Заметила, что мы дышим воздухом? Тебе не кажется это странным?
– Пусть Автору будет стыдно… – согласилась графиня. – Должно быть, Он несилен в астрономии также, как в математике. Понятия не имеет, что на разных планетах разная гравитация и атмосфера.
– Может, это Земля? Чего ты сразу нападаешь на «автора»? Может, он приготовил сюрприз, головоломку, которую мы будем решать и решим.
– Ага, – согласилась графиня. – Идем отсюда. Пока он не придумал чего покруче головоломки.
– Лучше посмотри на песок. Ничего не напоминает? Цвет как у городской стены. Думаешь, совпадение?
– Думаю, что омины таскали отсюда грунт для строительства.
Оскар зачерпнул горсть пыли и рассмотрел ее на ладони.
– Пойдем отсюда, – согласилась Мира, – пойдем, а то я точно замерзну.



Абрек не ждал возвращения оминов. Он бросил мешок и исчез. Вероятно, традиции запрещали ему приближаться к существам высшей расы. Вместо того чтобы сопровождать экспедицию, он прятался за колоннами и полз по канавам, чтобы не быть замеченным. Только шорохи в темных углах и спутанные следы выдавали его присутствие. Сначала Мира пыталась уговорить абрека вернуться, поймать, выманить из укрытия, потом начала сомневаться, что туземец не убежал вперед и не угнал гондолу. В конце концов, ей пришлось смириться с тем, что речной абориген – личность себе на уме, и начать экономить силы для решения собственных проблем. Экспедиция продвигалась к свету по старым следам. Без отдыха и обеда, потому что есть было нечего, а отдыхать – негде. Туземец мерещился графине за каждым углом. Скверное предчувствие нарастало по мере приближения к колодцу, но Оскар был спокоен, потому что нес на себе мешок, и, в конечном счете, оказался прав: гондола ждала их внизу, зацепленная крючком. Количество камней в корзине противовеса точно соответствовала массе трех пассажиров.
– Может, он заблудился? – предположила Мира.
– Размечталась!
Оскар отцепил крючок. Гондола поехала к свету и вскоре благополучно достигла поверхности.
– Все! – решила графиня, вылезая на грунт. – Будем считать его заживо погребенным.
– Ты плохо думаешь о здешних аборигенах, – ответил Оскар и поднял гондолу вверх на полметра. Испуганный рыбак, висевший под днищем, сорвался с веревок и прыгнул в кусты, ни на секунду не упустив из вида представителей высшей расы. Оскар достал из мешка охапку белых пластин. – Иди сюда, чудило!
– Нет… – решила графиня. – Это не наши с тобой потомки. Это стыд и позор! Давай, объясняй-ка мне популярно, какие дырки нужны, а этот пусть смотрит… Эй, трусишка! Мы полетели на твоем флакере, а ты оставайся!
– Щас, полетели! – ответил Оскар и поднял юбку машины. – Иди сюда. Я запущу движок, а ты посмотришь: где луч упрется в пластину, там и надо колоть дыру.
– Я в этом не разбираюсь. Смотри сам.
– Не понял… Ты самка омина или трусливого рыбака?
– Я устала, ничего не соображаю и не хочу еще одну двойку по физике. Давай, я поймаю этого хмыря, а ты заставишь его поработать.
– Не позорь мой род! – сказал Оскар и запустил «мотор».
Мира отошла, чтобы не видеть работающий, ничем не прикрытый механизм флакера. Графиня стало неловко. Все равно, что подойти к операционному столу и уставиться на внутренности разрезанного человека. Запаянные блоки под юбкой флакера гудели, свистели, плевались, перемигивались лучами, острыми, как иголки. При увеличении мощности двигателя, внутри творилась настоящая дискотека. Графиня держалась на уважительном расстоянии. Абориген стоически отсиживался в кустах. Оскар увлекся процессом и вовсе позабыл о панели. Он стал вытаскивать из работающего аппарата целые блоки, чтобы лучше рассмотреть его изнутри.
– Я домой хочу, – напомнила Мира. – Я есть хочу, спать хочу! И вообще… ты не верил, что она полетит.
– Я и сейчас не верю, – ответил Оскар и отдал графине размеченную пластину. – Главное, чтобы твой «автор» верил в то, что насочинял.

Когда дырявая панель заняла свое место, машина хрюкнула и щель замкнулась с шипением, характерным для воздуха, уходящего в вакуум. По кругу забегали огоньки, слились в кольцо и яркой вспышкой известили ремонтников о том, что свершилось нечто особенное. Ремонтники удивились.
– Эй, абрек! – позвала графиня.
– Знаешь, что происходит? – Оскар встал на колени и подсветил дно. – Эта штука втянула в себя колесо и зависает на магнитной подушке. В салон! Быстро! – скомандовал он. – Пока не улетела без нас!
Графиня первая прыгнула на диван и первая схватилась за руль. Оскар схватился за руль с другой стороны. Купол замкнулся. Машина завертелась волчком и никак не отреагировала на педаль газа.
– Средний обруч! Средний! – закричала графиня.
– Не учи омина пилотировать!
Оба вцепились в средний обруч и потащили в разные стороны. Оскар оказался сильнее и сумеречный мир у подножья стены вдруг наполнился светом. Деревья рванули вниз, словно провалились в пропасть, этажи городской стены замелькали с невиданной скоростью.
– Летим!!! Оскар! Сбрасывай скорость! Летим!!!
Оскар прижал обруч «газа» и флакер замер на высоте, повернул руль – и машина медленно поплыла вдоль стены, заложила вираж и снова стала набирать высоту.
– Отцепись от руля! – сказал омин. – Дай подняться. Хочу полюбоваться этим чокнутым городом с высоты.

Лес накрылся туманом. Городская вершина возникла над горизонтом огромная и безобразная, устланная беспорядочными облаками. Из «ваты» торчали квадратные камни, сложенные пирамидами, с провалами старых площадей и пиками новостроек. Оскар встал, чтобы лучше рассмотреть пейзаж.
– Столько строительного материала они могли натаскать только с другой планеты, – решила графиня. – Туда они таскали атмосферу – обратно песок. В итоге у планеты нарушилась центровка, и она перевалилась на бок. Все ясно? Это же центр Вселенной. Наверно перед нами самый крупный город Земли из когда-либо построенных. Или не самый? Правильно, если бы на противоположном полюсе не стоял такой же точно бардак – планета бы лишилась центровки. Как считаешь? О чем задумался, Оська?
– Хочу понять, что мне напоминает эта архитектура?
– Зиккураты напоминает. Ступенчатые пирамиды.
– Она напоминает мне виллу Копинского во Флориде.
– Такие постройки встречаются, где угодно.
– Пирамиды майя, мавзолей… этот ненормальный город – одна и та же архитектура. Что бы это могло означать? Не думаю, что Копинский строил себе хибару без смысла. Что-то это должно означать, Мирка. Определенно должно. Только что?
– Знаешь, сколько таких «вилл» на свете построено? Даже в нашем дворе стояла горка из похожих кубиков. Летом ее ремонтировали, а зимой ломали.
– Не знаю, – сомневался молодой человек. – В нашем дворе ничего подобного не стояло.
– Хочешь, я расспрошу абрека, почему их дома имеют такую форму? Уверена, что он расскажет что-нибудь интересное… если не убежал.
– Нет, от своей машины он не денется никуда.
Оскар не ошибся. Речной абориген действительно сидел в кустах и оттуда следил за маневрами воздушного судна. Следил, пока флакер не встал на траву и не высадил захватчиков. Едва только омины отошли на безопасное расстояние, туземец прыгнул в салон и был таков.
– Ах, ты!!! – воскликнул Оскар и махнул рукой вслед флакеру, взметнувшемуся в облака. – Черт с ним! Никуда не денется. Проголодается – вернется к своим сетям. Садись в джип. Покажу тебе объездную дорогу.



Юля уже беспокоилась, когда джип вразвалочку въехал во двор. Дверь сарая была открыта. Окошки задвинуты ставнями, хозяйка встречала путешественников одна.
– Где наш бесподобный? – спросил Оскар.
– Разве не с вами?
– Сбежал-таки, гад! – догадалась графиня.
– Вот, сволочь! Как я не подумал… – расстроился Оскар. – Даже не залетал попрощаться?
– Нет, – ответила Юля. – А что? Флакер уже летает?
– И, к сожалению, очень быстро, – развела руками графиня. – Вообще-то, я рассчитывала на этот агрегат.
– Вообще-то я тоже, – добавил Оскар.
– Радость возвращения сменилась грустью по улетевшим возможностям.
– Вот мы и остались одни, – огорчилась Юля и присоединилась к общему горю. – Сначала Яша, теперь абрек. Жаль. Веселый был парень. Без него будет скучно.
– Может быть, он где-то недалеко? – предположила Мира. – Может, возвращаться боится? Или, может, навернулся с высоты?

С утра пораньше экспедиция вернулась в машину, и теперь втроем, глядя на три стороны света, проехала по лесу, сколько смогла, пока джип не уперся в коряги. Спешившись, поисковая партия дошла до пролома, откуда еще вчера ожидалось пришествие Зубова. Вместо спасителя на старой колее лежал булыжник, изрисованный руническими символами. Текст послания был незамысловат и ясен без перевода: «Никто не откроет дверь с той стороны», – гласила надпись на камне. Над худеньким ручейком все еще шевелился туман, но уже почти незаметный глазу. Экспедиция вернулась к джипу и прокатилась вдоль реки до поляны, откуда просматривалось местность до городской стены.
– Какой я дурак! – расстроился Оскар. – Надо было предположить, что этот псих от нас дернет! Все, что его держало – это ползучая тачка. Сколько он тыкал мне в морду своими пластинами! Как я мог подпустить его к летучей машине! Все! Теперь ищи его… на другом конце света. Знаешь, с какой скоростью он летает? – обратился Оскар к подруге. – У-ё… с какой скоростью!
Три грустных омина вернулись к дому и сели на крыльцо. Помолчали, поглядели на небеса, на пустую тропу, по которой обычно флакер «усатый» возвращался «пешком». Повздыхали, прикинули свое дальнейшее бытие.
– Черт меня дернул отойти от тачки, – сокрушался Оскар.
– Вообще-то флакер принадлежал ему, – напомнила Юля.
– Принадлежал, пока не умел летать. А теперь мы в доле, если по честному!
– Жаль, что я не видела, как он летает. А, может быть, он вернется? Полетает и вернется домой…
– Щас! Иди лучше ужин готовь! Вернется он!..
Юля поднялась со ступеньки.
– Мне кажется, он полетел к своим родственникам на море, – сказала девушка. – Там он обычно долго не гостит. Может, похвастает и вернется?
– Как далеко это море? – спросила Мира, когда Юля ушла.
– Я с ним туда не ходил. Далеко. Не хотел оставлять Юльку надолго. Надо идти пешком через лес. Пеший флакер там не пролезет. Вот почему он горел идеей поднять его на крыло. Конечно… Как я не понял? Конечно, он там. Жрет копченую рыбу и рассказывает родичам, какие омины лопухи.
– Ты знаешь, где их поселок?
– Когда мы ходили к плотине, он показывал примерное направление: туда, куда падает Солнце. Иначе как за лес оно не падает, а этот лес ни обойти, ни объехать. Если б это было не так – абрек гонял бы туда на флакере, но я точно знаю, что он бросает флакер у плотины и прет пешком напролом. По лесу быстро идти невозможно, он слишком густой. До плотины пешего хода часа три, не больше. Притом, что у него на каждой запруде сети стоят. Он пока их не выпотрошит – дальше не двинется. Но, если он уходит в поселок, его здесь неделями не видно. С учетом того, что он знает дорогу, а я не знаю…
– Допустим, до плотины мы поедем вдоль реки на машине…
– Последний бензин!
– И что? Только не говори, что проход еще можно открыть, и ты готов отправить меня домой на машине.
– Нет, Мирка, не готов. Либо уйдем втроем – либо втроем останемся здесь навсегда.
– Вот и я думаю, что гарем из двух «самок усатых» – достойный жизненный финал ученого, который собирался общаться с Творцом.
– Не скажи, – усмехнулся Оскар. – Иной раз попадаются самки…
– Нам бы сейчас немного везения. Я знаю, я чувствую, что решение где-то близко. Иногда мне кажется, что я не вижу его в упор. Чуть-чуть повезет – и мы в полном порядке.

