Связь с болфом не появилась ни через месяц, ни через два. И узнать о процессах, происходящих на его борту, возможности не представилось. Суф был уверен, что корабль забрали бонтуанцы и спокоен, потому что знал, рано или поздно он найдет способ вернуть его. За это время он проанализировал миллион вариантов и пришел к единственно возможному: из заповедника на связь Ареала ни в коем случае выходить нельзя -- надо попробовать выбить Перру за контур сферограницы одним шагом КМ-транзита и в случае успеха -- все проблемы решатся элементарно. Но на этот вариант надежды было мало: машину такого класса вывести из галактики новым маршрутом, по его подсчету, можно было лишь за несколько сотен КМ-транзитных ступеней, при том, что перестройка вручную со ступени на ступень занимает не менее суток.
За изучением навигационных схем галактики Суф впадал в медитацию каждый день по несколько часов и, наконец, пришел к окончательному заключению: "Я смогу это сделать в две ступени с минимальным риском, если мы найдем способ усилить внешнюю защиту Перры".
Матлин взбодрился:
-- Ну, так приступай!
-- Для этого мне понадобится следующее...
После долгих перечислений оптимизм сменился отчаянием.
-- Где ж я тебе это возьму? Ты на Земле, приятель, а не в своих мастерских. Вспомни из чего ты их создавал, -- из всего, что стащил в Ареале. Здесь тащить нечего.
Но Суфа это не удручало: часть необходимых компонентов для проекта он выпотрошил из самой Перры, из технических приставок, которые он натолкал в нее еще в ЦИФе и которые неизвестно как оказались совместимыми с ее общей биосистемой. Для контурной защиты требовалось несколько встроенных волновых генераторов, которые Суф взялся сконструировать из того, что было... Проблема заключалась в одной-единственной недостающей мелочи: вакуумной шарообразной барокамеры с пятидесятиметровым диаметром. Причем, не просто вакуумной барокамеры, а, снабженной переменными и регулируемыми радиомагнитными полями с точнейшей тестовой аппаратурой по внешнему контуру.
-- Тебе следует обратиться в НАСА, -- советовал ему Матлин, -- думаю, им будет интересно с тобой сотрудничать.
-- Да, -- соглашался Суф, -- конечно, им есть чему у меня поучиться. И вашим инженерам я мог бы тоже оказаться полезен.
-- Ну, уж нет! У американцев своя космическая программа -- у нас своя.
-- А у меня, своя, -- сердился Суф, -- свалить отсюда... и чем быстрее, тем лучше.
Но время шло, инженерная мысль совершенствовалась и имела тенденцию к компромиссам с возможностями окружающей среды. Соответственно, размеры требуемой барокамеры постепенно уменьшались. Суф придумал способ, как разделить генераторы и испытывать их каждый по очереди в гораздо меньших диапазонах. "Это, конечно, не дело, -- признавался он, -- но выбора нет". В его проекте появилась уйма вспомогательных приспособлений, от которых в квартире Матлина постоянно отключались электроприборы и, несмотря на уверения Суфа, что местная электроэнергия его не интересует, -- счетчик периодически вырубался не только в квартире, но и у соседей. Это приводило Матлина в недоумение. Он лично несколько раз проверял всю проводку в доме и не мог понять, каким образом Суф, нигде ее не нарушив, отсасывает сразу месячную норму электричества трех подъездов.
-- Хорошо, -- соглашался Суф, -- пусть это будет макет барокамеры, пусть хоть три на три метра, пусть не шар, хотя бы кубик -- меня бы это устроило, но тестовая аппаратура должна быть безупречна. Никаких компромиссов. Оплошностей в тестах быть не должно.
