В одну ночь я осталась без кошки и без подруги. Скоропостижно и неожиданно. Кошку я завела, как только нашла квартиру. Точнее, она сама пришла, сидела на коврике у двери и за время нашего совместного жития ни разу не изъявила желания меня покинуть. Подруга тоже пришла сама, решила, что мне одной будет скучно после общежитского праздника жизни. Той ночью они сбежали от меня обе. С той же ночи раз и навсегда прекратились визиты моих университетских знакомых. Видимо пробег моей подруги по городу в ночной рубашке насторожил общественность, а потом и вовсе отвратил от общения со мной. Тогда и стало ясно, что этот "рок-н-ролл" прописан мне пожизненно. Что Секториум - это не просто работа, но еще и крест, который придется нести на себе, не рассчитывая на помощь и сострадание. Потому что в один момент я, как инопланетянка, просто выпала из их менталитета. Среди ночи я проснулась от грохота. Подруга стояла босиком на табурете, кошка, ощетинившись, сидела на посудной полке. Обе не сводили глаз с чайника, над которым кружилась крышка. Сама по себе. То взлетала под потолок, то падала в облако пара, пока ни промазала. Чайник спрыгнул за ней на пол, окатив нас брызгами кипятка. Над газовой конфоркой взметнулся столб огня. Кошка издала рык, кинулась в форточку и спланировала в куст сирени. Подруга вырвала дверной замок и скрылась на лестнице. Я осталась наблюдать, как на белом потолке расползается пятно сажи. Вентиль не закрывался, потому что не был открыт. Огонь висел в воздухе, из ванной комнаты на меня плыл таз, в котором со вчерашнего дня отмокало белье. Если бы окно не было заклеено, я бы последовала за кошкой. Я хотела запереться в шкафу, но очутилась под столом. Таз опрокинулся, с плиты хлынули водопады. Пламя осело. Кухня превратилась в большую лужу. Вода стекала по стенам, булькала у плинтусов. Входная дверь скрипела на сквозняке. Квартиру наполнял запах гари и сырости. - Кто здесь? - спросила я. Дверь распахнулась и стукнулась о сломанный косяк. Я рискнула выбраться из укрытия. На кухонном столе было вычерчено помадой слово "Адам". - Адам, ты? - дрожащими пальцами я расстегнула сумку и стала искать телефонную книжку. - Адам! Ты здесь? - тишина со сквозняком и капелью. - Я звоню шефу! Не успела я снять трубку, как аппарат выдернул "хвост" из розетки и пустился по комнате крупными скачками: с дивана на стол, со стола на шкаф, со шкафа на люстру, с люстры всмятку об пол вместе с осколками плафона. Тут он и был схвачен мною за шнур. - Адам, прекрати! Я не шучу. Шнур вырвался, и конструкция, разваливаясь на части, покатилась под стол. Я отправилась на кухню, но заметила как телефонный аппарат, высунувшись в коридор, с интересом следит за мной. Стоило мне развернуться, - он снова загрохотал прочь. Один раз мне все-таки удалось накрыть аппарат тазом, но он заскулил как щенок, которому прищемили лапу; а когда я в ужасе отпрянула, выпростался, подпоясал шнуром свои потроха и кинулся на улицу сквозь стекло балконной двери, оставив в нем плавленый трафарет.
Кем в действительности был Адам - вопрос риторический. Как говорится, повод для дискуссии. На вопрос "инопланетянин ли он?" Вега отвечал: "Допустим". Точно также Вега отвечал на все остальные вопросы, касающиеся происхождения Адама. Может быть, он все-таки человек? Все может быть. Одним словом, что про Адама ни скажи - все верно. Верно и то, что в отношении Адама стандартов не существует. Даже секторианский компьютер относился к его личности неоднозначно. Можно сказать, с юмором, - можно сказать, подозрительно. Адам возник в Секториуме на смену Малику. О Малике я не знаю почти ничего: землянин по происхождению, он большую часть жизни провел в Сигирии и, вернувшись на родину в командировку, не вполне вписался в цивилизацию. Адам вписался. Занял должность секретаря и, по большому счету, ничего не делал. То есть, его вклад в общую работу был невидим для нас, простых тружеников. Зато сам Адам был гораздо чаще виден на поверхности, чем на рабочем месте. В год он имел несколько приводов в милицию за более или менее тяжкие шалости, совершенные скорее от скуки, чем по злому умыслу. Среди вопиющих мне запомнился угон мотоцикла у сына председателя горисполкома и повешенье на дерево конуры с вредной собачкой, которая мешала ему красть по ночам помидоры из теплиц. Свидетели рассказывали, что собачка к утру охрипла и залилась соловьем, а хозяева, разыскивая будку, не могли понять, что верещит в поднебесье над огородом? В те времена Адам еще не был Адамом. В офисном архиве мне попадались документы с его фотографией, выписанные на Моисея Кощеева, Якова Ильича Долболепова и Максимилиана Гадющенко. В его арсенале имелись даже водительские права с такой длинной и сложной фамилией, что я не смогла прочесть ее по частям. Вероятно, инспектор ГАИ должен был попасть в то же затруднительное положение и позволить Адаму дальше нарушать правила. Каждый раз, пресытившись однообразием, Адам выписывал себе новый документ, однако физиономией обладал одной и той же, длинноволосой, наглой и улыбчивой. Поэтому однажды настал момент, когда количество фотографий в анфас и в профиль на милицейских бланках превысило допустимый предел. Каждый раз, угодив в КПЗ за хулиганство, Адам клялся, что образумится, раскаивался, просил его извинить, заверял, что с ним это случилось по недоразумению и впредь не повторится. А если ледяные сердца защитников порядка не таяли, Адам растапливал их слезами. Мужикам становилось тошно от сопливого воя, они вышвыривали Адама из отделения, но однажды случился конфуз: Адам угодил обратно в камеру раньше, чем ее успели отмыть от соплей. И, что примечательно, с документами на другое имя. В тот же день Вега пересмотрел отношение к его проделкам и лишил своего секретаря права выхода в свет на два года. Эти годы Адам был вынужден посвятить работе. А когда тучи рассеялись, потребовал себе новый документ, как неоспоримое подтверждение своего присутствия в человеческом мире. - Хорошо, - согласился шеф, - но это будет последний твой документ. Выбери имя, которое будешь носить отныне и вовеки, как бы ты его ни позорил.
