Никто не навестил меня на Блазе, ни Индер, ни Вега. У сигирийцев не принято ходить в гости. Хороший тон - встречаться на нейтральной территории. Со временем и мне пришлось оставить земные привычки. "Чем быстрее ты это сделаешь, тем легче будет", - сказали дети, и я приняла к сведению. Достаточно с меня того, что они чувствовали себя как дома и вспоминали Землю без ностальгии. Я же, чтобы отвлечься, сразу стала искать работу. Рекомендации, которые Вега, как бывший шеф, приложил к моему резюме, были самыми лестными, но пользы не принесли. На Земле работали две сигирийские миссии, обе под эгидой Галактической службы безопасности и контроля, то есть, не по профилю. Кроме того, они принципиально не привлекали к работе землян. "То, чем мы занимаемся на вашей планете, - заявили они, - содержит секретную для человечества информацию". Знала я, чем они занимаются, лучше, чем их начальство. Знала, что для контакта с землянами они используют человекоподобных альфов, из числа тех, что Вега с Володей отправили домой за профнепригодность. Эти ребята продолжают здороваться с пассажирами, заходя в автобус, и гулять по городу в одинаковых рубашках. Откровенно говоря, получив отказ, я испытала облегчение. Зато возможность беспрепятственно перемещаться между Землей и Блазой была потеряна. Надежда осталась. Я продолжала искать работу, которая имела бы хоть косвенное отношение к внешней разведке. Моя специальность была признана редкой, уникальной, но не дефицитной, а многолетний опыт работы над лексикой автоматических "переводчиков" - ненужным. Не каждый год, даже не каждые сто лет, сигирийцы знакомились с новой цивилизацией и нуждались в адаптации языка. Моя работа с языком флионеров пригодилась только для библиотеки. В той же библиотеке меня пообещали иметь в виду и выставили за дверь. Тогда я решила искать работу ближе к связи и транспорту, но отсутствие технического образования свело мои шансы к нулю. На следующем этапе я была согласна на все, даже на самую малопрестижную и низкооплачиваемую работу, от которой отказались роботы. И там каждая вакансия предъявляла требования, которым я не соответствовала. Где-то надо было общаться без "переводчика", где-то - иметь при себе компьютер, который стоил как три моих модуля. В одном загадочном институте начальству не понравилась моя группа крови. Институт занимался производством еды, и я испугалась, уж не приняли ли меня за сырье? Фиаско преследовало меня одно за другим. "Зачем тебе работать? - удивлялись сиги. - Живи так". "Так" на Блазе жила большая половина населения, и не делала из этого трагедии. Те, кого природа не одарила чрезвычайным энтузиазмом и не обременила такими же потребностями. Их главной задачей было не мешать тем, кто хочет и может работать. Бездельники здесь никого не раздражали. В сигирийском "коммунизме" пищи хватало всем, жилья было достаточно. Все необходимое для жизни предоставлялось государством бесплатно. Чтобы снять скромный модуль в нашем поселении требовался только биопаспорт. В Шаруме не требовалось ничего. Подземными коммуникациями сиги пользовались как люди тротуарами. Такси в небе было в достатке, и только в час-пик машину можно было ждать, как автобуса на городской остановке. Все привозилось на дом, и пища, и вода, и одежда. Для этого работали автоматические транспортеры. Надо было только уметь пользоваться сетевыми каталогами и грамотно ставить задачу машине. Сигирийских детей учили этому в школе раньше, чем арифметике. Особо одаренные ухитрялись иметь от государства больше положенного. Особо бездарные - не голодали. Сигирийское государство не было жадным и кормило всех, потому что похороны обходились дороже пожизненной кормежки. Совсем другое дело частные конторы. Все услуги и товары, производимые ими, предназначались для требовательных сограждан и стоили баснословно дорого. Познакомившись с системой поближе, я поняла, что сиригийский коммунизм не только не отменил товарно-денежных отношений, а наоборот усугубил их. К примеру, частная лаборатория, где Сириусу взялись восстановить слэп, запросила сумму, которую я не заработала за всю жизнь. Если бы не Галей, от услуги пришлось бы отказаться. Из моих знакомых только он получал достаточно, чтобы спонсировать человеку психическое здоровье, которое почему-то не входило в перечень жизненно необходимых вещей. Связь с Землей также не являлась предметом первой необходимости, поэтому государством не обеспечивалась. Это удовольствие находилось в частных руках двух миссий, которые поочередно отказали мне в трудоустройстве, а насчет одолжения сказали так: "Нам это категорически запрещено, но, учитывая обстоятельства, и в благодарность за то, что Вега нас иногда выручал, мы поможем". Когда я узнала сумму, которую мне, в виде исключения, придется уплатить за минуту связи, я решила, что вижу кошмарный сон. Определенно, шеф оказывал им услуги в приступе жадности, и коллеги дождались случая отомстить. Но, когда я узнала стоимость транспортировки одной биологической единицы с Земли, я решила, что собственный транспорт иметь дешевле. Хорошо, что я вовремя узнала стоимость частного транспорта. Только очень богатый альф мог себе позволить прогулку на собственной машине за пределы гравитационного поля планеты. Такую штуку приобрел Адам. В его "тарелке" было два этажа и несколько отсеков с удобствами, даже любительская обсерватория. В салоне лежали ковры на диванах. - Здесь можно жить, - гордился хозяин. - Можно перелететь на Мигену, но делать там, по большому счету, нечего. - А сколько времени, - спросила я, - эта машина потратит на перелет к Лунной Базе? - Думаю, лет пятьсот, - сказал Адам, и смысл проживания в этом летучем дворце отпал сам собой.
"Надо искать работу, - настраивала я себя. - Любую. Желательно, хорошо оплачиваемую. Чтобы не просить у сигов милостыню, не брать в долг, а предложить им добавить к моей честно заработанной копейке недостающую пару миллионов. Это же совсем другой подход, - думала я. - Пусть я заработаю на мешок, с которым пойду побираться, так все же лучше, чем побираться с пустыми руками". Исполненная решимости, я в который раз набросилась на транспортный департамент. Я выразила готовность чистить сортир в дальнобойном корабле. Особенно, если этот сортир полетит к Земле. Но подобные заведения в серьезном транспорте не нуждались в чистке. Работа пришла ко мне сама, когда я отчаялась. Когда стала посмешищем для детей и позорищем для самой себя. Работа нашла меня через объявление, которыми я бомбила блазианскую информационную сеть. Со мной связался вежливый бэт-сигириец, а я не поняла, о чем идет речь. Сначала он спросил, как я переношу излучение Красного Солнца? Потом предложил познакомиться лично. - Зачем? - удивилась я. Если бы мой собеседник не был исключительно вежлив и тактичен, я бы сразу послала его загорать... под этими самыми лучами. С какой стати меня, психоватую неудачницу, тиранить вопросами? Потом до меня дошло, что он говорит о работе. Сначала я неистово радовалась. Потом растерялась: работать с бэтами под Красным Солнцем... Неожиданно. Даже чудно.
