- Где ты молился сегодня, раб Божий? - спросил отец Сириус ученика, которого в прошлый раз наставлял делать это с комфортом. Ответ не был слышен из-за гомона аудитории. - А ты? - обратился Сир к его соседу. - Давно ли вы ходили в храм, братья мои? Братьев не любили в храмах, да и братья, по совести сказать, не любили туда ходить, но Сириус не запрещал. Сириус не запрещал своей пастве никогда и ничего, во время службы братьям самим становилось тошно. Тогда их выносили на улицу подышать. Из тех, кому особенно подурнело, изгоняли бесов. Бесы выходили и возвращались. Однажды я спросила у шефа, что это, и тот удивился: "Сама догадаться не можешь?" Могу, но лучше услышать. Когда услышишь то, о чем догадываешься, уверенность возрастает. "Апостолам" Сириуса было спокойно только в темном подвале, где Учителя не беспокоили. - Построй свой храм, - сказали Сиру "апостолы", - и научи нас, рабов Божьих, как следует молиться и кому молиться, чтобы выйти из душевной смуты. - Я отучу вас быть рабами Божьими, - ответил им Сир. - Для этого не надо строить храм. Бог мой, что творится?.. - вздохнул он и поглядел в окно. За окном творилась теплая летняя ночь. - Что с нашими душами делают в храмах? Как из желудя не вырастет райское дерево, так и раб никогда не станет человеком. Кто вы, люди? - аудитория, наконец, затихла. - Церковь вернет гармонию в ваши души, но разве она скажет, что есть ваша душа? Никто кроме меня не откроет вам истину, ибо истина есть погибель. - Аудитория безмолвствовала. Слышался стук механических часов, словно мины, заложенной в тишину. - Когда человек обрел под ногами земную твердь, он утратил то важное, что привносило ясность в его бытие. Где-то, между сумасшествием и смирением, мы потеряли главное звено человеческой души: понимание того, кто мы и зачем живем. Для чего появились на свет и во имя чего покинем его в свой срок. Я готов вернуть вам утрату, но готовы ли вы нести эту ношу по жизни? Груз сей тяжел для человеческих плеч. Братья мои, то, что мы называем жизнью, есть величайшая иллюзия бытия. Мы не наделены разумной волей, чтобы строить будущее. Мы только собираем архив. Каждый из нас лишь переносит информацию с одного уровня бытия на другой. Кто-то действует разумом, кто-то чувством. Путем проб и ошибок, мы, как пчелы несем в соты мед, складываем из своих судеб архив Вселенной. И, чем больше информации мы несем, тем большими отступниками становимся, ибо отступничество есть шаг в неведомое. Если такое предназначение покажется вам странным... Идите в храмы, братья мои, - Сириус подождал, облокотившись на трибуну. Никто не ушел. - Идите, не сомневайтесь. Не каждому под силу донести свой крест до Голгофы. Для иных храм - добрый приют, где можно не терзаться бессилием, ибо ничто не освободит от сомнения лучше, чем вера; ничто кроме молитвы не избавит вас от необходимости мыслить и рассуждать. Только я хочу спросить ушедших, какой архив вы оставите после себя? Никто и не думал идти в храм. Предложение поступило не по адресу. Здесь не было ни одного "застрявшего" между сумасшествием и смирением. Здесь сумасшедшими были все. Сир тучей навис над первым рядом скамеек: - Если жизнь каждого из вас ни на йоту не изменит судьбы человечества, идите. Не сомневайтесь. Идите туда, где вас утешат, где вы почувствуете ценность самое себя, ибо раб всегда имеет цену. Только отступники не имеют цены, потому что не имеют хозяина, который ее назначит.
Идея покончить с религией обуяла Сириуса на Блазе. Там он без труда добрался до архива Секториума и узнал некоторые обстоятельства, в которые шеф не планировал его посвящать. Сириус посвятил себя сам и пришел к выводу, что контора намеренно занимается решением не той задачи. - Глупо было провоцировать гиперузлы, - заявил он мне однажды, застав на поселении в одиночестве. - Ваша религиозная трактовка социальных аномалий - бред! Дичайший бред! Поверь мне, бывшему священнику. Разрастание матричных узлов лишь следствие проблемы, но никак не причина. Причину надо было искать. Надо было досконально работать с гипотезой Птицелова. Вы изначально, осознанно, сговорившись, пошли неверным путем. - С какой гипотезой? - не поняла я. - Ты записала с его слов: "небо растет и давит на землю", но не потрудилась извлечь смысл... - Это было невозможно. - Надо было выяснить, во что бы то ни стало. - Поговорил бы с ним сам! - рассердилась я, но Сир был прав. То, что я не разобралась в смысле сказанного Птицеловом, был мой профессиональный прокол. - Надо было глубже работать с экспертами. Что они имели в виду, когда говорили "другие цивилизации Земли"? Что же, тоже языковые трудности вам не позволили разобраться? - Тогда была очевидна самостоятельность гиперматриц. Сигирийцы не сталкивались прежде с таким явлением. Перед нами было очевидное решение проблемы. Понимаешь? Очевидное! - Вы даже не приблизились к проблеме, - заверил меня Сир. - Вега запретил вам приблизиться к проблеме. Он использовал вас, как рабочий инструмент, но вы же мыслящие существа. Если бы вы думали, вместо того, чтобы предаваться безделью. Если бы Михаил Борисович был настроен работать... Вы погрязли в праздности, увлеклись ничего не значащими мелочами, увязли в быту. Зачем Птицелов прислал тебе Имо? - вдруг спросил он. - Затем, что так принято. Затем, что даже флионеру бестолковому ясно, что ребенок не должен расти сиротой при живой матери. Сириус не успокоился, он допросил с пристрастием сначала меня, затем Юстина и выяснил, что слово "смерть" в языке флионеров не несет того же смысла, что у землян; "переводчик" Юстина сработал буквально, и тоже по моей оплошности, потому что именно я адаптировала языки. Мне самой надо было выяснить это раньше, чем Сириус влез в мою личную жизнь. Тогда я впервые задумалась о том, что Птицелов, вероятнее всего, жив. Задумалась, но вывод не сделала и никому не сказала. Сама пыталась выстроить теорию из разрозненных фактов, но, чем больше старалась, тем больше путалась. И выводы Сириуса, в большинстве своем, были мне непонятны. Я никогда не могла уловить точный смысл его слов, мне всегда казалось, что за сказанным скрывается многослойный подтекст. "Вы настолько разные люди... - сказал однажды шеф, - не надо удивляться. Вы считываете информацию с разных уровней. Странно, что вы вообще поладили". Странно. Притом, что с Сириусом кроме меня не ладил никто. Ни к кому в Секториуме он не обращался на "ты", никого не называл по имени.
