 |
|
Четырнадцатая сказка.
ЛЕСТНИЦА, ВЕДУЩАЯ К КРАЮ БЕЗДНЫ
|
– Если ты всерьез полагаешь, что власть сделает тебя Человеком Совершенным, то ты ошибешься, Человек, – сказал Валех, – ибо Человек не создан для совершенства.
– Для чего же он создан? – спросила графиня.
– Совершенство противно Богу уже потому, что оно определяет вершину его трудов, а с вершины можно идти только вниз. С вершины горы даже земная твердь кажется дном; с вершины горы видны лишь чистые облака и бесконечное небо, в котором можно поставить точку нового мира и признать свое прошлое бесполезным опытом, ибо опыт сей привел к совершенству, а значит, не предполагает более ничего. Совершенство – тупик, приводящий Творца к безумию.
– Правильно, – согласилась графиня. – Бог творил человека для того, чтобы отсрочить это самое совершенство.
– Бог творил Человека, чтобы возвысить мироздание еще на один этаж, но небо не стало ближе, ибо каждый новый проект Творца приближает день, когда строение раздавит само себя.
– Что вы от меня хотите, мосье Валех? Вы как будто стараетесь предостеречь меня от чего-то, а предостерегать меня уже поздно. Вам не кажется?
Графиня поглядела на флаги, что полощутся над башнями форта, и снова опустила глаза к ногам Привратника, зашнурованным в кожаные сандалии. Лица его графиня предпочитала не видеть. Ей страшно было смотреть в холодное лицо Ангела. Ее душа леденела от мысли, что однажды придется заглянуть в такие глаза.
– Ты – Человек, созданный для того, чтобы двигаться к цели, – ответил Ангел, – но цель твоя за горизонтом, а горизонт бесконечен. Ты жив, до тех пор, пока идешь, все остальное неважно. Наслаждайся дорогою своей, Человек, и не помышляй ни о чем ином, ибо большего не получишь.
– Напрасно вы боитесь, мосье Валех, что я раньше времени достигну совершенства. Я никогда не смирюсь с теми гадостями, которыми наградил человечество Бог. И никогда не стану относиться с уважением к тому, что противно мне по природе. Я пробовала, старалась, но пока что ни разу не получилось. Извините, за что я должна быть благодарной?..
– За мир, который дан тебе от рождения, потому что это твой собственный мир.
– А я просила? – удивилась Мира. – С какой стати человек должен быть благодарен за то, чего не просил? До каких пор, мосье Валех? До каких пор нас, беззащитных маленьких человечков, будут швырять в бардак и потешаться? Я не нанималась работать клоуном.
– Такова ваша жизнь.
– Это не жизнь! Это художественная самодеятельность для буйных психов! Для чего мне нужна в этом цирке главная роль?
– Чтобы научиться любить и быть благодарной, – ответил Ангел. – Когда Человек научится любить бардак, который сотворил на Земле, и благодарить Творца за то, что позволяет ему безумство, может быть, следующий этаж мироздания не окажется последней каплей, которая погребет под собой все разумное и прекрасное. Может быть, именно Человек найдет опору в новом, никем не познанном мире, и сможет творить, не опасаясь достичь совершенства.
– Можно, я уже пойду? – спросила графиня. – Меня, наверное, ждут.
– Иди, – согласился Ангел.
Ворота упали. Под аркой стояли два рыцаря и нервный мужчина в деловом костюме, взмокший от напряженного ожидания. Мужчина, который когда-то обслуживал босса за банкетным столом, и настоятельно рекомендовал графине закусывать. Мира узнала его сразу, но виду не показала. Ей стало стыдно. Возможно, не пренебреги она тогда деловым советом, не произошел бы конфуз, но жалеть о прожитом было поздно. Нужно было продвигаться дальше за горизонт, к цели, которой не видно, ибо другого занятия на земле, согласно Валеху, человеку не было предначертано. Мира подала приглашение. Мужчина графиню не узнал, но сделал вид, что сто лет знаком и ужасно соскучился. Только правила этикета не позволили ему кинуться с объятьями к гостье. Он даже не развернул письма, найденного графиней у Карася в кабинете. Только рванул себя за галстук, и пот потек с его лба прямо за пазуху. Графине показалось, что дорогой пиджак человека прилип к телу поверх рубахи.