Возвращения абрека решено было ждать до следующего утра. После ужина Юля занялась вязанием, Оскар осмыслением ситуации, Мира – стиркой штанов в чистых водах реки. В сумерках вода помутнела. На небе появились первые звезды. Графиня повесила штаны на веревку, развернула карты, которые нашла у Жоржа в багажнике, и отметила новые стороны света. Она желала понять, как должен подняться уровень океана, чтобы море приблизилось на расстояние нескольких дней пути. Оскар застал графиню на крыльце в задумчивости над развернутой картой.
– Уникальная вещь, – сказала графиня. – Карты Жоржа, как кристаллы Греаля, принадлежат какому-то универсальному миру, который не меняет иллюзий. Даже если меняет – не так сильно, чтобы нельзя было ориентироваться на местности. Обрати внимание на издательство: любые карты и справочники этой фирмы смело можно покупать. Их не придется выкидывать, как ересь, после каждого недоразумения. Кстати говоря, в Европе они бывают в свободной продаже.
– Завтра поедем – купим, – согласился Оскар.
– Море, к которому ходит абрек, бывший Ледовитый океан, – предположила графиня. – Если он ходил от реки на Солнце, значит, там бывший север – нынешний запад. Знать бы, сколько отсюда до океана?
– Черт, зачем я оставил флакер! – винил себя молодой человек.
– Затем, что нам по сюжету предписано идти в поселок. Если он действительно там – страшилка о двух воскресших оминах уже нагоняет страх на тамошних жителей.
– Зачем тебе толпа запуганных рыбаков?
– Как зачем? Как выражался наш несравненный Илья Ильич: страх – это власть, власть – это сила, а сила – это все, что угодно. Думаешь, мне надо их запугать? Мне надо вытащить вас с Юлькой отсюда, иначе вся затея от начала до конца не имеет смысла. Цивилизация, которая живет для того, чтобы жрать, меня волнует меньше, чем твоего Натасика нынешний контингент первокурсников.
– Наша цивилизация живет для чего-то другого?
– Мы еще не переступили черты, за которой нет выбора.
– Что изменится, если мы ее переступим? Мы перестанем жить для того, чтобы жрать?
– Переступим – обратной дороги не будет.
– Я думал, апокалипсис выглядит как-то поинтереснее.
– Еще бы, – согласилась графиня. – Представь, что должно произойти, чтобы наша цивилизация разучилась делать машины и строить дома. Они ведь наши потомки, Оскар. Я не желаю такого будущего.
– Не факт. Выражаясь твоими словами, это просто другой роман.
– Нет, это наш роман.
– Нет, другой, – настаивал Оскар, – и если я запущу Греаль, я хочу испытать его именно здесь.
– Если ты запустишь его здесь, он не будет работать в нашей частоте, а я еще не потеряла надежду.
– Ты можешь делать что хочешь, но зачем валить на себя ответственность за весь мир?
– Затем, что этот мир живет в моей голове.
– Начиталась работ Учителя?
– Да, начиталась, – согласилась Мира. – Жорж считает, что я сменила как минимум пять близлежащих частот, на которых записана примерно однотипная информация. Эта – шестая. Заметил, какая резкая разница? Потому что начиталась работ Натана.
– Зачем тебе Греаль, Мирка, признайся честно? Я никому не скажу. Хочешь навести порядок в этом мире или в своей голове? Или, может быть, в голове «автора», которому ты объявила войну и мобилизовала все свое окружение?
– Я не уборщица, чтобы наводить порядок, – заявила графиня. – Пусть в этом мире наводит порядок тот, кто в нем насвинячил. У меня другая задача. Мне нужно вернуть логику в нашу глючную жизнь. Я не собираюсь выяснять, по какой причине она безбожно глючит, я собираюсь получить оружие против тех, кто сильнее меня. Универсальное, действенное, существенное и окончательное оружие, а не бутафорские ножики и пулялки. Оружие против Автора, если Он существует; против жизни и смерти, против тех невидимых сил, которые управляют цивилизацией; против тех, кто лепит из меня котлеты и поджаривает на свином жиру. Оскар, меня заколебала беспомощность человека против вселенского бардака. Мне мало получить Греаль, мне нужно научиться им управлять. Только ради этой цели я согласна жить. Ради нее я должна вытащить вас отсюда и, если для этого нужно дойти до моря и надавать по башке рыбакам, значит надо пойти надавать, потому что кроме флакера нас уже ничто не спасет.
– Что ты придумала?
– Кое-что интересное…
– Выброси из головы. Транспорт – отработанная идея. Нам нужен хроно-генератор. Простой и надежный, чтобы я смог разобраться с его управлением.
– Генераторы здесь не работают, Оскар. Нужно вернуть флакер или нам крышка.
– Послушай меня…
– Нет, ты послушай меня. Послушай, только не говори Юльке: Яшка Бессонов выбрался отсюда через портал, который ты привалил булыжником. Не знаю, кто сделал для него проход, но вышел он без всяких приборов, живой и здоровый. Он вышел – и вы сможете. Не здесь – так где-нибудь в другом месте. Нужна надежная машина, много терпения, немного удачи и мы найдем что-нибудь похожее. Земля утыкана воротами дехрона, нужно только терпение и свобода маневра, чтобы их разыскать. То, что в багажнике поисковый прибор – просто здорово. На него сейчас вся надежда.
– Еще одна двойка… – грустно заметил Оскар.
– Какая двойка?
– Тебе двойка. И снова по физике. Нет, все-таки стоит тебе назначить дополнительные занятия.
– Ты слышал, что я сказала? Яшка вышел коридором, на который ты повесил «замок».
– Слышал я, слышал… И слышал, и видел, и догадался раньше, чем прибор показал, как его пнули под задницу.
– Кто это сделал, Оскар? Эккур?
– Ты знаешь, что за тип этот Яшка Бессонов?
– Этнограф. Жорж сказал, что он когда-то примазался к кафедре папаши-Лепешевского, напросился в уральскую экспедицию и сгинул без вести в начале прошлого века. В пещеры Яшка не лез. Видишь ли, Привратник наш распрекрасный, который очень любил людей и которого ветром сдуло, когда людям действительно нужна была его помощь… Так вот, этот самый распрекрасный Эккур, прежде чем пойти и облагодетельствовать человечество, попросил Яшку Бессонова подежурить на воротах вместо себя. Представь, какой бред! Видишь ли, кроме этнографа Бессонова, попросить было некого. Всякий другой подумал бы, прежде чем соглашаться. Яшка честно дежурил, пока не спятил.
– И что ты хочешь?
– Я хочу повторить его трюк.
– Тебя просили дежурить на воротах дехрона?
– Нет, не просили. Я собираюсь найти Эккура и сама кое о чем его попросить. А точнее сказать пару ласковых…
– Третья двойка тебе за один семестр, – заметил Оскар. – Нет, дополнительные занятия тебе уже не помогут. Придется на тебе жениться, пока не отчислили. Включи мозги и подумай: если Яшка пришел на Урал с первой экспедицией Лепешевского… ему уже полтораста лет!
– Ну и что? Он такой же резидент как, и вы. И он вышел отсюда. Понимаешь меня? Вышел!
– Он давно резидент того света! Если Яшке полтораста лет – никакого соответствия внутреннего режима частот у нас с ним нет и быть не может. Если к тому же Эккур его обработал… Если Привратник собирался смыться со своего поста лет на сто, он мог вложил в него какую угодно схему. Универсальную частоту, например, которой пользуются только Ангелы. Тогда… только «автору» твоему известно, в каких мирах функционирует этот Яшка. Я удивляюсь не тому, что с Яшкой произошло. Я удивляюсь, как тебе хватило тупости лезть в его коридор.
– Но ведь Васька-гонщик проделал тот же путь! Это тебе кол по физике, а не мне.
– Я не видел, кто пробил коридор, и кто пнул Яшку – не видел, – честно признался Оскар. – Если это существо, невидимое прибором, значит, его можно искать дольше, чем новый дольмен, и примерно с тем же успехом. Эккур это был или не Эккур – извини. Камера – просто запись. Я не имел возможности подойти, познакомиться.
– Надо вернуть флакер, – сделала вывод графиня. – Без флакера пропадем.
– Есть идея получше. Тоже, конечно, тупая, но выбирать не из чего.
– Говори, омин! – приказала графиня и отложила карту.
– Повторю для двоечниц: чтобы вернуться, нам нужно найти исправно работающий хроно-генератор и разобраться с его управлением.
– Это точно, – согласилась графиня. – Не тупая, а очень тупая идея.
– Мы должны рассчитать возвращение наверняка. Нужен готовый генератор с простой и понятной функцией коррекции хронала.
– Если ты знаешь магазин, где такие генераторы продаются, назови адрес и приготовь свой миллион взяточных, а я добавлю к нему двадцать баксов.
– Знаю, где они выдаются бесплатно.
– Ну…
– Дверь, которую мы открыли в пещере. Я, кажется, понял, как работает этот проход на Луну… или не знаю, куда. Неплохо бы еще понять, на какой планете мы побывали. Вычислим планету – считай, что половину задачи решили. Остальное дело техники и расчета.
– Ну…
– Мы с Учителем наблюдали такую же форточку на Луну в родном Подмосковье. Наблюдали и думали, как она сделана. Тогда нам просто не дали сосредоточиться на проблеме, а сейчас я почти уверен, что знаю… Более того, в книге Эккура есть формулы для расчета хронала специально для приборов, которые стоят на похожих форточках.
– Рассказывай, – попросила графиня, – рассказывай сейчас же.
Оскар взял палку и нарисовал на земле круг.
– Условно говоря, космос – это система. Как любая система, он имеет свои собственные координаты пространства, безотносительные звездного вещества, которое его заполняет. Как коробка, в котором летают шарики, может быть просто пустой коробкой, так же космос, может быть просто системой координат, незаполненной веществом.
– Допустим.
– Тела, которые движутся в системе, время от времени, с некоторой долей вероятности, налетают на одни и те же точки координат. Те космические тела, что расположены ближе друг к другу, налетают чаще…
– Говори, омин. Ты хочешь сказать, что Земля время от времени, проходит координату пространства, в которой когда-то уже побывала?
– Правильно. Но в этой же самой координате когда-то могла быть Луна… или планета из какой-нибудь галактики, которую мы даже не видим в телескопы. Но Луна по статистике оказывается в смежной координате чаще чужих галактик. Чем ближе объекты – тем чаще они накладываются друг на дружку в пространстве, лишенном хронала. В общей системе мироздания есть несколько секунд, когда координата балкона за дверью точно совпадает с координатой участка лунной поверхности. Вся проблема лишь в том, что, совпадая в частотной координате, они расходятся по времени на очень большие сроки. Так вот, – сделал вывод ученый, – чтоб мне провалиться на этом месте, если где-то в тамбуре перехода не работает простенький и надежный хроно-генератор, который синхронизирует частоты в хрональных смещениях. И, если это так, мы найдем способ поправить хронал и теоретически сможем вернуться с тобой. Тогда поиск транспорта и дольмена будет хоть чем-то оправдан.
– А если не найдем способ?
– Я думал. Конечно, статистическая вероятность точного попадания ничтожна, но теория вероятности такую возможность допускает. Во-первых, у нас есть живой образец – это ты. Во-вторых, мы с Учителем доказали еще на пятом курсе: если вероятность не находится в отрицательных величинах, на ней вполне можно строить расчет. Так вот, у хроно-генератора диапазон вероятности должен быть колоссальным, иначе смысла в таком приборе нет.
– А если ты не сможешь разобраться с прибором?
– Смогу.
– Получается, что в нашей удивительной пещере зарыта машина времени?
– Да, но машина времени еще не Греаль. Тебе ведь нужен Греаль, на меньшее ты не согласна.
– Не согласна, – подтвердила графиня. – Будем делать подкоп на месте пещеры или пойдем городским подземельем?
– Спустимся у стены, – решил Оскар. – Пойдем по старым следам.

