-- Вы хоть раз в жизни пользовались биокорректором? -- спросил Бахаут. -- Нет, Мидиан, поймите меня правильно. Я не к тому, чтобы усомниться в вашем интеллектуальном достатке. Но человек, собирающийся в экспедицию с перспективой высадки на необитаемые планеты, должен хотя бы раз, из чистого любопытства, притронуться к панели костюма. Взгляните, кислородное обеспечение такое, словно вы приготовились к летаргическому сну. Вам доставляет удовольствие падать в обморок от малейшего стресса?
Мидиан приоткрыл глаза и ослеп от света.
-- Нет, я не к тому, чтобы пересмотреть ваши исследовательские методы. Может быть, в таком состоянии легче идти на контакт. Тогда не облачайтесь в защиту. Только распугаете аборигенов.
Еще одна попытка открыть глаза увенчалась тем же печальным результатом. В потоке ядовитого луча он не видел ничего, только представлял себе фигуру биолога за панелями медицинских приборов и себя, раздавленного, униженного, втоптанного в песок.
-- Да накиньте же вы маску в конце концов, -- рассердился Бахаут, -- что за беспомощность, я не понимаю? Ведете себя как дикарь.
-- Я ничего не вижу, -- пожаловался Мидиан.
-- Это неудивительно. Удивительно то, что вы до сих пор не в коме.
-- С первым контактом вас, командир, -- поздравил его голос профессора. По тону невозможно было понять, есть ли это искреннее поздравление или циничное издевательство. Потянувшись к маске, Мидиан обжег палец и решил, что это самая вопиющая месть титулованных ученых особ за то, что участь первого контакта выпала не в их честь.
-- Ваши перчатки, -- объяснил профессор, -- лежат на столе Бахаута. Поэтому не размахивайте руками вслепую. Давайте-ка я помогу вам встать.
Не дожидаясь помощи, Мидиан скатился со стола и обнаружил, что биолог занят вовсе не его персоной. Перчатки были срезаны с его запястий, ровным слоем размазаны по панели индикатора и подвергнуты изучению всеми способами, доступными современной биологии.
-- Что? -- спросил Мидиан, пробираясь к Бахауту через нагромождения пустых контейнеров.
-- Надо было сразу консервировать, -- объяснил Эф, -- вы же видели, как программируется биостанция. Пробы, взятые в ураган, должны быть немедленно помещены в камеру нейтрализатора, иначе какой в них толк?
-- На диске могла быть слюна с кошачьих зубов. Мальчик брал его голыми руками. Неужели ничего не осталось?
-- Вам прихватить бы сам диск, -- вздыхал биолог, -- здесь, дружище, сплошной альбианский песок. Тот самый вездесущий песок, от которого я не могу очистить салон вашей машины. Песок, песок, ничего, кроме песка... -- Он крутил микроскоп, вгрызался лучом пинцета в мякоть рукавичной материи, мочил ее и жег растворами, тряс в вакуумной камере в надежде отыскать хоть одну незнакомую былинку. Все это напоминало даже не издевательство, а явное проявление недоверия к тому, что Мидиан видел и слышал, находясь в здравом рассудке.
-- Между прочим, -- утешал его профессор, -- ваша экспедиция уже заслуживает внимания Ученого совета. Даже если разумные формы не проявят себя, считайте, что уже имеете исследовательский допуск в Мигратории. По возвращении на Пампирон я обещаю вам самую серьезную поддержку Совета. Вы себе не представляете, какие это перспективы...
-- Да что вы говорите, -- отмахнулся Мидиан.
-- Он имеет в виду пробы грунта, -- объяснил биолог. -- Во время урагана они отличаются химическим составом. На этой почве у профессора обострилась звездная болезнь. Ведь до нас подобного явления природы никто не наблюдал.
-- Смотрите-ка сюда, смотрите, -- профессор приподнял над столом коробку с глыбой слоистого камня. - Похоже, что когда-то это было стопкой листов, раскатанных из травянистых волокон.
Каменная плитка опрокинулась набок, и крошки посыпались на пол.
-- Это? -- Мидиан не поверил глазам.
-- Да, да, -- уверял профессор. -- Порядка триллиарда лет тому... По самым примерным подсчетам. Это действительно папирус, растительная основа, вполне пригодная для листового письма.
-- Может быть, нам удастся считать информацию? -- предположил Мидиан. -- Если точно просканировать пласты...