Один тестовый прибор Суф все же соорудил. Прибор, улавливающий в радиусе ста метров все, что могло бы пригодиться для дальнейшей работы; и отправился с ним на "бреющем полете" по ночной Москве. То единственное, что более-менее могло пригодиться, нашлось за высоким забором на окраине города в подвале здания, закрытом железными ставнями и плотно завешенном сигнализацией. Транслятор Перры показал ландшафт с приличной высоты и Матлин со всех ног, хватая такси и попутки, ринулся туда, но опоздал. Суф уже закончил ревизию помещения и пришел в отчаяние:
-- Думаю, это учебная лаборатория, -- заключил он, -- ничего подходящего.
Однако маленький металлический ящичек, спрятанный в багажном кармане Перры, Матлин все-таки обнаружил. И его земное, а точнее, краденое происхождение сомнений не вызывало. Но выяснять отношения было не время, да и не место. Суф вскоре сам отказался от затеи разбойных нападений на охраняемые объекты. Для этой цели он даже летал за океан, но существенной разницы не почувствовал.
-- Все это игрушки, -- объяснял он, -- или ты позволишь войти с ними в контакт или пора оставить эту затею.
- - Ни за что! -- топал ногами Матлин. -- Выброси из головы.
Суф действительно оставил эту затею и принялся за другую, гораздо более концептуальную. В результате на Земле появлялся все реже и реже. Матлин с удовольствием избавился от последней улики его вторжения в технический прогресс -- сжег свой старый учебник химии, где Суф бессовестно надругался над таблицей Менделеева, заполнив шариковой ручкой пустые клетки, перевернул ее с ног на голову и продлил рядов на шесть. При этом он не постеснялся дать вновь открытым химическим элементам самые изуверские "имена". В том числе и свое.
Какой идеей Суф заболел на этот раз, Матлин мог только догадываться. Но обвести бонтуанцев вокруг пальца стало для него настоящей идеей фикс, целью научного поиска и смыслом земного существования.
Смысл же земного существования Али Матлину по-прежнему был не ясен. Он действительно хорошо себя вел, настолько хорошо, что разучился играть в азартные игры. Чем зарабатывал себе на жизнь -- не было достоянием гласности ни для широкого, ни для узкого круга его знакомых... Время от времени он одалживался у Матлина и всегда вовремя возвращал долги. Вот только имя Алик к нему не приклеилось. Знакомые называли его Али, имея в виду, что он, вроде бы, какой-то там Александр или... Бог знает, что они имели в виду, но жалоб ни от кого не поступало. При последней встрече Али признался, что обрел "кайф жизни в боли, радости и отчаянии, неведении и надежде, которая есть самый невероятный наркотический экстаз, доступный мало-мальски мыслящему существу . И который не может продолжаться вечно, чтобы не превратиться в хроническое заболевание. Даже человеческая жизнь -- это слишком много, потому что успевает притупить остроту восприятия. Оптимальный вариант -- год-полтора..."
-- Полгода, -- поправлял его Матлин категорическим тоном, -- и ни дня больше.
-- Не волнуйся, -- успокаивал его Али, -- я же обещал, все будет в порядке.
-- В порядке, -- настаивал Матлин, -- по которому живу я. Твои собственные порядки не должны иметь к Земле никакого отношения.
Но, до абсолютного душевного покоя было слишком далеко, и нынешнее земное бытие все чаще напоминало Матлину дом на спящем вулкане.