Свет, не имеющий видимого источника, был назван «дехрональным свечением» с подачи профессора Боровского. Свечение, которое свидетельствует о присутствии низкой концентрации дехронального поля, неопасного для здоровья. Профессор утверждал, а ученик соглашался, что его можно использовать даже для освещения там, куда не проведено электричество. Ученик соглашался с Учителем в том, что освещение такого типа в умеренных дозах не более опасно, чем микроволновая печь, но в этот раз свет показался Оскару слишком ярким. Он остановился у рубежа, где каменный коридор приобрел кривизну, а следы их прошлого посещения растаяли на глазах и исчезли, словно фотонная буря смела их с пыльного камня. Вместо двери коридор запирало яркое облако. Плотный тампон тумана, которым владельцы дольмена отгородили космос от человечества. Из пелены вышли низкорослые фигуры с крупными головами и встали на пути незваных гостей. Ни слова не говоря, гости кинулись прочь, но коридор замкнулся бесконечной спиралью, названной с подачи профессора Лепешевского «Вавилонским провалом».
– Все! – сказала графиня, когда поняла, что бегство бессмысленно. – Мы пленники. Надо идти к ним и выяснять отношения.
– Что тебе неясно? Тебе неясно, что мы здесь не омины? Прожигай стену и убирайся отсюда!!!
– А ты?
– И я!.. Выясню, что нужно ребятам и догоню.
– Я без тебя не уйду!
– Уйдешь! Или я выставлю тебя силой! – он выхватил Стрелы из рюкзака графини, но Мира вцепилась в ствол.
– Только попробуй! – закричала она.
– Сам виноват – сам буду отвечать. Жив останусь – найду тебя в доме у реки. Иди и жди меня там…
– Я без тебя не пойду! Вместе ломали дверь – вместе отвечать!..
– Причем тут дверь? – рассердился Оскар. – Я выменял Глаз Греаля на обещание никогда не приближаться их переходам. Я нарушил договор, и не хочу, чтобы тебе влетело со мной за компанию.
– А если вернуть им Глаз?
– Не вздумай!
– Что они с тобой сделают?
Ком света приблизился к беглецам, клочья тумана показались из-за поворота. Облако ощупало свежий след и стало раздуваться вверх, пока не уперлось в потолок, а, упершись, сделало мощный бросок вперед. Беглецы попятились.
– Уйдем вдвоем! – решила графиня, когда фигуры гуманоидов снова проявились в тумане.
Она направила в стену ствол, но пальцы онемели, разжались, руки отказались повиноваться, и Ангельские Стрелы ударилось о каменный пол. Ком огня взлетел в потолок и брызнул искрами фейерверка. Мира с Оскаром ринулись прочь, залегли на камнях и закрыли глаза. Следующий шар метнулся в сторону преследователей, стукнулся о стену, проскакал рикошетом по потолку, и рассыпался на тысячи светлячков. Свет фейерверка оказался так ярок, что погрузил во мрак дехрональный туман, а вместе с ним ошарашенные лица пришельцев. Они исчезли, словно растворились, словно не стояли стеной на пути. Смылись бесшумно и молниеносно. Оскар с Мирой растерянно переглянулись. Темнота на миг воцарилась меж каменных стен.
– Бежим, ваше сиятельство! – согласился молодой человек. – Бежим, пока они не опомнились.
Мира подхватила ствол, и последний шарик плазмы выскочил на пол. Тусклый и хрупкий, он был похож на бенгальский огонь, наделал дырок в штанах хозяйки и погас под подошвой ботинка. Следующий шар ляпнулся в стену и оставил плавленый след.
– Что с тобой? – испугался Оскар.
– Нервничаю…
– Соберись!
– Они ударили меня волной, – жаловалась графиня. – Руки дрожат!
– Время есть. Расслабься. Не надо метать гром и молнии, просто раствори эту стену к чертовой матери. Мирка! Ты делала это много раз! Мастерски делала. Давай…
Из ствола вышел луч и черной дырой пронзил толстый камень. Путешественники дождались, пока проход разрастется, нырнули в него и бежали на четвереньках, пока не упали в слякоть. Они бежали, пока могли держаться на ногах, и когда уже не могли, бежали на силе духа. Бежали, пока были силы, а когда сил не стало, поняли, что заблудились и потеряли старые ориентиры.
– Ерунда, – сказал Оскар, отдышавшись. – Выйдем. Надо будет – пойдем напролом. Пусть потомки абрека думают, откуда норы в камнях. Что, опять нога? – спросил он. – Хочешь, я тебя понесу?
– Хочу понять… – ответила графиня, потирая больную коленку, – зачем мы удрали? Если эти твари помнят, что заключили с тобой договор, значит, они знают, откуда ты взялся. Вот, кто поможет нам. Вот, в каком направлении надо искать дорогу обратно. Возвращайся один. Ищи гондолу, жди меня, а я вернусь и попробую с ними договориться.
– Во-первых, ты никуда не вернешься...
– Послушай…
– Даже слушать не буду!
– Они наверняка имеют техническую возможность протащить вас с Юлькой через хронал.
– Имеют, – согласился Оскар. – Они имеют возможности, о которых человечество еще фантастику не писало. Именно поэтому надо держаться от них подальше. Они имеют возможность засунуть нас на Плутон и замуровать дверь дольмена.
– Разве мы в состоянии войны с пришельцами? – удивилась графиня. – Если мы воюем – то ты им ничего не должен. Можешь плевать на все договора. Если нет – надо вернуться, извиниться и обсудить проблему.
– Я предпочел бы войну. В ней, по крайней мере, полная ясность отношений.
– Напрасно. С тем, кто сильнее, надо дружить. И если придется отдать Глаз за такую дружбу, то это вполне приемлемая цена. Оська, я отдам все кристаллы оптом, если они вернут нас домой. Ничего, мы придем в себя и соберем горшок заново.
– Ты никуда не пойдешь!
– Пойду!
– Пойми, что им не нужен горшок в обмен на предателя. Им нужно обезопасить себя от таких идиотов, как я. Никаких переговоров не будет! Они забьют меня как дикого кабана, который повадился на огороды. У этих ребят нет выбора, также как и у нас. А наши интересы слишком далеки друг от друга, чтобы сотрудничать. Кстати, уровни интеллекта тоже. Они нас боятся и правильно делают, потому что мы – идиоты. Я идиот! А кристаллы – для них не диковина, они прекрасно знают цену ангельским камушкам.
– А стволу?
– Тем более.
– По-моему, «хлопушка» произвела впечатление.
– Не вздумай!!! Удивила ежиков голой жопой… Даже думать не смей! Твоя «хлопушка» стоит больше, чем сто моих жизней.
– Я бы поторговалась.
– Не вздумай! – повторил Оскар. – Они удрали только потому, что увидели Стрелы в руках человека. Я бы сам удрал, увидев обезьяну с гранатой. Идем, Мирка! Идем домой…
– Ошибаешься, родной! Ангельское оружие – продукт совершенно другой… принципиально другой цивилизации. С принципиально иными возможностями. Они так же, как мы, приворовывают у Ангелов, что плохо лежит. Я уверена, что омин глазастый за ствол откупорит все свои переходы.
– Твой ствол – все, что у нас есть на сегодняшний день. Последний козырь, который мы можем предъявить тем, с кем играем. Играем, между прочим, на собственные головы, за которые никто копейку на кон не поставит. Будем искать другой путь. Сама сказала, что на Земле полно бесхозных дольменов. Сама сказала: будет транспорт – будут новые возможности.
– Удивительно, что ты запомнил!
– Да, у меня хорошая память. И я почти что согласен идти к морю за флакером. Ты мне очень поможешь, если перестанешь говорить глупости и дашь сориентироваться, потому что погоня не исключена. Эти твари боятся выходить на поверхность, но в подземелье они как дома, идем…
– Копинский – вот кто действительно нам поможет, – решила Мира, поднимаясь на ноги. – Копинскому мы можем кое-что предложить, кроме Стрел и горшков. Нашу дружбу и покровительство мы предложим мосье Копинскому, и он будет страшно любезен! Ты не представляешь, как может быть любезен мосье Копинский…
– Пойдем, покровительница! Держись за меня, – Оскар поднял графиню на ноги и закинул рюкзак за плечо. – Мне не будет спокойно, пока мы не поднимемся на поверхность.
– Копинский – человек, – продолжила мысль графиня. – Он по крайней понятен в своих намерениях, в отличие от некоторых…
– Пойдешь сама, или я тебя понесу?

Земля погрузилась в ночь, когда покорители подземелий наконец-то выбрались из гондолы под яркие звезды, и распластались в траве. Умиротворенное спокойствие воцарилось вдруг, только ветер едва шевелил листву, мешал сосредоточиться на идее. Миру не в первый раз посетила мысль о Копинском, но почему-то сейчас она показалась совсем не тупой. «Если Оскар прав… если дом во Флориде имеет ту же архитектуру, что дикий город, то сходство не может быть просто случайностью, – рассуждала она. – Здесь должна быть какая-то логика. Дом Копинского может иметь выход в хронал. – От этой догадки звезды над графиней засияли ярче. – На вилле Копинского должен быть тот же встроенный хроно-генератор, что в дверях на Луну. Вырезки, которые он делал для Жоржа… Мое объявление о потерянном перстне… появилось за год до того, как я его потеряла. Все лотерейные аферы, которыми физики кормились в Слупице, уж точно не из предсказаний ясновидящих. Такая точная информация может придти из четко контролируемого хронала. На вилле Копинского должен быть управляемый генератор той же серии, что в дольменах, с того же конвейера, с теми же техническими характеристиками и гарантией качества. Копинский – не гуманоид. С этим перцем я как-нибудь договорюсь».
– Знаешь, чего мне сейчас не хватает? – спросила графиня товарища.
– Бутылочки Бордо.
– Не угадал.
– Густав приучил тебя к виски?
– Мне сейчас не хватает лунного значка по шесть баксов за штуку. Или марсианского. В конце концов, побывала я там или нет?
– Тебе некуда деть двадцать баксов, – догадался Оскар.
– Интересно, что они сделают с дверью в космос? Ремонтировать будут или замуруют?
– Перенесут на другое место, в другое время. Туда, где о ней не знают ни аборигены, ни омины. Видела, какой яркий стоял туман? Скорее всего, они работали с плазмой, выращивали структуру идентичную стене, чтобы закрыть брешь.
– Дураки! Не такие уж мы дикие кабаны, чтобы с нами нельзя было договориться.
– Мы с Учителем тоже работали с хроно-плазмой, но Карась заколебал. До чего любопытный, гад! Нигде от него не спрячешься. Я думал, он у нас в лаборатории жить будет…
– Вы продолжите работу! – пообещала графиня. – Обязательно. И Карась не будет мешать. Эту рыбу я беру на себя.
– Зачем, если в книге Эккура прямо написано, как активировать вещество из плазмы? Представляешь: превратить вещество в огонь может каждый дурак, если умеет пользоваться спичками, а чтобы наоборот… приводятся сложные формулы и технические расчеты. Нам с Учителем жизни не хватит, чтобы их повторить. Нужен компьютер уровня Греаля. Нужно наворовать запчастей у Ангелов, а у оминов стащить генератор. Я только не понял, зачем вообще нужны открытия, если в книге Эккура написано все? Это не подарок человечеству, это самое настоящее оскорбление беспомощной расы, которая кроме жалости не вызывает никаких других чувств. Надо думать, как запустить Греаль, Мирка, хватит нам ловить приключения. Ты права: надо вплотную заняться этой игрушкой и, если мы не сможем изменить судьбу, мы, по крайней мере, откровенно потолкуем с тем, кто ее придумал. Все! С этой минуты бесплатные экскурсии на Луну закончились!
– Кто сказал, что бесплатные? Я готова выложить двадцать баксов.
Канат дернулся. Пустая гондола отправилась на глубину. Беглецы отползли в кусты и заняли позицию для наблюдения.
– Можно спокойно смыться, – предложил Оскар. – Здесь погони не будет.
– Думаешь, за нами?
– Либо лежать и не дергаться – либо в машину и по газам! Выбирай.
– Я бы познакомилась с ними поближе. Война уже на нашей территории, Оська. Попробуем хоть узнать, что им надо.
Не прошло получаса, как из гондолы выбрался низкорослый мужчина в плаще и пижонской шляпе, вышедшей из моды за двести лет до того, как омины пригнали корабль к Солнцу. Мужчина встал ногами на землю, отряхнулся, сильно чихнул и вытер нос белоснежным платком.
– Значки заказывала? – шепотом спросил Оскар. – Готовь баксы.
– А сдача у него есть? У меня вся сумма одной бумажкой.
– Не бывает двадцатник одной бумажкой!
– Как это не бывает? Всю жизнь был!
– Доллары? – удивился Оскар. – Мирка, очнись! Я месяц прожил в Америке – не видел двадцать долларов в одной купюре.
– Сколько живу – всегда были.
– Что-то с тобой не так…
– Это у тебя хронал сдвинут, – напомнила Мира. – У меня все на месте.
Мужчина чихнул еще раз, и заговорщики затаились. Он высморкался, спрятал в карман платок и отправился искать покупателя в темноте, натыкаясь то на фундамент, то на булыжники, рассыпанные возле площадки лифта. Мужчина был похож на слепого. Отчаявшись найти кого-либо вблизи гондолы, он встал на четвереньки и начал шарить в траве.
– Разведчик, – прошептал Оскар. – Его послали убедиться, что мы сбежали, а не притаились для нового набега на дверь.
– Откуда ты знаешь?
– Я думаю. Было бы логично с их стороны выслать вдогонку кого-то на нас похожего. Как бы невзначай. Чтобы не заподозрили. Человечек должен ненавязчиво вступить в контакт… Найти нормальный предлог им не хватит фантазии, так они значки продают, и, пока ты баксы отсчитываешь, шарят в твоей башке, хотят убедиться, что злобных мыслей там нет.
– Думаешь, он ищет нас?
– А кого?
– Почему ж его в прошлый раз не послали?
– Почему ты решила, что не послали? Если он также продуктивно искал, то вернулся домой без выручки.
– Может, не ждать, пока нас нащупают? Может, выйти и утрясти вопрос?
– Каким образом?
– Купим значок. Он убедится, что мы не злыдни, и свалит?
– Ну, если ты действительно хочешь значок…
Двое разбойников поднялись из травы и обошли мужчину в плаще с подветренной стороны. Продавец значков обшаривал куст и не заметил разбойников. Ветки хрустели под его руками, он тщательно перебирал листья, и был почти невиден в зарослях, только белый носовой платок предательски торчал из кармана.
– Уважаемый… – обратилась к продавцу Мирослава. – Человек взлетел над кустом, развернулся в прыжке и приземлился на пятую точку, придерживая шляпу рукой. – Слеп как курица, – сказала графиня, заметив рассеянный взгляд, направленный во все стороны сразу. – Почем значки для космических туристов?
Человек задергал ушами, улавливая источник звука. Графиня приблизилась на расстояние вытянутой руки и повторила вопрос:
– Почем значки для покорителей космоса?
– По четыре доллара, – ответил мужчина.
– Шесть штук возьму. Сдачи не надо.
Продавец нашел банкноту по запаху и сейчас же прощупал.
– Здесь на пять, я извиняюсь, штук... – с испуга у человека пропал акцент, который он замечательно демонстрировал в подмосковной промзоне. – Я извиняюсь, – повторил он, – двадцать поделить на четыре будет пять, а никак не шесть.
– Чего? – удивилась графиня. – Где тебя учили считать, умник, на базаре или в Академии Наук? Что-то ты на академика не похож.
Человек растерялся еще больше, потому что наткнулся спиной на вторую фигуру.
– Договорились, – согласился он, натужно улыбнулся и полез в карман. – Шесть так шесть. Носите на здоровье. Надо будет – приходите еще, – он протянул графине горстку лунных куколок, с подвешенными на колечках конечностями.
– Надо же, не обсчитался, – похвалила продавца графиня. – Ночная скидка, мужик, все справедливо, не парься… и передай своим, чтобы не парились. Мы больше не придем. Правда, Оскар?
– Правда, – подтвердил второй голос.
– Мы с жадинами дел не имеем. С трусишками тоже.
– Не имеем, – согласился Оскар.
– Обойдемся как-нибудь своими силами… и мозгами.
– Обойдемся. Слушай, Мирка, – обратился Оскар к графине, – может, пригласить его в гости да допросить по интересующим нас вопросам?
– А толку? Он же зомби. Еще один стрелок с двумя извилинами в черепной коробке. Что толку расспрашивать зомби?
– Хорошо, – согласился Оскар. – Тогда давай, поможем ему, что ли, найти гондолу. Сам до утра искать будет.
– Премного благодарен, – встрепенулся мужчина в плаще, отполз от покупателей, вскочил на ноги, стал отряхивать плащ, как вдруг неожиданно ахнул, подпрыгнул и растворился в воздухе.
Мира с Оскаром на всякий случай огляделись. Им показалось, что с человеком произошло несчастье. Человек не хотел исчезнуть так, не простившись, просто нечаянно получилось.