Заключение Адама грозило затянуться еще на год. Из множества имен он не смог остановиться ни на одном. В многообразии он не нашел ничего раз и навсегда подходящего. Ему хотелось "примерить" на себя все, но больше всего на свете хотелось вырваться на свободу. Измучившись, он явился к шефу с просьбой окрестить его как-нибудь, потому что сил не было жить дальше в безымянном заточении. Он дал слово, что примет любое имя и будет носить его под любым позором до конца земного пути. Шеф согласился и попросил компьютер выбрать наугад связку имен, которая бы соответствовала индивидуальности его безымянного секретаря, и вместе с тем не противоречила общепринятым нормам благозвучия. Машина задумалась, безымянное существо в ожидании застыло пред монитором. "Беспупочный, - написала машина в графе "фамилия". - Адам". "Беспупочный..." - написал шеф в чистый бланк паспорта. У новокрещенного отпала челюсть. Откуда машина узнала, что у него нет пупка? "Славабогувич", - написала машина в графе "отчество". - Ну, нет! - возмутился Адам, и отнял у шефа паспорт. - Богуславович! Так-то лучше! - Ладно, - согласился шеф. - Богуславовоич. Так Адам Богуславович Беспупочный, в полном оцепенении и с новым паспортом, вместо того, чтобы выбежать на волю, отсидел еще сутки на офисном диване. А отчество Славабогувич с той поры приклеилось к нему насмерть. И сколько бы раз он ни менял паспорта, до конца земного пути среди нас он так и останется Адамом Славабогувичем Беспупочным.
На том же диване, несколько лет спустя, я листала журналы, изучая азбуку форм, и осваивала инопланетную технику. Вега подарил мне мини-компьютер в чемоданчике. Я предположила, что такое чудо в распоряжении человечества появится через пару миллиардов лет, но шеф обещал, что гораздо раньше. Он разрешил мне выходить с чемоданчиком на поверхность и называть его ужасным словом "ноутбук", которое я, от греха подальше, записала и выучила. Рядом на столе стоял чайник с отбитой ручкой. Индер собрался его чинить, но я просила не торопиться. Радио шумело в лаборатории, Вега, не прекращая, беседовал по телефону. Адам вышел из лифта и сделал вид, что меня не знает. Он прошел к начальнику в кабинет, не снимая плаща, вопросительно застыл на пороге. Вега на секунду оторвался от телефона: - Ирина хочет с тобой побеседовать, - сказал он. Как ни в чем не бывало, Адам вошел в холл. - Ты что-то хотела? - улыбнулся он. - Чайник... - сказала я. - Вон тот? - Именно. Его надо починить. Адам бережно прижал к груди покалеченную посудину. - Все? - Нет, не все. - Я отложила ноутбук и достала заранее приготовленный список. - Дверной замок надо купить и заплатить пятерку плотнику за починку косяка. Адам поставил чайник и полез за бумажником. - Телефонный аппарат хозяйский дисковый покинул меня при загадочных обстоятельствах. Полагаю, при жизни он стоил рублей тридцать. Плафон к люстре - это еще двадцатник. - Ну, ты загнула! - Хочешь сам бегать по магазинам? Пожалуйста. Может, найдешь дешевле. Финская помада сто тридцать третий номер. Можешь постоять за ней два часа в очереди или смотаться в Финляндию. Только сразу предупреждаю, польская не подойдет. Дальше... ремонт потолка и стен у соседей с первого этажа обойдется примерно в сотню. Адам покорно отсчитывал купюры, складывая их поверх журналов. - Все? - Стекло, пробитое телефоном - пять рублей. - Пятерка легла поверх кучи. - Стекло было двойным, между прочим, и на обоих трафарет. - К куче добавилась еще одна бумажка. - Так как стекла в балконной двери были нестандартные, придется платить стекольщику за подрезку. Трешка высунулась из кошелька. - Два нестандартных стекла было, - напомнила я. - Проще свалить на новую хату, - заметил Адам. - Переезд на новую хату после ремонта старой обойдется еще в десятку. - Он вывернул пустой кошелек, пошарил по карманам, но нашел только мелочь. - Будешь должен... а чайник не забудь. - Можно идти? - спросил он, взяв чайник в охапку. - Нет, не можно. Вопрос нескромный у меня имеется. - Нескромный? - Скажи, у тебя действительно нет пупка? Посудина опять опустилась на стол. Адам распахнул плащ и задрал рубашку, обнажив гладкий живот, бледный от недостатка солнечного света. - А ниже? - Адам расстегнул ремень и спустил штаны до предельно приличного уровня. - Ну-ка, повернись спиной... Адам скинул плащ и задрал рубаху сзади. - Что у вас происходит? - заглянул в холл Вега. - Шеф! - пожаловался Адам. - Что она себе позволяет? - Действительно, нет пупка, - удивилась я. - Должна же я была убедиться. - Подумаешь, пупка, - ворчал Адам. - Денег тоже нет. - В доказательство, он вывернул пустой кошелек перед Вегой. - А без денег разве жизнь? Без денег одно мучение. Шеф! Она из меня всю "капусту" вытрясла, - жаловался он, заправляя рубашку в штаны. - Как же ты живешь такой на свете? - спросила я. - Люди же, наверно, спрашивают? Что ты им отвечаешь? - Они же не стаскивают с меня брюки. - Но ты, допустим, ходишь на пляж... И что? Никто не обратил внимания? - Только посмотри на нее, шеф! Скажи, пусть лучше учит уроки. Пусть не цепляется к моему животу. - Да, - подтвердил шеф, - на его животе хорошо проверять устойчивость стереотипов. Не каждый способен заметить. Слишком сильный шаблон восприятия. - Вега, какой шаблон, если органа нет на месте? - Его дорисовывает воображение, - улыбнулся Вега. - А женщины? Адам, женщинам ты что говоришь? - Говорю, что развязался. Гланды удаляли, зацепили скальпелем... - Тебе гланды через задницу удаляли? - Шеф, пусть она отцепится от меня! - разволновался Адам. - Но ведь так нельзя. Попроси Индера, пусть он приклеит тебе что-нибудь на это место. Хотя бы для вида. Адам выскочил в коридор. - Себе приклей! - крикнул он на прощание, и показал язык, совсем как чертик в тесте на контакт. - Что-то не так? - спросила я шефа. - Вы же сказали, можно спрашивать все, что интересует, - шеф улыбался. - Вы же сами мне так сказали! - Да, - подтвердил он. - Только, имей в виду, тебя тоже могут спросить.