-- Можно подумать, мы тут отдыхали... -- удивился профессор. -- Бесполезная работа, уверяю вас. Как ни сканируй -- сплошная серая масса. Переройте все альбианские камни. Если найдете хотя бы тень графического узора, я тотчас же с удовольствием сниму информацию.
-- Согласно вашей теории, -- настаивал Мидиан, -- исчезнувшая информация обязана оставить след в ментасфере. Разве не вы учили студентов, что лучший способ записать что-либо в природные инфоносители -- это уничтожить оригинал.
-- К сожалению, эта коллекция камней уже не несет информации.
-- Тогда самое время заняться ментасферой.
-- Вы не хуже меня знаете, любезный, что альбианская ментасфера нейтральна.
-- Она не может быть нейтральной. Скажите проще, профессор, вы не способны подобрать к ней ключ.
-- Это слишком сложная тема для дискуссии, -- обиделся Эф. -- Вы не понимаете сути явления, а пытаетесь разбираться в деталях. Но что самое позорное для молодого ученого, вы осмеливаетесь делать однозначные выводы.
-- Я следую вашей логике, профессор.
-- Вы отвратительно усвоили логику моего предмета...
-- Есть! -- воскликнул Бахаут и дождался абсолютной тишины. -- Окаменелые древесные выделения. Диск, побывавший у вас в руках, Мидиан, янтарный. Значит, ураганный анализ грунта -- не фикция. Здесь была биосфера. Дорогие мои спорщики, это значит, что ваши "разумные формы" никуда не денутся... когда-нибудь попадутся.

После полного витка по орбите Мидиан зафиксировал корабль над тем же местом, где два раза подряд его застал ураган. Он отправился вниз, оставив пампиронских интеллектуалов на борту рыться в окаменелых библионах. Рассвет наползал на гладкий песок. Ни пылинки, ни ветерка. Он прошел по волнистому грунту и взял пробы там, где, по его мнению, должна была ступать босая нога мальчика. Но вскоре вытряхнул песок обратно.
-- Ладо! -- крикнул он в пустоту, но только усталый голос Бахаута отозвался в динамике шлема.
-- Вы меня напугали. Будьте любезны, Мидиан, если вам приспичит еще раз истошно завопить, приглушите громкость.
-- А еще лучше, возвращайтесь к нам, -- добавил Эф. -- Они не появятся раньше бури. Не пристало солидному астроному без толку топтать грунт.

"Он прав, -- думал Мидиан, -- я веду себя как школьник", но о возвращении на корабль и слышать не хотел. Пустыня завлекала и привораживала. Ноги упрямо шли на юг. Сутки Мидиан не знал ни отдыха, ни сна, а вернувшись к скале, основал лагерь. Надул шатер на открытом месте, занес туда бытовую утварь, установил антенну, отправил на орбиту машину и попросил Бахаута принять ее в гараже. Но вскоре уже пожалел об этом, потому что машина вернулась обратно с новыми контейнерами для проб и Эфом, в качестве сопровождающего курьера со строжайшим указанием не прикасаться к маневровым рычагам. Всю дорогу профессор боролся с соблазном. Чувство самосохранения возобладало. Но, едва ступив на песок, он тут же позволил себе выплеснуть накопившееся недовольство. Его ученое достоинство раздражало буквально все: начиная с манеры Мидиана программировать полеты и кончая местом, выбранным для установки шатра.
-- Вы думаете, я не хочу иметь дело с ментасферной информацией? -- возмущался профессор. -- Милый мой, это вам не шифрованные письмена дикарей. Вы не представляете всю сложность и тонкость, наконец, опасность такой работы. Это Бахаут убедил вас в том, что я пойду на любую низость ради сохранения репутации. Вы обижаетесь, торопите меня, а я рискую сделать ошибку, на исправление которой не хватит никаких ресурсов. Ментасферная информатека -- это не бортовой архив. Здесь односторонний контакт чреват... Мы должны ждать.
-- Будем ждать, -- соглашался Мидиан.
-- Ваши контактеры фантомны и ведут себя подчеркнуто нейтрально. Они должны сделать осознанный шаг.
-- Если вы так считаете...