- Что на тебя сегодня снизошло? - спросила я Сириуса по дороге домой. - Не боишься, что разгонишь их не по храмам, а по больницам? - Да будет так, - согласился он. - Я чувствую себя лекарем, который ни разу не навредил больному, потому что имел дела с покойниками. - Плох тот доктор, который считает больного покойником. - Мои пациенты так безнадежны, что им навредить нельзя. Я осознанно выбрал эту стезю. Понимаешь? - Честно говоря, не очень. - Те, кому я могу помочь, никогда не попросят о помощи. Тем, кто просит, я уже не в силах помочь.
В ту ночь мне приснился конец света. Гигантская волна поднялась над городом и покатилась, сметая дома. От удушья я проснулась. Булочка спала у меня на шее. Сад утопал в полуденном солнце. В модуле стояла тишина, только компьютер ворчал голосом шефа: - Зачем ты позволяешь Джону гулять? До экспедиции он не должен покидать модуль. Где они сейчас? Я сделала вид, что сплю. Откуда мне было знать? Я сказала им раз, сказала два... Пусть теперь сам позвонит и скажет. - Ирина! - окликнул компьютер. Булка спрыгнула с кровати. - Зайди! Связь отключилась. Сон кончился. Наступила явь, но взбучка в кабинете начальника не состоялась: у Имо проснулась совесть, он вернул Джона в модуль, и шеф сейчас же отпустил меня стеречь детей. - Ты не должен позволять Имо распоряжаться собой! - наставляла я старшего сына. - Он тебе не начальник. Ты не должен выполнять все его указания. - Сын прятал глаза, ерзал на табуретке. - Здесь Вега всем начальник! Самый большой и ужасный начальник всех времен и народов. Чтобы выйти наверх, ты должен спросить разрешения у него. С какой стати Имо тебя повел?.. Ты что, не мог сказать ему?.. Джон смутился. "Сейчас начнет врать", - догадалась я. Джон всегда смущался перед тем, как соврать, но врал. Его извиняло то обстоятельство, что врать его обычно вынуждали. - Что? - спросила я. - Вы задумали что-то, о чем я не должна знать? Зачем он привез тебя раньше времени? - Я должен ему помочь. Имо попросил меня... - О чем? Джон смутился еще больше. - У него сложный период. - Рассказывай. - Что рассказывать? Ты же знаешь, он заканчивает школу... Нет, он будет, конечно, работать для Веги, но ведь это... Как это сказать? Он должен найти себя в жизни, и я хочу ему помочь. - Джон! Имо слов-то таких не знает: "найти себя в жизни"! Когда это он себя потерял? Выброси из головы. Ты что, на Сириуса сегодня нарвался? Это он тебе объяснил кое-что о человеческом предназначении? - Имо же не человек, - вывернулся Джон. - И что теперь? У него должен быть особенный смысл? - Конечно! - Пусть сам ищет. Ты здесь причем? - Он искал, - ответил Джон. - Теперь я помогаю. - Каким образом? Может, и я помогу? - Расскажи о нем то, чего я не знаю. Вопрос застал меня врасплох. - О его земном детстве расскажи, - настаивал Джон. - Расскажи мне всю его жизнь. - Это, пожалуйста, - обрадовалась я и стала готовить завтрак. Рассказывать о детях я могу часами. Были бы слушатели. Только взгляд Джона вдруг изменился. Джон стал похож на человека, погруженного в транс; или на альфа, который собирается писать информацию на мозговой чип, минуя осмысливающий этап восприятия. Тут же вспомнилась Ольга Васильевна. "Надо поскорее забрать их из этой школы", - решила я и поймала себя на том, что не могу сосредоточиться. - Лучше расскажи, что ты делал сегодня заполночь в офисе? Чей смысл жизни ты там искал? Джон покраснел. Это было последнее предупреждение: не хочешь слушать вранье, отстань по-хорошему. - Приборы тебя засекли. Шеф рассердился. Я объяснила, что ты давно не был на родине, что тебе может быть интересно все, что нормальному человеку примелькалось. Но, Джон, ты ведешь себя странно, и это замечаю не только я. - Сириус уговорил меня не ехать в турне, - признался Джон. - Еще чего?! - Я же поеду. - Значит у нас с временами глаголов непорядок? - Снова неправильно? - Неужели не чувствуешь сам? Джон, что происходит? На Блазе ты говорил прекрасно. - Нет, все так: сначала Сириус уговорил остаться, потом Имо уговорил ехать. - Тьфу, на вас обоих. Когда вы все успели? - Сегодня заполночью... - Все! Больше ни шагу из дома без моего разрешения, а ночью я тебя привяжу за ногу к Имо, раз ты слушаешь только его. Так я поступала и раньше. Ничего нового в процедуре привязывания за ногу для Джона не было. Он страдал чудовищным лунатизмом и мог во сне уйти из модуля пешком в одних портках. За башней стояла вечная блазианская мерзлота, не выше пятнадцати градусов. Джон во сне не соображал, что надо одеться. Обычно я караулила его сама, меняла коды на башне, ставила таз холодной воды у выхода. Если Джон хотел уйти, это не спасало. Он обходил тазы, распутывал узлы, хуже всего, что во сне он каким-то образом угадывал код замка, который я набирала в строжайшей секретности. Проблемы кончились, когда я стала привязывать его к Имо. Имо просыпался и доходчиво ему объяснял, что во время отбоя надо спать. - Так и знай, привяжу! - грозила я, а сама связывалась с шефом. - Вега, наш челнок в ближайшее время на Блазу не собирается? - спросила я начальника, чем рассердила его еще больше. - Ты будешь сидеть дома и воспитывать детей, - сказал он. - Если ты не в состоянии их воспитать, будешь контролировать. Никакой Блазы, пока они здесь. Будешь отчитываться за каждую минуту, вплоть до окончания экспедиции. - А я разве просилась? Чего это вы на меня налетели? - Ирина, возьми, наконец, на себя ответственность! Наведи порядок в своей семье!