Али исчезал надолго: где-то снимал квартиру и приходил к Матлину посплетничать о своих новых соседях; собирался предпринять путешествие в Африку на пароходе -- от самолета его тошнило и он чертовски боялся высоты. Под эту авантюру одолжил у своих знакомых всю имеющуюся наличность. Через неделю вернулся счастливый и черный как негр, отдавать долги и одаривать своих кредиторов африканскими сувенирами -- гравированными металлическими пирамидками с египетским песком внутри -- и у Матлина заныло сердце по Аритабору. В первый раз он ощутил почти физическое притяжение к этому песчаному монстру, как будто там прошли счастливейшие годы его жизни. Али еще куда-то собирался... Москва была для него чем-то вроде прики, центра координат, где ему не сиделось на месте и откуда его тянуло во все стороны горизонта, соблюдая отмеренный ему диаметр Земли. Всего один раз Матлин позволил себе отлучку дальше , чем этот заповедный "диаметр", но предусмотрительно сделал это глубокой ночью, уверенный в том, что Али в Москве, а не на Американском континенте. Впрочем, если б Али последовал за ним, Матлину было бы только спокойнее. Все было хорошо, подозрительно хорошо, просто не в меру хорошо, но все-таки Матлин ждал пробуждения вулкана, чтобы понять, кто же он сам -- безобидный авантюрист или не прошедший тесты генератор роковых ошибок... особой мощности.
Одну из таких ошибок он вычислил скоро. Как только перестал, как одержимый, гоняться за Суфом и приобщился к нормальному житейскому распорядку дня с долгими вечерами у телевизора. Каждый вечер его телефон прозванивался неизвестным звонарем, который даже не дышал в трубку. Но едва уловимые звуки кухонной радиоточки и текущей из крана воды дали понять, что звонарь один и тот же, инкогнито настроенный и чрезвычайно упрямый.
Эту проблему Матлин решил, не прибегая к помощи внеземных технических достижений. Он одолжил телефон с определителем номера и в тот же вечер звонарь попался с поличным.
-- Наташка? -- только успел он крикнуть в трубку, как связь оборвалась. -- Ну и катись... -- решил он про себя, но, полежав и пораскинув мозгами, набрал ее номер.
-- Натальи нету дома, -- железным тоном сообщила ее бабушка. -- Кто звонит и чего ей передать?
Наталья объявилась сама. Сколько сомнений и терзаний ей это стоило -- можно было только догадываться. Но все оказалось гораздо прозаичнее, чем Матлин мог себе вообразить, пока она добиралась к нему в набитом метро и насквозь промерзших автобусах. Она осмотрела пустую комнату, не раздеваясь, прошла на кухню и уселась на табурет.
-- Где он?
-- Кто? -- не понял Матлин.
-- Как будто ты не понимаешь, о ком идет речь! Он что, прячется от меня? Зачем? Неужели нельзя все обсудить спокойно? Мы же взрослые люди.
-- Али? Я давно его не видел.
-- О, Господи, -- вздохнула Наташка, -- у тебя есть что-нибудь выпить? Хоть водки, хоть чего-нибудь...
Опрокинув полстакана подвыветрившегося "Абсолюта" и закусив корочкой хлеба, она окончательно оттаяла и разревелась.
-- Феликс, что он за человек? Я не понимаю. Все было так хорошо... так замечательно и он исчез, не сказав ни слова, будто мы в один момент стали чужими людьми. Или я его чем-то обидела?
-- Что у вас было?
-- С каких пор тебя стало это волновать?
-- С того момента, как я привез его сюда, меня волнует каждая дурочка, которая позволит себе в него влюбиться.
-- Феликс, спаси меня! Я все понимаю. Я знаю, кто он и какой; и чем это должно было закончиться, я тоже знала. Но теперь, когда он исчез... Я не могу... Я не знаю, что мне делать? Так ведь тоже нельзя -- все хорошо, хорошо, а потом, ни с того ни с сего: "извини, девочка, я тебе не пара, мы не сможем быть вместе".
-- Он действительно так сказал?
Наташа уткнулась лицом в рукав своей дубленки и тихонько завыла.
-- Поздравляю, -- торжественно произнес Матлин. -- Ты стала свидетельницей эпохального события. Первый раз в жизни он сказал правду. Вы действительно не пара. А теперь выпей еще, порыдай, как следует, и постарайся найти себе нового любовника.
Наташа потребовала еще полстакана и проглотила его пополам со слезами. Только после этого Матлину удалось снять с нее верхнюю одежду, и его кухня перестала напоминать вокзал разбитых надежд.