К тому времени у меня появилась тактика адаптации на новом месте. Меня интересовало все, любая информация, случайно дошедшая до меня, имела самое серьезное значение, потому что я не знала, что такое Секториум? Для чего он, и какая роль здесь отведена мне? Хуже того, мне никто не торопился это объяснить. Люди и гуманоиды, работающие здесь, были заняты и на вопросы отвечали уклончиво. Больше всех меня интриговала загадочная персона Мишкина, унесшего "ФД", но я не была уверена, что при сложившихся обстоятельствах он все еще жив, и решила позвонить Алене. Проверить, смогу ли я наладить контакт с существом из другого мира, ибо наши с Аленой миры расходились по разные стороны баррикад: Алена преподавала и ставила "неуды" ленивым студентам, я же слушала лекции и старалась "неуда" избегать. На переговорный пункт я шла как на экзамен, но Алена Зайцева тоже была занята. В ее телефонной "трубе" присутствовало одновременно сто человек. Она успевала отвечать на сто вопросов. Одним объясняла правила пользования справочной литературой, другим показывала расписание занятий, третьих посылала в читалку на первый этаж. - Ира, подожди! Трубка стукнулась об стол, и мои пятнашки одна за другой посыпались в автомат. "Удивительно, что она вспомнила мое имя, - думала я, пока ждала очереди. - Приятная неожиданность, с учетом того, что мы знакомы меньше минуты. Что если набраться наглости и попросить о встрече?" - Значит так, - раздался властный и выразительный голос молодого преподавателя, - к пяти часам подойдешь к двери лифта, наберешь мой код на калькуляторе, который дал тебе Вега. Когда вокруг никого не будет, дверь откроется. Стой и жди. Поняла? - Да, а... - Войдешь в лифт, ничего не трогай. Панель работает сама. Если не сработает, нажмешь кнопку "гараж". Поняла? Она самая последняя в сетке. Другие кнопки не трогай. Ясно? - Ясно, а... - Я тебя встречу.
В пункте прибытия меня ожидала яма с глинистыми стенами, шаткой лестницей и бревенчатым накатом вместо потолка. Когда дверь лифта закрылась, это стало напоминать могилу. Сверху пробивались тусклые полоски света. Бряцало железо где-то высоко наверху. - Алена! - позвала я. Дураку было ясно, что никакой Алены здесь нет. Разумеется, я не рассчитывала сойти с трапа на ковер под звуки оркестра, но кладбищенская тишина наводила на мысль, что надо мной жестоко подшутили. - Ау! Люди! Может быть, я нажала не ту кнопку? Вызывать лифт обратно было бессмысленно. Этот транспорт являлся, когда во мне нуждались, и уж точно не я составляла расписание его движения. - Эй! Кто-нибудь! Лестница затрещала под ногами, но позволила мне совершить восхождение на три ступеньки. Бревно приподнялось. - Люди!!! Стуки притихни, но через мгновение возобновились. Выбор был невелик: либо пропасть здесь, либо пробиваться к свету. И я, засучив рукава, принялась за дело. Второй уровень ямы оказался более просторным. Потолок устилали ровные доски с проблесками дневного света, звуки стали ближе, но ни одна доска не поддалась. Дождавшись промежутка тишины, я закричала в самую широкую щель: - Выпустите меня отсюда!!! Стук прекратился. Пауза закончилась неуверенными шагами в мою сторону. Доска приподнялась. Две чумазые рожи, сильно похожие на чертей, стояли у ворот ада. - О! - сказал один черт. - Гляди-ка! Другой черт был симпатичен и учтив. Он снял ужасно грязную перчатку и подал мне руку. - Прошу вас, - сказал он. Мне за шиворот капнуло машинное масло, а воротник зацепился за ржавый бампер. - Мне нужна Алена Зайцева, - объяснила я. - Или это не то помещение? - Андрюха! - воскликнул первый черт. - Это еще что такое? Андрюха, вынув меня из-под машины, снова надел перчатку, скромно сел в угол и занялся чисткой детали, надо полагать, от разобранного "Запорожца". - Ирина, - представилась я. - Я - Вовчик, - ответил обалдевший черт. - А он - Андрей. - Чумазый Андрюха привстал и вежливо поклонился. Когда на пороге гаража появилась Алена, я успокоилась.
- Я же сказала, - накинулась она на Вовчика, - откатить "компрессор"! - Да ё... - возмутился Вовчик. - Ща уберу... - Я же сказала, убрать к пяти часам! - еще больше разозлилась она. - Хэлло, Анджей! Хау а ю? - чумазый и вежливый Андрюха едва успевал между поклонами коснуться задницей табурета. - Если я сказала к пяти, значит к пяти надо убрать, а не начать шевелиться! Вовчик сделал попытку укрыться от ее гнева под раскрытым капотом "компрессора". На его месте я бы воспользовалась ямой со скоростным лифтом. - Иди, садись в "Жигуль", - сказала Алена, выпроваживая меня из гаража, - я должна товарищу пару теплых слов... Аленина машина имела гоночную раскраску. За рядами фар и наваренным бампером невозможно было узнать "Жигули". К внутренней стороне стекла была прилеплена фотография с надписью "Сидюхин Владимир Леонидович". Фотография имела сходство с Вовчиком, которому крепко влетало за нерадивость. И это еще мягко сказано. Я успела дойти до колонки, умыться, отряхнуться и даже отстирать воротник, а из ворот гаража все еще доносились "теплые слова", которые я в приличном обществе повторить не решаюсь. На заднем сидении машины я заметила пачку ксерокопированных листов. Примерно такие же листы Алена выложила шефу в первый день нашего знакомства. Я не справилась с соблазном взглянуть на это поближе, но вместо изображений полтергейста увидела сплошной рукописный текст. Почерк казался недоступным, алфавит - не кириллицей, манера письма - не человеческой. - Ну, вот! - Алена уселась на место водителя, отставила высоченные каблуки и обула белые тапочки. - Пока не дашь по жопе, черта-с два пошевелятся. - Я нормально выбралась, - защищала я Вовчика. - Машина совсем не мешала. - Ты выбралась, не сомневаюсь! - согласилась Алена. - Без году неделя в конторе, а Адамчик жаловаться на тебя прибегал. Я только сомневаюсь, что в этом бардачном заведении когда-нибудь наступит порядок. Она дала по газам, и смысл белых тапочек стал очевиден. Машина с неистовым ревом вылетела из гаражей по зигзагообразной траектории и легла на курс через километровый пустырь к оживленной трассе. Впервые мне захотелось пристегнуться, но ремень безопасности отсутствовал. - Я, наконец, права получила, - объяснила Алена. - А этот баран машину не может в порядок привести. Приходится ездить на его "болиде". Если бы ты знала, как у меня к концу дня уши болят... - Может быть, если немножечко снизить скорость, тогда и уши закладывать не будет? - Нет! - категорически заявила она. - Некуда снижать скорость. Жизнь и так коротка.
