Глава 6

Пирамида окунулась брюхом в стратосферу. Ее нижняя площадь погасла и растворилась. Вверх полезла желтая масса маслянистого облака. Фрегат оцепенел. Первобытная тишина космического вакуума расперла пространство. Киль опускался в туман. Влажные хлопья обволакивали борта судна. Зенон сделал шаг к мачтовым трапам, но Эссима удержал его и заставил прижаться к перилам. Они стояли на капитанской площадке, подпертой колоннами, а жирные пенки тумана подбирались к нижней палубе. Контейнер уползал вверх, уступая жизненное пространство альбианскому свету.
-- Останови, -- встревожился Зенон и поглядел на манжет, чтобы убедиться в герметичности своего костюма. -- Это "манустральный газ". Теоретики говорят, что он способен растворять биологические субстанции...
-- А практики подтверждают, -- согласился альбианин. -- Так что не суетись. Чем больше дергаешься, тем жиже получишься на выходе. -- Он взялся руками за подвязки канатной лестницы, ведущей к мачте, отрезав эксу последний путь к спасению.
-- Мы можем легко обойти скопление, -- предложил Зенон.
-- Да, -- согласился Эссима, -- повернуть к базе, выйти в буфер и дать деру без оглядки до самой Копры. Может быть, это самая безопасная дорога к манустральным контактам, но там я тебе не попутчик.
Желтая "вата" уже поднималась к вершинам колонн. Зенон не спускал глаз с манжетных индикаторов, которые зашкаливало от сигналов биологической тревоги.
-- Это тебе знакомо? -- издевался Эссима. -- Ощущение неуправляемой пустоты, предчувствие бесконечности, за которой смерть кажется пределом желаний. Разве не от этих воспоминаний ты бежал из Аритабора?
-- Я избавился от воспоминаний не для того, чтобы к ним возвращаться, -- ответил экс.
-- Тогда зачем связался с Копрой?
Не получив ответа, Эссима демонстративно возвысился на шаткую "ступень" каната. Ботинки экса погружались в бездну. На поверхности оставалась плавающая ограда капитанского мостика, черная мачта в лохмотьях веревочных трапов да сопла, надувающие горячим воздухом небесные паруса.
-- Торопишься доверять каждому, кто защитит тебя от воспоминаний, -- слышал Зенон. -- Но отказываешь своей цивилизации в праве делать то же самое. Может, Ареалу пошла бы на пользу потеря аритаборских архивов? Твоя природа также несуразна и противоречива. Но, в отличие от моей, еще пугается сумеречных состояний. Пугается, значит, есть что терять. Например, густую кондицию в луже манустрального хаоса... -- голос путался, отдалялся и вскоре растворился в числе прочих проявлений "сжиженного" мироздания. Желтые капли покрыли маску Зенона и парализовали противотуманный эффект неожиданно ярким преломлением света. Когда мутный занавес поднялся над корпусом фрегата, все до единого приборы костюма отказались работать. Внутреннее жизнеобеспечение едва реагировало. Очень вяло, но отзывались системы внешней магнитной защиты, предохраняющие от ударов и потери гравитации. Все остальное оснащение можно было смело выбросить за борт. Да и сам некогда приличный скафандр выглядел так, словно его пропустили по пищеварительному тракту.