-- Я и без тебя знаю, что мы не пара. В Питер я с ним не поеду, а здесь -- мне и без него тошно. Куда нам деваться? Ставить еще одну раскладушку в бабулиной комнате? Скоро братец из армии вернется -- совсем весело будет. А твой Али -- просто придурок. Ты же знаешь, мне всегда нравились придурки. Не нагулялся еще мальчик. Феликс, ты должен мне кое-что о нем рассказать. Так, по старой дружбе, между нами... конечно.
По спине Феликса пробежали мурашки, но Наталья была достаточно пьяна, чтобы не обратить внимания на неестественно долгую паузу в разговоре.
-- Что именно?
-- Все. Все, чего я о нем не знаю. С первого дня вашего знакомства. Я хочу понять, кто он такой.
Матлин пожал плечами.
-- Мужик как мужик, да тебе виднее...
-- Это не человек, -- обрубила она его и затянулась сигаретой. -- Это что угодно, только не человек. Я никогда бы не решилась сказать об этом, но теперь, когда он бросил меня, мне все равно. В человека я влюбиться уже не смогу. Он сам во всем виноват, а тебе я почему-то доверяю.
Матлин, неожиданно для себя, сполз со стула и оказался на коленях перед заплаканной обманутой женщиной.
-- Наташка, давай договоримся: ты расскажешь мне все, что заметила за ним "нечеловеческого", а потом я обещаю, что отвечу на любые твои вопросы.
Наташка вытерла сопли и вопросительно уставилась на Матлина.
-- Это что, настолько серьезно? -- переспросила она.
-- Очень, очень серьезно.
-- Хорошо, только поклянись...
-- Клянусь.
-- ... что никто об этом не узнает.
-- Клянусь, что от меня он ничего не узнает...
-- И никто...
-- И никто от меня ничего не узнает.
Она докурила сигарету и тут же потащила из пачки следующую, а Матлин так и застыл пред ней пучеглазым изваянием, стараясь припомнить, водилось ли за Наташкой душеспасительное свойство приврать, ну хотя бы немного преувеличить, пофантазировать, приукрасить... -- но так и не вспомнил.
-- Он пришел ко мне на следующий день после твоего дня рождения с огромным букетом роз. Мне в жизни никто не дарил таких букетов. Я растерялась, даже не знала, как себя вести. Только почувствовала, что мне предстоит пережить нечто глобальное... не знаю, как это объяснить... Все было очень неожиданно. Знаешь, мне уже прилично... Я на три года старше его, но все было так, как будто со мной это впервые. Мы гуляли, как школьники, всю ночь. Собственно, в этот день ничего особенного не произошло.
-- А потом?
-- В первый раз я это заметила через пару дней, в такую же ночь. Было очень ясное небо. Он показывал Венеру, нес какую-то чепуху про летающего дракона из какого-то созвездия, который после его смерти прилетит на Землю, чтобы похитить мальчика... Я толком не помню. Мне было хорошо с ним, о чем бы он ни болтал. А когда мне слишком хорошо -- я всегда что-нибудь ляпну, вроде того, что хорошо бы и нам дождаться каких-нибудь драконов и полететь с ними к тому самому дурацкому созвездию. Как ты думаешь, как должен реагировать на это нормальный человек? Как бы отреагировал ты?
-- Погладил бы тебя по головке...
-- Я была в шоке от его реакции. Он испугался. Представь себе. Он сразу замолчал, но я почувствовала его испуг. Физически почувствовала. Он весь будто сжался, побледнел... От чего это, Матлин? Как будто не тебя, а его похитили инопланетяне.
-- Может, он немножко того...
-- И я так подумала. Ни фига! Сколько раз я его провоцировала дурацкими вопросами -- он нормальнее нас с тобой, а главное -- гораздо умнее, чем хочет казаться.