Алену Зайцеву привел в Секториум Олег Палыч. Тот самый Олег Васильев, который прежде по тому же адресу доставил череп неулыбчивого андроида. Для всех он был просто Палыч, только для Алены - дядя Олег. Дядя Олег был другом ее отца, художника-самоучки, который сильно запил, рано умер и оставил на попечении друга свою неработающую жену с малолетней дочкой. Так и стали жить втроем под одной крышей, и в один прекрасный день Палыч порекомендовал Веге свою приемную дочь, как девицу бесспорно умную и энергичную. Вот и вся, казалось бы, предыстория, в которой Алена играла пассивную роль. Зато с той поры весь мир принадлежал ей, вертелся непосредственно вокруг той оси, которую указывала ему она. К моменту нашего знакомства Алена заканчивала аспирантуру, готовилась к защите, читала лекции и вела семинары сразу в нескольких учебных заведениях, регулярно бегала по утрам, по ночам сидела над книгами и, если к двадцатичетырехчасовому рабочему дню ей удавалось прибавить лишнюю минуту, посещала массажиста. Безусловно, лучшего. Только настоящий профессионал мог нащупать на ее костях объект для массажа. Алена жила за городом, за высоким забором, на территории бывших министерских дач. Сначала она купила особнячок чиновника, севшего за взятки, и привела его в божеский вид. Немного погодя, Алена прикупила соседний участок, возвела там хоромы на свой вкус, переехала жить, а в чиновничью усадьбу поселила мать с дядей Олегом. На верхней веранде Олег оборудовал мастерскую и вечерами наблюдал, как приемное чадо расхаживает в неглиже мимо сплошной оконной стены. "Ты знаешь, сколько маньяков по лесам бродит? - ругался Палыч. - Живешь одна! Хоть бы дверь запирала! Хоть бы штору повесила! Вся комната на виду. Мы с матерью спать по ночам перестали! А если кто сунется?" "Пусть только сунется", - отвечала Алена и продолжала ходить в неглиже вдоль стеклянных стен. Палыч, для собственного спокойствия, записался в общество охотников-рыболовов и повесил на стене мастерской ружье, заряженное дробью.
- Невероятно! - удивлялась я, глядя на дорожные указатели. - Неужели лифт идет до Москвы пять минут? - Привыкнешь, - отвечала Алена. - Ты живешь наверху или в бункере? - В каком смысле? - Значит, наверху. Вега обязательно постарается упечь тебя в бункер. Станет прельщать удобствами. Посылай на фиг! Минск - прекрасный город. Столики на улицах, цветы на газонах. Европа! Что еще надо? А люди! Не поверишь... как встречу интеллигентного, умного человека, он непременно окажется белорусом. А как быдло первостатейное, так обязательно соотечественник. Мы припустились по шоссе с реактивным ревом, обогнали фуру, до смерти напугали велосипедиста. Алена задумалась. - Конечно, в бункере работать удобнее, - согласилась она. - Но жизнь на глубине калечит психику. Это иллюзия защиты от внешнего мира. Ты думаешь, что в безопасности, а на самом деле просто выпадаешь из социума. - С такой работой в любом случае выпаду. Вопрос времени. - Жалеешь? - Нет. - Правильно. Никогда не надо жалеть о сделанных глупостях. Иначе жизнь покажется сплошной неудачей. Лучше расскажи о себе. - Что рассказать? - Все, - сказала Алена. - Мы же о тебе ничего не знаем. Давай знакомиться? - Давай, - согласилась я.
В Аленином загородном имении не было только фонтана с лебедями. - Неплохая мысль, - заметила она, - только некогда ее воплотить. И заплатить за нее тоже нечем. Не снимая каблуков, она прошла на кухню и сунулась в кастрюлю, благоухающую ароматом грибного супа. - О! Мамочка обед приготовила? - обрадовалась Алена. - Мы еще и пожрем. В ее дворце было все: три уровня, два гаража, джакузи и матрас с подогревом, кухня, автоматизированная до такой степени, что вполне можно обходиться без мамочки. Тем более что мама Алены обладала необыкновенной скромностью. Вот уж воистину яблоня от яблока упала на противоположный край Вселенной. Аленина мама готовила обеды, убирала в доме и в саду, мыла окна на майские праздники, но никто из секториан ни разу ее не видел. Она присутствовала, как сказочная фея, в кухонных ароматах, в вазах с цветами, в вышитых подушках и наглаженных занавесках. В том, чего Алена сроду не замечала и оценить не могла. Первый раз, оказавшись в ее доме, я словно видела сон наяву. Меня выбросило в другое измерение. Но Алена от ужина перешла сразу к делу: - Хочешь знать природу полтергейста? - А можно? - Как у нас с элементарной физикой? - С какой физикой? - Понятно! - телефон затрещал у Алены под рукой, но она не ответила. - Пойдем. На третьем уровне особняка под скошенным потолком располагался "секторианский" кабинет: небольшое помещение, дверь которого была всегда заперта на ключ. С тем ключом Алена не расставалась даже в душе. В кабинете был установлен компьютер, аналог которого в распоряжении человечества появится нескоро. Глаз видеокамеры над крышкой монитора зашевелился, заметив нас. Он особенно тщательно обозрел меня, но тревогу не поднял. Наверно, мой облик уже имелся в сетевом архиве. Над диваном висели полки с "запрещенной литературой". - Испугалась Адамчика? - спросила Алена, перебирая книжные переплеты. - Немного... - Ты поняла, что это он? - Я заподозрила, что кто-то из наших. - Здесь только Адам такой. В принципе, он не буйный, и не злобный... - ... человек? - продолжила я. - Марсианин, - уточнила Алена. - По происхождению? - Это диагноз. Что именно ты хочешь знать о полтергейсте? - Все! Например, смогла бы я также невидимо перемещаться сквозь стены? - Ты? - удивилась Алена. - Тоже хочешь остаться без пупка? Передо мной лег толстый учебник физики. Сверху еще один, затем еще и еще, начиная со школьных и кончая комментариями к общей теории относительности. - В микроматерию дальше кварков не лезь, - предупредила моя наставница. - Там бред сплошной. Только запутаешься. - Я еще до кварков запутаюсь. - Разберешься! Тебе же не экзамен сдавать. Приступов отупения быть не должно. Принимай по параграфу на сон грядущий. Крепче спать будешь. - Она добавила к стопке еще одну рукописную тетрадь. - Надеешься, что Вега тебя выгонит? Напрасно. Он случайных людей на работу не зовет. Кстати, это тоже тебе, - список сонного чтива пополнился пачкой листов, привлекших мое внимание в машине. - Что это? - Творчество моих ошизофренелых клиентов, - объяснила Алена. - Все они уверяют, что ловят информацию из космоса. Разберись, о чем бредит космос. Вега, кажется, учил тебя это делать? - Но здесь даже не язык. Я не понимаю самой основы... - Ира! - остановила меня Алена - Только не убеди в этом сама себя! Когда-то придется начинать работать. Почему не сейчас? - она включила поле экрана. Квадратные буквы повисли в стереопроекции. Внизу опять затрещал телефон, но Алена не двинулась с места. - Как ты относишься к циркам? - мрачно спросила она. - Форма не угнетает? - Нет, а что? - Хорошо, что не угнетает. Разберись-ка с этой макулатурой, авось да уловишь космический флюид.