Все шесть значков Юля выложила в ряд на полу, расправила куколкам ножки-ручки, и тяжело вздохнула.
– Шесть штук, – сказала она. – Целое состояние, если учесть, что они из реального серебра. Мы можем отлить из них еще одну чашу Греаля вместе с подставкой, и поговорить с тем, кто сотворил мир. Спросить у него, как нам действовать дальше.
Оскар читал книгу Эккура и не обращал внимания на подруг. Мира глядела в окно с надеждой, что у абрека проснется совесть.
– Перелететь бы за океан, – мечтала она, – найти бы затонувшую Флориду. Один дом точно будет торчать над водой.
– Не факт, – ответил Оскар, не отрываясь от книги.
– Почему? Если дом стоял на горе...
– Рядом были дома повыше.
– От них не осталось руин, а дом Копинского должен торчать. Хотя бы одним этажом. Провалиться мне на этом месте, если он не торчит.
– Успеешь провалиться, – сказал Оскар и перевернул страницу.
– Ты читаешь книгу, как детектив. Там же ни одной человеческой буквы!
– Я не читаю, я думаю.
– Сейчас надо думать о том, как пересечь океан. В книге Эккура что-нибудь написано о том, как можно пересекать океаны на джипе с пустым бензобаком?
– Здесь написано обо всем. Вот смотри… Слушай и думай вместе со мной: при сдвижке хронала дальше критического уровня… пес его знает, что это за уровень, надо таблицы смотреть… впрочем, неважно! При такой-то сдвижке хронала кристаллы ведут себя следующим образом… Далее диаграммы значений, слушай внимательно: Мозг активен на два процента, Глаза на все девяносто восемь, но только в фазе переменных частот, то есть, к нашей частоте это мерцание никаким боком не относится. Кроме того, Глаза Греаля в сдвинутом хронале работают только в транслирующем режиме. На прием они не работают в принципе. Все остальные кристаллы не активируются никак, они слабо функционируют для поддержания внутреннего энергетического баланса.
– После этого не говори, что моя теория авторства никуда не годится. Знаешь, что ты сейчас вычитал в своей книге? Ты вычитал примерную программу поведения организма спящего человека. Или шизофреника в глубоком бреду, который иногда понимает, что его придуманный мир не имеет ничего общего с настоящим.
– Думай, как разбудить своего шизофреника.
– С каких это пор он мой? – возмутилась графиня.
– Думай, как разбудить, чтобы он опомнился и не забыл, что снилось, а то погибнем в фантазиях. Даже до черновика не дойдем.
– Я?..
– Думай, как себя вести, чтобы «автору» понравился сон, и он вдохновился продолжением романа.
– Есть фазы сна, когда помнишь, – сказала Юля, – есть фазы, когда не помнишь, когда не снится вообще ничего.
Оскар опять погрузился в чтение, графиня в созерцание, Юля собрала значки и сложила в лукошко.
– Надо вашего «автора» ущипнуть на самом интересном месте, – предложила она. – Тогда он проснется и все запомнит! Что скажете, Мирослава?
– Скажу, что нам пора перейти на «ты». Не такая уж я старая раскладушка.
– Пора мне, наверное, ложиться спать, – решила Юля. – А то ждала вас вчера всю ночь, не выспалась, – она удалилась за ширму, накрылась одеялом и прикинулась спящей.
– Я иду в поселок вместе с тобой, – сообщила графиня Оскару.
– Ты будешь лечить колено. Хватит с тебя! И с меня тоже хватит.
– Нет! Рыбаки просто так машину не отдадут. Мое оружие тебе пригодится.
– Только попробуй обменять флакер на Стрелы!
– Еще чего! Я просто их укатаю при попытке сопротивления.
– Для этого хватит лазера.
– Пойду. Идти легче, чем ждать. Здесь я просто взорвусь.
– Мирка! – Оскар отложил трактат и перешел на шепот, чтобы лишний раз не травмировать Юлю. – Придется сутками лезть по корням деревьев, через колючки и ямы. Даже абрек ныл, что дорога тяжелая.
– Тем более…
– Я знаю ориентиры, представляю, как выглядят его стоянки. Я быстро пойду и скоро вернусь. Лишний балласт мне не нужен.
– Вот и договорились. Ты очень быстро пойдешь по следам абрека, а балласт на четвереньках побежит за тобой.



Юля собрала в дорогу мешок. Положила немного соли, немного еды и большую веревку. Поставила на крыльцо флягу с водой и пошла в сарай, плакать. То, что Юля пошла в сарай именно плакать, Мира поняла сразу, но дорожные сборы помешали ей пресечь истерику на корню. Мира вспомнила про плачущую Юлю, когда пришло время прощаться.
– Не бросайте меня здесь одну, пожалуйста, – попросила графиню девушка.
– Что ты себе вообразила?
– Нет, вы неправильно меня поняли… Я просто хотела сказать… Не надо думать, что я ничего не понимаю. Я все понимаю, и Оскар никогда от меня не скрывал. Он вообще никогда мне не врал. Наверно он единственный человек, который не врал никогда. Вы представить не можете, как я хочу, чтобы он был счастлив. Он это заслужил, как никто.
– Теперь я точно ничего не поняла, – призналась графиня.
– Вы не видите, что он влюблен в вас по уши? Или не хотите увидеть?
– Знаешь ли… Эти тенденции были замечены еще задолго до его знакомства с тобой. Однако он выбрал тебя, и с этим выбором нам придется считаться обеим.
– Тогда он чувствовал себя рядом с вами мальчишкой. Сейчас все по-другому.
– Дело не в том, что ты лишила парня «девственности». Дело в том, что Оскар не тот человек, который позволит кому-либо выбирать за себя.
– Я лишила его комплексов. Он не был никаким девственником...
– Ну, это они все говорят!
– Нет! Клянусь, что дело не в этом… Если б вы знали, Мира, как он вас ждал. Я боялась, что он умрет. Каждый вечер молилась, чтобы вы пришли, хотя понимала, что вы придете для того, чтобы забрать его у меня. И все-таки это лучше, чем видеть, как он умрет от тоски. Я хочу, чтобы вы знали…
– Юля…
– Нет, погодите, дайте, сначала скажу: я понимаю, что сама во всем виновата. Если бы не я – мы не попали бы в беду. Я знаю, что вы очень будете стараться вернуться за мной, если все сложится удачно. Я знаю, что вы не бросите меня просто так, но если не сложится… я хочу, чтобы вы знали: вернемся мы или нет, я мешать вам не буду. Мне будет хорошо уже оттого, что с вами он счастлив, а если я смогу иногда его видеть… хотя бы издалека – я буду счастлива вместе с вами.
– Юля, меня жуть берет от глупостей, которые ты говоришь.
– Меня саму берет… но я должна была сказать это.
– Все сказала?
– Все.
– Собирайся, ты отправляешься с нами искать поселок.
– А если приедет Жорж? А если вернется абрек? Нет, я не дойду до моря. Я буду обузой. Со мной вы будете идти целый год. Да и Оскар не разрешит. Мы не должны терять время. Отправляйтесь скорее, только будьте осторожны и постарайтесь вернуться. А я… Я дождусь. Вот уйдете, я начну ждать вас буквально сразу. Вдруг вы обойдете время по какому-нибудь хрональному коридору и вернетесь сегодня же. Я буду ждать каждую минуту. Мы ведь ждали вас целый год и, видите, дождались. Мы тут стали мастерами спорта по ожиданиям. Идите, а я за вас помолюсь.
– Мы пойдем, – заверила девушку Мира, – и ты пойдешь вместе с нами.
– Нет, – испугалась Юля и снова заплакала. – Я не смогу. Я не выдержу.