-- Ты же не психиатр.
-- Послушай, у него уникальная интуиция, потрясающая память. Мне кажется, ему намного больше лет, чем он говорит. Просто он чувствовал, что мне нравятся взбалмошные мальчишки, и хотел казаться таким. Я спросила, что для него самое главное в жизни? Знаешь, что он ответил? "Чтобы мне верили". И все? "А больше ничего и не надо -- все остальное у меня есть".
-- Положим, для хронических врунов это действительно важно. Что ж в этом особенного?
-- Он всю жизнь искал человека, который ему поверит, и я верила ему, подлецу! Я перестала даже пытаться отличить правду от лжи. Я позволяла ему все. Но то, что я знаю о нем, это очень мало, почти ничего.
-- Что же ты о нем знаешь?
-- Например, то, что ты ему очень нравишься, несмотря на то, что избегаешь его. А с твоей Аннушкой у тебя ничего не получится, потому что она тебя не любит... и ты ее тоже.
-- Так. Приплыли. Что этот сердцеед способен понимать в любви?
-- Кое-что. Он говорит, что это тайм-аут. В смысле, тайм-аут в жизни двух существ, которых природа заставляет привыкнуть друг к другу и перед этим дает время слепого влечения, позволяющее не видеть в партнере недостатков. Логично? Это адаптация к будущей совместной жизни, продолжению рода... -- Наташа объясняла эту теорему при помощи замысловатых жестов и готова была снова разрыдаться над своей провалившейся адаптацией.
-- Какой бред! И после этого ты могла с ним...
-- Мне ни с кем еще не было так хорошо, -- завыла она. -- И не будет.
От ее слез и ощущения собственного бессилия Матлина бросило в ярость.
-- Ну, хочешь, я набью ему морду?
-- Ты найди его, Феликс, я сама ему морду набью. Мне терять нечего.
-- Не говори ерунды, -- Матлин выплеснул в ее стакан остатки "Абсолюта", и она с отвращением ухватилась за него, как за порцию яда, способного решить сразу все проблемы.
-- Я спросила, действительно ли он инопланетянин, как ты сказал?
-- Не правда. Я не говорил, что он инопланетянин. Я сказал, что он хуже...
-- И он сказал "нет".
-- Чистая правда.
-- Он сказал, что ты не считаешь его человеком.
-- Так оно и есть.
-- Тогда кто он?
-- Ты не догадалась спросить его об этом сама?
-- Догадалась. Он сказал "не знаю".
-- Тогда откуда ж мне знать?
-- Еще такая деталь: он никогда не позволяет смотреть на себя спящего. Как ты думаешь, почему?
-- Ну, -- замялся Матлин, -- я могу его понять. Спящий мужчина -- это не зрелищно.
-- Ничего подобного. Зрелища тут совершенно ни при чем. Хотя однажды было такое зрелище...
-- 16-го декабря, ночью? Ты была с ним?
-- Откуда ты знаешь?
-- Он исчез с любовного ложа? Ну, расскажи.
-- Почти... Я проснулась ночью, а он -- не дышит и... светится весь, как будто его фосфором натерли. Я перепугалась, трясу его, кричу, а он не реагирует. Проснулась Верка, мы у нее ночевали. Она медсестра. Пощупала его пульс, посветила в зрачки. "Все, -- говорит, -- он мертв". Я чуть с ума не сошла. Когда приехала скорая, он очухался, сказал, что все в порядке, и ушел. Меня колотило неделю, а когда все успокоилось, Верка сказала интересную вещь: он пришел в себя, а пульс так и не появился.
-- Плохо щупала.
-- Нет. Верка -- баба серьезная, она не будет паниковать из-за ерунды.
-- И после этого ты продолжаешь с ним спать?
-- Я хочу знать, кто он, где он и что с ним?