Контора, пригласившая меня на работу, находилась в экваториальной зоне, в башне над подземным заводом, производящим микропроцессоры и прочие комплектующие, в том числе для транспортного оборудования. Красные лучи пронизывали башню насквозь, но мне разрешили работать дома, только иногда являться в офис на инструктаж. Я стала девятым членом команды и узнала, что девятка - для бэтов счастливое число. Контора занималась отладкой программных кодов непосредственно для конвейера. Технологический процесс был архисложным. Задачи менялись часто, и машина-кодировщик иногда ошибалась. В результате происходили сбои. Контора Сэпы, - так звали моего нового начальника, - являлась звеном в длинной цепи контроля. - В тридцати процентах случаев, - объяснил мне Сэпа, - автоматика может найти причину сбоя сама. Мы повышаем процент, как можем. Абсолютной гарантии нет никогда. Сэпу заинтриговала моя способность видеть гармонические аномалии, "сечь халтуру", как выразился бы Миша. Научно это свойство психики называется "дисгармонической аллергией" и крайне редко встречается у сигирийских рас. Мне предложили просмотреть длинные ряды символов и выделить участки, вид которых вызывает у меня "аллергию". Подобную работу я делала в Секториуме не раз, о чем, собственно, свидетельствовало резюме. Особенного эффекта она не давала, но Сэпа пришел в восторг: двадцать процентов вероятности попадания! Без опыта! Без понятия о машинных языках! "Прекрасно!" - сказал он. С тех пор ежедневно на мой домашний компьютер приходили файлы с работы, и я, запершись в комнате, до головной боли высматривала материал. Иногда меня вызывали в офис для консультаций. Точнее, для учебы. Бэты нашли способ записывать в мозг информацию, которую человек все равно не усвоит, а для работы пригодится. Информация записалась, но на производительность труда не повлияла, и от меня отстали. Теперь меня звали в офис только для работы с файлами, которые пересылке не подлежали. Мне устроили рабочее место под крышей, где излучение не было таким пронзительным, надели на глаза фильтр. Коллеги беспокоились о моем самочувствии, но я привыкла и к свету, и к тому, что в местах обитания бэтов нечем дышать, так как кислорода они потребляют меньше, чем земляне и альфы. Да и к самим бэтам я тоже привыкла. Прошло полгода и я привыкла ко всему, что меня окружало. Коллеги стали казаться мне необычайно милыми существами. Их серая кожа под Красным Солнцем приобретала приятный розовый оттенок, а моя становилась прозрачной. Они все были на голову ниже меня и говорили так тихо, что у меня непроизвольно обострился слух. Бэта-раса на девяносто процентов состояла из женских особей, и я, честно говоря, не понимала, чем их мужчины отличаются от женщин. Спросить было стыдно. К счастью, в языке "сиги" отсутствовало обращение мужского и женского рода. Или, наоборот, к сожалению, потому что я не знала, с женщинами работаю или в смешанном коллективе? Все бэта-сиги казались похожими друг на друга, только поработав с ними, я стала замечать разнообразие лиц и фигур. То ли дело альфы-сигирийцы. Такого контраста в пределах расы я не встречала нигде. Человекоподобных, таких как Вега и Адам, среди альфов было не больше процента. Каждый раз, встретив такое существо, я испытывала желание кинуться к нему с вопросом, не землянин ли? Большинство же альфа-расы на людей походили мало. То есть, окажись такой тип на Земле, он бы выделялся в толпе гораздо больше Имо. Типичные альфы имели высокий рост, у них отсутствовала переносица и нос переходил в лоб без изгиба. У большинства не было волос, ресниц, и череп имел форму лампочки. Я встречала от природы беззубых альфов, карликов с большими головами, краснокожих субъектов, у которых во все стороны гнулись суставы, и это тоже были альфы. Только негров среди них не встречала, но слышала, что такая мутация тоже есть. Все они были абсолютно разными: добрыми, злыми, энергичными, заторможенными, болтливыми и молчаливыми, назойливыми и неприступными. Одним словом, познакомившись с бэтами ближе, я привыкла, и была рада, что работаю с ними. Сэпа тоже был доволен моим прилежанием, которое иногда переходило границы. Джон же, как истинный американец, составил для меня график работы, в соответствии с экологической нормой, и возмущался, если я сидела за компьютером сверхурочно. - Ты же повредишь здоровье, - говорил он, но зачем оно мне нужно здесь, на чужой планете, не объяснял. Джон согласился жить со мной только из чувства долга. В новой школе у него появились друзья, там он оказался в среде таких же информалов, и никого не раздражал своими странностями. В ФД-школе со странностями были все. Конечно, среди будущих коллег ему было интереснее, но они с Имо посовещались и решили, что кто-то должен за мной присмотреть. Где жил Имо, я не знала, только подозревала, что он живет не один, и не спрашивала, чтобы не услышать подтверждение худшей догадки. Чем он занимался, я не знала тем более, и еще больше боялась спросить, поскольку на этот счет у меня были самые отвратительные подозрения.
Настал день, когда на моем счету набралась сумма достаточная для транспортировки Мишиной "туши" на Лунную Базу и аренду капсулы в один конец. Начало было положено неплохое, но за ним последовал ряд непредвиденных проблем, которые деньгами не решались. Чтобы привести на Блазу Ксюшу, требовалось согласие Веги. Ничье другое поручительство визы не открывало, потому что шеф был единственным ответственным лицом за все, что творилось на Земле под его руководством. И за последствия он оставался в ответе всю оставшуюся жизнь. Шеф уже прожил сто семьдесят земных лет и намеревался прожить еще, как минимум, столько же блазианских. Смешно было надеяться, что в следующем столетии его категорический отказ смягчится. Оставался последний шанс - говорить с миссионерами о нелегальной депортации, но мне не хватало духа для таких разговоров. Не говоря уже о финансах. Впервые в жизни я стала считать деньги и ужаснулась, сколько стоило наше секторианское благополучие. Невероятно, как Веге удалось вынуть из государства такую сумму на сомнительный проект? Государство у сигов было небедное и на редкость незаметное глазу обывателя. Может, потому что не имело телевидения, а может, потому что не нуждалось в этих самых обывателях. Ни морально, ни материально от них не зависело. Я даже не понимала, каким образом оно управляется без парламента и президента, но мне объяснили так: все политико-правовые механизмы давно отлажены и работают так, что от личности управленца ничего не зависит. Я бы поспорила. За въездные визы у блазиан отвечает настоящая сволочь. Если бы ее переизбрать большинством голосов, мои проблемы решались бы проще.
И все-таки дела шли неплохо. Я была довольна собой и считала, что теперь меня должны уважать еще больше, но меня в основном ругали, списывали на пенсию раньше срока и возмущались, когда я работала, вместо того чтобы сидеть на лавке рядом с Ольгой Васильевной. Джон после нашей вылазки к Флио заметно повзрослел. С ним произошло нечто особенное, заставившее его пересмотреть свой образ жизни, перестать брать пример с младшего брата. Джон делал потрясающие успехи в учебе. Не успел Секториум от него отказаться, как нашлась другая контора, не менее авторитетная, которая заявила о желании принять его на работу. Контора, как и наша, относилась к службе внешней разведки. Только, в отличие от нас, не мучила отдельно взятую планету. Она направляла экспедиции за пределы Галактики и остро нуждалась в операторах-фазодинамистах. Там вполне бы пригодились способности Джона. Он согласился, а я забеспокоилась. Такие экспедиции уходили на годы и не обязательно в сторону Земли. Его ожидала жизнь вояжера, жизнь в неизвестности, связанная с риском. Работа во внешней разведке всегда связана с риском, фазодинамические приборы - риск дополнительный, а диагностика диких планет... Джону ли не знать, чем иногда кончается такая диагностика. За время, пока мы обживали Блазу, Сириусу легче не стало. Землян не подпускали к нему. "Не на что смотреть, - заявляли лаборанты, - когда появятся результаты, вас пригласят". Представить себе Джона на его месте я не могла и не хотела. - Сынок, - приставала я к нему, - может, ты найдешь себе работу поближе? Не на Блазе, так на других сигирийских планетах? Джон обижался: как я не понимаю, что специалисту его профиля нечего делать там, где изнанки мироздания не существует, где не вяжутся гиперузлы, не давит ментосфера, не мешают жить матрицы редуктивной природы. Чтобы утешить меня, он рассказывал истории о планетах, похожих на Землю. О том, какой огромный и неизвестный космос предстоит исследовать ему в будущем. О том, что однажды он вернется на Землю, чтобы узнать о ней все, и новому Секториуму нечего будет бояться, потому что он будет во всеоружии. Джон был мечтателем и фантазером, а я слушала и боялась, что однажды он вернется на Землю, чтобы расквитаться с "белыми" за родителей, а я не буду знать, поэтому не смогу уберечь его от такого глупого шага.