Путники отправились к морю вдвоем, не вполне отдохнув после пробежки по подземельям. Не вполне придя в себя после слезных прощаний. Отправились в путь, чтобы упасть без сил, не добравшись до первой стоянки. Лес был черен от мрака, ноги не гнулись в суставах, боль в колене растеклась по телу и перестала беспокоить. Ночью Мире не снилось ничего, словно она провалилась в могилу. Последнее, о чем графиня вспомнила перед «смертью», это несчастная Юлька, которую они лишила супруга. Мира пожалела, что не уговорила ее идти. Перед тем, как отрубиться в падении на мягкий мох, она поняла, что обратную дорогу вряд ли осилит. Лес пугал ее больше, чем город. Корни росли над землей и путались между стволами, ямы чередовались с буграми, колючие кусты с острой травой, которая резала обувь. Мира решила, что смерть в лесу от усталости и отчаяния – есть кармическая цель ее жизни. И роман, который опишет ее похождения, послужит уроком юному поколению энтузиастов. Сие произведение будет рекомендовано для внеклассного чтения в средней школе, и, пожалуй, найдет читателя, потому что каждый двоечник обхохочется с героини.
Лес был так черен, что день не отличался от ночи. Едва щека графини коснулась мха, как утро прорезалось тонким лучом между высокими кронами и вонзилось ей в глаз. Путники встали на ноги, и день повторился. Первый промежуточный лагерь, оставленный рыбаком, состоял из примитивного очага и охапки колючей травы, которая росла здесь повсюду. Ни запаса воды, ни пищи поблизости не нашлось, но трава была уложена так, что не резала кожу. Если рухнуть и не шевелиться во сне, на ней вполне можно было спать. Путешественники были довольны уже тем, что выбрали верный путь. Мира упала в траву, боль в теле напомнила ей о том, что она жива, что высшие силы подсуетились и продлили ее страдания еще на несколько дней. В эту ночь Мира узнала, что лес, как дикий город, есть понятие бесконечности, непостижимое человеческими ногами, и только сажа на горстке речных камней говорила о том, что она не права. Графиню осенила идея, что городские кварталы не строил никто, они росли сами, один из другого, подобно ветвям деревьев. Росли, вероятно, от сырости и естественных удобрений. Росли по заданной оминами программе развития органической материи, и вовсе не люди виноваты в том, что программа оказалась такой. Мира закрыла глаза и увидела, как из земли вырастают кубы пирамид, разрывая зеленый ковер, и архитектура не показалась ей безобразной. «Ну и что? – решила она. – Зубы тоже иногда растут во все стороны сразу. Тем пикантнее улыбка их обладателя». Ей померещился туман, сошедший с небес, и гигантские руки, разрывающие крону леса. Огромное лицо склонилось к ней и обнажило волчьи клыки.
– Надо было тебя дома оставить, – пришел к выводу Оскар. – Что снится? Почему ты дергаешься? Не смотри этот сон, перевернись на бок.
Мира почувствовала, что порезала щеку. Тонкая струйка крови медленно стекает ей в ухо. Почувствовала, но не пошевелилась, чтобы направить струю в обход. В кромешной темноте ее кровь не имела ни цвета, ни смысла.
– Жили мы коротко и несчастливо… – прошептала графиня, – но умерли в один день. Не осталось от нас и строчки в романе, а мы так старались прыгнуть за облака. Одно хорошо: долгов после нас не осталось тоже, значит, есть надежда, что мы больше никогда не вернемся на землю.
– Артурчику я все-таки остался должен, – признался Оскар. – Я же его машину продал за миллион, а ему не отстегнул ни копейки. Все откладывал на потом… Наверно опять разоряет Учителя. У меня на счету осталось порядочно, но как это снять?
– В мире есть всего один банк, который может выдать деньги в твоей ситуации. Надо посмотреть у Жоржа в ноутбуке его реквизиты.
– Есть банк, который работает в режиме хроно-деформаций?
– Если не вложил туда сразу – можешь не дергаться. Твой счет был переписан Автором вместе с сюжетом, из которого ты выпрыгнул…
– Все правильно. Учителю на роду написано кормить Деева. Кто мы такие, чтобы менять сюжет? Не знаешь, где он теперь позирует?
– За прилавком, – ответила Мира, разглядывая звезду сквозь заросли веток. – Торгует женским бельем и трахает итальянку с пятым номером бюста. Она поставила ему миску в доме, коврик постелила… но скоро ему оттуда пинка… Научит языку и пинка… никто не вынесет его болтовню.
– Артурчик уже болтает по-итальянски, – позавидовал Оскар.
– С его итальянского ухохочешься. С итальянского и без Артурчика ухохочешься, а в его исполнении – просто финиш, а не язык. Я сказала: что ты несешь? Послушай, что ты несешь! Хоть бы на курсы записался, хоть бы учебник с грамматикой открыл, посмотрел, как изменяются неправильные глаголы, а ему некогда. Он лифчики на сеньорит примеряет… Представляешь? Миллион лет, как никого из них нет на свете…
– Перестань, Мирка, прорвемся, – успокоил Оскар.
– Зачем?
– Абрек ходил через лес много раз. Мы что, тупее абрека?
Графиня не стала спорить. Он представила себе Артура Деева, примеряющего бюстгалтер пятого номера на бюст сеньоры, и улыбнулась во сне. Больше она ничего представить себе не успела, потому что сон давно стоял над ней и ждал, пока сеньорита закончит болтать языком.

Утром Оскар сорвал лист, смочил его водой из фляги и вытер с шеи графини полоску засохшей крови.
– В следующий раз, – сказал он, – ложе для ночлега я буду устраивать сам.
На третий день путешествия Мире стало все равно. Она перестала чувствовать боль, насекомые кусали ее, не встречая сопротивления. От лужи, в которой графиня умывалась перед сном, началась резь в глазах. Она перестала думать об обратном пути, стала представлять себе жизнь в лесу и не увидела в этой жизни ничего ужасного. Все ужасы перевалили в прошлое. В настоящем надо было только построить берлогу из веток и научиться разорять птичьи гнезда. Все остальное графиня уже отняла у несчастной Юльки, считавшей себя виноватой во всех грехах. Первый раз Мире стало не по-детски стыдно за свое поведение. Первый раз ей пришло в голову, что эта девочка, которая боится говорить ей «ты», гораздо мудрее нее. Не исключено, что Юле от природы понятны истины, до которых графиня еще не додумалась по причине высокомерия и самонадеянности.

Следующий лагерь абрека встретил путников без очага. Только травяная лежанка говорила о том, что путешественники еще не сбились с дороги. Прежде чем устроиться спать, графиня задумалась над своим поведением еще раз и выбрала себе кочку сухого мха подальше от Оскара.
– Не лезь туда, – предупредил ее товарищ. – Абрек всегда обходил высокие и сухие кочки. Иногда они начинают дымить. Иногда загореться могут. Иногда…
Но Мира уже влезла на кочку и провалилась раньше, чем Оскар закончил речь. Мох ушел из-под ног, тело устремилось вниз, скользя по стенам почти вертикальной норы, и упало в толстую кучу пепла. Секунду спустя рядом с ней приземлился Оскар. Серое облако встало стеной, но графиня натянула на нос воротник и успела подумать о том, что не обязательно строить берлогу. Что для будущей жизни вполне сойдет что-то вроде землянки, лишь бы в ней было сухо и пахло костром. Она очнулась оттого, что Оскар тряс ее за плечо. Очнулась, вгляделась во мрак оседающей пыли и остолбенела от страха.
Вокруг, у округлой стены пещеры, сидели существа, похоже на ожившие экспонаты кунсткамеры. Головы существ, были выгнуты и расплющены, конечности недоразвиты, их позвоночники болезненно изгибались. Мира увидела карлика с плоским лицом, похожим на туловище камбалы. У другого карлика рот не закрывался из-за огромных зубов, а единственный глаз сиял на макушке. У двух сросшихся близнецов было три руки на двоих и ни одной ноги. Там, где должны была находиться ноги, отрастал еще один мертвый брат, вероятно, умерший в младенчестве, не открывая глаз, чтобы не видеть свое безобразное племя. С тех пор мертвый близнец служил подушкой для сидения двух живых. Уроды сидели вокруг тихо, как мыши, и спокойно, как пришельцы иных миров, уверенные в своем превосходстве. Оскар потянул графиню за шиворот к отверстию норы, уходящей вниз.
– Уходим. Только тихо и медленно. Вперед! – приказал он, заталкивая графиню в проход. – Без резких движений. Ползи вперед и постарайся никого не задеть.
Едва пришельцы скрылись в норе, как племя снялось с места и потянулось за ними. Графиня чувствовала их дыхание в темноте, слышала кряхтение и сопение. Когда лаз становился узким, тварям и людям приходилось ползти на животах и кряхтение нарастало. Подземный народ продолжал преследовать гостей, соблюдая дистанцию. Если те застревали в проходе, племя замирало в ожидании, если ускорялись – пришельцы чаще перебирали уродливыми конечностями. В темноте графиня чуть не придавила спящего детеныша, который взвизгнул и задал стрекоча, выпростав хвост из-под ее руки.
– Вперед, – напутствовал Оскар графиню. – За ним!
Детеныш бегал так быстро, что успел задремать, когда снова графиня чуть было не придавила его рукой. На этот раз он проснулся без визга и бежал неохотно. Бежал только потому, что некуда было деться. Его преследовали два чужака с железной палкой и то и дело гоняли с места.
– Брысь! – командовала графиня.
– Кыш! – помогал ей Оскар.
Племя следовало за ними, пока в конце норы не забрезжил свет. Только теперь пришельцам удалось рассмотреть маленького поводыря. Детеныш уродов на поверку оказался огромной крысой, которая под конец пути совсем обленилась и еле ворочала лапами. Мира вытолкала ее на свет под толстую задницу, увидела усатую морду и укоризненный взгляд. Крыса дождалась, пока путешественники освободят подземелье, и вернулась обратно.
Мира с Оскаром приобрели покровительственную окраску непроходимого леса. Сажа от костра набилась в глаза и уши, даже в карманы брюк. Руки были черными, ноги черными, лица трубочистов после рабочей смены не отличались цветом от древесной коры. Слепое существо высунулось из норы им вослед, растолкало головы соплеменников, вытаращило бельмо, но не увидело стоящих рядом людей.
– Фу… – сказал Оскар, отряхиваясь от грязи. – Ну и вымазалось ваше сиятельство! Теперь мы просто обязаны идти к морю. В луже я тебя не отмою.
Графиня ничего не ответила. В этот раз она легла спать, не приняв душ, и даже позволила Оскару себя обнять, потому что ночь выдалась необыкновенно прохладной. Мира не верила, но чувствовала запах Ледовитого океана, где они будут мыться в полынье, отгоняя белых медведей. Со временем у них появится дом, и Оскар будет, как кот, ловить рыбу руками, а Мира, жарить ее на огне. Будущее показалось графине заманчивой штукой. Все, что осталось от прошлого – немного стыда перед Юлей, но Мира знала, что стыд пройдет, а мужчина останется. Она шла по лесу во сне, прибавляя шага, ноги цеплялись за коряги, и ветки били ее по лицу.
– Дрожишь, – заметил Оскар, укрывая подругу своей рваной курткой. – Не буду я к тебе приставать, не бойся. Сейчас не буду. На будущее, конечно, не поручусь... – но Мира только расплакалась у него на груди. – Прорвемся, Мирка, прорвемся. Уже недалеко. Видишь, как лес редеет? Завтра идти будет легче, а послезавтра увидим море. Племя рыбаков встретит оминов свежей ухой. Ты хочешь ухи? Наваристой, как кисель, с кусочками редьки и лука, хочешь?
– Нет, не хочу, – всхлипнула графиня, размазывая сажу по щекам.
– Абрек подарит нам флакер, и мы полетим во Флориду искать чердак над водой. Найдем и будем безобразничать, пока Копинский не откроет двери. А безобразничать мы умеем… Правда, умеем? – спросил Оскар, вытирая слезы графини. – Еще как умеем! Этому нас учить не нужно. Не пройдет и недели, как мы будем лежать на диванах, пить Бордо и вспоминать этот лес, как ужасный сон. Хочешь?
– Не хочу.
– Не хочешь домой?
– Нет, – призналась графиня. – Не хочу возвращаться в ту жизнь, из которой ушла.
– Почему?
– Я боюсь.
– Ты? – не поверил Оскар. – Боишься? Чего?..
– Всего. Городов боюсь, дорог, машин, а больше всего людей, потому что не понимаю их, и никогда не пойму. Я не умею радоваться тому, чему радуются они. Я не чувствую то же, что они чувствуют. Меня жуть берет от их замашек и принципов, – графиня расплакалась пуще прежнего и Оскар крепче обнял ее за плечи.
– Представь себе утро в Москве: зеленый парк, скамеечки у тротуаров, народ еще не проснувшийся тащится на работу...
– А я тащусь в магазин за вином и дрожу от ужаса. Почему, Оська? Я всю жизнь не могу расслабиться от этого страха. Наверно, мне было бы проще жить в пещере с уродами, чем вернуться туда, где мы жили.
– Откуда ты взялась на Земле? – спросил Оскар. – С какой планеты, не помнишь?
– Не помню, – вздохнула Мира, – наверно там я совершила что-то ужасное.
– А может быть, тебе поручили миссию, с которой не справится никто другой?
– В жопу миссии!!! Я боюсь этой планеты! Я не хочу оставаться здесь!
– Ой, какая трусиха…
– Что за миссия такая, открывать слепому глаза? Можно разбиться в лепешку… а кому это надо? Оська, я не живу, я работаю волонтером в дурдоме. Сколько ни старайся объяснить человечеству, что жизнь на самом деле другая… Зачем? Они и так счастливы. Ужас в том, что эти уроды гораздо счастливее меня!
– Ты хочешь вернуться в нору? Тебе приглянулся какой-то урод? Скажи, я пойму. Я столько перетерпел уродов вокруг тебя, что стал мазохистом.
– Дурак… – сказала графиня. – Знал бы Натан Валерьянович, какой ты дурак, ни за что бы не поставил тебе пятерку по физике!