Перекладывая листы, я "слышала" хаос. Словно оркестр настраивался перед спектаклем. Зачем музыканты это делают после того, как публика начала заполнять зал? Зачем публика слушает это? Среди тестов, которым шеф подверг меня в первые дни работы, был похожий, так называемый, гармонический ряд. Вега давал мне слушать сотню фрагментов речи на незнакомых языках. Среди них были подлинники и фальшивки. В фальшивках у меня оказывались заклинания шаманов и колдунов, бред молящихся сектантов, просто бред, который, вероятно, наболтал на диктофон Адам в минуты безделья. Выдуманные языки только тем и отличались от настоящих, что погружали в хаос, головную боль от настройки оркестра. Тем и ограничивались мои способности распознавать гармонию, но шеф имел свой расчет: - Норма человека, - объяснял он, - шестьдесят процентов вероятности попадания. У тебя почти сто. И это только начало. - Почему "почти"? - удивлялась я. - И где же "начало", если сто процентов, можно сказать, предел? В отдельных фрагментах теста шеф не был уверен сам. Он заставлял меня делать это для тренировки, для того, чтобы повысить мою самооценку, но добивался обратного результата. Мое непонимание собственной роли и места в конторе только усугублялось.
Нельзя сказать, что Аленины "ошизофренелые" слушатели космоса приблизили меня к пониманию. Я задумалась о своем и остановилась на пятидесятой странице. Три листа были исписаны изящно и уверенно, словно вышиты узором. Я просмотрела их несколько раз. Стало легче. Мне привиделись пальцы скрипача над струнами. "Ну и?.." - спросила я себя. Алена краем глаза наблюдала процесс, затем что-то быстро набрала на клавиатуре. - Дай сюда... - Я ни в чем не уверенна. - Дай те листы, которые ты рассматривала. Она включила связь. На мониторе показался интерьер офиса и Вега, застигнутый врасплох за болтовней по телефону. Подсев к компьютеру, он поглядел на нас и вынул папку из ящика стола. - Пятидесятая, пятьдесят первая, пятьдесят вторая, - продиктовала Алена. Вега надел очки, стал перекладывать страницы. - Что у нас там? - Не знаю. Она их мусолила достаточно долго. - Это, может быть, музыка, - зачем-то сказала я. - А, может, нет... - Музыка, - повторила Алена, а Вега вынул из папки листы, согнул их пополам и что-то написал сверху. - Музыка, ты сказала? - взглянул он на Алену поверх очков.
Изображение пропало. Мы снова остались вдвоем. - Такое чудо техники когда-нибудь появится в распоряжении человечества? - Уже... - ответила Алена. - Но не для простых смертных. Только для японцев. - А мобильные телефоны? - Забудь! Если у кого-нибудь из моих студентов на лекции затрещит мобильник, я выгоню его прочь. Если он так богат, зачем занимать место в аудитории? - И тебе не придет в голову, что он шпионит на инопланетян? - Во-первых, это не мы на них, а они шпионят в пользу человечества. А во-вторых, если ты умная, богатая и к тому же работаешь на пришельцев, какой смысл выделяться из общей массы? - рассудила она. - Знаешь... вероятно, это и есть музыка. Ее записал один очкастый физик. Сначала он канал психиатра своей бессонницей, потом заявил, что по ночам слышит звуки. Потом совсем сбрендил. Я поручила ему записать все ночные откровения до единого слова, а он заявил, что не владеет соответствующей грамотой. Это нечто! Они, понимаешь, мало того, что бредят, еще и грамоте желают соответствовать. - Она собрала отложенные мною листы и кинула в коробку, доверху набитую бумагой. - Если в тонне этого хлама найдется грамм здравого смысла, будешь незаменимым специалистом в конторе! - Почему вы занимаетесь этим? - Потому что Земля уникальна, - ответила Алена. - Потому что в Галактике нет ничего похожего. - На полтергейст? - Полтергейст - следствие ментосферной аномалии, которую изучают сигирийцы. Их интересует история цивилизация. Странности и парадоксы - тот материал, из которого они собираются делать вывод... Не задавай им вопросов. Сиги сами не знают, что они делают на Земле и ради чего. И уж точно не задумывались, как использовать твои способности. - С нашей ментосферой что-то не так? - И мне вопросов не задавай. Если сиги не знают, я не знаю тем более. Только я, в отличие от наших бесподобных пришельцев, не утратила способность трезво мыслить и логически рассуждать. Мы здесь для того, чтобы собирать материал и анализировать его. - Материал, надиктованный "космическими голосами"? - При грамотном подходе, в нем может оказаться больше информации, чем в учебнике истории. - В откровении физика очкастого? Алена задумалась, припоминая образ пациента. - Если версия с музыкой подтвердится, это, вероятнее всего, спонтанное раскодирование. Почти наверняка в его роду были не реализовавшиеся музыканты. Вот и испортили ему наследство. Нереализованные возможности вредят психике потомков. Вредно музицировать без аудитории и писать стихи под подушку. А уж носить в себе талант и не дать ему шанса - категорически недопустимо. Завтра я найду физика и допрошу обо всех родственниках до седьмого колена. - Почему до седьмого? - Потому что... - ответила Алена, - потому что за семь поколений происходит кармический полураспад. Если выяснится, что период полураспада больше, чем надо, у начальства будет информация к размышлению, а у нас с тобой премия и отгул. - Заметив мое удивление, она усмехнулась. - Я сварю кофе, а ты открой главу "радиоактивность" и найди непонятные термины.