Корабль погружался в пространство кристально чистого неба между двух непроницаемых слоев тумана. Пока Зенон старался распознать уровень грунта под нижним слоем, Эссима устраивал эффектное раздевание у капитанской рубки. Он сбрасывал вниз один за другим защитные аксессуары навигаторской униформы, от перчаток и поясов до шлема-протектора, герметизирующего главную часть разумного организма от неприятностей враждебной среды. С таким же демонстративным наслаждением альбианин вдохнул полные легкие ледяного разреженного воздуха, от которого непременно сдохла бы рафинированная тварь ареала. Самое время было лететь за борт "гравитационным" ботинкам. С аналогично показным безразличием Зенон взирал на это бесстыдство и мечтал запереть распоясавшегося аборигена в одной из самых мрачных и вонючих ячеек фрегата. Но абориген нашел в себе мудрости не тронуть ботинки, а вместе с ними оставил в покое и нательный комбинезон, прикрывающий первозданную наготу, дабы не смущать зрелищем творение древних папалонских корабелов. На этой оптимистической ноте альбианин распечатал "шкаф" со скрипучей механикой, примыкавший к капитанской площадке, и стал раскручивать просаленные лебедки колес. Фрегат затрясся и повернул нос. Зенон схватился за перила и только теперь заметил под корпусом судна длинную вереницу летучих фрегатов, уходящих в нижний туманный пласт. Корабли располагались по траектории изогнутой линии, выдерживая равномерные дистанции относительно друг друга, словно отражение в зеркалах. Их формы были также зеркально идентичны, а движения синхронны.
-- Надо погасить трансляцию, -- крикнул он, но Эссима, отказавшись от внешней защиты, был глух к его радиоакустике. Из верхнего пласта тумана уже проклюнулся киль следующего транслянта. Зенон тронул альбианина за плечо. -- Ты не собираешься избавиться от шлейфа?
-- Он мне не мешает, -- ответил альбианин, упираясь в тугое колесо.
-- Помочь?
-- Справлюсь.
-- Уж постарайся. Ты отрезал мне связь с базой. -- В доказательство Зенон продемонстрировал безжизненные приборы на манжетах.
-- Связь в порядке, -- успокоил его Эссима, -- только боюсь, что в этой временной дуге базы еще не было в проекте. -- Он с новой силой налег на рукоятку колеса.
-- Что ты хочешь сделать, в конце концов?
-- Вытащить парус.
-- Зачем? Мы и так еле падаем.
-- Ну, даешь! -- удивился альбианин. -- Ты прямо как Кальтиат. Проблема не в том, чтобы упасть быстро, а в том, чтобы попасть в цель. Корабль с парусом, милый аритаборец, в отличие от корабля без паруса, сам знает, куда ему плыть.
-- Ты хочешь встать на траекторию, по которой это судно ходило в анголейскую эру?
-- Вот именно, -- обрадовался альбианин, -- но, похоже, механика заржавела.
-- Пусти-ка... -- Зенон взялся за гладкий рычаг, уперся подошвами в тумбу, на которой крепилось тяговое устройство, и применил физические резервы организма к одному решительному нажиму. Рычаг хрустнул и остался в руках экса. -- Похоже, ничего не получится...
Эссима сбежал вниз, свесился за борт палубы и, счастливый, вернулся на мостик.
-- Получится, -- сказал он и полез в механический отсек. А Зенон, спустившись взглянуть на караван, увидел у границы нижнего тумана распущенные белые шары, заслоняющие собой корпуса фрегатов.
"Что ж это за "временная дуга"?" -- подумал он и еще раз поглядел на приборы. Его затея медленно и с чувством проваливалась ко всем чертям. Еще немного -- и к тем же чертям она будет лететь под белым парусом, любуясь видами поздней альбианской фактуры. А еще немного погодя он вернется на Копру и объяснит самому себе, каким образом разумный и грамотный специалист по манустральным контактам, находясь в здравом рассудке и непоколебимом намерении, смог два раза подряд купиться на один и тот же дешевый фокус со стороны своего подопытного объекта.

Палуба качнулась. Зенон удержал равновесие, но потерял мысль. А с ней и мрачные предчувствия о будущем науки манустральной агравиталистики. Огонь зашумел в соплах, над кораблем раздувалось бесформенное тело скомканной парусины.
-- Это то, что ты хотел? -- услышал он над собой голос счастливого альбианина. -- Начало аномалий...
-- Да, -- ответил экс.
-- Именно это ты имел в виду...
-- Да, именно это.
Эссима слез с мостика и недоверчиво приблизился к эксу.