Когда графиня проснулась, Оскара рядом не было. Оскар возвращался из чащи леса с охапкой хвороста на плече.
– Странная линия горизонта, – сказал он, увидев, что подруга не спит. – Я ходил на холм, смотрел… Лес действительно поредел, к чему бы это?
– К скорому концу романа, – объяснила графиня.
– Почему тогда воздух морем пахнет?
– Там нет никакого моря. Там только наши представления о морях. А представления воняют у нас в голове.
– Тогда что это там? Такое большое и плоское…
– Там письменный стол. Похоже, наш Автор не в курсе, что земля круглая. Он писал до тех пор, пока не исписал всю бумагу.
– Если мы дошли до письменного стола, значит, достигли цели.
– Автор – возможно. Мы – вряд ли.
– Разве у нас разные цели?
– Откуда я знаю? Я с ним чай по утрам не пью.
– Твоя теория. Кто должен знать? Я – скромный персонаж.
– А я кто?
– Не знаю, кто ты. Для меня это всегда оставалось загадкой.
Вместо того чтобы подняться и идти до края Вселенной, графиня положила голову на рюкзак и натянула на себя грязную куртку. Оскар развел костер, устроился рядом и не стал торопить событий. Он ждал, когда подруга придет в себя, а Мира сквозь ресницы наблюдала его возню у костра.
– Тебе идут длинные кудри, – сказала она. – Не стригись.
– Как прикажет ваше сиятельство. Ножниц все равно нет.
– И бриться не надо. Так и ходи, дикарем чумазым с голым торсом. Где ты так накачался?
– Потаскала бы ты на себе рыбацкие снасти, до плотины и обратно.
– Всегда хотела тебя спросить, но не знаю, удобно ли?
– Спрашивай…
– Откуда такая фамилия, «Шутов»? Извиняюсь, конечно, за бестактный вопрос…
– От медсестры из приюта, – ответил Оскар. – У нее погиб сын и она боялась, что фамилия на ней закончится. Сына звали Оскар Шутов. Чистая случайность.
– Чистых случайностей не бывает. Иногда мне кажется, что случайностей не бывает вообще. Ты не пробовал узнать, отчего погиб ее сын?
– Мне три месяца было от роду. Разговаривать не умел.
– А потом?
– Потом она уволилась, уехала жить на север и не разу обо мне не вспомнила.
– Имеешь право сменить фамилию, раз такие дела. Будешь Ушаков-Алексеев. Хочешь?
– А смысл?
– А что такое «смысл»?
– Смысл?.. Это гипотетический результат всего, что мы делаем, пока живем.
– У нашей жизни есть только один смысл и один результат, – ответила графиня. – Это деревянный ящик с крышкой. И он, к сожалению, вполне практический. Дойдем мы с тобой до моря или не дойдем – другого результата не будет, потому что смерть перечеркивает все, что мы делаем в этой жизни, и это есть высшая форма несправедливости. Почему мы должны умирать, Оскар? Кто придумал такую глупость? Зачем?
– Затем, что не все мы делаем для себя. Не только для себя, а для кого-то еще, кого, мы может быть, даже не знаем.
– Разве? Разве не вы с Натаном придумали, что реальности нет, есть только набор иллюзий.
– Если реальности нет, значит, смерть – это тоже иллюзия.
– Ты меня слегка успокоил.
– Правда? Я боялся, что ты опять плакать будешь.
– Нет, я дойду до конца романа, спрыгну с рукописи на стол, спрячусь за карандашницу, и пусть этот Шизофреник меня поищет.
– Не боишься, что он запарится тебя искать?..
– Ты прав, – согласилась Мира. – Надо пойти и посмотреть, как выглядит Его стол.


– Почему Человек закрывает глаза, когда ему страшно?
– Потому что боится, Валех?
– Тот, кто боится, ведет себя осторожно, внимательно смотрит вокруг. У того, кто напуган, обостряется зрение, и каждый шорох в кустах обретает смысл.
– Так ведет себя Ангел, Валех. Человек ведет себя по-другому.
– Человек закрывает глаза не потому, что боится, а потому, что верит в судьбу. Он верит в то, что кто-то написал его жизнь, распределил в ней роли, расставил скамейки в парках, разлил моря… Значит кто-то обязательно позаботится о том, чтобы беды его миновали, потому Человек сотворен для счастья, а не для бед.
– Человек уже не верит в судьбу. С тех пор как Ангел заставил его сомневаться, что мир сотворен для него, Человек подозрительно относится ко всему, что сделано без его участия.
– Нет, – возразил Валех, – Человек никогда не сомневался в судьбе. Человек сомневался, что мир, сотворенный для него, достаточно хорош, и не однажды брал в руки дубину, чтобы довести его до совершенства. Он научился командовать этим миром, но не управлять, поэтому всегда закрывает глаза, когда ему страшно, ибо только страх способен вернуть Человека в первозданное состояние творения божьего, беззащитного перед Творцом. Страх – последнее, что держит его на земле. Если Человек потеряет страх, он потеряет все.
– Он просто перестанет закрывать глаза на краю пропасти, он пожелает увидеть руку, которая отведет его от беды, а потом захочет понять, откуда тянется эта рука. Пока он не поймет, он останется на земле, и будет думать над тем, что здесь происходит. А если поймет, может быть, мой Ангел, ты прав, на земле ему нечего будет делать.



Пропасть на краю земли показалась Мире такой же фантастической, как вся ее жизнь. Словно океан откололся от корабля, провалился в пожар горящих отсеков и накрылся облаком пара. До конца света еще миллионы лет. Есть время до той поры, когда Солнце сгорит дотла, сожмется в комочек льда и начнет распространять вокруг себя адский холод. Людям еще рано строить дворцы на краю Вселенной. Храмы обманутой веры, посвященные обиженным божествам, которые не допустили человека к управлению планетой. Но пропасть на краю земли не имела ни дна, ни границ.
– Ты когда-нибудь рубила ступени с помощью Стрел? – осторожно поинтересовался Оскар, но ответа не получил. – Не слабо… за ближайшие годик-полтора вырубить лестницу ко дну бездны? Хорошо бы, конечно, знать, где там дно. Ну, вот, собственно, там, внизу должно находиться море.
– Где здесь выдают напрокат парашюты? – спросила графиня.
– «Автору» своему задавай вопросы. Может, «он» не знает, как выглядят моря, поэтому напустил тумана?
– Думаешь, там море?
– Я не вижу, что там. Всевидящее око у тебя. Доставай и смотри.
– Не хочу.
– Почему?
– Потому что там нет ничего. Однажды я уже стояла на краю пропасти и клялась, что прыгну вниз, если еще раз увижу тебя. Теперь Автор просто издевается надо мной. Оська, мне нельзя видеть то, что находится под туманом, иначе я не смогу… Ничего хорошего там нет, но Кое-Кто уже размечтался, что я побегу назад через лес, заикаясь от страха. Так вот, никуда я не побегу! – решила графиня. – Теперь его очередь заикаться!
– Дай сюда ствол.
– Ни за что!
– Надо искать спуск.
– Не надо.
– Мирка, не дури! Абрек туда как-то лазал. Мы шли по его тропе. Спуск должен быть!
– Ты словно первый день на свете живешь! Кто он такой, твой абрек? Побочный персонаж без имени и родословной! Какой писака будет выписывать лестницы для его путешествий?
– Мы подождем. Может, твой «автор» засиделся в гостях. Вернется, проспится, вспомнит, что написал ерунду. Утром на свежий глаз перепишет. Ляжет туман, и будет видно, что делать.
– Ничего не будет, – сказала Мира и взяла Оскара за руку. – Никто нас не вспомнит, ничто не сдвинется с места, пока мы не заставим Шизофреника поработать на нас, как мы работали на Него. Теперь либо все, либо ничего. Либо Он слушается меня и получает то, что хотел от своего тупого романа, или Он не слушается и получает фигу!
– Только не говори, что ты собираешься прыгнуть!
– Оскар, – графиня сжала руку молодого человека.
– Нет! Мы не сделаем это!
– Сделаем.
– Еще неделю назад я был готов на любую глупость. Теперь мне есть, что терять. Я не хочу потерять тебя еще раз.
– Ты никогда не был трусом, Оська. Почему ты боишься мне верить? Поверь мне, ради Бога, поверь! Хотя бы раз в жизни. Ты видишь, куда Он привел нас, и понимаешь, зачем. Мы для него – игрушки. Выбросит одни – примется за другие. Я хочу раз в жизни сыграть с Ним на равных. Пусть вздрогнет, может что-нибудь начнет понимать.
– Разве ты еще не наигралась с «ним» на равных? Ты только и делаешь, что испытываешь «его» нервы. Поверь один раз мне: никто не издевается над тобой больше, чем ты сама над собой издеваешься.
– Я не прошу тебя верить в удачу… – уперлась графиня. – Можешь не верить ни в Бога, ни в черта, ни в Автора. Поверь, пожалуйста, только мне. Только сейчас. И ты убедишься, что мир устроен гораздо проще, чем кажется физикам.
– Если я поверю тебе сейчас, то никогда не закончу Греаль, не научусь с ним работать и не научу тебя.
– Обязательно сделаешь и научишь.
– Я не вернусь домой и не увижу Учителя.
– Увидишь не раз.
– Я не прочту книгу Эккура даже до середины.
– Ты выучишь ее наизусть, если захочешь. Если ты поймешь, что это за игра, у тебя впереди будет столько партий, сколько ты сам захочешь.
– Нет, Мирка, вокруг меня не будет даже иллюзии, которую я смогу изменить.
– Ты сделаешь из иллюзии реальный мир, а я помогу. Только надо поверить. Поверь, что наш единственный путь лежит через пропасть, и не ищи компромисса.
– Тебе самой от себя не бывает страшно?
– Я не знаю, что будет со мной завтра, Оська. Не знаю, сделаем мы Греаль или нет. Я понятия не имею, что там, внизу, но знаю точно, что сегодня я не умру.
– Правильно, потому что будешь мучаться до завтрашнего утра со сломанным позвоночником.
– Заткнись и слушай меня! – приказала графиня. – Мне действительно трудно верить, что в моей жизни есть толк, и я чего-нибудь добьюсь своим упрямством, но другого оружия мне не дано. Я не понимаю до сей поры, зачем притащилась к вам в Слупицу, и почему осталась. Не знаю, вернемся ли мы к Юльке, прочтешь ли ты книгу, вспомнит ли тебя Учитель… Я много чего не знаю, но я абсолютно… Слышишь меня? Всецело, непоколебимо и окончательно верю в то, что умру НЕ СЕГОДНЯ! Верю слепо и безрассудно, потому что теория вероятности допускает шанс, не выходящий в отрицательные величины… Шанс, что человек, сорвавшийся со скалы, может остаться в живых – и это верное оружие против тех, кто управляет судьбой. И ты не умрешь, потому что я буду держать тебя за руку. Мы шлепнемся в море и увидим рыбацкие лодки. Если сделаем это – значит, все в нашей жизни сложится так, как мы захотим. Не сделаем – попремся по краю бездны искать гондолу и не найдем ничего. Мы будем искать, пока не сдохнем от старости, потому что никакого моря не будет. Я не знаю, о чем наш роман, но уверена, что он не кончается смертью главных героев на середине пути. А главные мы герои или нет – будем решать только мы. Я решила. Теперь твоя очередь.
– Знаешь, что мне действительно жаль оставлять в этой жизни?
– Что, родной?
– Я ни разу не занимался любовью с женщиной, которую действительно люблю. Даже не представляю, что это такое.
– Тогда оставайся, – ответила графиня, отпустила руку печального рыцаря и сделала шаг вперед.
– Нет!!! – воскликнул Оскар и последовал за графиней.

Сначала земля поднялась из тумана, покрытая паутиной рыбацких сетей, и едва не стукнула путешественников о гальку. Упругое полотно подбросило их в облака и поймало, чтобы снова опустить к земле и снова закинуть в небо. Оскар сумел зацепиться за сеть и поймал графиню на излете. Небо и земля стали обретать равновесие, из тумана проявились деревянные колья, расставленные вдоль берега, на кольях сушились корзины, перевернутые рыбацкие лодки были сложены в ряд, возле сетей толпился народ. Самые смелые вплотную приблизились к месту, где летающие люди должны были разбиться о камни. Несколько мальчишек и старец с седой бородой смотрели вверх на распластанные в сетях фигуры пришельцев. Мужчины с палками стояли поодаль, женщины подбирали своих любопытных детей и растворялись в тумане.
– Я же сказал, что омины летают без машин, – услышала графиня голос абрека, но не узнала его в толпе.
– Как это, без машин? – удивились мужчины с палками.
– Как хотят – так и летают, – загалдели люди. – Куда надо, туда и летят. Омины делают, что хотят. Оминам ничего нельзя запретить. Оминам не надо ничего запрещать, они все равно это сделают.
– Хорошо, что они летают, – произнес старец с седой бородой и галдеж прекратился. – Теперь посмотрим, как они спускаются на землю без лестницы.

