После деликатного отлучения от семейства Бочаровых и категорического запрета на общение с их подрастающим наследником, душевный дискомфорт Матлина усилился. Он устроился в ателье по ремонту бытовой техники и по уши завалил себя работой. Это несколько улучшило его финансовое положение, немного развеяло навязчивые идеи и позволило сносно существовать, по крайней мере, с полгода, покуда на него не свалились новые проблемы.
Проблемы дали о себе знать скромной повесткой, приглашавшей его в следственные органы районного отделения внутренних дел. Куда Матлин, как законопослушный гражданин, явился в назначенный срок и откуда вышел спустя час в полном смятении. Из всего услышанного там он понял, что является единственным свидетелем по делу о предполагаемом убийстве и сокрытии тела Андрея Николаевича Короеда. А так как свидетелем он оказался действительно единственным, то ему же, по совместительству, была предложена роль главного подозреваемого. В связи с этим у него была взята подписка о невыезде и письменное изложение обстоятельств его полугодичного отсутствия с подробным описанием, как и с кем он провел это время, да еще с указанием имен и адресов свидетелей, которые могли бы это подтвердить.
Покинув отделение, Матлин еще некоторое время просидел на скамеечке в парке, осмысливая происшедшее и в глубине души надеясь, что следователь выскочит за ним вдогонку с извинениями и обещаниями замять этот досадный инцидент. "Вы до сих пор не дали определенного ответа на вопрос, был ли с вами пропавший Короед..." -- наезжал следователь, не подозревая, что главного свидетеля это интересовало ничуть не меньше. "Каково хамство!" -- думал Матлин, но убедительного оправдания себе не находил. Точнее, инстинкт самосохранения подсказывал ему: один намек на пережитую тобой, лягушонок, амнезию и при первом же сеансе гипноза ты выболтаешь все... даже если не все -- для психушки любого количества информации будет достаточно. С ощущением абсолютного тупика в душе, он решительной походкой направился к родителям предполагаемого потерпевшего.
На его счастье, отца, главного вдохновителя следствия, дома не оказалось. А прослезившаяся мать не смогла сообщить ничего нового: "Он вышел из дома очень рано, в четыре утра. Я проснулась и думала спросить, куда ж он в такую рань собрался? Но не спросила. Ах, если б знать... Он был совершенно обычным в последние дни. Только все время ждал звонка и спрашивал "мне никто не звонил?", "мне ничего не просили передать?" Кажется, он устраивался на работу. О тебе не говорил ничего. Мы читали все письма, которые ему пришли за последние годы. Там тоже -- ничего особенного. Записную книжку он забрал с собой. Он взял еще старую спортивную сумку, но что он в ней унес -- не могу сказать. На следующий день мы стали звонить по всем друзьям и знакомым. Тогда-то и выяснилось, что ты тоже пропал. Буквально за день до того ты разговаривал с матерью по телефону, обещал зайти -- она тоже очень волновалась, и мы решили, что вы вместе. Мне даже стало спокойнее, что он с тобой, а не один. Через неделю мы обзвонили всех, кого смогли, опросили всех ваших знакомых, заявили в розыск. Когда ты вернулся -- у нас появилась надежда. А теперь отец настоял. Он считает, что ты что-то скрываешь от нас. Он хочет точно знать, где и с кем ты был, иначе не угомонится... -- женщина опять расплакалась, -- если б ты знал, Феликс, сколько трупов мы пересмотрели на опознании. В Астрахань ездили, в Ярославль, везде, где приметы были похожи. Как это тяжело. Не дай Бог..."
Глядя на эти слезы, Матлину действительно оставалось лишь молить Бога, чтоб вспомнить хоть что-нибудь, хоть самое начало. Или метаться по квартире в ожидании возвращения Суфа и надеяться, что до этого времени ничего худшего не случится.
Страх оказался на выдумку хитер. Матлин уволился с работы, стащил из мастерской разобранный радиопередатчик военного образца, набил карманы деталями и посвятил себя целиком конструированию приставки к антенне Суфа, которая смогла бы передать внятные позывные за пределы орбиты. Зная Суфа, Матлин был уверен, что любое его устройство рассчитано на гораздо больший диапазон применения, чем планетарная система. Иначе оно ему всецело без надобности. Хотя бы выйти за радиопомехи Земли... Он должен был это сделать. Единственной и самой главной его проблемой было развернуть "яйцо" с приема на трансляцию. С этой проблемой он не спал ночами, он проводил тончайшие эксперименты по сопоставлению внутренней сущности антенны и ее создателя, одинаково герметично от него закупоренных. Он перечитал гору технической литературы, перепробовал все и уже готов был смириться со своим поражением, когда сигнал удалось, наконец, послать. Да так, что на его фоне заглохли все остальные радиостанции. Теперь он каждую ночь с интервалом в час, запускал в эфир мгновенный сигнал: "Навигатору" найти Суфа, Матлин нуждается в его помощи".