"Порядок... - удивилась я. - Можно подумать, я знаю, как его наводить". Все, что я могу себе позволить в отношении детей, это наблюдать их на расстоянии, которое они определяют сами. Я не творец, в отличие от Сириуса. Я наблюдатель. Мое дело наблюдать и делать выводы, чтобы потом, когда мои дети потеряют смысл жизни, точно сказать, где он лежит. Вслед за Джоном дома появился Имо. Я удивилась, застав его в модуле средь бела дня. Еще больше я удивилась, когда поняла, что Имо не просто шел мимо и заглянул, он именно пришел домой - явление исключительно редкое. Кроме того, он заявил, что сам будет заниматься с Джоном грамматикой и забрал у меня учебник. Я просто перестала понимать происходящее. Они вели себя как сиамские близнецы: вместе выкупались в бассейне, вместе устроились в беседке, при этом каждый занялся своим делом. На Земле они даже спать приспособились в одной комнате, а в другой валять дурака, делать вид, что готовятся к тестам. В школе они вели себя совершенно не так, у них были слишком разные интересы. Имо любил уйти подальше, забраться повыше, изрисовать потолок там, где он недосягаем с помощью пожарной лестницы, изрисовать проходящих мимо одноклассников, потому что его никто за это не ругал. Джон любил взять книжку и отключиться. С той же книжкой его можно было найти и через час и через день. На его компьютере была вся мировая библиотека. Больше всего на свете он обожал читать про Землю, про героев с мечами, которые спасают простой люд от дракона; про пришельцев, которые учат землян жить правильно и не совершать дурные поступки. Меня, как родителя, радовал сам факт, что ребенок с книжкой. Что он не карабкается по стене с баллончиком краски. Имо же ни одной книжки в своей жизни не открыл без принуждения, и это невероятно меня огорчало. Теперь он только и делал, что топтался возле Джона, мешая ему учиться. Пискнул компьютер, пригласил Имо зайти в офис. Имо не отреагировал. Пискнул еще раз, Имо и бровью не повел. Я бы уже примчалась в мыле, а ему хоть бы что. Можно было конечно взять его за шиворот и отвести, но разве не интересно, чем кончится? Я продолжила наблюдать. Наводить порядок в моем семействе не имело смысла. Нет! Одну книгу Имо все-таки открыл сам, о чем мне однажды сообщил его друг Иван. Книга называлась "Кузовной ремонт...." какого-то транспорта. И это событие имело незабываемую предысторию. Ее вполне можно было бы рассказать Джону, потому что "Кузовной ремонт..." был единственной книгой, которую открыл его младший брат.
В день, когда Имке исполнилось четырнадцать лет, Толик Панчук, отец Ивана, а заодно мой сосед, шел по улице и матерился так, что куры шарахались в подворотни. Он шел к Мише, сообщить ему то, о чем знала вся улица. А заодно предложить ему выпороть Димку. Своего Ваньку он уже порол, а Димку моего пороть - кишка тонка. Он решил возложить эту миссию на Мишу, как на исполняющего обязанности отца, но я дала понять, что справлюсь с этой задачей самостоятельно: - Объясни, что он натворил, - попросила я, - а уж за мной не заржавеет. Речь Панчука-старшего перешла в истерику: - Там, на мусорной горе! - объяснял он. - Новый самосвал! Совсем новый! Как шашлык насадил, гаденыш! Как шашлык! Идем. Не веришь? Там, где кончался частный сектор, и начинались свалки да заброшенные стройки, действительно находился грузовик. Он стоял, подняв зад к небу, а из-под мятой крышки капота торчала арматура толщиной с запястье. Железяка насквозь пропорола капот, к тому же погнулась, нанизав на себя машину. Нет, не как шашлык... как рыболовный крючок. В отчаянии папа-Панчук, не находил себе места. - Какая падла их сюда занесла?! - вопил он. - Как они... мать их, вперлись на эту хреновину? Ты видишь, как засела? Здесь пилы не подсунуть! - кричал он и был совершенно прав. Машина села на самое основание арматуры, торчащее из бетона. - Куда я подгоню, на х... тягач? Здесь вездеход не пройдет! Действительно, до ближайшей местности, по которой пройдет вездеход, не дотянулась бы и стрела подъемного крана. Из воплей Панчука я узнала, что страховка покрывает только случай аварии и угона. То, что два интеллектуально одаренных подростка решат проверить ее проходимость, полис не предусматривал. Панчук-старший готовился к харакири. Этот несчастный грузовик олицетворял надежды на будущее благополучие семьи. Но главная подлость заключалась не в этом. Если абстрагироваться от