-- Включи ему связь, -- настаивал Бахаут.
-- Не трогай мальчишку, он еще не пришел в себя.
-- Эф! Я должен сказать ему нечто важное.
-- Скажи мне...
-- Похоже, что буря не действует на неподвижные предметы. Я только не понял, почему. В принципе, можно ходить без проводника, но как только поплыли магнитные ориентиры -- замереть и не дышать. Передай ему это. Если не дернешься в кольце урагана -- не зацепит. Но все это пока только мои догадки. Скажи ему...
-- Хватит, -- Эф приглушил мощность приемника, -- хочешь говорить с ним -- спускайся.
-- Чем он занят столько времени?
-- Плачет.
-- Плачет? -- удивился Бахаут. -- От чего же?
-- От бессилия. Да... от бессилия, -- шепотом говорил Эф, поглаживая печаткой спальный мешок, из которого Мидиан не показывался со времени возвращения.
-- Ничего себе... -- с участием произнес биолог, -- вот уж не ожидал от него... Скажи, что я найду "молнию" богов. Скажи, с места не сойду, ослепну от галлюцинаций...
-- Помолчи. Не понимаешь? Плохо ему.

Профессор разгуливал по песку, когда Мидиан вылез из спальника и возник на пороге шатра в изрядно помятом виде. Солнце прогрело воздух и наполнило светом пустынный пейзаж. Эф разгуливал странно, словно играл сам с собою в игру, совершая прыжки, ползая на коленях, вычерчивая пальцами круги и зигзаги.
-- Ну и вид у вас, дружище, -- заметил он. -- Я бы на вашем месте как следует выспался и принял массажный душ.
Мидиан огляделся.
-- Вы сегодня не на строительстве? -- спросил он и удивился собственному голосу. Таким замогильным тоном он давно не радовал окружающих.
-- Я ищу вашу "молнию", друг мой. Надеюсь до сумерек справиться.
Мидиан пригладил торчащие дыбом локоны и приблизился к чертежам. Нечто похожее он наблюдал на лекционной панораме: хаотическое нагромождение символов и форм. Надписи на языке, который ему, скромному астроному, вовек не объять своим техногенным, низкорассудочным интеллектом. Теперь, как и прежде, эти рисунки олицетворяли собою великий позор, испытанный раз и на всю жизнь при первой же встрече с Эфом, при участии Эфа и при нескрываемом злорадстве того же самого Эфа. Это напоминало ему мазню незрячего фанатика мыслеобразов: борозды, оставленные на панораме после того, как двадцать жуков подрались за право обладать самкой ; узор на ландшафте полигона после взрыва химических контейнеров. Даже линии человеческих ладоней по сравнению с профессорским рисованием казались ему яснее алфавита.
"Почему бы нет, -- решил про себя Мидиан, -- если эфология без труда читает с руки информацию о прошлом и будущем, почему бы не применить этот метод в поисковых целях?" Тем более что Эф, при всей его скрытности, иногда удивлял способностью попадать в цель. "Вам надо поберечь легкие", -- сказал он однажды Мидиану. Как бы невзначай, по ходу... как само собой разумеющееся проявление заботы старшего товарища. Откуда ему стало известно то, что удалось скрыть даже от медицинских тестов? Когда-то, перегревшись на учебных телескопах, Мидиан действительно испортил легкие и, чтобы не терять навигационный допуск, сделал искусственный имплантант. Теперь всякий раз, когда он лез без протектора в тепловые блоки, профессор предостерегал его.
-- Удивительно, -- произнес Мидиан, -- неужто вы подумали, что я разберусь в этом произведении эфографии?
-- Почему же не разберетесь? -- ободрил его профессор. -- Вспомните вашу янтарную находку: "молния Босиафа" упала на дно южных Косогорских болот. Пожалуйста... -- Он указал насыпь, обозначающую горный хребет и впадину затопленных подземелий. -- Косая Гора смыкается с пологим подъемом Фарианского массива. А фариане, как нам известно, обладали самой высокой точкой планеты. Иначе они бы вряд ли надеялись пережить потоп.
-- Вполне логично, -- согласился Мидиан.
-- Анголея, Косогорье и Фарианский пик образовывали между собой что-то вроде правильного треугольника. -- Эф пометил крестиками три угла. -- Если верить летописцу, они шли сюда, на западный склон ставить буи примерно две недели по затопленной равнине. С учетом спуска, подъема, стоянок и ночевок... какое здесь может быть расстояние? В пределах пятисот километров, не больше .
-- Что-то вроде того, -- подтвердил Мидиан.
-- Значит, до Анголеи расстояние не меньше трех тысяч... Солидная площадь, согласитесь.
-- Да, -- кивнул Мидиан.
-- В первый же день с орбиты вы сделали схему каменного рельефа под песком. Даже если полюса сместились много раз хаотическим образом, эти три ориентира должны быть заметны: взгляните-ка сюда. Две параллельные борозды хребтов Анголеи, Косогорья и самая высокая точка планеты.
Легкую дрожь в коленях почувствовал Мидиан. Он еще стоял над схемой, словно парил на орбите над древним Альбианским материком и заглядывал в каждую расщелину Косогорья.
-- Таким образом, -- подвел итог профессор, -- участок поиска сужается до нескольких сотен квадратных километров. Согласитесь, это уже реальная перспектива.
-- Реальная, -- согласился Мидиан. -- Если зафиксировать станцию над этим участком...
-- Если вы мне дадите карту рельефа и наберетесь терпения, я до захода солнца укажу вам координату с точностью до километра. Вам останется лишь ждать ураганного кольца.

До захода солнца каждый член экспедиции наконец-то занялся делом. С необыкновенным энтузиазмом Мидиан выгребал из архивов карты рельефа, сопоставляя их со схемами подземелий. Эсвик-Эсвик самозабвенно выкладывал стены будущей башни, которая уже возвысилась над уровнем песчаного океана. А Эф ползал на четвереньках по схемам, раскинувшимся от горизонта до горизонта. С восточной стороны его "рабочего стола" уже поблескивали звезды, на западной еще светилась полоса заката. Небо было холодным и неподвижным. Профессор возделывал почву науки, пока сумерки не сменились сиянием ночи. Потом надел чистые перчатки, обулся и отправился за скалу строить башню, как на работу, которая давно его заждалась.