-- Молодой человек, -- профессор побледнел от досады, -- если б вы только знали, если б вы только могли представить, что я думаю о вас, о вашей экспедиции и о том, что ожидает нас при самой благополучной развязке, вы не вели бы себя так вызывающе равнодушно. -- Он направился к машине, а Мидиан, как последний подхалим, выдвинул перед ним ступеньку трапа, чего прежде не делал никогда, даже для самых уважаемых пассажиров. -- И вот что я вам скажу, -- добавил профессор, -- как можно реже пользуйтесь радиосвязью. Только в самых исключительных обстоятельствах.
"Лети, лети", -- думал Мидиан. В эти сутки он ждал урагана, и присутствие Эфа в лагере не стимулировало его исследовательский азарт. Сейчас его голова была занята совершенно другими вещами. Второй ураган был на минуту короче. Если эта тенденция сохранится, планета утихнет, и фантомные твари перестанут являться на поверхности. К тому времени, как экспедиция достигнет Пампирона и соберет, с позволения Совета, целый караван исследовательских платформ, здесь нечего будет делать. Это были те ресурсы, которые Мидиан боялся потерять больше всего прочего. До следующего ухода Альбы в циклический провал он мог не дожить. А цивилизация, которой небезразлично собственное происхождение, могла не дождаться выхода планеты из провала.

Ураган застал его сидящим на пороге шатра. Вихри песка поднимались с южной стороны. Воздух гудел и свистел, осыпая искрами защиту комбинезона. Ноги погружались в песок, и Мидиан не предпринимал усилий, чтобы вытянуть их на поверхность.
-- Дядя Мидиан? -- услышал он детский голос, и рука мальчика коснулась его плеча. -- Ты задумался? Извини.
Забытье прошло вмиг, словно он не дремал и не грезил наяву, только вдруг удивился, что раздулся шатер. Стал похож на шар, готовый лопнуть от прикосновения. Уровень песка поднялся до колена, и Мидиан не сразу смог встать на ноги, чтобы поприветствовать мальчика.
-- Ты не видел здесь мяч?
-- Мяч? -- Удивился Мидиан.
-- Да, плоский, тяжелый мяч. Не могу найти.
-- Я отдал его тебе.
-- Все правильно, -- согласился Ладо, -- но когда ты упал, я так разволновался, что совершенно не помню, куда его положил. Это была наша любимая игрушка. Представляешь, как теперь расстроится Макролиус?
-- Твой желтоглазый кот?
-- Макролиус не кот. Он пантер. Таким он вышел из урагана. С этим ничего не поделаешь. Он очень извиняется за то, что испугал тебя.
Мидиан опустил на маску противотуманный бинокль и огляделся, но не то что мяча, даже поверхности грунта невозможно было четко различить в песчаном катаклизме. Мальчик же стоял совсем близко, прикрывая ладошкой глаза.
-- Ты не боишься гулять во время урагана? -- спросил он с озабоченностью воспитателя.
-- Разве это ураган? -- улыбнулся Ладо. -- Это не ураган совсем. Ты, дядя Мидиан, не видел здесь настоящего урагана.
-- И все-таки при ясной погоде мы бы вмиг нашли твою игрушку.
-- При ясной погоде, -- важно произнес мальчик, -- надо сидеть дома. Папа сказал, что при чистом небе нас легко увидят пришельцы.
-- Где же твой папа?
-- Там, -- он махнул рукой куда-то на юг.
-- Ты можешь нас познакомить?
-- Могу, но папа очень рассердится, когда узнает, что я потерял мяч. Он не разрешает выносить его из дома, и я пообещал...
-- Постой, скажи мне, малыш, почему вас не должны увидеть пришельцы?
Ладо примолк.
-- Кто они такие? Почему вы прячетесь?
Ладо прикусил губу и отвернулся.
-- Ты боишься их, поэтому разгуливаешь один по пустыне в такую погоду?
-- Я не один. Со мной Макролиус.
Мидиан вспомнил зубы Макролиуса и принял довод.
-- Допустим... Как ты думаешь, кто я такой? Может, я и есть тот самый пришелец.
-- Нет, пришельцы там, -- мальчик указал в сторону неба, -- летают и смотрят вниз.
-- Я тоже иногда летаю и смотрю вниз, но это не значит, что ты должен меня бояться.
-- Ты? -- удивился Ладо. -- А где твои крылья?
-- У меня есть кое-что поинтереснее крыльев. Хочешь, покажу?
-- Хочу.
-- А заодно познакомлю тебя со своими друзьями.
-- Давай.