Едва я просмотрела оглавление самого тощего учебника, как передо мной возникла чашка, а моя собеседница снова заняла рабочее место у монитора. - Через семь поколений кармические предписания предков теряют влияние, - объяснила она. - Но я считаю, при нынешней тенденции семи поколений мало. Ментосфера уплотняется, процессы становятся более инертными. Если твоя бабушка в молодости отравилась поганкой, тебя может всю жизнь тошнить от грибов, и ни за что не догадаешься, почему. - Отчего уплотняется ментосфера? Вы не пробовали изучать физику процесса? Может, это проще, чем разгадывать полтергейст? - Пробовали, - ответила Алена. - Не проще. Уверяю тебя, не проще. Лучше не касаться этой темы вообще. У нас был проект... Помнишь парня из гаража? - Вовчика? - Какого Вовчика! - рассердилась моя собеседница. Одно упоминание о Вовчике было ей до крайности омерзительно. От обилия формул в главе "Радиоактивность" у меня едва не встали дыбом волосы. Они встали дыбом позже, когда я глотнула кофе. Сердце заколотилось, словно он был заварен на урановых изотопах. В голове зашумело, послышались голоса, загалдели, перебивая друг друга, пока не выделился главный, Аленин: - В принципе, - рассуждала она, - аномалии могут иметь массу объяснений. Мы юная цивилизация. В нежном возрасте парадоксов больше, чем логики, но сиги видят в нашем развитии критическое отклонение от нормы. - Они помогут нам? - Сиги? - удивилась Алена. - Помощь не в их компетенции. Они здесь наблюдатели. Усвой, пожалуйста, разницу между спасателем и зевакой. - Тогда зачем наблюдать? - Чрезвычайно меткий вопрос, - сказал она, и налила себе новую чашку термоядерного напитка. - Придет время, мы все узнаем. Во всяком случае, я рассчитываю на это, иначе не работала бы в инопланетной разведке. - Можно еще один меткий вопрос? - расхрабрилась я. - Только если неоткровенно, тогда не отвечай вообще. Действительно ли есть договор между инопланетянами и правительствами США и Союза? Вопреки ожиданию, Алена не рассмеялась. Она хлебнула кофе и обернулась ко мне. - Сама как думаешь? - Понятия не имею. Так, "нет" или "да"? - Конечно, нет! О каком договоре может идти речь? Бред собачий! Чтобы Вега заключал с правительствами сделку? Зачем ему? Впрочем, сиги здесь не единственные наблюдатели. Может, кто-то и заключал. Другое дело, в курсе ли правительства, что инопланетяне имеют здесь интерес? В курсе, разумеется. Не идиоты же они. От одного Сивухина звон по всем гаражам... А как пара мужиков в штатском его навестили на служебной "Волге", так он тут же свой язык длинный прикусил. - Какой Сивухин? - Водю не помнишь? Алкаша нашего бесподобного? Так он мало того, что не просыхает, еще врун и лодырь, а вместо языка у него натуральный пропеллер. Как только шеф терпит такого паразита? - Тот, который Вовчик... - предположила я. - А Сивухин, потому что... - Именно поэтому, - ответил Алена, - Мишкин его обозвал. Мишкина знаешь? - Мишкин - это Миша Галкин? - А! Вы еще не знакомы. Мишкин - наказание наше... - Почему? Расспрашивать было неловко, но любопытство терзало меня больше прежнего. Алена стала рассматривать календарь, а я опять погрузилась в учебник. Про Мишку Галкина меня интересовало все: от типа информала до нынешнего местопребывания, о котором нельзя было догадаться, не имея специальной подготовки, но Алена сегодня с утра читала мои мысли: - Сейчас скажу, когда он явится... Может, в конце месяца. Как раз к полнолунию. Вся нечисть к полнолунию сюда сползется. - У него клыки и рога? - Как бы у тебя не появились рога от увлечения этим паршивцем. Вот что я тебе скажу, подруга, держись от него так далеко, как только сможешь. - Нет, я не в том смысле... Шеф сказал, что у него гениальные мозги. Хочу раз в жизни увидеть живого гения. - Да что ты говоришь? - удивилась Алена. - Прямо так и сказал? Господи, где только слов таких набрался? Я-то думаю... что-то с Мишкиным не так, а это оказывается гениальность! Надо же, какие интересные вещи узнаешь о старых знакомых. Понятно было, что ей совсем не хотелось развивать эту тему. А присутствие образа Мишкина в ее рабочем кабинете даже раздражало. - Можно еще один вопрос? - попросила я. - Мужики действительно умнее женщин? Или это придумали сами мужики? - Придумали, заметь, для самих себя, - ответила Алена. - Честно скажи, тебя очень мучает этот вопрос? - Совсем нет. Только из любопытства. Это биологически объясняется? - Конечно, - снисходительно заметила Алена, - только биологически и объясняется. Весь их интеллект заключается в одном биологическом органе, который у женщин, к счастью, атрофирован. Что ты, допустим, говоришь, если не находишь ответа на вопрос? - Говорю, что не знаю. - А что говорят в этом случае мужики? - А что они говорят? - Они говорят "х... его знает". Разницу чувствуешь? То есть, подразумевается, что его "х..." знает все на свете. И, я тебе скажу, что это утверждение несет в себе глубочайший смысл.