-- Именно начало провала... -- он нашел глаза собеседника под маской и с точностью уловил взгляд, демонстрируя сверхъестественное свойство ясновиденья сути явлений сквозь непроницаемые формы вещей. -- Неужели это так просто, -- спросил он, -- все забыть...
-- Элементарно просто, -- невозмутимо ответил экс.

Белый шар заслонил верхний обзор, а с ним и длинную вереницу манустральных транслянтов. Нижние двойники были видны лучше, но Зенон предпочитал не злоупотреблять зрелищами такого порядка. Из личного опыта созерцания агравитационных парадоксов он не извлек ничего ценного. Разве что ощущение собственной бессмысленности в самодостаточной природе Естества. Он предпочитал любоваться Эссимой, который проворно лазал по лестницам, расправляя канаты, замерял температуру паруса и уровень топлива в резервуарах судна, манипулируя древней механикой, как настоящий мореход. Зенон даже позволил себе блеснуть эрудицией и предположить, что его капитан имеет ярко выраженные признаки самутийской породы.
-- Вот тебе раз, -- удивился Эссима.
-- Кажется, самутийцы знали толк в судовождении.
-- Ах, вон оно что...
-- Видно, что не салага...
-- Кто?
-- Что ты, говорю, не вчера за это дело взялся.
-- Верно, -- согласился Эссима, -- сегодня. Надеюсь, в последний раз. Знаешь, по сравнению с навигацией Ареала эта процедура кажется скучной, -- и, утерев чумазую физиономию грязным рукавом, пошел дальше соскребать ржавчину со слипшихся шестеренок .

После очередного профессионального прокола Зенон зарекся с данным конкретным аборигеном без острой необходимости более в контакт не вступать. У него, как у опытного фактуролога, совершенно выпало из головы, что манустрльный двойник может не помнить предыдущего опыта. Ему, как чрезвычайно грамотному агравиталисту, не показалось естественным, что продукт манустральной природы обладает интуитивно-рефлекторным способом восприятия, иногда превосходящим аналогичный нажитой опыт качественным разнообразием. Чтобы отвлечься от позора, он уставился вниз и сконцентрировался на том, что скрывалось в недрах нового туманного пояса планеты. Надеясь там, в жизнепригодном пространстве термосферы, обнаружить объект, более пригодный для контакта.
Чем ближе к грунту, тем плотнее прижимались друг к другу слои облаков, тем небрежнее экс относился к необходимости замирать, погружаясь в туман. Его природный "высотомер" подсказывал, что Альба не может иметь такую высокую атмосферную оболочку, а значит, трансляционный эффект агравитации потихоньку делает свою черную работу. Его аналитический рассудок допускал, что это погружение может происходить бесконечно. В конце концов, его гораздо больше мучило непонимание того, каким образом экспедиция вывалилась из-под контроля базы. Он должен был это понять. В противном случае все последующее времяпровождение на борту фрегата имеет смысл не более чем зрелищная экскурсия.
В раздумьях он не заметил исчезновения транслянта. Под килем уже не маячила ватная масса. Это был настоящий океан. Гладкий и безветренный, без островка и камня. Зенон не поверил глазам и правильно сделал. Чем ниже опускался фрегат, тем больше темные воды океана напоминали верхушки древесных крон. Поверхность уже не сияла матовым блеском, а напоминала войлок, приятный на ощупь. Это неожиданное телесное ощущение настигло экса даже под слоем защиты, но экс не поверил ему и снова оказался прав. Тяжелый корабль, достигнув изменчивой поверхности планеты, стал оседать на дно, поднимая над бортами стены неподвижной водяной скважины. Парус накрыл сопла горелок и запутался канатной оплеткой в механике верхней палубы. Эссима успел погасить огонь, но хруст и скрежет сжатого корпуса носили воистину вселенский масштаб, словно корабль готовился сломаться пополам, изрыгая из себя струи горячего воздуха. Эти струи нарушали глянцевую поверхность водяных стен, и пространство, пробитое падающим фрегатом, словно завернулось спиралью до верхушки небес.