интересного положения, в котором оказалась машина, там ремонта всего ничего. Арматура, если разобраться, серьезно не повредила ни один важный "орган". Вернувшись домой, я обратилась к Володе, который незамедлительно выехал на объект и подтвердил худшее: "Разбирать и выносить по частям", - сказал Володя. Вечером, вместо праздничного застолья, состоялся семейный совет. - Ты заехал или Ванька? - спросил Имку Володя. - Ванька, - ответила я, - но идея был его. - Штурманом, значит, - Володя похлопал Имо по плечу. - Ну, что ж, парень, готовься к разговору с шефом. - Подожди, подожди, - испугалась я. - Зачем шеф? Это наши дела... - Толян горластый вас в покое не оставит, - объяснил Володя. - Он знает, что Мишка - мужик при деньгах, начнет копать, как да что? Зачем вам морока? - Давай хотя бы Мишку дождемся. Он что-нибудь придумает. - Пока дождемся, растащат по запчастям. Эх, был бы Адам, - вздохнул Володя, - не было бы проблемы. Собирайся, парень, к начальству. - Володя, может, обойдемся сами? - Нет, без них не обойдемся. (Он имел в виду инопланетян). - Мне стыдно к шефу... - Тебе-то чего? - удивился он и указал на Имо. - Вот кто оправдываться будет. Здоровый мужик вырос. Идем, мамка нас дома обождет. Они пошли. Я - за ними. В кабинете шефа физиономия Имо не выразила никакого раскаяния. Он вкратце изложил техническую сторону события и напрочь опустил эмоциональную. Зато моя физиономия выражала троекратное раскаяние за всех. Шеф надел пиджак, снял очки и вышел в коридор. - Циркачи! - сказал он, глядя на меня. - Идем, покажете.
"Тарелка" зависла в сумерках над облачной маскировкой. Шеф изучил окрестность, машину, задумался и вопросительно поглядел на Имо. - Зачем ты это сделал? - спросил он. - Не он, - объяснила я, - Ванька. Этот только... - Не надо, Ирина! - остановил меня шеф. - Человек так сделать не мог! Даже с двухсотлетним стажем вождения такого класса машин. Я знаю, кто это сделал, и знаю как. Только не понимаю, зачем? - его взгляд снова обратился к Имо. - Зачем ты сказал матери, что заехал Иван? - Это не он, - оправдывалась я, - сам Иван сказал. - Хороший у тебя друг... - Вега продолжал смотреть в бесстыжие глаза Имо, Имо продолжал смотреть на шефа. - Ну-ка, становись к пульту... Имо занял место за рычагами управления "тарелкой", словно всю жизнь ее пилотировал. Я ушла в нижний сегмент, чтобы этого не видеть, села на коврик, схватилась руками за голову. "Если б был Адам..." - подумала я. Как просто было бы все. Когда был Адам, проблемы не казались такими масштабными. Да разве мы тогда знали, что такое проблемы?
Машину сняли с крючка, не вставая на грунт. Я бы предпочла выдрать ее вместе с бетонной глыбой и сбросить на участок Панчуку, чтобы не смел больше ругаться матом в моем присутствии, но шеф оставил ее на дороге и предупредил, что в другой раз, когда нам захочется подвести контору под монастырь, он всерьез задумается, нужны ли Галактическому сообществу земляне, и не стоит ли еще раз начать здесь цивилизацию с чистого листа? Наутро улица рассказывала, как все было на самом деле; как Панчуки, отец и сын, накануне страшно разругались, как старший дурень чуть не выгнал из дома младшего дурня, а тот, в свою очередь, отомстил, покусившись на святое. Улица рассказывала, как военный вертолет всю ночь тащил машину тросами. Ничего подобного не было. Шеф справился моментально, а утром все помирились. В гараже полным ходом шел ремонт. Имо присутствовал. Иван помогал. Имо только ходил за пивом, поскольку пиво ему давали без вопросов в любом возрасте, равно как водку и сигареты. Тогда-то ему и подвернулась под руку единственная книга его жизни. Не думаю, что он осилил ее до конца, но картинки рассматривал с интересом. Имо листал книгу и ходил в магазин, ходил в магазин и листал книгу, а когда ремонт был закончен, положил книгу и ушел домой. К книгам у Имо всегда было странное отношение. Когда он вырезал себе трафарет из обложки "Войны и мира", я пришла в ужас. У меня было состояние, близкое к истерике Панчука. - Ты что, ма? - не понял мой младший сынок. - Это же просто инфоноситель. "Действительно, - задумалась я. - Прочищаем же мы трубы камина старыми дисками, а на них, поди, целые библиотеки. И не стыдно. Какой-то я мало продвинутый, консервативно мыслящий родитель. Что святого в стопке бумаги? Может, новому поколению удобнее постигать гармонию мира через кузов автомобиля?"