Что мне надо было знать прежде, чем открывать учебник физики, это элементарное определение субматерии, - невидимой, неуловимой грани бытия, которую физики называют первобытной, а историки матричной. Оно не упоминается в университетских лекциях и для уважающей себя науки не существует так же, как для папуаса не существует законов термодинамики. Эти неписаные понятия мне излагала Алена, приняв лошадиную дозу кофеина, Адам Славабогувич, затянувшись кубинской сигарой. Даже Володя Сидюхин, как-то ради смеха, заставил меня дать определение "нематериальности", то есть доделать работу Владимира Ильича. А потом ехидно спросил: "Ты действительно учишься на философском факультете? Он что, так и называется, философским?" Этот факт никакого значения для Секториума не имел. Наличие образования или его отсутствие было всего лишь ничего не значащей бытовой деталью. Есть диплом - хорошо, нет - еще лучше, меньше гонора. Неважно, что происходит в голове нового сотрудника, только что оторванного от школьной парты. И если материя ему понятна, как объективная реальность, действующая на органы чувств, то в Секториуме ему лишь намекают о существовании субматерии, такой же объективной и реальной, которая, в силу некоторых причин, лишена доступа к нашим чувствам. В силу непонятных обстоятельств, она действует на нас избирательно, опосредованно и, как следствие, воспринимается неадекватно. Этот неуловимый мир имитирует материальные объекты, не позволяя нам, наблюдателям, приобщиться к его природе. Также как рыбе не позволено лазать по деревьям, потому что природа определила ей место в воде. Но в мангровых зарослях, где корни поднимаются над поверхностью водоема, иногда встречаются популяции рыб, совершающих наскоки на древесные плоды. Секториум кишел такой рыбой, но вся она была нема и глуха к моим вопросам, за исключением, разве что, Адама. Несмотря на мои хамские выпады в его адрес, он согласился обсуждать со мной любые темы, но, выслушав вопрос, углублялся в метафоры: - Тебе говорили в школе, что природа состоит из четырех стихий: земли, воздуха, воды и огня? - Это античная философия! Я думала, мы продвинулись за последние пару тысячелетий! - Зачем продвигаться дальше ясных образов? Земля - символ гравитационной стихии, в которой доминирует "черная энергия", она держит форму космоса; воздух - стихия внутреннего движения, не позволяет форме застыть навечно; вода - связующая магнетическая субстанция между формой и сутью вещей; а плазма - "белое" естество природы, формирует программу развития. Первые два уровня делают физику, вторые два - ментосферу. Понятно? - Нет, непонятно. - Что тебя удивляет? - приходил ему на помощь шеф. - Ты бродишь там, где родная наука тропинки не проложила, и хочешь сразу все понимать. - Я только хочу знать, из каких первооснов состоит "нематериальный" мир? - Все миры состоят из одной и той же основы. Вся видимая и невидимая природа состоит из одного вещества. Меняются только фазы. Для каждой фазы свой физический закон. Какая именно физика тебя интересует? - Элементарная? - Элементарная, с чьей точки зрения? - Невидимый мир, - упрямо повторяла я, - который живет и действует вокруг нас, от которого отказались материалисты, потому что не смогли его вычислить. Как он выглядит? По каким законам он существует? - Ничто не существует по универсальным законам, - уверял шеф. - Для каждой фазы свой закон. Формулируй вопрос конкретней. - Допустим, я хочу знать, что такое ментальные матрицы в физическом смысле слова? Как они образуются? - Мы с тобой можем образовать примитивную матрицу прямо сейчас, если поставим себе задачу. Если будем вдумчиво повторять одну и ту же мысль. Она запишется на матричные носители. А если к нам присоединится Индер, матрица усилится. - Каким образом оно запишется? - Образом подобия. Все в природе взаимодействует, копируется, оставляет слепок на окружающих предметах. Информация не существует в единичном экземпляре. Материалисты считывают ее со страниц учебников, но в природе существует разнообразие других носителей, в том числе матричных. - Я когда-нибудь узнаю, что это за носители? Шеф указал на учебник физики у меня в руках. - Если не будешь читать книгу с последней страницы. Начни с законов Ньютона, чтобы в твоей голове сформировались базисные понятия.
Индер к нам не присоединился. Он метался по лаборатории в поисках мелкого, хрупкого предмета, о чем свидетельствовало особо бережное перекладывание склянок с препаратами. Ему было опять не до моих вопросов. - Может, оно на пол упало? - предположила я. Индер в ужасе опустился на четвереньки и начал шарить под столом. Добравшись до кушетки, он перевернул ее, и мне явилось диковинное зрелище, выплывшее из невидимой стороны бытия. Мне под ноги свалилась черная гусеница, на спине которой были изображены "Веселые Роджеры" из черепов и перекрестья костей ярко оранжевого цвета, словно намазанные масляной краской. На каждом сегменте туловища по "Веселому Роджеру". - Ты сам ее покрасил? - удивилась я. Индер заключил насекомое в стеклянную коробку. - Я добавил мутирующий ген. Она окрасилась за двенадцать поколений. - Но мое удивление меньше не стало. - Ее подобрали вблизи трансформаторной будки, - добавил Индер. - А бабочка? Как она будет выглядеть? - Увидим. - Когда? - Когда придет срок. Хотя вам, землянам, на это смотреть не положено. - А если уже видели, тогда что? - Ничего. Конечно, о природе субматерии Индер знал не хуже Веги и Адама. Знал да помалкивал. Отчего-то он решил, что человечеству такие знания навредят, и разубеждать его было пустой затеей. Индер был на редкость упрям. - Ты всего лишь контактер, переводчик, - говорил он. - Как я могу переводить, не понимая смысла происходящего? - Все что надо тебе объяснят. Ты же землянин-переводчик. Землянин должен быть адаптирован к Земле. Если нахватаешься лишней информации, будет вред. - Особенно, если информация поверхностна и бессистемна, - подтвердил Вега, уловив с порога последнюю фразу. - Сейчас тебе следует себя беречь. - И больше бывать на солнце, - добавил Индер. - Лето на исходе, а она бледная... - Скоро поедем к солнцу, - пообещал Вега. - Только сначала поработаем. Он достал из бархатного футляра пять ржавых шурупов и вручил их мне. - Сразу пять? - Да. И постарайся успеть до наплыва абитуриентов.
Получить от шефа сразу пять шурупов было для меня знаком наивысшего доверия, которого только может удостоиться местный абориген. Даже Алена не получала больше двух штук за раз. Только потом я поняла, почему. До меня дошло, почему сотрудников конторы кидает в дрожь при виде бархатного футляра в руках у Веги. Эту черную работу каждый из нас получал в нагрузку, независимо от провинностей и заслуг. В углублении крестовины монтировался видеотранслятор. Ржавчина вокруг страховала прибор от мелких расхитителей. Шуруп всего-то на всего следовало прочно загнать в стену там, где шефу было интересно наблюдать землян; да так, чтобы он своим внешним видом не вызывал подозрений. Студенческие аудитории шефа интересовали всегда. Залы, площади, людные места, кабины электропоездов. Научные лаборатории были объектом особого внимания, и шурупы к ним полагались особые, с детекторами, способными считывать не только изображение и звук, но также химические изменения в составе воздуха, электромагнитные колебания фона, излучение и прочие параметры, по которым можно восстановить процесс, происходящий, например, в ЭВМ какого-нибудь исследовательского института. Но высшим пилотажем считалось забить болт в обшивку орбитальной станции. Говорят, что нашим секторианским ребятам, имеющим космический допуск, это удавалось. Моя задача была куда прозаичнее: обработать родной университет. Ввинтить шурупы без лишнего шума и свидетелей так, чтобы в последствии на прибор не была повешена куртка или наглядная агитация, как это часто случалось у Алены. Транслятор из крестовины должен был захватить максимальный участок. Поэтому шляпку следовало отбить под соответствующим углом, а затем созвониться с офисом, чтобы проверить качество картинки и звука.