Однажды ночью в комнате его раздалось необычное шипение: от работающей антенны Суфа отделился небольшой оранжевый нимб, повисел с минуту неподвижно, затем, увеличиваясь в диаметре, начал терять яркость и растворился. Матлин подскочил с дивана, повключал все находящиеся в доме приемники на разные частоты и затаил дыхание. Через некоторое время явление повторилось и с той поры наблюдалось регулярно с небольшими перерывами и без всякой пользы для дела.
Утром того же дня он обнаружил в почтовом ящике очередную повестку, кинулся звонить следователю и очень убедительно разъяснил ему, что весь в процессе написания... Что пытается вспомнить все до мельчайших деталей, потому что понимает серьезность обвинения, которое может быть ему предъявлено, не хочет нести незаслуженное наказание и, в связи с этим, на окончание написательного процесса ему требуется еще как минимум пару дней. Но следователь был непоколебим и категорически настаивал на немедленной явке. Матлин тяжело вздохнул. Деваться ему было некуда.
В милиции его продержали допоздна, заставляя подробно расписывать все события и напрягать свою истощенную фантазию обилием бессмысленных подробностей, за которые следствие, должно быть, предполагало зацепиться, так как цепляться ему было откровенно не за что. История получилась отменно захватывающей, с динамичным сюжетом и яркими персонажами. Достойная настоящего детективного романа: ни в чем не повинного Феликса, волочившегося домой с дачи пешком по Волоколамскому шоссе, остановили трое лиц кавказской национальности, огрели по голове, повязали и увезли. Трое суток не кормили, не поили, изысканным обществом не баловали, даже дорожным пейзажем любоваться не позволяли, потому как машина являла собой закрытый грузовик. А когда грузовик открылся, перед ним простирались лишь снежные вершины Кавказа и ветхая лачуга, обнесенная высоким забором, в которой он и двое таких же невинно схваченных невольников с полгода страдали на голом холодном полу без теплых одеял и горячей еды; терпели унижения и побои; голыми руками выкапывали из-под снега черемшу, не смея роптать на жизнь. Подобные "роптания" были чреваты еще более тяжкими унижениями и побоями. Ему чудом удалось вырваться из этого ада. Единственное, что ему хотелось, -- это забыть! Все забыть и никогда не вспоминать. Это почти удалось , только теперь долгими бессонными ночами ему снятся обмороженные руки, снег, черемша, пинки охранников и разжиревшая физиономия "хозяина", торчащая из окошка белого "Мерседеса", но Короед не снится. Это определенно, совершенно точно, что Короеда с ним не было и быть не могло. С ним был только страх, сквозь который алчно сверкали налитые кровью глаза и повторяли: "Проболтаешься -- тебе не жить, из-под земли достану!"
Завершив первый в своей жизни литературный опыт, Матлин чуть не расплакался над участью тех двоих, оставшихся взаперти, бомжей-невольников. Ему вдруг яснее ясного явилось видение "краснорожего хозяина" с перекошенной челюстью, клацающего золотыми зубами. "Вот ты и покойник!" -- послышалось Матлину и он начал требовать себе вооруженную охрану. Он , не дрогнув, подписал каждый лист своего отпетого бреда и подумал, что, возможно, неплохо было бы начать мемуары. Но какие мемуары могли сравниться с его сегодняшним полетом вдохновения. Только б наша доблестная милиция успела схватить эту шайку и упечь в тюрьму. Матлин бы еще не такое осмелился о них рассказать! Конечно, лучше бы ему сегодня было переночевать в следственном изоляторе. Вдруг за ним следили? Вдруг видели, куда он вошел? Вдруг догадаются, что все они в западне?..
Матлина выставили на улицу в десятом часу без всякой охраны. Велели убираться домой и ждать. В своем творческом подъеме он приволокся домой только за полночь, запер за собой дверь и потянулся к выключателю, но выключатель закрывало что-то инородное. "Вот оно, возмездие! -- подумал он про себя, -- мафия бессмертна!"
-- Не включай свет. Я без него лучше вижу.
-- Суф!!! Наконец-то! -- Матлин готов был обнять его и на радостях задушить, но тот вовремя отскочил.
-- Чему я учил тебя? Никогда не хватайся голыми руками за навигатора, если не знаешь, какая на нем защита. И вообще, инопланетян руками не лапать.
-- Сейчас, сейчас, -- Матлин забегал взад-вперед по коридору, -- я найду свечу, разберусь, что это за защита, и оторву тебе голову.