С Имо по возвращении из экспедиции случилась противоположная крайность. Он отказался не только от дальнейшей учебы, но и от диспетчерской работы, к которой его готовила Лого-школа. То, что работа ему не подходит, Имо понял давно, и после закрытия Секториума без лишних церемоний простился с работодателями. Конечно, у меня возникло подозрение, что его выгнали оттуда за разгильдяйство, но в жизни Имо с той поры наступила ясность и определенность. Он вернулся на Блазу, о чем уведомил родственников. Жить с нами он все равно не стал, родственники обрадовались преждевременно, только теперь мы общались немного чаще. Где Имо жил, по-прежнему не знал никто. Где он пропадал неделями, тем более никто не знал. О своих отлучках Имо не докладывал. Просто однажды пропадала связь, потом появлялась. Он бы с удовольствием игнорировал нас вообще, но отец заложил в него программу меня охранять, и программа работала. Со сбоями, но работала, совершенно точно. Имо не то чтобы охранял, он держал меня в поле зрения. Пас, иначе не называется. Пас не только меня, но и Джона. Когда он находился на Блазе, регулярно звонил и спрашивал, где мы? Если место не казалось ему благонадежным, он интересовался, что мы там делаем? Только застав меня с Адамом, Имо вопросов не задавал. Может, перекладывал ответственность на Адама. Может, как и я, боялся услышать ответ. В глубине души Имо ему доверял, но не испытывал дружеской симпатии. Скорее, соблюдал нейтралитет и терпел, потому что на Блазе деться от Адама было некуда. Конечно, Мишу Имо терпел бы с большим удовольствием, потому что знал его. Чего ожидать от Адама, мои детишки не знали. И я не знала. Никто не знал, даже сам Адам. В их жизни появился новый дядя, которого никто не знал толком, даже те, кто проработали с ним много лет. Я же знала Адама, как мне казалось, лучше всех. Знала так, как не следовало бы знать подобное существо. В Шаруме Адам был знаменит. Его считали преуспевающим шоумейкером и одиозной фигурой. Круг его общения был тот же, что на Земле, - в основном, граждане с сомнительной репутацией. Репутация самого Адама тоже не была безупречной, как и образ жизни, от которого он иногда отдыхал, сидя на моем диване. Он проникал в модуль, садился и молчал. После спектаклей он уставал неимоверно. Усталость выходила из него часами. День он мог сидеть неподвижно, глядя в одну точку. Со временем я привыкла к таким перформансам и стала воспринимать его как мебель: демонстративно стирала с него пыль и поливала вместе с кактусом, так как Адам по сути своей от кактуса не отличался. Как-то от безделья я разрисовала его косметикой, которой на Блазе почти не пользовалась. Загримировала под куртизанку, напудрила и заплела дурацкие косички. Зрелище получилось омерзительное. Адам не шевельнулся. - Как ты можешь это терпеть? - удивилась я. - Ни одни мужик бы не позволил... - Я не мужик, - ответил он, - я актер, - что соответствовало действительности в абсолюте. Не нашлось бы во Вселенной второго существа, которое бы настолько соответствовало профессии. Сценический псевдоним Адама остался прежним: Галей-Марсианин. Смысл слова Галей его поклонники объяснили мне быстро и просто: мифическое чудовище, сотворенное из огня. Оно когда-то водилось среди звезд Сириуса. Чудовище, ужасное с виду, но сентиментальное и ранимое внутри. По легенде, оно обладает магической силой, и использует эту силу без стыда и совести. Только слово "Марсианин" ввело в заблуждение театралов: "Вроде бы есть такая населенная планета, Земля, - рассказывали они, - вокруг которой вращается пустынная планета, Марс". То есть, Галей-отшельник, если образно выразиться на их родном языке. И это тоже соответствовало действительности. По крайней мере, кто такой Галей, знали только Вега, Индер, да я, по чистой случайности. Для остальных Адам был просто альфом-сигирийцем, вне всякого сомнения, типичнейшим альфом. Так же, как для землян он был типичным землянином. Для всех, кроме моей соседки Ольги Васильевны. Она Адама, иначе, как "черт безрогий", за глаза не величала. Она с первого взгляда невзлюбила его и отговаривала Вегу, когда тот только собирался взять Адама на работу. Ольга Васильевна была недовольна потом, когда поведение Адама не раз ставило контору на грань провала. Особенно она презирала его теперь, когда Адам стал мозолить глаза старушке. - Чего он повадился? - ворчала она. - Не можешь сказать, чтобы больше сюда не ходил? Зачем это женщине с альфом путаться? Незачем это вовсе. (Я деликатно промолчала). Столько интересных мужчин за тобой ухаживало. А это что за чучело? Он совершенно тебе не пара. "Интересными мужчинами" Ольга Васильевна называла многоликого Мишу, и больше всех сокрушалась, что не погуляла на нашей свадьбе. Теперь, из-за присутствия в моем модуле ужасного Галея и подозрительного Джона, она лишилась возможности безвылазно торчать у меня в гостях. Только частенько заходила убедиться, что я жива и на месте. Была бы ее воля, она превратила бы наши соседские жилплощади в коммуналку с общей кухней, и обязала бы Имо вернуться в семью. Только его Ольга Васильевна неистово любила и называла чудо-ребенком. Имо ел все, чем угощали, никогда не перечил и имел терпение часами слушать воспоминания о Земле. Ее беззаветную любовь не пошатнуло даже известие, что чудо выросло, и устроилось работать в Шарум. Для меня же эта новость стала настоящим шоком. В промежутках между бездельем и загулами, Имо снял в ремесленном квартале закуток, расписал его от пола до потолка, прибил вывеску "Салон татуировки", и себя заодно оформил себя, как ходячую рекламу. Когда я увидела его в новой роли, ужаснулась... Ладно, затылок, ладно, задницу... но как можно было разрисовать себе спину? Позвоночный столб между лопатками был изображен так четко, словно с живого человека сняли кожу. Ненормальная мода пошла в Шаруме, рисовать на себе анатомические разрезы и рваные раны. Боюсь, что пошла именно из Имкиного салона. В помещении стоял аромат наркотических благовоний. Среди аромата стоял стул и стол, где лежали клиенты, а Имо рисовал на них ужасы вселенской катастрофы. Откуда ему в голову лезли такие сюжеты? И почему их надо тиражировать на телах сограждан? Как бы я ни относилась к творчеству Имо, он дорвался до любимой работы, и доводы о том, что прошлая работа была престижнее со всех сторон, пропускал мимо ушей. Иногда Имо приходил в гости с