Мидиан нырнул под полог шатра, чтобы завывания ветра не искажали информации, которой и так едва ли можно было верить.
-- Эф! Бахаут! Если хотите видеть живого альбианина, надо встать на грунт до конца урагана. Используйте скоростной режим. Быстрее, прошу вас.
Мальчик, к удивлению, не кинулся убегать. Напротив, зашел без спросу внутрь шатра, напичканного оборудованием, словно это была родная пещера. В наушнике не прозвучало ни одного внятного слова. Только беспорядочная возня, из которой Мидиан время от времени извлекал смысл: вот они ринулись к лифту в гаражный отсек, вот они застряли в капсуле, потому что забыли стабилизировать станцию, вот бортовой компьютер разблокировал выход. Сейчас они будут в суматохе вспоминать, что надо сделать, потом Бахаут догадается вернуться в навигаторскую. Секунды, минуты, вечность, когда маленький абориген стоит рядом с ним и щупает пальцем крепление антенны.
-- Когда прояснится небо, ночью, я покажу тебе звезду - корабль, на котором я прилетел сюда.
-- Нет, -- ответил Ладо, -- мне надо вернуться домой до чистого неба. Иначе папа больше никогда не пустит нас в пески. Еще он допросит Макролиуса и тот расскажет, что видел пришельца.
-- Кто твой папа?
-- Так... альбианин.
-- Об этом я мог бы догадаться. Чем занимается альбианин, кроме того, что запрещает тебе гулять?
-- Чаще всего он спит. Дядя Мидиан, я должен обязательно найти мяч. Папа огорчится, когда узнает.
-- Не беспокойся об этом, лучше скажи, кроме тебя и папы, здесь кто-нибудь живет?
-- Конечно, -- мальчик удивился наивности взрослого человека, -- мой пантер Макролиус.
-- А кроме пантера Макролиуса?
-- Есть и другие жители... Но не все они прошли через ураган.
-- Что это значит?
-- Не с каждым я играю в мяч.
-- Значит, у тебя совсем нет компании?
-- Мой пантер Макролиус.
-- Да где же он, твой пантер?
-- Вон сидит... -- Ладо указал сквозь закрытый полог точно в цель. Именно оттуда на Мидиана блеснули два желтых глаза. -- Не хочет причинять неудобство.
-- Да ну, какое там неудобство. -- Мидиан застыл на пороге в позе проникновенного гостеприимства. -- Прошу вас переждать непогоду. - Но пантер не привык злоупотреблять вежливостью пришельцев и, не двинувшись с места, погасил свои "прожектора", оставив две светлые щелочки.
-- Папа, -- объяснял мальчик, -- тоже мой друг. Сейчас он самый умный и добрый, но когда узнает, что ты пришелец, -- даже разговаривать не захочет.
-- Может, какой-нибудь другой взрослый альбианин захочет узнать нас поближе?
Ладо задумался, перебирая в памяти знакомых. Чем дольше тянулась пауза, тем меньше оставалось надежды на результат. Казалось, мальчик успел просмотреть именной архив метагалактического поселения, в то время как Мидиан не смог даже сосредоточиться на вопросе, который причинял ему дискомфорт: почему ребенок свободно говорит на его языке? Как это можно объяснить, будучи в здравом рассудке? Как можно оставаться в здравом рассудке, не имея возможности объяснить этого феномена?
-- Пожалуй, я познакомлю тебя с Эсвиком, -- осенило кучерявую головку. -- Да, как раз с Эсвиком я тебя и познакомлю. Пожалуй, ты будешь доволен.
-- Надеюсь, что Эсвик тоже...
-- А... не беспокойся. Он счастлив, когда ему уделяют внимание. Только Эсвика сначала надо найти.
-- Когда пойдем искать?
Ладо выглянул из шатра.
-- Хоть прямо сейчас же... -- его взгляд застыл неподвижно у макушки скалы, и Мидиан еще раз поразился остроте зрения ребенка. Красная машина в оболочке песка и пульсирующих протуберанцев защитного поля бесшумно опускалась в рыхлый грунт. Два пришельца, до макушек упакованные в скафандры, выплыли из песчаной завесы, вломились в шатер и встали как вкопанные.
-- Ладо, -- представил мальчика Мидиан. -- Это дядя Эф и дядя Бахаут.