Свечи не нашлось, но нимб антенны накалился не хуже лампы. На Суфе была действительно великолепная экипировка с отменной защитой и остатками навигационных приспособлений на манжетах; с крутыми креплениями и гравитационными ботинками такой мощности, которая позволяла ходить по стенам и потолку -- знал, паразит , куда собирался. Физиономия его сияла, будто он только что испытал очередной концептуальный супергибрид и чудом не свернул себе шею.
-- Где ты шлялся, черт лысый? Сколько времени тебя не было!
-- Это Ксарес виноват. Я тут ни при чем. Все из-за него.
-- Что-то стряслось?
-- Нет, конечно, -- Суф скрестил руки на груди и уставился в потолок, на котором он протоптал дорожку от длительных ожиданий, -- он повел себя как последняя скотина.
-- Объясни толком.
-- Он поселил в твоем павильоне двух бонтуанских фактуриалов. На этой почве поссорился с бонтуанцами и они закрыли для него заповедник.
-- Ты не мог сюда попасть?
-- Мне сообщили, что ты тут... занервничал и мы...
-- Ну, что? -- Матлин начал не на шутку заводиться.
-- ... мы обменяли одного из них на проход в зону, а другого Ксарес припрятал -- теперь жди неприятностей. Хотя с бонтуанцами вполне можно было договориться по-хорошему. Но он же, как всегда, самый умный.
-- Вы спятили!
-- Не волнуйся, они не земляне и на тебя совсем не похожи. Я с утра на орбите, все ваше телевидение просмотрел -- вы тут все какие-то бешеные, а они -- жрут, дрыхнут, да пугаются, чего попало.
-- Ты меня заберешь? Я нужен Ксару?
-- Ксар залег на дно. Ты даже имя его вслух не произноси. Да и не нужен ты ему ради одного полудохлого фактуриала. На, читай, это все, что он велел тебе передать.
Матлин получил бумажку, одну из тех, что остались в наследство ЦИФу, на которых когда-то Ксарес обучался азам правописания и которые когда-то до боли напоминали настоящую бумагу с его таинственно пропавшей родины. Запись была исполнена чернилами из пресловутой синей съедобной ягоды и выглядела предельно лаконично: "Человека с черной звездой за плечами приглашают посредники. Жди," -- Матлин сильно пожалел, что не учил Ксара культуре писания писем.
-- Кто такие посредники?
-- Что-то вроде лингвистов. Переводчики какие-то. Они подозрительно быстро на тебя клюнули, Ксар сказал, что это хорошо.
-- Сколько ждать?
-- Может быть, год... Они захотели подробную информацию о тебе. Ну, Ксар и выложил им все начистоту. Происхождение черной звезды тоже. Когда не надо, он честный.
-- Тысяча чертей тебя возьми! Какой год! Я не знаю, что со мной будет завтра. Ты представить себе не можешь, что здесь происходит.
Суфу пришлось выслушать все, начиная с таинственного исчезновения Короеда до возможных последствий сегодняшнего детективного романа, написанного у следователя. Младенца Бочаровых он отмел сразу:
-- Как вела себя "муха"?
-- Она никому, кроме меня, не видна.
-- Как она себя вела, когда ты подходил к ребенку?
-- Обычно.
-- Рядом с мадистой это нереально. От нее бы след простыл, а на следующий день здесь была бы вся Кальта и им было бы наплевать на его родителей, на тебя, на твою фактуру и на все остальное.
-- Ты уверен?
-- Для чего, по-твоему, ее навесили?
-- Но ты не видел его взгляда!
-- Я видел Али. Такое увидишь -- всю жизнь будешь бегать от галлюцинаций. Поверь мне, все нормально. А насчет твоего одноклассника я ничего не знаю, и знать не хочу. Еще одного мне не хватало. Конечно же, это совпадение. Может, ты действительно его убил и закопал? Все равно же ничего не помнишь...
-- Ты считаешь, что я на это способен?
-- Я видел, на что ты способен. Довести фактуриала до обряда погребения -- это тебе на час работы. Только в тюрьму садиться из-за этого не стоит. Никому от этого пользы не будет.
-- Здесь не принято спрашивать согласия перед тем, как посадить в тюрьму.
-- Давай снимем с тебя биокопию. В тюрьме все равно за ней ухаживать не умеют. Она "скончается" и все останутся довольны.
-- Ты соображаешь, что говоришь? У меня здесь мать!
-- Знаешь что, -- разозлился Суф, -- никуда тебя не посадят. Кому ты нужен в тюрьме, такой зануда? Разбирайся сам, я тупею от ваших с Ксаром этических заморочек. Мое дело -- прилетел... улетел. А кого ты убил, не убил -- это твои проблемы.