мылом, которое Индер готовил на Земле к началу каникул, раздевался и ложился на пол. Это означало, что нам с Джоном предстоит субботник. Мы добросовестно трудились, и, когда клиент был чист как младенец, валились с ног от усталости. Имо наоборот, отдыхал с массажем и замышлял новые сюжеты, потому что на следующий день он снова был разрисован до позвоночника. Его рабочая конура тоже нуждалась в очистке, но я предчувствовала момент и уходила работать в офис. Джон не возвращался из школы. Мы врали, покрывая друг друга, пока настенные росписи не отмывались сами. Однажды я наведалась в салон без предупреждения, чтобы посмотреть, как выглядит мой сын с тряпкой в руках. Наведалась и пожалела об этом. Произошло то, что давно назревало. То, чего я старалась избежать, что неотвратимо висело надо мной с первого дня поселения на Блазе. В тот день в салоне я все-таки напоролась на Морковку. Хозяина не было на месте. Там, засучив рукава, орудовало пульверизатором это странное существо. Оно наносило краску поверх старых рисунков, и заметило меня раньше, чем я успела опомниться. Ужас обуял меня. Ужас, сравнимый с посещением пещеры плотоядного динозавра. По ее взгляду стало ясно: "Попалась!". Я бы с радостным позором убежала прочь, но дверь захлопнулась. Ноги подкосились подо мной. Возможно, я бы с удовольствием упала в обморок, если б было, куда упасть. - Сядь здесь, - басом сказала Морковка и указала на рабочий стул Имо, где спала Булочка. От волнения я чуть не села на Булочку. - Зови меня Ласта. Что? - догадалась Ласта. - Плохо звучит для родного языка? Тогда зови Лата. Что? Тоже плохо звучит? - Может быть, Лада? - предложила я. - Если вам все равно. - Тогда зови Лада, - согласилась Морковка. К моему удивлению, Лада-Морковка оказалась неглупа и образована. Она получила ту же инженерную аттестацию, что Миша, и это говорило о многом. Более того, она работала в серьезной структуре, отвечающей за внешнюю безопасность, а туда, как в КГБ, кого попало не брали. По социальному статусу Имо ей в прислуги не годился. Он не подходил ей ни коим образом, ни по каким параметрам. Лада была гораздо старше, чуть ли не с Имо ростом, носила вязаную шапку, потому что наверняка была лысой. Я бы приняла ее за тренера по какой-нибудь борьбе. Факт, что они с Мишей имеют одну и ту же специальность, поверг меня в шок. Они могли быть знакомы, если бы Миша во время стажировки на Блазе не тосковал по женщинам, а увлекался сигирийскими барышнями. Что серьезную даму могло привлечь в моем ребенке? Разве что, размеры мускулатуры. Вопрос престижа Ладу не волновал. Она изъяснялась откровенно, трезво рассуждала о жизни и не питала иллюзий. О том, что в отношении моего сына у нее самые серьезные намерения, она объявила сразу. И о том, что этот гаденыш не счел своим долгом ответить взаимностью, тоже не умолчала. Насчет последнего я не судила бы однозначно. Имо все-таки оставил Булочку на попечение этой особы. Кому попало он Булочку не доверял. - Как Имо обращается к вам? - спросила я, расхрабрившись. - Каким именем называет? - Никаким, - ответила она. - Ведь это дикость! Вы не должны ему позволять. - Ха! - ответила Лада-Морковка. Годы общения с моим сыном научили ее выражаться лаконично и помалкивать вместо того, чтобы впустую молоть языком. Этапы развития их взаимоотношений Лада обрисовала так: - Мальчик хотел научиться технике секса. Долг каждой опытной женщины поделиться навыками. Не так ли? - Так, - согласилась я. - Что же в этом плохого? - Ничего. Совсем ничего. Все более чем естественно. - Потом оказалось, что мы подходим друг другу. Ведь это важно! - Конечно. Что может быть важнее? - Тогда зачем ему искать кого-то еще? Зачем тратить время и силы, если есть подходящая женщина? - Действительно, зачем? - Его могло смутить, что я альфийка. Но ведь ты сама подала пример того, как между альфами и людьми может быть прекрасный секс. Не так ли? "И правда, какой пример я подала ребенку? В высшей степени непотребный пример я ему подала", - думала я про себя, а вслух соглашалась: - Прекрасный секс. Конечно, ничем не хуже какого-нибудь другого секса. - Вот, - восторжествовала Лада, - а Имо не хочет понять, как ему повезло. Не каждому юноше его возраста выпадает такая удача. Бывает, они до старости ищут достойную пару, а находят разочарование. За несколько минут общения Ладе удалось меня убедить. Я готова была своими руками тащить в загс своего несознательного молокососа. Только когда появился Имо, мне значительно полегчало. Вернись он чуть раньше, я бы даже не совершила глупость. Дело в том, что я сдуру пригласила Морковку в гости, а она сдуру пришла. - Кто тебя тащил за язык? - возмущался Имо, когда информация о ее посещении достигла его ушей. - Делать было нечего? - Что ты думаешь об этой даме? - спросила я, пользуясь тем, что он сам завел разговор. - Ничего, - ответил сердитый Имо. - Я вообще о ней не думаю. - А есть ли на свете дама, о которой ты думаешь? Ответа не прозвучало. Глупо было рассчитывать на ответ. Я утешилась тем, что загсы на Блазе отсутствуют, и парами жить в обществе не принято. Принято встречаться опять же на нейтральных, приспособленных для этого территориях.
Лада-Морковка пришла ко мне в гости незамедлительно. Мудро рассудила, что, промедли она с визитом, он может вовсе не состояться. Неусыпное око Ольги Васильевны узрело на парковке частную машину. Она взяла мешочек муки из земных запасов, и решила по-соседски меня угостить, потому что знала: мука в моем доме лишней не бывает. Я предложила гостье присоединиться к нашей компании, но Ольга Васильевна, увидев Морковку, засуетилась. Вспомнила, что забыла сделать что-то важное по хозяйству. Наверно, подоить корову. Попрощалась и упорхнула. Так я второй раз в жизни осталась с Ладой наедине. Ей уже никто не мешал меня обработать. "А почему бы нет? - решила я тогда. - Какая нормальная девушка составит пару человеку, который все время молчит, которому на все наплевать, в том числе, на саму девушку?" Я вдруг стала бояться, что Лада передумает, и мой несчастный сынок привыкнет обходиться без женской ласки. Но, когда она ушла, мне опять полегчало. - Ну и личностей ты приваживаешь к себе, Ирина, - упрекала меня Ольга Васильевна. - Где только находишь таких? Одна другого хлеще. У меня спина похолодела от взгляда этой альфийки. Вы что, вместе работаете? - Да, - ответила я, - в одной веселой конторе.