-- Первое ты вряд ли узнаешь. Второе мы спросим, когда он объявится. А вот что я действительно желал бы знать в первую очередь -- это что он здесь делает, зачем ему понадобилась ты и не пора ли ему убраться домой.
-- Где он живет?
-- Понятия не имею.
-- Ты обещал мне рассказать что-то об инопланетянах или ты был слишком пьян? Я читала кое-что о похищениях и если все это так, как я понимаю, все довольно логично: он был похищен и помнит все, что там произошло.
-- Н...не знаю.
-- Феликс, ты обещал мне все рассказать.
-- Хорошо. Он не был никем похищен.
-- Сколько ему лет?
-- Понятия не имею, даже представить себе не могу.
-- Ты опять издеваешься?
-- Пойми, дурочка, я давно перестал издеваться. Если ты мне не веришь, лучше не спрашивай.
-- Он ведь не из Питера?
-- Нет, конечно.
-- А откуда?
-- Не знаю.
-- Кто он по образованию?
-- Думаю, что образование ему без надобности.
-- А чем занимается? Кем работает?
-- ?
-- Он кем-нибудь когда-нибудь работал? Назови мне хоть что-нибудь из его занятий. Ты же лучше знаешь его, Феликс.
-- Н...ну, в мою бытность он был неплохим навигатором.
Наташкин "детектор лжи" зашкалило.
-- Каким еще навигатором? На флоте?
-- Да, это можно назвать флотом. Разве он не рассказывал?
Матлин поймал ее взгляд, прямой, нокаутирующий и ставший в один момент абсолютно трезвым. "Чертов придурок, -- подумал он про себя, -- ты б хотя бы предупредил, в какую сторону врать, а теперь выкручивайся сам, как хочешь".
-- Что это за флот?
-- Флот как флот.
-- Балтийский?
-- Ну, не то чтоб совсем Балтийский...
Но Наташа не унималась:
-- Может, Черноморский краснознаменный?
-- М...может он, конечно, и краснознаменный. Кажется, тот, что курсирует до Африки и обратно.
-- Ага, -- согласилась она, -- скорее всего Средиземноморский краснознаменный. Так я и думала.
-- Да, это именно то, что ты думала, и хватит меня пытать. Я пока что не соврал ни слова.
-- Знаю, -- она поднялась с табуретки и направилась к прихожей. -- А ты у них кто? Бортинженер? "Два косяка летающих тарелок... Над мокрой территорией страны..." -- пропела она и сорвала с вешалки свою дубленку.
-- Я у них груз, -- объяснил Матлин, -- правда, не скажу, что очень ценный...
-- Вот теперь верю, -- согласилась Наташа и вернулась, чтобы чмокнуть его в небритую щеку, -- спасибо за откровенность, Матюша, все с тобой ясно. И вообще, со всеми все теперь ясно.
В прихожей она сделала несколько попыток попасть правой ногой в левый сапог и когда, наконец, ей это удалось, Матлин не выдержал:
-- Стой, никуда ты просто так не уйдешь, -- он вытащил из наручных часов жучок-передатчик Перры, -- Суф, где бы ты ни был, ты нужен мне здесь, срочно.
Он схватил Наташку за руку и потащил в комнату, но она не придумала ничего умнее, чем усесться на пол и упереться ногами в дверной косяк.
-- Пусти!
-- Подожди, дурочка, три минуты подожди.
-- Вы меня достали! Ненавижу вас всех! Козлы! Придурки! Детки великовозрастные! Прекрати меня лапать, я не собираюсь с тобой спать!
-- Кто здесь собирается с тобой спать, нимфоманка чокнутая?
Они тузились с переменным успехом, с бесполезными уговорами и истерическими воплями, пока Наташка не замолчала и не застыла с шарфом в руке, которым только что отбивалась от Матлина. В глубине коридора возвышалась фигура Суфа.
-- Что тебе ясно? -- кричал Матлин. -- Что тебе может быть ясно, если даже я не понимаю, что происходит! Суф, объясни девушке, кто такой Али.