-- Уйди в трюм! -- крикнул Эссима, но Зенон не торопился покинуть палубу. Именно здесь и сейчас творилось самое интересное, о чем только смел мечтать практикующий агравиталист, погружаясь в противоречивую природу манустрала, -- поимка за сокровенное нутро неуловимой ипостаси. Именно то, что Копра неоднократно стремилась свершить в отношении Аритабора, но не обладала достаточной решимостью. Он не мог отказать себе в удовольствии лично наблюдать, как аморфная среда переменных состояний оболочки грунта зафиксируется в живом планетарном ландшафте, в логическом порядке бытия, присущем всему живому. Завороженный экс жадно впитывал в себя происходящее, не реагируя на призывы к благоразумию. Как вдруг из стоячей воды ему под ноги вылетела пучеглазая рыба и сбила с ног мощным ударом хвоста. В один миг исследовательский азарт уступил место позорному инстинкту самосохранения. Зенон успел закрыть обзорную маску раньше, чем Эссима навалился сверху и стал живой защитой от стихийного контакта.
-- Уйди! Спустись в трюм! Не смотри в ее сторону!
Рыба развернулась в прыжке, перелетела через них, окатив брызгами, но альбианин столь же проворно отвернул шлем экса в безопасную сторону.
-- Никогда не надо глядеть на мутную воду.
-- Куда же мне глядеть? -- удивился экс, уползая за опору капитанского мостика. -- Кругом сплошные мутные воды.
-- Внутрь себя, -- сказал альбианин, -- самое важное происходит там.

Время в системе фрегата резко опережало течение времени окружающего пространства. Это было видно и понятно даже начинающему первопроходцу. Все, что происходило на границе этих потоков, могло иметь непредсказуемый эффект. Укрыться в трюме -- было едва ли не самым разумным способом предохранить себя от всякого рода неожиданностей. Но время в системе "Зенон" поворачивалось еще медленнее. Сигнал от мозга к ботинкам шел по траектории еще более мутной, поскольку экс все это время старался вспомнить себя в дебрях доисторического Аритабора. Водил ли он воздушные фрегаты сквозь толщи воды? Приходилось ли ставить корабль на траекторию, которая была предписана и пройдена миллионы лет тому... Каким образом он улавливал течения в застывшем пространстве воды и почему они назывались "небесными" даже на самом глубоком дне океана?
Небо захлестнули волны, сомкнулись над оконечностью мачты. Водяные гирлянды повисли над палубой зарослями сталактитов.
-- Теория небесных течений, -- произнес Зенон в назидание альбианину, занятому узлами парусных кантов, -- и философия небесных течений, -- уточнил он. -- Утраченные понятия в теории познания древнего Аритабора.
Однако время в системе "Эссима" шло в совершенно ином направлении. Он готовился снова зажечь горелки и не желал совмещать работу с дискуссией.
-- Фактически, -- продолжил Зенон, -- это приемы распознавания агравитационных траекторий, которые давали возможность управлять манустралом без помощи современной техники. Посредники угадывали эти линии по направлениям песчаных волн, оставленных ураганом, -- он сделал красноречивую паузу.
-- И что? -- спросил Эссима.
-- Эти навыки оказались утраченными на уровне протоинформатек.
-- Может быть, этой утрате цивилизация Ареала обязана своим существованием?
-- В своем нынешнем виде, безусловно. Но я хотел спросить не об этом.
-- А о чем? -- оставив собеседника в раздумьях, Эссима полез в трюм, поправлять обугленные фитили. Сталактиты водяных струй почти приблизились к мачте, как вдруг померкли, словно окаменели и стали похожи на серый известняк. Фрегат оказался внутри пещеры. Винт туго тянул вперед, каменная масса рассекалась килем, как жирная глина. Но не красоты подземелий занимали воображение экса. Он ждал, когда Эссима, наконец, вынырнет к нему, и, утратив терпение, вскоре сам полез в кочегарку.