Минул год, прежде чем я смогла отказаться от "переводчика"; поймала себя на мысли, что без него легче общаться, несмотря на акцент. В конце концов, это приспособление меня компрометировало. Даже с детьми я частенько переходила на "сиги" и, если бы не Ольга Васильевна, стала бы забывать русский. Дела все еще шли неплохо. Я также скучала по Мише, но звонить не решалась. Мне нечем было порадовать его. Как переправить на Блазу Ксюху, я по-прежнему не представляла, но знала точно: решение есть, а раз так, значит, никуда не денется, найдется. Верила же я, что сигирийская медицина поможет Сириусу. Спустя год никто кроме меня не верил, и надо же, дождались. На мой рабочий стол пришло извещение: можно прийти посмотреть. Приглашались все желающие, но я пошла в лабораторию одна, надеясь обсудить кое-что с Сириусом с глазу на глаз, прежде чем его задушат вопросами. Лаборант, зэт-сигириец, встретил меня у парковки и сразу разочаровал: - Пациент не узнает себя в зеркале, - предупредил он. - Не помнит ничего, но уже сидит, смотрит по сторонам и рефлексирует. Интересно было, как он отрефлексирует на меня? Лаборанту тоже было интересно. Он вел меня по катакомбам рабочих помещений и предвкушал успех: - Мы взяли контейнеры с флорой, которую Индер привез с Земли, - рассказывал он. - Устроили оазис родной природы и поместили его туда. Пациент ожил. Если таким образом пойдут дела, мы восстановим и личность, и память. Даже если не восстановим, мы уже неплохо продвинулись. - Что значит, "не восстановим"? - спросила я, но лаборант пригласил меня на платформу, которая опустилась в тропический зимний сад, в настоящий рай с цветниками, зарослями лиан и виноградников, среди которых по ошибке распустился куст родной сирени. От ароматов я потеряла дар речи. - Похоже на Землю? - с гордостью спросил мой сопровождающий. Я не знала, что сказать, как успеть надышаться родиной прежде, чем меня попросят отсюда. Сириус сидел в кресле, которое тоже когда-то стояло во владениях Индера. Сидел молча и грустно. На меня он обратил внимание постольку поскольку. Незнакомые лица, похожие на землян, проникали в павильон нечасто. - Можно мне переехать сюда? - спросила я Сириуса. - У меня тоже есть кресло. И палатка... Сириус не понял вопроса, но идея показалась мне стоящей, я пошла делиться ею с лаборантом. Почему бы, собственно, мне не пожить здесь, не оценить микроклимат, над которым они так вдохновенно работали? Кто лучше меня поможет им ухаживать за садом? - С пациентом кто-нибудь занимается речью? - спросила я. - Какой-нибудь речью на каком-нибудь языке? - Комплексная терапия родной природой хорошо влияет на землянина, - ответил сиг, и мне расхотелось переезжать в сад с палаткой. - Для здоровья землянина недостаточно ароматной клумбы, - заметила я. - Здесь не только клумбы, - сказал лаборант. - Есть еще элементы родственной фауны. - Червей и гусениц, которых передал вам Индер, тоже для здоровья землянина недостаточно! - Если это гусеница, то она весьма крупна собой, - сказал лаборант, и я насторожилась. - Что у вас здесь? Наверно, общение с природой плохо повлияло на меня, лишило способности понимать "сиги", и я надела на ухо позорный "переводчик". - Повтори еще раз, что вы привезли с планеты? Лаборант растерялся. - Там сидит. Разве его не видно? В углу, - он указал на угол павильона, заваленный прелой листвой и ветками. - Что еще за шутки? Я пошла смотреть, осторожно, как тропу в медвежье логово, пересекла линию газона, за которым открывалась панорама мусорной кучи. В углу не было никого. Мое намерение разобраться в ситуации только окрепло. Я сняла "переводчик" и опять пошла к лаборанту, но из темноты выпрыгнуло что-то, схватило меня за ногу и пронзительно завыло. Я упала в листья, но существо не отпустило меня. - Ирына! Ирына! - кричало оно. - Хвала Аллаху, Ирына! - Махмуд, ты?.. - закричала я в ответ. Лаборант прибежал на крики. - Ирына... - плакал Махмуд, а я старалась освободить колено. При этом мы валялись в компосте, дергали конечностями, издавали звуки, к которым местные биотехники не привыкли. Лаборант замер над нами, не понимая, кому требуется помощь, и что тут, собственно, происходит? - Махмуд, успокойся! - просила я. - Ради Аллаха, возьми себя в руки! При виде зэта-сига маленькое шоколадное создание забилось обратно в компост. Я поднялась с вывихом, отряхнулась, потребовала разъяснений. - Он всегда здесь жил, - сообщил лаборант. - Я думал, так надо. Индер отдал контейнер, разрешил использовать его, а он сидел внутри. Я и использовал. За что я всегда уважала зэтов, это за ясное понимание проблемы и способность видеть решение там, где его нет. - Я заберу его. - Для чего? - не понял лаборант. - Просто так. Заберу и все.
В такси Махмуд испугался и закрыл лицо рукавом. - Вай, вай! - закричал Махмуд. - Мы умрем, Ирына! "Ничего себе, дела, - думала я. Ситуация не укладывалась в голове. - Не приведи Аллах, такси возьмет попутчика, Хабиби умрет от страха. В чем дело? Много лет он общался с гуманоидами. Что должно было произойти? Что надо было сотворить с Махмудом, чтобы он прятался от света в помойной куче?" В модуле Махмуду легче не стало. Он залез под стол и стал общаться со мной оттуда. - Я чуть не умер, Ирына! - сообщил Махмуд. - Вай, хабиби! Вай, как плохо Махмуду жить. Ни биопаспорта, ни визы, ни причины здесь находиться у несчастного Хабиби не было. У него не было элементарного набора дыхательных и световых фильтров, не говоря о прочих приспособлениях, которыми сиги снабжают прибывающих инопланетян. Как он выжил, - понять было невозможно, потому что опыта выживания на чужих планетах у Хабиби не было тоже. Разве что, в пустынях. Как он забрался на Блазу, - тем более было непостижимо. Махмуд этого просто не помнил. После непрекращающегося годичного стресса его память напоминала рваную тряпку. - Позвать сюда Вегу? - спросила я. - Нет, нет! - взмолился старик. - Нет, хабиби, не губи Махмуда! Они придут... Они убьют, хабиби! Они хотят Махмуда убить! Спрячь Махмуда, Ирына! Вместо Веги я срочно вызвала Джона. Он пришел и заглянул под стол. Наверно, он увидел там что-то странное, потому что глядел долго. А потом выпрямился и повел меня в соседнюю комнату. - Кто-то хорошо поработал со слэпом этого человека. - Что сделали с его слэпом? - Думаю, использовали как донорский орган. Что тебя удивляет? - не понял Джон. - Разве ты не знала, что человеческие слэпы могут подселяться в чужой организм? Разве ты никогда на Земле это не наблюдала? Если не остановить процесс, его личность полностью уйдет в тело Сириуса. Мое терпение лопнуло. Джон объяснял подробности, а я уже связывалась с шефом. Джон пытался меня успокоить, но я уже завелась. В тот день я достала из небытия не только шефа, но и Индера. Не стала ничего объяснять, просто назначила встречу в фойе того самого экспериментария. В то же фойе я пригласила явиться ответственное лицо, которое уверяло нас, что от процедур в его учреждении ни одному землянину плохо не станет. Каждого приглашенного я заверила лично, что если кто вздумает уклониться от разговора, я устрою первый в истории Галактики судебный процесс землян против братьев по разуму.