Суф был неожиданно лаконичен:
-- Мадиста, кто же еще...
-- А теперь объясни, что такое мадиста.
-- Я не очень хорошо говорю...
-- Ради Бога, Суф, скажи, как сможешь. Может быть, тебе она поверит.
-- Это, видишь ли, такая штука... -- начал он объяснять сидящей на полу девушке, которая больше походила на гипсовую статую, -- штука, с которой лучше не связываться... если есть такая возможность...
-- Все понятно? -- переспросил Матлин, пытаясь поставить "статую" на ноги, но ноги не слушались, а взгляд не отрывался от вновь прибывшего гуманоида. -- Ах, да! Я забыл вас представить: Наташа, моя институтская подруга. А это Суф, навигатор и инопланетянин, между прочим.
-- Это я и без тебя вижу, -- пробормотала Наташа. -- Можно, Феликс, я лучше сяду?
-- Ты не хочешь прилично поздороваться с Суфом?
Наташа, на гнущихся невпопад ногах приблизилась к Суфу и изобразила нечто среднее между поклоном и попыткой споткнуться.
-- Добро пожаловать на Землю, Суф. Рада познакомиться.
Они еще долго и задумчиво глядели друг другу в глаза, пока Матлин не толкнул в бок Суфа:
-- А ты не хочешь прилично поздороваться?
-- Спасибо, -- ответил Суф, -- только ваша Земля мне уже...
-- Стоп, -- оборвал его Матлин, -- эта лексика для внутреннего употребления, к дамам отношения не имеет.
-- Вот это да! -- выдавила из себя Наташка и протиснулась на кухню, чтобы снова занять свой любимый табурет. -- Чем ты меня напоил, Феликс? Что-то мне нехорошо.
-- Надо выпить еще, и тогда вырвет, -- проявил сообразительность Суф и занюхал горлышко пустой бутылки. -- Фу, я бы уже сдох от такого пойла. Чем ты поил даму, Феликс?
Наташу опять приморозило взглядом к Суфу. Стоило ему сделать шаг в ее сторону -- она сжалась, как напуганный ребенок. Но Матлин предусмотрительно встал между ними.
-- Хочешь, я тебе про него анекдот расскажу?
-- Про Суфа?
-- Представь себе, идем мы с ним вечером мимо гастронома...
-- Ладно тебе... -- смутился Суф.
-- А ты не слушай, уйди в комнату. Музыку себе поставь. Так вот, идем мы мимо гастронома -- ханурик стоит. А Суф был в своей шапочке закрытой, с козырьком... Только без бумбона. Бумбон мы отрезали, чтоб он не был похож на идиота. Ну, такой, знаешь, только глаза торчат? Я ханурика не видел и оставил Суфа на пять минут, а ханурик к нему подваливает и говорит: "Слышь, мужик, открывашка есть?" А мой Суф откуда знает, что такое "открывашка"? "Ну, ножик, -- говорит, -- какой-нибудь или ключи?" Суф проанализировал все три понятия на предмет здравого смысла и тем более ничего не понял: "Ты, -- говорит, -- объясни, что это такое, может быть, и есть". А ханурик ему : "Ты что, мужик, иностранец?" "Нет, -- отвечает Суф, -- инопланетянин". "Ага, -- говорит ханурик, -- а я Жириновский, приятно познакомиться". А моему Суфу откуда знать, что такое "Жириновский"? Он только кино смотрит и музыку слушает, на политику у него чувства юмора не хватает. "Очень приятно познакомиться, -- говорит, -- товарищ Жириновский". Они для него почему-то все товарищи, понравилось ему это слово. Ханурик говорит: "Ха! Действительно инопланетянин". И давай приставать к нему: с какой планеты, то, се... Суф разозлился: "Ты, -- говорит, -- товарищ Жириновский, в телескоп хоть раз глядел, чтобы разбираться, кто с какой планеты? Так вот, все равно ты ее не увидишь. И вали отсюда, не засоряй порожняком парковочные шахты". Короче, когда я вышел из магазина, там уже собирался митинг. Насилу его утащил.