Оба дяди имели одинаково ошарашенный вид. Оба так и не сообразили поднять маски. Однако мальчика это совершенно не смутило, словно он, проживая в песках, привык видеть предметы насквозь. И если при таких данных ребенок не нашел своей игрушки, рассудил Мидиан, значит, не кроется ли в этом подвох? Не есть ли это первый шаг "с их стороны", о котором говорил Эф, и не стоит ли прекратить порочную практику недооценивать собеседника по причине малолетства?
-- Вообще-то, мне пора. Дядя Мидиан, ты не обидишься, если мы поищем Эсвика в другой раз?
Дядя не обиделся и, как только мальчик скрылся из вида, взял воздушный бур и направился к занесенной песком биостанции.
-- Зарядите мне, Бахаут, поисковое устройство на янтарную структуру.
-- Мальчик потерял свой "звездолет"? -- сообразил биолог.
-- Если до конца урагана я не вытащу его игрушку, о контакте можно забыть. По крайней мере, до следующего циклического провала.

Янтарную лепешку Бахаут вычислил сразу и не отдал Мидиану, пока не обшарил ее поверхность лучом химического индикатора. Он уже готов был просветить ее насквозь, но Мидиан отобрал реликвию, испугавшись нежелательного воздействия просветки на полетные свойства. Бахаут удовольствовался тем, что есть, собрал на борт новые образцы, посадил на задний диван подозрительно спокойного профессора и отчалил на орбиту.
Вскоре машина вернулась без Бахаута. В ней Мидиан обнаружил того же профессора, только на этот раз в совершенно невыносимом расположении духа. К профессору прилагался спальный комплект, что свидетельствовало о лопнувшем терпении Бахаута и невозможности дальнейшего сосуществования в замкнутом пространстве.
-- Ну вот, -- поприветствовал профессор Мидиана, -- поздравляю. Потрясающий прорыв в исследовании фантомов. И то и другое существо -- абсолютные биоструктуры. Не верите? А Бахаут уже разбирается с ДНК. И мальчик, и зверь -- персонажи для заповедника мутантов. И еще не ясно, кто из них больше. Опять не верите? Если вы не сильны в генетике, вам повезло, даже не пытайтесь напрягаться...
Спальник профессора был развернут у пульта радиостанции. В таком месте мог устроить себе лежбище только истинный мутант, и Мидиан уже не знал, где проходит эта деликатная граница между естеством и издевательством. Да и стоит ли чертить границы на таком неустойчивом субстрате, как психика пришельца, периодично взболтанная ураганом.
-- Если позволите, я отключусь прямо здесь, -- сказал профессор, -- а вы, дорогой Мидиан, будьте любезны, не уроните мне на голову тяжелых предметов.

Сон не пошел Эфу на пользу. Он остался в том же дрянном расположении духа. При колоссальном объеме работы, о которой он даже мечтать не мог в аудитории Пампирона, профессор ухитрялся изнывать от безделья, належивать мигрень и нагонять тоску не только на Мидиана, но и на чуткие приборы биостанции. Мидиан мечтать не смел о том, чтобы пробудить интерес в этом саморазлагающемся субъекте. Он ждал урагана в надежде, что Бахаут заберет своего товарища обратно вместе со спальником. От истерической жажды деятельности Мидиан отскреб янтарный диск от въевшегося песка, подравнял грани, отцентровал и даже взялся полировать, чтобы "звездолет" летал ровнее, издавая свист, обычно пленяющий мальчишек. Он вложил в это занятие все, что только могло уместиться в объеме игрушки, от познаний в области аэродинамики до невероятного терпения, свойственного только исключительно одаренным наставникам. Обиженный невниманием профессор в конце концов устал и утих. Он снова забрался под одеяло и уже было полез в карман за снотворным, как неистовый вопль заставил его забыть о сне, а выпавшая из рук таблетка закатилась под блок связи так далеко, что профессор только и смог, что проводить ее взглядом.
-- Эф! -- кричал Мидиан. -- Если это не контакт, тогда я не знаю, что это такое!
Поддавшись панике, профессор выскочил из шатра и столкнулся с Мидианом.
-- Эф, вы утверждали, что без труда расшифруете любые письмена аборигенов. Так принимайтесь же за работу!
В руки профессора упала глянцевая плоскость янтаря, в недрах которого, сквозь наслоения окаменелой смолы, проступал срез древесины, мелко исчерканный орнаментом закорючек.