Явились все. Гума и тот пришел, хоть его и не звали. Может, чувствовал за собой вину или просто ходил хвостом за Индером. Впервые, год спустя, мы встретились лично, но совсем не по радостной причине. Скандал получился тот, что надо. Мне не пришлось ничего доказывать, не пришлось везти Махмуда на это сборище, я просто подключилась к транслятору, оставленному в модуле, чтобы ответственные лица полюбовались, во что они превратили жизнелюбивого и мужественного человека. Лаборанты поспешили свалить вину на Вегу. Он должен был контролировать утечку населения с планеты и отвечать за возможные казусы. Вега своей правоты не уступил: "Прежде чем использовать живое существо как донорский ресурс, надо было выяснить, кто оно и откуда взялось", - утверждал он. Лаборант в таких вопросах был подкован: "Знаю я человеческую этику, - сообщил лаборант, - их культура допускает донорские отношения между совместимыми особями". Наш бывший шеф поставил лаборанта на место, объяснив, что этика изучена им не до конца, что подобные отношения у людей имеют место только в случае добровольного согласия, которое не было получено от Махмуда и не могло быть, так как старику не предоставили даже "переводчик". Для лаборанта стало открытием, что Махмуд умеет говорить, и он оправдался тем, что архив человеческих языков на базе небогат. "Он знает столько языков, - засвидетельствовали мы хором, - что подошел бы любой человеческий "переводчик". Лаборант совсем стушевался и стал осыпать нас медицинскими подробностями происшедшего. Он утверждал, что усечение слэпа сделано в пределах допустимого, что со временем он восстановится, что это на самом деле не вредно, а очень даже полезно землянину иногда побегать по чужой планете в состоянии психического расстройства. Но если люди такие недотроги, то, пожалуйста, он выберет другой метод восстановления Сириуса, потому что проблема кажется ему интересной настолько, что он готов над ней работать бесплатно. Совсем бесплатно не получилось. Я оштрафовала его лабораторию на куст сирени вместе с кубометром грунта, срезала разных веточек для рассады и отправила в модуль грузовой почтой за его счет. "Если у такого идиота разрослось, - решила я, - у меня тем более разрастется".
Секториане не расходились. Оставшись одни в фойе, они поругались между собой. - Как он мог войти в контейнер? - пытал Индера шеф. Тот только разводил руками. - Как он там не издох по дороге? Почему ты не проверил капсулу, прежде чем закрыть ее? - Кто ж знал, что она с начинкой? Ты тоже смотри, кому визу даешь! Он же не выезжал. Надо было элементарно проинструктировать... - Не давал я ему визу! Не давал! - оправдывался шеф. - Стоп! - вмешалась я. - Господа сигирийцы, как вас понять? Вы обещали каждому желающему легальный выезд. Мои бывшие коллеги замолчали. Первый раз в их присутствии я выслушала речь без "переводчика" и выразилась на "сиги". - Что ему делать здесь? - спросил Вега. - Если бы он адаптировался также легко, как ты... Кроме вас с Мишей, никому смысла не имело сюда перебираться. Да, я предлагал. Формально. Было бы садизмом с моей стороны перевозить вас сюда. Слово "садизм" Вега произнес по-русски. - А мы не садисты, - добавил Индер. - Да, - подал голос Гума, - не садисты... - это была его работа проверять контейнеры перед закупоркой и отправкой, и то, что Индер при свидетелях не надавал ему по шее, было для него редкой удачей. "В самом дела, - подумала я, - что землянам делать на Блазе? Они бы здесь дохли от скуки так же, как я на Земле. Потому что на Земле у меня нет ни пропавших детей, ни любимых внуков, ни работы, ни бизнеса, как у Петра, ни рыбалки, как у Олега Палыча".
Шеф пошел провожать меня до парковки. - Не переживай, - сказал он. - Я найду способ вернуть Махмуда на Землю. - Там он сразу попадет в психушку и никогда из нее не выйдет. - Здесь он вернее туда попадет. - Его надо лечить. Надо заставить этих идиотов... В таком виде он на Земле появиться не может. Я не отпущу его. - Попробуй сама, - предложил шеф. - Если он признал тебя, попробуй. Пусть поживет, успокоится, начнет соображать. - Вы думаете?.. - Почему бы нет? Изолируй его от гуманоидов. Пусть считает, что находится на Земле. А когда решишь, что он готов к обратной дороге, свяжись со мной. - А может быть?.. - Что? - ...Вы найдете способ переслать сюда Мишу с Ксенией? - Ксении на Блазе не будет, - отрезал шеф. - Я уже объяснял и не намерен к этому возвращаться. Настроение испортилось. Сколько раз я зарекалась, с шефом запретных тем не касаться... - Соскучилась? - Очень. - Ирина, даже не думай об этом! Если представится возможность, я отправлю тебя на Землю навестить их, но не более того! - А если не представится? Если не представится никогда?
Если бы мне сказали на Земле, что я буду жить с сумасшедшим Махмудом неопределенное время на одной территории, я сошла бы с ума тотчас же. Теперь выбора не было ни у меня, ни у Махмуда. Старик день-деньской сидел молча и тихо, притаившись в шкафу, и наблюдал за мной в щелочку. Там же он спал, принимал пищу; когда не чуял опасности, выходил погулять вокруг шкафа. Но стоило в модуле появиться Джону или включиться компьютеру, закапывался в тряпки, как ящерица в песок. Первые дни показались мне адом. Махмуд боялся всего: выскакивающих голограмм, магнитных замков, шороха лифтовой площадки, которая бродила между тремя этажами. При нем мне не было смысла работать, потому что я не воспринимала вокруг себя ничего, кроме Махмуда. Казалось, этому не будет конца. Ольга Васильевна первая заподозрила неладное, налила в пузырек растительное масло из драгоценных запасов, и пришла меня угостить. Увидев гостью, Махмуд повел себя как дикарь. Он не спрятался. Он издал звериный рык и кинулся на Ольгу Васильевну с объятиями. Я чудом успела схватить его за подол, и мы загремели вниз по винтовой лестнице. Ольга Васильевна выронила масло. Впервые я видела, как столетняя дама, перелетела через парапет и вынесла наружную дверь, которая весила килограмм пятьсот. Когда я сочла своим долгом явиться к старушке с извинениями, она уже успокоилась, и встретила меня с философским безразличием: - Ну и личностей ты приваживаешь, Ирина, - в который раз вздохнула она. - Где только находишь таких? С ней оставалось только согласиться, личности у меня заводятся, прямо скажем, неординарные. Тут уж ничего не попишешь.