-- Так о чем речь? -- недоумевал альбианин.
-- Фактически, -- повторил Зенон, -- о функциональном коде, заложенном в планетарное естество. Вопрос лишь в умении дешифровать этот код.
-- Конечно, -- подтвердил Эссима, -- с какой стати посредники загостились бы у вас, если б не утратили код дешифрации?
-- Еще интереснее, каким образом они обрели его снова? Не догадываешься ли, альбианин?
-- Нет, -- категорически ответил альбианин и решительно пополз за масляный маховик, раскачивающий систему подачи топлива.
-- Откуда и куда плывут эти корабли без богов и альбиан? Как же ты сам ориентируешься в этом хаосе?
-- Ты еще не понял? -- черные глаза альбианина хищно блеснули из темноты. -- Хаос -- это я сам.
-- Если ты притащил меня сюда, значит, в этом хаосе чего-то не хватает. Или ты перестал ориентироваться в себе самом? Как ловишь небесные течения ты?
-- Как видишь, -- ответил альбианин, -- мы умеем хранить архив. Хоть ты и не веришь в бонтуанские эксперименты .
-- Хочешь сказать, -- усомнился экс, -- из ваших "библиотек" никогда не пропадала информация такого рода?
-- Никогда.
-- Бред.
-- Клянусь.
Зенон недоверчиво поглядел в честные глаза оппонента.
-- Нет, я не верю в бонтуанские эксперименты, -- подтвердил он, -- и клятвам твоим тоже не верю.

Полоса света прорезала окно в альбианские подземелья, и застоявшаяся вода поднялась из недр, хлынула вперед, унося на себе корпус фрегата. У свода пещеры течение казалось бешеным, киль скрежетал по дну, и парус, наполняющийся горячим воздухом, заносило и цепляло оплеткой за острые выступы стен. Корабль прошел под сводом впритык, едва не повиснув над пропастью на связке канатов. Деревянный корпус, сорвавшись с водопада, на мгновение замер над бездной. Канаты сдавили шар, превратив его в мятую грушу. Петли крепления затрещали. Фрегат ожил, напрягся деревянными мускулами, почувствовал себя чем-то более значимым, чем реликтовое ископаемое.
-- Гравитация! -- воскликнул Зенон. -- Планетарная гравитация. -- Словно мечтал об этом необыкновенном ощущении. Он сбежал на нижнюю палубу по скрипучим ступеням. Вокруг все звенело и гудело, выло и вибрировало. Шар обретал упругость, тянул вверх, винты разворачивали корпус, горелки выстреливали искры с языками пламени. Падение сменилось мягким покачиванием в порыве настоящего ветра.
-- Взгляни туда, -- окликнул его Эссима.
На перилах палубы примостились три белые птицы с мясистыми носами на сморщенных мордочках. Твари с невероятным любопытством и вожделением наблюдали пришельца, закованного в грязный защитный костюм. Не исключено, что с тем же проницательным вожделением эти представители первобытной фауны наблюдали содержимое какого-нибудь гигантского лесного ореха, скрытое в толстой скорлупе. Одна из птиц довольно бессовестно облизнулась и почесала нос о плечо подруги.
-- Какие наглые твари! Не успеешь выкарабкаться с того света, они уже тут... Кыш, -- крикнул Эссима, но гостьи и глазом не повели. -- Кыш, кому сказал! -- альбианин топнул ногой по настилу палубы. Одна из птиц захлопала крыльями и неаккуратно задела соседку. Обе кумушки сорвались с "насеста", сцепились за бортом, вверх полетели визги да перья. Третья же кума, наблюдая за ними с перил, меланхолично дождалась развязки, потрясла длинным носом, потопталась с ноги на ногу и, разинув пасть, произнесла одно короткое, но содержательное "а-ха"!
-- С прибытием на Альбу, -- добавил Эссима. Прямо по курсу корабля, над глубоким ущельем, над серой полосой океана, показался верхний краешек ярко-рыжего альбианского солнца.