Когда «усатый» флакер упал с небес посередине двора, Юля испугалась. Она не поверила, что это флакер. Она решила, что одеяло сорвалось с веревки и летает по двору, предвещая ураган. В испуге девушка выбежала во двор, столкнулась с Оскаром, и не поверила, что это Оскар.
– Собирайся, – сказал он хозяйке.
– Куда?
– Возьми это одеяло, воды, еды и то, что жалко оставить. До слез жалко! – уточнил Оскар и пошел в дом.
– Куда мы едем? – поинтересовалась Юля. – Или летим?
– Собирайся, – повторил Оскар, загружая в чемодан книгу Эккура.
– Это правда? – Юля подошла к графине, которая в задумчивости застыла возле машины. – Вы опять поранились? Давайте, я сделаю перевязку.
– Времени нет, – ответила Мира. – Уровень океана повышается. На месте Флориды уже архипелаг, а скоро совсем ничего не будет.
– Куда мы летим? – спросила Юля графиню. – Во Флориду?
– Понятия не имею. Лишнего не бери, возьми только то, без чего жить не сможешь.
– Ага…
– Я не имела в виду Оскара. Оскар сам собой разумеется.
– Ага, – согласилась Юля. – Я поняла.

Самой драгоценной вещью, без которой нельзя обойтись в дороге, и невозможно расстаться без слез, оказалась старая ворона, которая купалась в луже, растопырив свои драные перья, и не ожидала подвоха. Ворона была схвачена за мокрое туловище, как обыкновенная курица. Юля верила, что птица прилетела сюда из прошлого мира и не должна оставаться одна, потому что идентичных ей особей в лесу нет, значит, старость птицы может оказаться одинокой и безутешной. Юля взяла ее голыми руками, как Оскар рыбу, и Мира поняла, что зря волновалась за этих ребят. Эти двое выживут в пустыне, приготовят суп из песка и даже растолстеют от жизни такой, потому что конкурентов в борьбе за существование этим оминам не найдется. Вся планета будет принадлежать только им.
Старая мокрая ворона не успела каркнуть, как была завернута в одеяло по самый клюв. Высунув из ткани черный глаз, ворона уставилась на графиню. Впервые Мира увидела птицу так близко. Огромную, страшную, даже подержала ее в руках, пока Юля грузила на борт еду и наполняла флягу водой. У вороны был жуткий взгляд, страшный клюв и очень острые когти.
– Как вас угораздило, Сара Исааковна? – обратилась к вороне графиня.
Взгляд птицы исполнился величия и покровительственного участия, несмотря на то, что она продолжала находиться в руках у графини. Мира поразилась! В тот момент величию старой вороны поразилась бы даже английская королева.
– Опять задумалась? – окликнул графиню Оскар. – Что я говорил? Стоя спит. Сядь в машину, а то упадешь, – он положил в салон воду и сумку с бесценным прибором, вернулся в дом, выругал Юлю, которая путалась под ногами и задавала вопросы. Между ними завязался спор, но Мира уже не разбирала слов.
Все, что окружало и волновало графиню, вдруг отодвинулось от нее, краски поблекли, голоса умолкли. Сара Исааковна, завернутая в одеяло, едва не вывалилась из рук. «Действительно, лучше присесть», – решила графиня, влезла в салон, положила на колени ворону, поверх вороны развернула карту, на которой Оскар прочертил примерный маршрут. Взгляд графини окончательно помутнел. Последнее, что она видела – жирная красная полоса, прочерченная по карте мира; последнее, что слышала – голос Оскара:
– Что я говорил! Отрубилась… – сообщил подруге молодой человек. – Она не спала трое суток, боялась, что рыбаки нас убьют. Оставь ее в покое, пусть спит.



Графиня забылась на секунду, а когда пришла в себя, небо уже было темным, а звезды яркими. Флакер несся над водой со скоростью гоночного болида. Оскар осматривал гладь океана через старую видеокамеру. Юля старалась выглядеть оптимисткой и по тому, как сильно она старалась, Мира сразу сообразила: что-то не так. На полу валялись перечерканные карты. Фляга с водой опустела, мешок с едой исхудал, Сара Исааковна обсохла и выглядела вполне прилично, но очень грустно.
– Ничего, – успокоила графиня, – к рассвету доберемся.
– Рассвет уже был, – ответила Юля.
– А… – заметил Оскар. – С добрым утречком.
– Неужели я так долго спала?
– Мы думали, – призналась Юля, – что вы никогда не проснетесь.
– Первые два дня мы так думали, – уточнил Оскар. – На третий пытались тебя будить. На четвертый махнули рукой. На пятый решили похоронить, но забыли дома лопату.
– Мы подумали, что у вас на нервной почве летаргический сон.
– Как летаргический? – графиня вскочила с дивана. – Сколько времени? Где мы?
– Мы делали стоянку, – объяснила девушка. – Зарядили флакер от грунта, потому что в нас ударила молния прямо с земли, разрядила всю батарею. Мы попали в грозовое облако, думали, конец, а вы даже не проснулись.
– Какое облако? – испугалась графиня.
– Вчера ночевали на острове. Искали воду, но не нашли. Видели ежа с мягкими колючками, который лез по дереву. Оскар его поймал, съесть хотел, но я не дала…
– Какого еще ежа? Где мы?
– Не помню, как называется эта планета, – сказал Оскар, продолжая рассматривать океан.
– Какая еще планета? Хорош издеваться! Дай сюда камеру!.. – Мира отняла прибор и осмотрела окрестность. Откуда ни возьмись, из воды возникли острова, которых не было видно невооруженным глазом.
– Ты хорошо ориентируешься по верхушкам Аппалачей?
– Хреново, – ответила Мира.
– Тогда отдай камеру и спи дальше.
– Мы заблудились?
– Ничего подобного, – заявил Оскар. – Мы уже раз сто пролетели над Флоридой. Нет там никаких домов, ни одного острова из-под воды не видно, я ищу сушу, где можно разбить лагерь и поискать пресной воды.
– Сколько времени прошло? – спросила графиня. – Честно!
– Юля пожала плечами, а Оскар погрозил ей пальцем.
– Если честно, мы сами сбились со счета, – сказала девушка. – Когда мы летели над сушей – каждую ночь останавливались на ночлег, а сейчас…
– …А сейчас надо что-то решать. Либо сажаем батарею и падаем на воду, либо возвращаемся, пока еще можно дотянуть до материка.
– Надо дотянуть до Флориды, – предложила графиня.
– Вот она, твоя Флорида, – заявил Оскар. – Здесь, под брюхом машины. Сплошная ровная гладь. От горизонта до горизонта ни кочки. И что?
Флакер набрал высоту, Юля закрыла глаза от страха. Кабина светилась тусклым светом, в салоне царил бардак, характерный для долгого отчаяния, охватившего экипаж. Мире показалось, что флакер повис над водой, она поглядела вниз и не увидела ничего, кроме темноты. Даже звезды не отражались в сплошном отчаянии океана.
– Мы уже над Флоридой, – повторила Юля. – Некоторые острова еще заметны через прибор. Вполне возможно, что дом уже целиком под водой.
– Ничего подобного невозможно, – заявила Мира. – Если это тот дом, о котором я думаю, он должен быть рассчитан таким образом, чтобы один этаж всегда торчал на поверхности. Даже если все ледники земли растают в один момент – один этаж должен торчать.
– Мы прочесали Флориду вдоль и поперек, – повторил Оскар. – Тебе повезло, что ты спала.
– Чердак Копинского должен быть виден!
– Чердак Копинского не может быть выше гор, при всем моем отвращении к Копинскому. Где-то мы опять просчитались.
– Могла сдвинуться тектоническая плита, – предположила Мира. – Дом мог сместиться. Все, что угодно могло произойти. Там же Саргассово море! Бермудский треугольник!
– Летали мы над треугольником. Нет там ничего. Квадратный объект я бы заметил издалека.
– Ты знаешь, что Саргассово море ниже общего уровня океана?
– Ну и что с того? Дома Копинского больше нет. Приди в себя, Мирка!
– Может, он перекочевал на другое место? Может, ты ошибся с картой?
– Я ошибся? – рассердился молодой человек.
– Ты же не географ, а физик.
– Я пока еще не сошел с ума!
– Юля, а что ты изучала в своем институте?
– Филологию, – ответила девушка.
– Самая полезная наука на свете – филология, – вздохнула графиня.
– Я же не планировала провалиться в хронале.
– Думаешь, я планировала носиться над затопленной Америкой в компании с парочкой упрямцев и ручной вороной? Как вы ориентировались? У вас компас есть? У Жоржа в машине был компас. Вы взяли его?
– Заглючил компас, – ответил Оскар.
– Компас Жоржа не глючит! Где заглючил? Как заглючил?
Оскар вынул из кармана прибор со стрелкой, неуверенно плывущей по кругу, и швырнул на тумбу.
– Наверно, он с северного полюса перекидывается на южный? – предположила Юля.
– Ну, ты бы хоть не позорилась! – пристыдил подругу молодой человек.
– Наверно, он чует Бермуды.
– Юлька права, – согласилась графиня. – Этот компас что-то учуял.
– Еще один географ!
– Оскар, отпусти обруч газа, – попросила графиня.
– Хочешь свалиться на воду? Я не знаю, что будет, если флакер намочит юбку. Я лично не собираюсь грести руками до островов.
– Отпусти газ, тебе говорят!
– А я тебе говорю, что он ляжет на воду и больше не полетит.
– Ты можешь мне поверить второй раз в жизни?
Оскар отпустил нижний обруч и поднял взгляд к звездам. Машина вздрогнула и встала, стрелка компаса затрепетала над циферблатом. Летающий аппарат стал опускаться к воде.
– Мы с Юлей будем ловить рыбу, – пообещала Мира, – кормить тебя и грести к земле, только посиди спокойно.
– Честное слово, – согласилась Юля, – давай не будем спорить с Мирославой. Мы не нашли того, что искали, может она найдет.
– Делайте что хотите!
В машине воцарилась тишина, чреватая неизбежным скандалом. Никто из присутствующих не хотел произнести первого слова. Все ждали, когда аппарат, наконец, приводнится, заглохнет навечно, и правые с виноватыми станут очевидны без лишних препирательств. Но флакер медленно поплыл над водой в одном ему известном направлении. Оскар перегнулся за спинку дивана, убедиться, что ему не почудилось: флакер действительно движется.
– Послушай меня, физик-теоретик… – нарушила тишину графиня. – Послушай меня, неуча: когда Жорж ищет аномальные зоны и замечает, что компас забарахлил, он бросает руль и машина едет сама. Машина, Оскар! Четыре колеса с коробкой передач несколько метров катится сама в сторону аномалии, даже в гору. Самая обыкновенная машина, не сделанная на заказ в лаборатории Валерьяныча. Не знаю, почему, но знаю точно, что так бывает.
– Деформация пространства… – объяснил Оскар. – Нарушение гравитации – эффект черной дыры.
– Все может быть. Поэтому не трогай руль. Эта посудина учуяла цель.