Вторым существом, заподозрившим в моей жизни неладное, стал Сэпа. Он велел мне явиться в офис, но работу не дал. Вместо этого коллеги стали кормить меня маленькими самодельными конфетами, похожими на мармелад. Ничего подобного мне на Блазе не попадалось, и я удивилась. Оказывается, они, мои хорошие, решили, что я затосковала по дому, и навели справки: как утешить землянина, когда ему плохо? Оказывается, землянина надо утешать вкусным кормом. Особенно хорошо землянин успокаивается, если ему дать конфету. Тогда мои бэты навели справку: как приготовить конфету, чтобы землянин съел, и его желудку не стало плохо от чужбины так же, как душе. - В этих сладких штучках, - уверяли они, - ингредиенты те, что надо. Ничего вредного. И я утешилась. Успокоилась. Припадок нежности к этим существам растопил мою душу и заставил поверить, что доброта - вовсе не изобретение человечества. Вернувшись домой, я первым делом навела справки, чем можно угостить бэтов, чтобы они знали, что земляне могут быть благодарными. Оказалось, бэты лопают почти то же, что люди, кроме мяса и животных жиров. Но даже если скормить им хорошо проваренную курицу, вреда не будет. А уж сладости они едят какие угодно и не толстеют. Немного подумав, я взяла пакетик муки и пузырек масла, заброшенный в модуль Ольгой Васильевной, присовокупила к ним кое-что из местных продуктов, выпросила у Ольги Васильевны еще немного какао-порошка для глазури, и совершила импровизацию на тему печенья. Результат меня удивил. Махмуд поел с удовольствием, Джону моя стряпня напомнила Землю, Ольга Васильевна спросила рецепт. Я решилась отнести на работу партию для пробы. Мои бэты ели и жмурились от удовольствия. Служебные разговоры уступили место обсуждению кулинарных проблем. Бэты мне объяснили, что такое "сладкий крем", от которого сиги без ума, а я пообещала при случае сделать мороженное и дослать в офис остатки печенья. Как выяснилось, зря. Печенье съел Имо. Пришел, увидел никем не охраняемое блюдо и покончил с ним вмиг. - Больше ничего странного в модуле не заметил? - спросила я. Имо отрицательно помотал головой. Он и не ожидал здесь увидеть ничего странного. Насмерть перепуганного Махмуда я нашла в любимом шкафу. Он заикался от ужаса: двухметровый гуманоид проник в модуль и бесцеремонно вел себя... Махмуд решил, что его нашли. Имо он не узнал. В памяти остался десятилетний мальчик, которого они Мишей катали на катере по Красному морю и учили пользоваться аквалангом. Воспоминаний о взрослом Имо у Махмуда не сохранилось, и узнать знакомое лицо старик не имел возможности: Имо закрывал глаза зеркальным ободом и никогда не снимал с себя компьютер. Издали он действительно напоминал агента спецслужб по розыску беглых землян, а разрисованные мускулы не производили впечатления человеческого тела. "Куплю телесной краски, - решила я, - одолжу у Лады пульверизатор и покрашу его в первозданный цвет". - К тебе дракон в постель заползет, а ты не заметишь, - выговаривала я ему. Имо не обращал внимания, тем более что дракон в его постель давно уже заполз. Он привез мне Булку, оставил кое-что из вещей и предупредил, что в ближайшие дни его на Блазе не будет. Я насторожилась. Прежде Булка путешествовала с ним. Что за дела у него возникли там, куда с кошками не пускают? И с каких пор Имо стал спрашивать разрешение на пронос животного? - Скажи хоть, в зоне Сириуса будешь или нет? - Нет, - ответил Имо. - Не скажу. Я заставила себя отвлечься. Совершила новую импровизацию, на тему безе, которое Ольга Васильевна назвала "пемзой из сгущенки", и пошла на работу. На работу я стала ходить теперь регулярно. Бэты учили меня основам местной кулинарии, я их учила бездельничать в рабочее время. Мы здорово сблизились, получив нагоняй от начальства. Ничто так не сближает, как общий нагоняй, который мы пережили, продолжая посиделки на нейтральной территории. Они расспрашивали меня о Земле, о людях. Обо мне, в частности, им было особенно интересно. Так незаметно и деликатно мы подобрались к проблеме, которая мучила меня в последние дни, и которую я считала исключительно своей собственной. В жизни не слушала советов, только теперь мне почему-то стало небезразлично, что скажут коллеги? То, что я услышала, меня потрясло: - Привози проблему к нам, - сказали коллеги. - Привози обязательно.
Дома я задумалась над предложением. Вега запретил подпускать гуманоидов к Махмуду. Бэты советовали нечто противоположное. Решение надо было принять мне. Решение, от которого, возможно, зависела последующая жизнь человека, ответственность за которого я по глупости взвалила на себя. Зачем я это сделала, не имея ни опыта, ни терпения? Зачем вцепилась в Махмуда? Неужели Миша не нашел бы на Земле психиатра, способного ему помочь? Ведь мы с Махмудом, если разобраться, даже не друзья, а я ради него иду на риск, за который меня могут депортировать с Блазы. Только успокоившись, я поняла, что происходит, и устыдилась. "Мир был чист до сотворения разума, - проповедовал Сириус в юные годы. - В нем не было жадности, зависти. Никому бы в голову не пришло размышлять о выгоде..." Махмуд в жизни никому не желал зла, и был способен отдать последнее, чтобы помочь незнакомцу. Этот пожилой человек никогда не путал наших имен, не забывал дней рождения, и, если бы кто из нас, не приведи Господи, пропадал в пустыне... я не знаю, как бы действовал он, но уж точно не задавал бы себе постыдных вопросов.
В такси Махмуд вел себя тихо, как обреченный, идущий на виселицу. Но, увидев моих новых коллег, забился в кабину лифта и не захотел выходить. Сэпа сам полез к нему с угощением, но Махмуд корм у инопланетян не брал. До конца Красного дня не было уверенности, что дело не закончится скандалом. Все еще только начиналось. Сначала Хабиби укусил Сэпу, потом укусил еще двух сотрудников фирмы одного за другим. - Хватит, - решила я. - Мы едем домой. - Подожди, - попросили они, и тогда Махмуд еще раз укусил Сэпу, но совсем не больно. Так... на испуг. - Он прелесть, - сказал мой начальник, и дело пошло. Меня тут же выпроводили домой отдыхать, но едва такси снизилось на парковку модуля, как поступил тревожный сигнал: - Хабиби удрал в конвейерный отсек. Как он туда пролез? - недоумевали в конторе. - Там же все герметично! - Не может быть! - Но он там находится, и мы не можем выманить его обратно. Возвращайся, пока он не убился. Как укушенная, я помчалась обратно на том же такси, но когда машина садилась у офиса, поступил следующий звонок: - Хабиби вылез сам, - сообщили мне. - Он успокоился, стал отзываться на "Хабиби", даже поел. Лучше отправляйся домой, чтобы он опять не занервничал. С облегчением, я повернула к дому, но на подлете мне опять позвонили: - Хабиби впал в беспамятство и стал издавать звериные звуки, - сказал Сэпа. - Мы в растерянности, не знаем, что делать. Пока я добралась до работы, бэты успели проконсультироваться и выяснить: Хабиби уснул и храпит, что землянину по природе не противопоказано. Меня даже к дверям не пустили, сказали, что сами ходят на цыпочках, и лишние телодвижения в офисе ни к чему. Когда я опять добралась до дома, Махмуд проснулся, и ухитрился порвать себе ухо. Оно застряло в педали подъемной площадки. Ни один сигирийский подъемник не был рассчитан на то, чтобы в него вползали на четвереньках, растопырив уши. - Ухо прирастет или его лучше отрезать? - волновался Сэпа. В ужасе, я развернула такси, но в офис меня опять не пустили. Сказали, что Махмуд делает первые попытки общения, и ему не надо мешать. Когда я очередной раз вернулась к модулю, у башни сидел Адам. Он курил сигару, выпуская синие облака, и критически смотрел на происходящее. - Ты что ли по небу маячишь? - спросил он. - У меня с утра в глазах рябит от этой машины. Он заставил меня принять снотворное и лечь в постель, но не успел подействовать препарат, как снова включился коммутатор: - Хаба сделал намаз, - сообщили мне, - но Аллах его не услышал. Что делать? - Сейчас приеду, - ответила я, - попрошу Аллаха вынуть из ушей бананы. Вроде бы я встала на ноги и в одной пижаме пошла наверх, но наткнулась на Адама. Он отнял у меня коммутатор, отправил в постель и запер дверь спальни. С Аллахом я беседовала во сне: - Что поделать? - говорил Аллах. - Он умчался на край света. О чем думал, слушай?! - Пожалуйста, - просила я. - В виде исключения. Он же не хотел. Он думал, Аллах так велик, что края света для него не бывает. - Так-то оно так... - отвечал Аллах. - Только совесть иметь надо. Если каждый мусульманин станет убегать с планеты... - Нет, - обещала я. - Клянусь, этот первый и последний! Видно, мне удалось его убедить. Следующий звонок прозвучал нескоро. - Сегодня мы с Хабой делали намаз вместе, - обрадовали меня коллеги. - Аллах нас услышал. - Вы, ребята, с этим поосторожнее... - Знаем, - ответили ребята. - Мы знаем о Земле все, поэтому сознательно приняли ислам. Адам, услышав новость, расхохотался. - Теперь ты точно узнаешь, кто из них баба, а кто мужик, - сказал он. -. Хаба разберется и наденет паранджу на кого следует.