Безусловно, наблюдать детей гораздо интереснее, чем воспитывать. Вот опять компьютер пригласил Имо в офис. Опять Имо сделал вид, что не слышал. Интересно, когда у шефа иссякнет терпение? И что он сделает, когда терпение иссякнет? Вместо офиса Имо отправился в магазин и опять повел с собой Джона. Потом они вернулись и уселись на кухне. Джон стал выдавливать из пакета кошачий корм, а Имо вытряхивать из банки варенье в тарелку с мороженым, которым он планировал предварить обед. Мороженое он предпочитал всем остальным блюдам вместе взятым. Об этой стороне его земной жизни Джону тоже следовало бы рассказать. Подозреваю, что именно мороженое тянуло Имо на Землю во время каникул, а вовсе не тоска по родине. По крайней мере, Миша утверждал, что дело обстоит именно так, и проверял экспериментально. Мишины опыты над ребенком меня злили необыкновенно. Особенно манера подкрасться к спящему Имо ночью с мороженым и спросить на ухо: "Пломбир с арахисом будешь?" Ребенок садился на кровати, брал рукой холодный предмет и только потом открывал глаза. Мишу это забавляло. Оказывается, если Имо не дать мороженое, он мог продолжить спать сидя с протянутой рукой. Когда я прекратила это свинство, эксперимент был поставлен иначе. Большой дядя Миша решил проверить, сколько мороженого влезет в маленького мальчика Имо. Он забил мороженым камеру своего холодильника, дождался, когда я отлучусь, и пригласил Имо в гости. Имо пришел, стал обстоятельно угощаться, поглядывая на дядю. Имо всегда ел медленно, и это всегда раздражало Мишу. Сначала дядя терпел, потом зашелся слюной и стал помогать. Говорят, после пятой порции его гланды вздулись гнойниками как морские мины, и непременно бы лопнули, только терпение Индера лопнуло раньше: он поймал Мишу в коридоре, отрезал ему гланды ножницами, выбросил и пошел разбираться. Говорят, когда Индер зашел взглянуть на Мишин холодильник, Имо все еще ел. - Хоть бы его дрыщ продрал! - ругался Миша. - Если бы я сожрал столько - летал бы выше мистера Пукера! Ничего подобного с Имо не случилось. Имо не болел никогда, он понятия не имел даже о нормальном человеческом насморке. Имо не отошел от холодильника, пока не съел все. "Что еще рассказать о нашем детстве?" - думала я, и вдруг заметила, что Джон ушел в сад кормить Булку, а Имо остался на кухне уминать мороженое с вареньем. - Зачем с тобой связывался Галей? - спросила я. - Что он хотел? Имо не понял вопроса: - Что за Галей? - Не морочь мне голову. Когда это ты успел забыть дядьку Адама? - Не знал, что он Галей. - Так что он хотел? - Адам не связывался, - уверенно заявил Имо, и у меня не было оснований сомневаться в этом, потому что Имо в жизни не имел привычки врать. - Я видела пароль в списке коммутатора. - Значит, я был вне связи. - И не связался потом? - Значит, он не просил. - Может, обратный адрес остался? Сначала Имо доел мороженное. Потом начал соображать, но я соображала быстрее. Я успела принести компьютер и найти на панели нужный иероглиф. Имо стал соображать над иероглифом, за это время Джон вернулся и понял, что мы ищем адрес. - Нет, - сказал он, - адреса не осталось. Наверняка он связывался с узлового коммутатора. В этом случае можно узнать лишь примерный район. - Ты хочешь сказать, что сигнал пришел с Блазы? - Конечно, - подтвердил Джон и стал объяснять, как отличаются местные входящие сигналы от космических, инопланетных, иногалактических, но его снова перебило приглашение с компьютера, на которое Имо снова не ответил. - Как вычислить район? - спросила я. Джон задумался: - Это делает поисковая служба. Им, как полиции, надо показать причину. Проси Вегу, он легко договорится. - Не надо, - ответила я. - Нет особой нужды. Веге лучше не знать об этом. И вас обоих я ни о чем не спрашивала. Усвоили? Джон удивился. Замер. Его взгляд стал плавать вокруг. Мне опять вспомнилась Ольга Васильевна, и захотелось прикрыться сковородой. Я не привыкла к такому поведению Джона. Что оно означает, я тоже не понимала, поэтому не знала, как реагировать. Только появление Ксюши спасло меня. - Здрасьте всем, - сказала она и, указав на Имо, обратилась ко мне, как к старшему по званию. -- Вы позволите, Ирина Александровна? - Пожалуйста, - сказала я, не подозревая, какая участь постигнет ребенка. - Так! - скомандовала Ксюша. - Резко встал и пошагал в офис! И ты! - она перевела взгляд на Джона. - Я не ясно выразилась? Резко встали и пошагали! Мои ребята от неожиданности открыли рты, а я продолжила наблюдать. - Сколько раз можно вызывать?! - прикрикнула Ксюха. - Гуманоиды надрываются, шкафы таскают, а они расселись! Что, особое приглашение надо? Ребята встали, пошли одеваться, а Ксюха грозно застыла на пороге кухни. - Кстати, Борисыч тоже мог бы поучаствовать, - обратилась она ко мне, не сменив командирского тона. - Его была идея двигать холл. - Что тебе мешает ему позвонить? Ксюха сморщила носик. - Противостояние продолжается? - Почему? Как начальник он мне подходит. - А в каком-нибудь ином качестве не пробовала его рассмотреть? - Никогда. - Что мешает теперь? - А вы не понимаете? - Ксюха опустила ресницы, поджала губки и впервые стала похожа на мать. - Приятно, знаете ли, осознавать себя ошибкой молодости, - произнесла она, словно поделилась сокровенным. - Ну-ка, ну-ка... Имо зашел на кухню. Я побоялась, что Ксюша не станет откровенничать, но она наоборот выразилась достаточно громко, чтобы всей аудитории стало ясно: - Приятно жить, если знаешь, что твой отец никогда не любил твою мать. А Имо... нет, чтобы промолчать по обыкновению, выступил с ответной речью: - Подумаешь, - сказал он. - Ма тоже не любила отца, но мне это не мешает. Ситуация приблизилась к маразму. Требовалось срочное вмешательство в разговор взрослого, разумного человека. Наблюдательный момент кончился. Воспитательный момент настал: - Во-первых, - сказала я Ксении, - что касается твоего отца, не знаю, любил ли он когда-нибудь кого-нибудь сильнее, чем твою мать. Во всяком случае, не на моей памяти, а я знала его задолго до их знакомства. Ксения догадалась, что в моем лице ей не обрасти союзника, и пошла к лифту. За ней последовал Имо, которого я взяла за ремень штанов на пороге. - Во-вторых, что касается твоей "ма"... - продолжила я, - не надо болтать о том, чего не знаешь, и знать не можешь. Имо улыбнулся и был отпущен. - И, в-третьих... - Воюете? - спросил Джон. - В-третьих, - произнесла я гораздо тише, - веди себя так, чтобы о нашем последнем разговоре в конторе никто не догадался. Пока не догадался. До выяснения подробностей. Ксения оказалась не права во всем. В офисе надрывался один Гума, двигая стенку холла. Остальные гуманоиды руководили. Переборку надо было поставить так, чтобы образовалась дополнительная комната. Достаточно широкая, чтобы в ней поместился Миша с рабочим столом, но при этом настолько узкая, чтобы для второго рабочего стола пространства не осталось. Миша решил изолироваться от сотрудницы своего отдела. "Когда захожу в компьютерную, - жаловался он, - у меня ощущение, что ныряю в бассейн с пираньей".