Тонкостям этого ремесла меня обучил Володя. Он же научил меня грамотно пить водку, водить машину и "косить" от работы, когда поручения шефа застают в неудобный момент. Володя же дал мне специальную дрель, которая загоняла шурупы в любой материал мгновенно и относительно тихо. Не то чтобы совсем тихо. Со звуком внезапно упавшего стула. Разумеется, дрель не являлась исключительно человеческим достижением, но выглядела стандартно, и закон земного притяжения соблюдала старательно. Не с первой попытки мне удалось поднять ее рукой на нужную высоту. С этим прибором я отправилась на здание. В тот день я впервые почувствовала, что работаю на Секториум.
Забавное словечко, "Секториум", тоже придумал Володя, после того как сам попал сюда на работу. Самым анекдотичным образом из всех возможных. Сначала все увиденное он обозвал Сектой, но Вега, со своей филологической педантичностью, не уловил в этом слове адекватного смысла. Тогда термин был облагорожен суффиксом "ум" с почти буддийским подтекстом. На вопрос: "Кто такой есть Володя?" было принято отвечать: "Марсианин". На вопрос: "Есть ли жизнь на Марсе?" надо было отвечать: "Есть, но крайне неразумная". Они с Адамом оба были "марсианами", и кто из них в большей степени - неизвестно. Ходили слухи, что Володину матушку похищали инопланетяне. Сначала похитили, потом вернули. Эти слухи сам Володя и распускал, в обиде на пропащего отца. Официально на этот счет ничего неизвестно, только за Володей Сидюхиным с давних пор замечено странное свойство: стоит ему залить за кадык что-нибудь крепче кефира, ему всюду начинают мерещиться инопланетяне. В ужасных количествах, полчищами несусветными. Тенденция наметилась еще в юные годы, когда Володя, вместо того, чтобы дергать девочек за косички, запоем читал фантастику и приводил в недоумение друзей рассказами о том, как знакомые гуманоиды катали его по Галактике на летающей "тарелке". Надо сказать, что и в зрелые годы Владимир Леонидович не образумился. Стоило ему заподозрить у собеседника интерес к теме внеземных цивилизаций, да еще под хорошую закуску, он не успокаивался, пока не классифицировал всех инопланетян по происхождению, внешнему облику и роду занятий. Случалось, поведение Володи становилось невыносимым. И его появление в офисе тому свидетельство. Дело было так: Владимир Леонидович Сидюхин ехал с рабочей смены домой в маршрутном такси. Машина остановилась посреди пустыря. Зашли двое мужчин неприметной внешности, не по погоде легко одетые, похожие друг на друга. Поздоровались, передали деньги горстью, не считая, и устроились на заднем сидении. Володя, допустим, тоже не матерится, заходя в общественный транспорт, но здороваться с пассажирами - это уже перебор. Недолго думая, он подсел к незнакомцам. - Я, - говорит, - все понял, но никому не скажу. Какое у вас задание? Вы из Нашей Галактики? Не, ну... в самом деле, мужики, я никогда не ошибаюсь. Произношение у вас правильное, но вы, я извиняюсь, первый раз к нам в командировку... Бедолаги не знали, что если Володя в ударе, отвязаться от него нет никакой возможности ни землянину, ни юпитерианцу, ни пришельцу с далеких Плеяд. Ежели Володе треснуло по мозгам, дело-дрянь. Только давать по морде и спасаться бегством. И судя по тому, что Володина "морда" к моменту нашего знакомства уже имела мятые очертания, пришельцы обнаглели до предела. Допустим, иногда он все-таки ошибался, но после каждого принятого градуса его с новой силой тянуло на контакт. А пил Володя всегда. Пил до Секториума, пил во время... и, даст бог, после... будет жив, - не откажется. Только уже не Индер будет доставать его из запоя. Вполне может случиться так, что по окончании работы на Секториум Владимир Леонидович приобретет статус хронического алкоголика без определенной зарплаты и стабильного местожительства. Почему случай в маршрутке стал достояние истории? Потому что в тот раз Володя попал в самую точку. Ребята действительно оказались неместные, и влетело им от Веги в тот же день с обратным билетом. "Что за подготовка! - ругался шеф. - В первый день, первый встречный алкоголик... Только адреса не назвал!" Алкоголика те ребят притащили на хвосте чуть ни к дверям офиса. Им пришлось покинуть Землю, а Володя остался в качестве консультанта по кадрам. На этом посту он трудился с особенным прилежанием, и, говорят, не один десяток претендентов вернул домой, пока Адам Славабогувич Беспупочный не положил этому конец.
На пороге гаража Адам появился в кожаной "косухе" с шевелюрой до пояса. Представился Вовчику, как Галей-Марсианин, и предложил поправить здоровье текилой, разбавленной топливом марсианского космического корабля, а уж затем укротить норов бешеного сэра "Харлодава", который на дух не выносит сопротивления нижних слоев земной атмосферы. Володя жидкость воспринял, мутным глазом обозрел сэра "Харлодава", признал в нем мистический образ "Харлей-Дэвидсона", не устоял перед соблазном, и, при попытке пересечь звуковой барьер, распечатался на кирпичной будке охранника. Крышу будки снесло ударной волной. Сэра "Харлодава" проще было закрасить, чем отскоблить. Володю мелкими ошметками собрали по округе и свезли в реанимацию. Едва пациент пришел в сознание, как тут же узрел над собой лик Адама. Без долгих церемоний Адам приподнял его за гипсовый воротник и произнес речь, смысл которой можно выразить двумя словами: деньги на бочку. Месяц Володя провел в бегах. Сначала он бегал на костылях по больнице, потом он бегал на карачках по кустам в окрестностях гаражного кооператива. А когда понял, что сил нет терпеть этого ужасного ЧЕЛОВЕКА, явился к шефу просить о помощи. Адам был утвержден в должности секретаря, и, в знак благодарности, проставляется благодетелю по сей день. Кроме того, никто иной, как Адам выхлопотал для Володи место постоянного сотрудника, и тот из эксперта по кадрам превратился в консультанта по местной технике. Секториум от этого не прогадал. Напротив, упростил себе жизнь. Володя обладал не только отменной интуицией, золотыми руками и дружелюбным характером. Он также, в силу своего исключительно пролетарского происхождения и обширных знакомств, имел доступ во все дыры цивилизации. К примеру, свой первый шуруп он завернул в сортире женского туалета локомотивного депо, и ракурс придал соответствующий. Но Вега простил ему эту шалость. Слава богу, Адам к тому времени уже откалывал номера похлеще.