– Хвала Создателю! Наконец-то, госпожа Мирослава! Мы все вас ждем! – воскликнул мужчина, поклонился и покорнейше пригласил гостью в крепость.
– Нет, вы все-таки прочтите письмо, – настояла графиня, чем ввела в замешательство встречающую сторону. – Давайте я помогу вам прочесть, – она взяла конверт из его растерянных рук, развернула и процитировала написанное. – «Рыцари Ордена Святого Огня приносят свои извинения. Произошла досадная неувязка. Виновные будут наказаны...» Это действительно так?
– Вне всякого сомнения, – согласился мужчина. – Такая досадная неувязка, что виновные обязательно понесут наказание.
– Рыцари приносят свои извинения только на словах или я могу попросить об услуге, которая отчасти загладит вину?
Мужчина растерялся больше прежнего.
– Я подумала… если вы выполняете любые просьбы приговоренных, вам ничего не стоит угодить живому человеку, перед которым вы провинились. Так могу я обратиться к рыцарям с просьбой?
– О чем только ваше сиятельство пожелает. Просите смело. Мы все на этом свете приговоренные… – заверил мужчина и умоляюще поглядел графине в глаза, словно желал сказать: «Идемте же, наконец, не то моя голова покатится с плахи впереди вашей».
Во дворе толпился народ в вечерних нарядах. Столы были накрыты для фуршета, на золотых подносах лежали фрукты, к которым никто не притронулся. В хрустальных графинах стояло вино, которое никто себе не налил. Вокруг помоста с плахой и топором, убранного парчой, стояла мебель королевского гарнитура, на которую никто не присел. Графиня в сопровождении нервного мужчины и двух стражников проследовала через двор, и толпа расступилась.
– Пусть вас не беспокоит антураж, – оправдывался мужчина. – Все это для развлечения публики, которая вынуждена коротать время в ожидании. Все это чисто для отдыха наших гостей, не более того…
– И я здесь для отдыха? Или для чего-то другого? – спросила графиня, но ответа не получила. – Прошу прощения, мосье, но, по-моему, ваши дамы замерзли ждать, а рыцари напротив, вспотели. Нельзя их одеть как-нибудь по-другому. Вам не кажется, что железные доспехи в форте – это с исторической точки зрения полный бред?
Под лестницей, где сидел на цепи павиан, графиня остановилась, и ее эскорт встал как вкопанный рядом с ней. Вместо павиана на цепи сидел палач, который непочтительно обошелся с высокой гостьей во время предыдущего посещения, и бородатый рыцарь, лишенный доспехов, стыдливо прятал глаза. Его борода слегка распушилась. Язвы перестали кровоточить. Рыцарю было бесконечно стыдно, в то время как палач просто спал, положив под голову мешок с порохом.
– Спасибо, что не отрубили им головы, – сказала графиня.
– Как же без вас? – удивился мужчина в костюме. – Какое же наказание, если без присутствия обиженной стороны? Тогда оно не наказание, а пустая расправа. А головы, не извольте беспокоиться, непременно срубят.
– Зачем я здесь? – спросила графиня.
– Будьте любезны сюда, – мужчина поклонился, указывая графине путь в подземелья.
Делегация прошла мимо строя рыцарей, мимо распахнутых дверей пыточных камер, мимо склада боеприпасов и некрополя, похожего на мусорную кучу. Из-под плиты, прижатой каменным крестом, торчали пятки скелета, которому не хватило места в братской могиле. Графиня поняла, что ее сюда звали не пьянствовать. Графиня и так напугалась больше, чем надо, но мужчина спустился по лестнице еще ниже, в самый смрад, куда не пробивался даже лучик дневного света. Снял факел со стены, лязгнул железным замком, велел подождать и скрылся за дверью.
Графиня ждала. На стене горел факел и вонял керосином. На двери висел развернутый свиток, похожий на стенгазету. Тексты на свитке были написаны багровой жидкостью, напоминающей кровь. Графиня сделала над собой усилие, потому что текст был написан витиеватым почерком на старо-французском и не содержал ничего особенно интересного. Только фамилии шулеров местного игорного клуба, которым надлежало вне очереди рубить головы. Главным героем позорного списка являлся Жорж по прозвищу «Зуб». Именно ему были адресованы угрозы и вынесен приговор за то, что развел уважаемого банкира на целое состояние и при всем при том задолжал половине форта. Кроме этого мосье Зуб взял себе за правило не являться на заседания суда, который собирался по его вопросу. Тот же мосье смертельно оскорбил супругу посла… но каким образом он это сделал, Мира не поняла, поскольку запуталась в старых глаголах. Она поняла одно: ее друг явился на дуэль пьяным, с трудом держался за пистолет, в соперника не попал, зато подстрелил между делом зрителя, который накануне, по случайному стечению обстоятельств, скупил его векселя.