В новый кабинет Ксю въехала вместе с Мишей. Вернее так: сначала там с комфортом устроился Миша, потом Ксения заняла его место. В компьютерном зале пираньи больше не водились. Пираньи сидели в кабинете напротив, тесно прижавшись друг к другу креслами, за одним большим монитором. От тесноты между ними воцарилась идиллия. С каждым днем Миша все реже выходил в коридор психовать. Ксения все реже убегала в слезах, хлопнув дверью. Лишь изредка из нового кабинета доносился стук кулаком по столу: "Ух, и вредная ж ты девица, Ксения Михайловна! - восклицал Миша. - В точности мать! В точности!" - повторял он, а Ксюша поджимала губки и хмурилась. Точно также много лет назад делала ее мама, если папины домогательства ее утомляли.
В офисе стало много свободного места. Экспедиция должна была начаться на днях. Дети коротали время в пустой компьютерной. Наверно модуль уже обшарили и смысла жизни не нашли. Похоже, они обыскали заодно весь город, и тоже без результата. В офис они явились для того, чтобы демонстрировать Веге послушание, иного резона здесь находиться у них не было, и быть не могло. Шеф уже заказал челнок на Блазу и пригрозил использовать его. - Сначала мы поедем по Золотому кольцу, - рассказывала я Джону и демонстрировала карту, сделанную с орбиты. - Потом через Прибалтику в Скандинавию, оттуда в Европу. Остановимся у Антона с Этьном, посмотрим Париж. В Милане мы сядем на катер и поплывем по Средиземному морю. Увидим Мальту, Египет, Ливан... Все можно будет потрогать руками. - А машину? - спросил Джон. - Дядя Вова мне разрешит? - Ты разве научился водить? Имо, Джон хорошо водит машину? Имо кивнул. - Имо все хорошо, - усомнилась я. - Его всегда все устраивает. Сначала я посмотрю, как ты водишь. В глазах Джона появилась безнадега. - В чем дело? Не хочешь багажировать? - Я должен сам. - Джон, ты видел, что у нас дороги, а у машин колеса. Земля - не Блаза, здесь нет свободного выбора траектории. - Дороги опасны, там много чужих машин. - Ехать по лесам и болотам еще опаснее. Имо усмехнулся с наших разговоров. - Петр тебе позволит вести катер, - пообещала я. - Потом мы полетим в Китай, оттуда в Америку... - Не надо Америку, - уперся Джон. - Как это? - Не хочу Америку. Совершенно точно не хочу. Лучше тогда в Австралию. - Иногда нужно делать то, что не хочется. - Мне не надо там быть. - Имо, ты понимаешь, что происходит? - удивилась я. Имо кивнул, но объяснить поленился. Он увлекся журналом с картинками военных самолетов, которые Миша фотографировал для сигирийского каталога. - Мне кажется, раз в жизни ты должен побывать у могилы родителей. Ради их памяти. У людей так принято. - Ты - мои родители. - Меня в твоей жизни меньше не станет оттого, что ты отнесешь им цветы. И моим сыном ты не перестанешь быть. - Я не хочу Америку, - капризничал мой американский сынок. - Имо, скажи ему... - Джа, слушайся маму, - сказал Имо, не отрываясь от журнала. Джа маму не слушал. Он надулся, как маленький, сидя над картой, пока не пришел Вега и не изучил план поездки. - Вега, скажите ему. Никакого ужаса в том, что мы на денек остановимся в Портленде. Пусть он по-английски поговорит в нормальной среде. - Это никуда не годится, - ответил шеф. - Я сам составлю маршрут. Что вы придумали? Зачем пирамиды Гизы? Там все замусолено туристами. - Мы отдыхать едем, а не работать. Шеф критически посмотрел на меня сначала поверх очков, потом сквозь очки, - прикинул образ в трехмерной проекции. - И что же? "Глупость сказала, - догадалась я. - Как можно рассуждать об отдыхе, если есть возможность поработать? Или наши отпускные чем-то отличаются от командировочных? Наоборот, худшее наказание, которое мог заработать секторианин, это быть отправленным в отпуск". А может, кто-то из нас уже воткнул "болт" в пирамиду Хеопса? - Разве ты не видела Акрополь? - продолжил шеф. - С Луны в телескоп. - Этого вполне достаточно. - Но, Вега... - Там, где толпы туристов, моим сотрудникам делать нечего! - заявил он. - Там не осталось от древности ничего. Там мертвая каменная крошка. Хочешь смотреть пирамиды, поднимись по течению Нила, там множество живых фрагментом. В Гизе уже растворились слэпы, зачем вам нужен этот бутафорский культ? Что? Ты, не бывала в Лувре? Возьми запись. Этьен сделал прекрасную съемку. Зачем нужно тратить день в очереди, чтобы потом бежать по залам? - Вы рассуждаете как Сириус. Это же святыни цивилизации! Места паломничества! Шеф меня не слушал. - Джон, зайди ко мне в кабинет, - сказал он. Мы с Имо остались в компьютерной одни. - Ну... И что он, интересно, ему скажет? - Джа, не слушайся маму, - предположил Имо. - Спасибо, дорогой. Кончится тем, что мы вообще никуда не поедем. Джон вернулся вполне довольный. - Я могу выбирать маршрут, - сказал он. - А за руль только Имо с дядей Вовой. - А Гера с Аленой? Мы ведь составили график! - Нет, Вега