Когда я в следующий раз явилась в офис, все мои бэты были в порядке. Паранджу надел сам Махмуд. Вернее, обмотал голову платком так, что торчал только нос. - Ирына! - воскликнул он. - Девочка моя любимая! Девочка моя кирасывая! Как я скучаль! Вай, хабиби, как скучаль! - Здравствуй, Махмуд, - сказала я. - Привет всем новообращенным. Аллах акбар, одним словом. - Аллах акбар, - ответили они. - Нет Бога кроме Аллаха, и Махмуд - пророк его на Блазе. - Ах, вот даже как! - я растерялась. - Можно мне слегка поработать... на священной территории, если никто не против? Истинноверы были заняты делом, и мне никто не мешал последовать их примеру. Махмуд принес на мой рабочий стол стакан с теплой жидкостью. - Твой любимый красный чай, - сказал он. В свете моей любимой звезды любой чай выглядел красным, но я попробовала. Действительно, что-то есть. Махмуд кормил всех, поил всех, на "сиги" говорил лучше меня. Кроме того, Махмуд освоил простейшие операции с сигирийским компьютером. Прежде он от техники только шарахался. Отработав смену, я наблюдала два намаза, три чаепития и одну прогулку под красным закатом двух закадычных друзей, Хабы и Сэпы. Взявшись за руки, они неспешно волоклись мимо моего рабочего стола по внешней веранде сначала в одну, потом в другую сторону, и философствовали о жизни. Я поняла, что самое время звонить Веге. - Привози его завтра к карантину, - сказал бывший шеф. - Встречу вас там. Сказано - сделано. - Ты рад, что снова увидишь Землю? - спросила я Махмуда в дороге. - Рад, - ответил он. - Вах, как рад. - С Лунной Базы обязательно свяжись с Мишей, пусть он встретит. Где ты будешь жить? В Дамаске или в Александрии? - Аллах знает, - ответил Хаба. - Доброму человеку везде место найдется. - Ты ведь не станешь скитаться по пустыне, Махмуд? - Махмуд родился в пустыне. Пустыня Махмуду родной дом. Я снабдила Хабу дискетой для Миши. Точнее, вшила ее в подол халата, в надежде, что миссионеры не будут шмонать на пересадке почтенного старца. Вега встретил нас и терпеливо ждал, когда мы простимся. Махмуд держался, велел мне беречь себя и детей, не плакать и не переживать за него. - Махмуд здесь для того, чтобы спасти вас, - напомнил он, - моих родных, самых близких, самых добрых друзей. Другой цели в жизни Махмуда нет. Вега повел его в карантин, а я смотрела вслед и думала: "Надо же, через несколько дней его встретит Мишка. А я останусь здесь скучать и надеяться. Даже Аллах не знает, когда мы увидимся снова. Как мне не хватает этого человека. Разве я могла представить, что мне будет так его не хватать?"
Из космопорта я в расстроенных чувствах отправилась в офис, но мои чудесные коллеги сказали: "Не надо работать. Сходи и позвони Мише на Землю. Почему ты не сделала это до сих пор? Разве мы так мало тебе платим?" И я помчалась в контору, которая курировала нынешних земных сигирийцев. Помчалась туда, где мне не пришлось объяснять, кто я такая и зачем это делаю... Заказала три минуты связи со спутниковой сетью Земли и стала ждать. - Можно говорить из дома, - предложил диспетчер. - Нет, - сказала я. - До дома не дотерплю. Давайте связь и быстрее. После первого длинного гудка замерло сердце. - Алло, - ответил женский голос, чего собственно следовало ожидать от Миши Галкина. Наверно, я попала в ночь. С какой стати ему водить женщин среди бела дня? - Будьте добры, Михаила, - произнесла я как можно более официально. - Ирина Александровна, вы уже в Минске? - ответил голос. - Ксюша, я тебя не узнала! - Борисыч на кухне, обед готовит. Позвать? - Слушаю, - снял трубку Миша, и у меня перехватило дыхание. - Ирка! - воскликнул он. - Чтоб я сдох, если это не Ирка дотащила свою задницу до телефона! - Ирин Александровна, я вас приглашаю на день рождения, - перебила его Ксюха. - Приходите, а то Борисыч весь кайф обломает! Мне некем его нейтрализовать. Приходите! Он так скучает по вас! - Она весь город хочет пригласить! Она думает, что квартира резиновая! - Мне двадцать лет! - обиделась Ксю. - А этому скупердосу места жалко! Приезжайте, Ирина Александровна! Заберите его от меня. Он уже достал! У меня из-за него никакой личной жизни, - жаловалась она. - А у него из-за меня. Три минуты мы несли в эфир несусветную чепуху. Точнее, они несли, а я плакала. Когда время закончилось, я не могла вспомнить, было ли сказано самое важное, то, из-за чего я решилась потратиться на звонок: о дискете, вшитой в подол Махмуда, где я в подробности изложила историю его эмиграции в контейнере с оранжереей. В доказательство, что идея не так уж тупа, я посылала на Землю живого Махмуда. Миша с Ксюшей разрывались от желания рассказать мне всю свою жизнь, но мешали друг дружке. А когда связь прервалась, наверняка поссорились. Домой я плыла в тумане воспоминаний. Мне было хорошо и грустно, как давно уже не было, но коммутатор вернул меня к реальности: - Ты не поверишь, - сказал Вега, - он опять удрал. - Кто удрал? - Махмуд. Стоило мне отвернуться, его и след простыл. Будь начеку. Возможно, он попробует к тебе вернуться. С ужасом я вспомнила, как сама учила его обращаться с такси, писала на рукаве иероглифы транспортных кодировок. Не доехав до дома, я стала организовывать засаду. Сэпа был предупрежден первым, Джон послан дежурить в модуль, Индер контролировал окрестности экспериментария. На всякий случай, я предупредила Адама. Вдруг Хабу занесет в Шарум? В театральных кварталах сплетни о пришельцах распространяются молниеносно. Ни в одной из точек Махмуд не появился. Первым его нашел Вега, через службу внешней разведки. Поймал в такси, черт знает где, над промышленным сектором, где пассажирский транспорт не летает. Махмуд любовался планетой с высоты. Вега запер его в гостинице космопорта, но Махмуд сбежал опять. С той поры его никто не ловил. Где добрый человек нашел пристанище, мы не знали. Время от времени он появлялся, то у меня, то у Сэпы, привозил подарки, расспрашивал о здоровье и на свое здоровье не жаловался. Иногда оставался ночевать, но, выспавшись, уходил с рассветом. Ему не нужен был ни "переводчик", ни документ. Он не брал в дорогу даже теплого халата. Он говорил, что Блаза - его родной дом, что здесь у него есть все необходимое, а в лишнем Махмуд никогда не нуждался. - Добилась своего? - упрекнул меня шеф. - Куда ты его адаптировала? К Земле или к Блазе? Мне было чертовски перед ним стыдно.