Когда над землей взошло Солнце, черный океан впитал в себя синеву и стал видным во все горизонты, ровный и рябой, как рыбацкая сеть, растянутая на высоких столбах. Ни волны, ни облачка над водой. Даже звезды растворились бесследно в утреннем свете. Юля вылила из фляги последние капли и предложила графине.
– Я опять уснула? – спросила Мира.
Свидетели кивнули.
– Попейте, – предложила Юля. – У вас все признаки обезвоживания организма. Мы скоро встанем, машина израсходовала энергию и больше не заводится. Теперь мы опустимся на воду, и будем думать, как поймать рыбу. Вы не знаете, кровь морских рыб соленая или пресная?
– В голову не приходило… Я думаю, – ответила графиня, – что следующим животным, которое ты приручишь, будет акула. Никаких объектов не появилось? Мы падаем, Оскар? – спросила она и получила утвердительный кивок от человека, полностью отрешенного от земных проблем. – Ребята, я не хотела…
– Ничего страшного, – ответила Юля. – Выпейте воды, иначе вам станет плохо. Глупо терпеть жажду, когда еще есть вода. Тем более что вы ни в чем вы не виноваты. Мы с Оскаром столько пережили, что хуже не будет. Наоборот, мы вам очень благодарны за то, что вы принесли нам надежду. И тогда в лесу, когда вы спасли меня от полного отчаяния, и сейчас, когда мы почти смирились с тем, что уже не вернемся. Не бойтесь, мы не умрем. Оскар сказал, что флакер может держаться на воде сколько угодно. Надо только добраться до островов.
– Без весел… – добавил Оскар. – Но мы еще не пробовали запускать в воде колесо. А насчет еды не волнуйся. У нас всегда под рукой ворона. Довольно жирная и, надеюсь, питательная.
– Ну, Оскар… – расстроилась Юля.
– Чего?..
– Ты же не будешь есть Сару! Ты же мне обещал!
– А что я буду есть? Где меню? Где карта вин? Хоть бы она яйца нести научилась, твоя Сара… Почему ты не научила ее нести яйца?
«Они сошли с ума, – решила Мира и закрыла глаза. – Пока я спала, они спятили, поэтому им легче стало жить. Я тоже скоро сойду с ума и догоню их. Нам втроем будет ужасно весело».
Флакер наконец-то встал на поверхность воды и замер. Двигатель, которого и так почти не было слышно, умолк. В салоне наступила тишина, хотя, казалось, что тише уже невозможно. Графиня не думала, что звук, как температура, может измеряться в минусовых величинах, и не решилась поделиться своим открытием с физиком. Мире не хотелось встревать в разговор двух психов, готовых ловить руками акул и теми же руками грести до ближайшего острова. Машина умерла на поверхности океана. В салоне не ощущалось даже легкой качки, словно аппарат не приводнился, а встал на твердь.
– Не понял, – сказал Оскар и опустил купол. Морской ветерок взъерошил трухлявую обивку дивана. Ворона, учуяв свободу, прыгнула на юбку машины. Оскар прыгнул за ней и встал на воде. – Как вы думаете, – обратился он к дамам, – что меня держит? Кто раньше догадается – тому приз.
Мира свесилась за борт и осмотрела квадратную поверхность платформы под неподвижной водой. Море вокруг платформы было удивительно тихим, небольшие бугры, накатываясь на странное место, выравнивались и замирали.
– Мы стоим на крыше дома Копинского, – предположила графиня.
– Что б мне провалиться на нижний этаж, если это не так.
– Что б мне провалиться вслед за тобой, только как это сделать?
– Иди сюда… – Оскар вытащил графиню из флакера и отодвинул аппарат вместе с Юлей в угол каменного квадрата. – Видишь, круглый желоб? – спросил он, указывая в центр площадки. – Если мы придумаем способ поднять лифт на «крышу», мы сегодня будем загорать на песчаном пляже.
Графиня нащупала желоб в центре каменной площадки, убедилась, что он действительно есть, но как его поднять, не придумала. Оскар снял себя мокрые ботинки, изношенные за год скитания, и встал босиком в центре круга.
– Что ты делаешь? – спросила графиня, когда замучалась ждать.
– Что-то не то…
– Я не поняла, кому ты тут позируешь?
– Вода холодная, – объяснил Оскар.
– Опять не уловила логики.
– В принципе, эта панель должна реагировать на температуру тела чуть выше нормальной человеческой…
– Тридцать семь и два! – воскликнула графиня. – Точно!
– Почему?
– Точно тебе говорю, тридцать семь и два! У Жоржа обычная температура тела – тридцать семь и два. Если Копинский – тварь той же породы, это нормальный ключ.
– А почему? – удивился Оскар.
– Что почему? Почему ключ?
– Почему у Жоржа температура? Он болен?
– Ничего похожего. От Жоржа даже микробы предпочитают держаться подальше.
– С какой стати тогда температура?
– Откуда я знаю? Такая особенность организма.
– Ничего себе, – удивился Оскар, стоя босиком посреди океана. – Спит с мужиком и не интересуется, откуда у него особенности?
– Какое мне дело! У всех мужиков при виде голых девиц повышается температура.
– То есть, ты намекаешь… что если заняться сексом прямо здесь и сейчас, то платформа поднимется?
«Они сумасшедшие, – решила Юля и отвернулась, чтобы не видеть товарищей, но уши затыкать не стала. Она с удовольствием заткнула бы уши, но боялась проявить нетактичность. «Если эти двое хотят заняться сексом для того, чтобы открыть дверь, наверно, им не надо мешать, – подумала Юля. – Они уже сошли с ума, а скоро сойду, на них глядя, и наверно получу приглашение присоединиться к оргии».
– Юлька, иди сюда! – позвал Оскар.
– Не пойду, – ответила девушка, не обернувшись.
– Иди сюда, сказал! – прикрикнул молодой человек на подругу.
Расстроенная Юля нехотя вылезла из аппарата и встала босыми ногами на плиту, утонув по щиколотку в холодной воде.
– Давай, рассказывай, как ты нагоняла температуру на градусник, когда не хотела идти в школу. Вспоминай сейчас же…
– Расслабьтесь, ребята… – Мира вытащила из салона рюкзак, в котором хранилось оружие Ангелов. – Сейчас мы нагреем эту фигню до какой угодно температуры. А то и вскипятим. Посмотри, что там, под плитой.
– Довольная рожа Копинского. Что там еще может быть?
Графиня опустила теплый луч на плоскость, и вода расступилась. Платформа нагрелась и действительно поднялась. Достигла уровня высоты человеческого роста. Повисела, добавила еще полметра, вероятно, на неожиданную волну, и створка цилиндра разошлась, обнажив внутренности полой трубы, в которой не было ничего: ни кнопок лифта, ни указателя этажей. Пол кабины приподнялся над уровнем океана еще немного. На всякий случай.
– С Богом, – сказала графиня и первой ступила в лифт.
Юля перекрестилась и последовала за ней. Оскар погрузил в лифт багаж.
– Жаль бросать аппарат, – сказал он, глядя на флакер, – ну да ладно. Может, еще вернемся, – сказал и присоединился к дамам. Кабина закрылась и открылась внутри прозрачного помещения. Вокруг стояло нежное южное утро, шевелились от ветра макушки пальм, море синело у горизонта, и все бы было хорошо, если бы на диване не сидел господин Копинский, положив ногу на ногу. Вид у господина Копинского был озадаченный, словно его разбудили среди ночи после застолья, не объяснив причины. Разбудили и не предложили рассола. Копинский только успел прикурить сигару. Его до крайности тревожный взгляд немного рассеял туман табачного дыма. Ни поза господина Копинского, ни выражение его лица не обещали путешественникам ничего хорошего.
– Господи… – пошептала Юля и опустилась на колени. Сара вывалилась из ее рук, и первая пошагала к свободе. Копинский не обратил на Сару внимания. – Господи, спасибо… – повторила Юля и закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел слез.
Вновь прибывшие на свет Божий продолжали стоять, не решаясь переступить порог без приглашения.
– Привет, Макс, – поздоровалась Мира.
Копинский приоткрыл рот и с некоторым усилием кивнул головой. Сигара едва не выпала на диван. У графини сложилось впечатление, что их визит дезориентировал хозяина дома. Копинский продолжал курить, рассматривая визитеров, как явление потустороннего мира, не до конца материализованное из небытия.
– Браво, ваше сиятельство! – наконец произнес хозяин. – Выше всех комплиментов…
– И тебе, Макс… большое спасибо. Без тебя бы не справились.
– Ну что ж… Пришли – заходите. Гостями будете…
– Да мы, собственно, – замялась графиня, – не задержим...
– Отчего же? Окажите мне честь.
Оскар усадил на диван заплаканную Юлю, но девушка сползла на пол и продолжила рыдать на коленях. Сквозь слезу этот мир казался ей не таким фантастическим.
– Ваше сиятельство откажется погостить? – расстроился Макс. – Чем же я снискал такую немилость?
– Брось, Макс! Свои люди, сочтемся. Мне бы Жоржу от тебя позвонить…
Оскар под шумок вынес из лифта вещи.
– Ты можешь делать все, что угодно. К девчонке и птице тоже не имею вопросов. А этот… останется. У нас с Шутовым старый разговор незакончен.
– Макс…
– Виноват, ваше сиятельство. Не для того я мечтал о встрече, чтобы так просто попрощаться с этим бандитом.
– Да ладно, договоримся. Что мы, не замолвим словечко за нашего бандита? Юля… Господи!
Девушка рыдала на ковре. Оскар с Мирой подняли ее с колен и снова усадили на диван. Макс предложил ей виски с содовой, что налил для себя, но так и не притронулся. Юля сделала глоток и снова зарыдала, тихо и жалобно.
– Ей надо на воздух… – сказал Оскар.
– Никто не спорит, – согласился Макс. – Девушки пойдут на воздух, а ты… задержись.
– Я задержусь, – согласился Оскар, – но совсем ненадолго.
– Мужики, брейк! – вмешалась Мира. – Раньше, чем вы подеретесь, дайте мне попытку уладить дело миром… если никто не против.
Никто не противился воле графини. Даже Юля перестала рыдать и замерла, глядя на пальмы за прозрачными стенами.
– Оскар тебе что-то должен, Макс? Если должен, скажи.
– Должен. Но с тебя, Мирослава, я чужих долгов не возьму. Все что он должен, я возьму только с него.
– Тогда говори, что ты хочешь? Говори со мной, а не с ним.
– Я хочу, чтобы он сделал для меня одну работенку. Сделает – пусть катится на все четыре стороны. Мы в расчете.
– Что, если не сделает?
– Не сделает – будет другой разговор.
– Представляю, что за работенка, Макс. Вполне возможно, что человеку она не под силу. И что тогда?
– Этот – сможет.
– Ты уверен?
– Не был бы уверен – торчали бы вы сейчас посреди океана.
– Оскар, как ты отнесешься к тому, чтобы немного поработать на Макса? – обратилась Мира к товарищу.
– Что тебе нужно? – спросил Оскар и Макс затушил сигару, отчего в помещении стало невозможно дышать.
– Сядь, потолкуем.
Оскар сел на диван рядом с работодателем.
– Вот и хорошо, – успокоилась Мира. – Вы потолкуйте, а мы с Юлькой подождем вас на улице. – Девушка встала на ноги, обняла графиню и опять зарыдала. – Ну, будет, будет… Все уже хорошо. Нам надо идти, Юля. Пусть мужики потолкуют. Слышишь? Сейчас мы выйдем на воздух, сядем на террасе и успокоимся…
Мужчины дождались, пока за девчонками и птицей закроется прозрачная дверь. Пока они усядутся на ступеньках, и Юлина истерика будет протекать под присмотром графини. Мира еще зашла, чтобы взять со стола салфетку, и вернулась к заплаканной девушке, и та обняла ее снова, потому что обретенный мир без графини начинал уплывать из-под ног.

– Видел мой дом? – спросил Макс.
– Ну, видел.
– Все облазал, все обнюхал?
– Еще не все...
– И что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что сволочь ты, Копинский, редкостная, но если я решу на тебя поработать, то поработаю добросовестно. Что ты хочешь сделать со своим домом? Надстроить еще этаж?
– Я получил его в наследство от отца и должен передать сыну.
– У тебя сын? Поздравляю.
– Нет. Но однажды он будет. И к тому времени я должен знать об этом доме все. Ты понял, Шутов? Мне нужна полная техническая документация: как устроен, что за возможности в него заложены… о которых я не осведомлен; как этими возможностями управлять, и что надо знать, чтобы не всплыть среди океана на дикой планете. Все, что я смог узнать сам, я тебе изложу. Остальную информацию хочу получить от тебя.
– Понял, – ответил Оскар.
– Сделаешь – я твой должник. Не получится – черт с тобой, Шутов, я не изверг. Но хотя бы попробуй. Поверю честному слову, если пообещаешь работать на совесть. Все, о чем мы говорили ранее – в силе. Получишь оборудование, лабораторию, зарплату назначишь себе сам, только ради всего святого, разберись с этим домом.
– Обещаешь в мою лабораторию без разрешения не входить и лишних вопросов не задавать?
– Сам поставь систему защиты, если не доверяешь.
– Допустим… но прежде чем я займусь твоей хатой, у меня будет личная просьба.
– К девчонкам и птицам не имею вопросов, – повторил Макс. – Если ты не при деньгах – оплачу дорогу за океан.
– Оплати, – согласился Оскар. – Оплати три билета туда и один обратно. Мне надо слетать в Москву, увидеть одного человека.
– Боровский тебя не знает, – грустно заметил Макс.
– Зато я его знаю.
– Едва ли он вспомнит.
– Не важно.
– Вернешься?
– Вернусь, – пообещал Оскар.