Нервный мужчина распахнул перед графиней дверь, когда в каменном мешке стало нечем дышать.
– Спускайтесь. Ждите, – сказал он и гостья предположила, что именно ей придется ответить за все безобразия грешного мира, но лестница закончилась коридором, который вел наверх, к свету и вскоре графиня увидела небо над фортом, разлинованное железной решеткой.
Камера не имела двери. В ней уже находились люди. Молчаливые и сосредоточенные, как шахтеры перед началом смены. Они совсем не походили на пленников, несмотря на то, что сидели в подвале с маленьким окошком на потолке. Графиня оказалась в обществе восьми ужасных мужчин. Один из них был негром, черным как головешка. Длинный и худой, как жердь, он стоял у стены и косо смотрел на графиню. Другой был похож на японца, сосредоточенного на внутреннем космосе, и тоже удивился визиту дамы. Остальные шестеро ничего против женщины не имели. Один, коренастый и загорелый, с жидкими, светлыми волосами, зачесанными за уши, сразу напомнил графине немца. Другой, толстый и лысый, обнаженный по пояс дядька, был просто бессовестно пьян. Самый мелкий и самый побитый наматывал бинт на колено и не испытывал ничего кроме боли. Трое других играли в карты, и не мотали головами по сторонам, опасаясь мошенничества. Видно, были знакомы между собою давно.
– Всем здрасьте, – приветствовала графиня собравшихся, но никто не ответил. Только «немец» подвинулся на скамейке и пригласил даму сесть.
Мира села. «Немец» бесцеремонно уставился на нее. Морщинистое лицо и накачанный торс идеально скрывали возраст. В бесцветных глазах бушевал океан, и порхали чайки над волнами. Что-то в этом «морском пейзаже» сразу успокоило Миру. Ей показалось, что «немец» – моряк затонувшего парусника, выброшенный к воротам форта в позапрошлом столетии.
– Говоришь по-русски? – спросил человек.
– Немного, – ответила Мира.
– Я Собек, а ты кто?
– Мирослава, – представилась графиня и пожала шершавую руку Собека.
– Девятую башню оборонять будешь.
– Чего делать?
– Ты – девятую. Я – восьмую. Будет страшно – беги ко мне.
– Не поняла.
– Не надо стесняться. Ты – женщина.
– Чего я буду делать? – переспросила графиня.
– Говорят, тебя не с первого раза пустили в форт? Начнут извиняться – бери деньгами. Не слушай лепет. Любой валютой, хоть римскими динарами. Пусть знают.
– Услугой возьму.
– Молодец! Свой человек.
– Можно услугой?
– Если пригласили, да опозорились – проси хоть полцарства.
– Прекрасно. А к кому я могу обратиться? Кто хозяин этого заведения? Кто, собственно говоря, меня пригласил?
– Придет медиум, – ответил Собек. – к нему все вопросы.
В коридор вошли двое: нервный, потный мужчина и высокая фигура в черной одежде, похожей на колпак, который спускался до пола. Мире показалось, что это был Ангел, но фигура не излучала света сквозь плотную ткань. Напротив, вокруг нее как будто сгущался мрак, как возле черной дыры. Мире показалось, что у этого существа нет рук, только туловище, ноги и маленькая голова с цилиндрической формой черепа. В каземате и так было плохо видно, а с появлением черного существа вовсе настала ночь.
– Вот, – указал на графиню нервный мужчина.
– Женщина? – удивился черный.
– Конкурс был честным, – заверил нервный, и его костюм стал покрываться мокрыми пятнами. Не исключено, что пот докатился до самых ботинок, потому что человеку не стоялось на месте. Он то и дело дрыгал ногами и дергал себя за галстук, без того опущенный до пупа. – Конкурс был объективным, в нем принимало участие все человечество со времен Сотворения. Госпожа Мирослава по праву заняла место в финальной девятке. Мы никому не делали снисхождения и поблажек, даже мужчинам… за то, что они мужчины.