сказал, что все должны вернуться живыми. Он доверяет только дяде Вове и... Мы обернулись, чтобы посмотреть на реакцию Имо, но Имо реагировал только на журнал. - Ирина, зайди, - пригласил шеф. Настал мой черед получать указания. - Не тяни Джона в Америку, - сказал он, закрывая дверь кабинета. - "Белые"?.. - Просто, не делай этого. На Земле никогда не заставляй его делать то, чего он боится. - Ясно. - Ты должна сама понимать. У Джона особый глаз. Он может видеть во временных архивациях. Не стоит снова подвергать его стрессу, который он однажды пережил. Побереги его нервы для дела. - Хорошо, - согласилась я и собралась уходить. - Для какого дела? Вы собираетесь использовать его вместо ФД? - Мне надо, чтобы он осмотрелся здесь свежим глазом. - Зачем? - Затем, - вздохнул шеф. - Потому что все остальные варианты мы уже отработали.
Много раз с поразительным упрямством Вега брался за одно и то же гиблое дело: находил в своем штате сотрудника, способного обращаться с переносной ФД-установкой, и отправлял его замерять матричный фон туда, где, по его мнению, могли активироваться древние архивы, не имеющие отношения к нынешней цивилизации землян. Сначала мы с Адамом рылись в Уральском разломе, лазали в шахты Донбасса и куда мы только не лазали. Потом Миша был послан в Южную Америку. Он вернулся оттуда без результата, зато со СПИДом. С последним обстоятельством Индер разобрался сразу, с Мишей шеф разбирается по сей день. То он запрещает Мише приближаться к ФД, то хочет отправить его учиться обращаться с ФД профессионально. На всех фронтах он встречает яростный отпор, отступает, выжидает время и снова переходит в атаку. - С чего ты взял, что есть такой архив? - спрашивал шефа Миша. - Матрица не хранится миллионы лет. Это нонсенс. - Я должен убедиться, - стоял на своем Вега. - И что тогда? - Тогда я буду абсолютно уверен. Я буду точно знать, что в моей работе нет смысла и с легкой совестью закрою контору.
Ночью Имо вынес наверх матрас и улегся под звездами. Булка спала на Имо, вместо того, чтобы гулять. Ее, бедняжку, напугали дикие коты. Она спала на Имо всегда, потому что он не ворочался, просыпался в той же позе, что засыпал. Наверно, работала наследственность флионеров, вынужденных спать на уступах скал. Там привычка ворочаться во сне может быть чревата пробуждением на том свете. Джон тоже пошел наверх. Я забеспокоилась. На Земле ему удавалось заснуть с трудом. Впрочем, когда он засыпал, я беспокоилась еще больше. На сей раз, он и не думал ложиться, просто вышел послушать, как шумят деревья, сел на ступеньки крыльца, ведущего в сад, но насладиться одиночеством я ему не позволила: - Сириус что-то сказал Имо о его миссии на Земле? - спросила я. - Не знаю, - ответил Джон. - Расскажи мне, как Имо поставил перед тобой задачу? Что ты должен увидеть в его детстве, чего он не видит сам? - Ничего особенного. Просто у него возникла проблема, а я могу помочь. - Какая проблема? - Смысла жизни, - напомнил Джон, краснея. - Вот что, голубчик, расскажи-ка мне, как ты видишь своим необычным глазом? Что ты видишь? - Тебе не понравится, - предупредил он. - Понравится. Рассказывай. - Я вижу, почему ты ищешь Галея. - Все! - согласилась я. - Тема закрыта. Ты меня убедил. - Знаешь, как я вижу? - Джон, хватит. Давай менять тему. Если он рассматривал модуль в разных временных срезах, мне страшно представить, что он увидел. Я чувствовала себя голой на людном месте. - В ванной над зеркалом, - сказал Джон шепотом, - проявляется знак, нарисованный губной помадой. В правом верхнем углу. - Какой знак? - спросила я также тихо. - Как стрела в заднице, - он нарисовал пальцем на колене перевернутое сердечко Амура. - Когда ты вспоминаешь его, знак проявляется. - А можно как-нибудь ее оттуда убрать, эту "задницу"? - Зачем? Не надо трогать зеркала. Ты нарушишь ментальный архив. - И прекрасно. - Нет, не прекрасно, - возразил Джон. - Человеку нужен архив. Его матрица устроена не так, как у сига. - А как? - Как у машины, - объяснил он. - Информация держится на общей матрице, человек ею пользуется, вот и все. - А сигириец? - Он может сам ставить перед собой задачи. Он самостоятелен. - Значит человек, по-твоему, не может ставить перед собой задач? - Нет, ему только кажется, что он может. - Джон! Большей глупости я в своей жизни не слышала... - Ты же человек, ты не можешь знать, тебе может только казаться. Здесь слишком сильные узлы. Здесь даже сиги поддаются влиянию. - Почему? - Не знаю. - Шеф готовил тебя для того, чтобы ты разобрался? - Я тоже человек. Чтобы понять, я должен быть на Земле и не быть человеком. - Кем же ты должен быть? "Белым гуманоидом"? - Наверно. Они не оставляют архив, а человек без архива не может, поэтому никогда не трогай зеркало. - Определенно, тебя обработал Сириус. - Нет, не обработал. - "Белые" - это загадка