Наташа улыбнулась.
-- Так что, имей в виду. Скоро он "оземленеет" окончательно, перестанет отличаться от местных аборигенов, и уши у него будут расти, как положено.
Она оглянулась на Суфа, будто прикидывая, как он будет смотреться с человеческими ушами.
-- Кататься полетим? -- предложил ей Матлин.
-- На летающей тарелке?
-- На летающем прянике. Суф, ты сможешь вскрыть Перру под окном, чтобы не облучать ее...
-- Только быстрее пошевеливайтесь, -- оживился Суф и постучал по запястью, где у землян находились наручные часы, -- я, кажется, видел кое-что интересное.
Они распечатали заклеенное на зиму окно. Суф шагнул вниз и исчез, а Наташка истерически завизжала, когда Матлин потащил ее к подоконнику.
-- Болван! -- прокричал ему Суф. -- Она же не видит... Возьми ее на руки.
Услышав в полутора метрах от себя голос Суфа, растворившегося над улицей между первым и вторым этажами, Наташа немного успокоилась, а когда из-под невидимого защитного экрана высунулась перчатка и схватила ее за руку -- даже не оказала сопротивление. Через несколько минут они уже выходили в стратосферу.
-- Ой, не так быстро, -- вопила Наташка, -- я ничего не успеваю разглядеть. Меня еще никто так высоко не поднимал...
-- Где ты их видел?
-- Над океаном, -- махнул рукой Суф. -- Атлантическим. Что-то похожее на твои журнальные снимки. Несколько штук. Ушли под воду.
-- Ты за границей была? -- обернулся Матлин к Наташе.
-- В Болгарии, а что?
-- Пролетаем Европу. Суф, дай ей увеличитель ландшафта. Пусть любуется.
Пока Наташа разобралась, что к чему, куда глядеть и за что дергать, Европа уже миновала и "пряник" пошел кругами над океаном, снижаясь и гася скорость, чтобы не пользоваться мгновенным тормозом. Этот трюк Матлин категорически запретил машине еще в павильоне ЦИФа, несмотря на то, что естественная инерция внутри салона гасилась начисто. Но инерция психики давала порой очень неожиданные последствия.
-- А под водой ты когда-нибудь плавала?
-- Только в бассейне. Ой, мальчики, вы плывите, куда вам надо. Мне все по кайфу.
Они врезались в океан, прошли до самого дна и остановились. Купол Перры спроецировал внешнюю панораму, на которой отчетливо обозначился край подземной шахты, подобной тем, что принимают корабли в технопарк. В этот момент Матлин осознал всю мудрость житейской истины: "женщина на корабле -- к несчастью", даже если несчастья в принципе исключены. Более того, женщина сама по себе, по всей своей сути есть олицетворение несчастья, даже если она не собирается его олицетворять...
-- Что это было ?
Суф вывел на диараму запись, где три светящиеся капсулы, каждая размером с цистерну, зависнув одна над другой, медленно опустились в воду. Записывающая "муха", погружавшаяся параллельно им, зафиксировала их потемнение и мгновенное исчезновение над жерлом шахты.
-- Ареал? Как это? Не может быть? -- удивился Матлин.
-- Как видишь, может, -- подтвердил Суф. -- Я и предположить не мог... и искать не пытался. Строить шахтоприемники в живой фактуре! Ну, подлецы! Фактура -- это же святое. Знаешь что, -- обратился он к Матлину, -- если это работающий отсек -- нам отсюда пора... -- и он, пренебрегая всеми страховочными для человека приспособлениями, заломил крутую параболу со дна Атлантического океана в сторону Москвы.