Вселенной. Мы не знаем, что у них есть, чего нет. - Я знаю. Они живут вне природы, они не подчиняются общим узлам. - Значит, они - самостоятельны, а люди - управляемы? Значит, если человек совершит поступок без команды с гиперузла... - Тогда он сумасшедший... - ответил Джон. - У "белых" сумасшествия нет, и у сигов сумасшествия нет. Ты чувствуешь слово? "Сойти с ума"! "Сойти..." - как будто уйти с дороги. Почему земляне не хотят признать то, что очевидно? - Потому что это не очевидно. - Тогда откуда же я вижу то, чего нет? Смотри, - он указал в глубину сада, - я вижу качели. Их нет, а я вижу. - Потому что они там были. Потом я сломала их и выбросила на свалку. - Вспомни... тогда я увижу, что произошло. Тогда ты поверишь... - Джон загорелся идеей, но понял, что идея неудачная. - Если тебе неприятно, тогда не надо. - Отчего же, приятно. Ты увидел одно из самых ярких воспоминаний моего архива, призналась я. - Если хочешь, я расскажу, но не думаю, что смысл жизни Имо потерялся именно там. Ты хоть знаешь, как он выглядит, этот смысл жизни? - Знаю. - И не можешь найти? - Не могу. - Почему, Джон? - Потому что я не понимаю, что здесь происходит. Я пришел на Землю и перестал понимать все, что есть вокруг. - Пойдем спать, - предложила я и взяла Джона за руку, как вдруг в глубине сада мелькнули качели. Появились и растаяли, словно голограмма с монитора, уплыли за сарай. Вот уж не думала свидеться через столько лет.
Когда здесь появились качели, Имо и Ивану было лет по пять. Семья Ивана купила в этом районе дом, сделала ремонт, и, по ходу дела, обзавелась еще одним сыном. Ивану не понравилась роль няньки. Все лето мальчишки провели у меня в саду, строили штаб на крыше сарая. В то время я вошла в роль и понимала свою родительскую функцию упрощенно: детей надо было накормить, намазать зеленкой и слегка очистить от грязи, чтобы они были похожи на человеческих детей, чтобы соседка не говорила, что у меня в огороде водятся черти. Потом появились эти ржавые, скрипучие качели. Мне они не понравились сразу, но детей невозможно было оторвать. Однажды случилось то, что случилось: "оглобли" заклинило в верхнем вертикальном положении, и Иван, падая с высоты, стукнулся головой о перекладину. Я только успела вскочить со стула. Ребенок упал без сознания, но когда Имо подошел к нему, качели сорвались и стукнули его с такой силой, что сбили с ног. "Вот теперь точно конец", - подумала и не испугалась, потому что ничего более ужасного со мной уже не случится. Наступила полная анестезия чувств, но Имо поднялся сам, и помог отнести в дом Ивана. - Индер, возьми инструменты и поднимись скорее, - попросила я. Так Индер впервые ступил ногой на поверхность планеты, и, увидев на диване чужого ребенка, не понял юмора. Он так и сказал: - Не понял юмора. - Если ты врач и работаешь с людьми, должен знать клятву Гиппократа. - Вообще-то я биотехник, - напомнил Индер, но Ивана осмотрел. - Ничего себе, - сказал он, - спускаться надо. Руками я ничего не сделаю. Мы спустились, встали у стола вместе с Имо и с замиранием сердца смотрели, как биотехник, не знавший клятвы Гиппократа, голыми руками снимает человеческий скальп и отламывает куски разбитого черепа. Из достижений техники было использовано только поле, отодвигающее кровь от места операции. Прочее - личная наглость хирурга. Индер пользовался клизмой, спицей, столовой ложкой; пальцем выравнивал то, что оказалось примято. Он не сделал никакого волшебства. Разве что приготовил костную смесь для замазки пролома, которая тут же застыла. Он натянул скальп на место и вымыл голову спящему ребенку. - Думаешь, проснется? - спросила я. - Почему бы и нет? - ответил Индер. - Если не проснется, обратно принесешь. Иван очнулся к вечеру на диване и удивился, что рядом нет мамы. - Ты башкой ударился, - обрадовал его Имо. Иван пощупал "башку". На ней не осталось и синяка. До приезда с работы его отца оставались минуты. Панчук-старший ехал мимо нас на машине, сажал на колени ребенка и давал крутить руль до дома. Так случилось и в этот раз. Иван вцепился в "баранку" и забыл обо всем. - Господи, если ты есть, спасибо тебе, - сказала я им вслед, и вспомнила о своем сыне. Заглянула под рубашку, увидела там сочный фиолетовый синяк на все ребра, и мы опять пошли к Индеру.
- Иван не в первый раз избежал смети, - сказал мне Джон. - Над ним висит опасность всегда, но у него за плечами "ангел-хранитель". Если я скажу, когда ему быть осторожным, ангел уйдет от него. Наверно, я вообще не должен общаться с землянами. Наверно, мне действительно, не надо возвращаться на Землю. Сириус сказал, что поездка устроена для меня, а я не готов. - Что еще он сказал? - Что я могу все испортить. Ты знаешь, я могу. - Слушайся Вегу, сынок, - сказала я. - Даже если мы наделаем глупостей, лучше, если отвечать за них будет Вега.