– Пусть так и будет, – ответил черный. – Все могут занять места, – и трое картежников вмиг побросали карты, а маленький мужичек с больным коленом отрезал бинт и завязал конец бантиком. Все, кто дремал, проснулись. Все, кто сидел, вскочили с мест. Все, кто стоял, построились на выход из коридора. – Можно занимать позиции, – разрешило существо в капюшоне. – И женщина… может.
– Мне нужен медиум, – сказала графиня, но никто и не дернулся. Народ только гуще столпился на выход. Еще немного и в помещении с окошком на потолке остался только нервный мужчина и то потому, что задница толстого пьяницы закрыла проход. Мира решила, что выбрала неправильный тон. – Вы слышали мою просьбу? – повторила она. – Мне нужен медиум! Пока не поговорю – никаких башен оборонять не буду.
Задница толстого воина проскользнула на лестницу. Нервный мужчина засуетился, задергался, забегал, спотыкаясь о скамейку, пока не ударился лбом о стену. Со стоном он повалился на пол и вывалялся в грязи, но графиня не двинулась с места. Проход освободился, факел на лестнице перестал дрожать от сквозняка. Мира склонилась над упавшим человеком и отпрянула в ужасе. Его колотила лихорадка, лицо искажалось, суставы выворачивались так, словно их не держали мышцы.
– Эй… – прошептала она. – Мосье?..
Человек замер и вдруг, вскочил на ноги, словно собрался напасть. Одним прыжком. Уверенно и точно, с ловкостью леопарда. Мира отпрянула. Лицо человека бледнело, губы синели, глаза раздулись и застыли как стеклянные.
– Мешочек… – выдавил из себя человек гулким басом, похожим на эхо в пустой кастрюле, – …его можно оставить. Прикажи – я велю отдать в гардероб.
Графиня не сразу поняла, что «мешочек» – непочтительное отношение к рюкзаку, прошедшему с ней огонь и воду, бессменному вместилищу и хранилищу дорогих вещей. Ее испугало лицо человека, который только что нервничал и вежливо улыбался кому попало. Новое лицо и голос не имели с прежним персонажем ничего общего, кроме грязного костюма и галстука, висящего на широкой петле. Графиня опустила «мешочек» на землю и на всякий случай достала Стрелы.
– Никто не имеет права забрать у меня то, что принадлежит мне по праву, – заявила Мира.
– Разве ты пользуешься Стрелой? – спросило ее существо.
– Конечно. Я открываю ею консервные банки.
– Тогда зачем ты держишь это в руках? Разве я похож на консервную банку?
– Стрелы – моя собственность. Могу держать сколько хочу.
– Истинного воина оружие не делает сильным. Оно утешает тех, кто ничтожен.
– Истинному воину наплевать, что о нем думают. Его дело – оборонять форт.
– Не оружие делает человека воином.
– Не надо тратить время на уговоры. Я свои права знаю, и буду оборонять вашу башню так, как посчитаю нужным. Если я пришла сюда по повторному приглашению… после того, как вы чуть не лишили меня всего… Если я здесь, то не для того, чтобы развлекать толпу. Я здесь, чтобы просить об услуге.
– Во-первых, – сказало существо, – это ваша башня. Ваше дело оборонять цитадель человечества от тех, кто хочет прогнать вас с Земли. От того, как стойко ты будешь обороняться, зависит будущее твоего народа. Мы – помогаем каждому из девяти храбрейших воинов человечества оказаться в нужном месте в нужное время.
– А во-вторых… – продолжила Мирослава, – то, о чем я сейчас попрошу, для человечества может оказаться важнее, чем оборона цитадели.
– Проси, – разрешило существо.
– Я прошу за Эккура.
– За кого?
– Вы плохо слышите или я тихо говорю? Я прошу за Эккура, за Ангела, который хотел помочь людям и теперь погибает на острове.
– Человек не может просить за Ангела, – ответил ей гулкий голос. – Можешь просить что угодно, за кого угодно…
– Я прошу за Эккура! – повторила Мира. – Если вы не можете выполнить мою просьбу, то катитесь к черту!!! Мне наплевать на человечество, которое однажды уметется с Земли!
– У человека нет полномочий просить за Ангела, – ответило существо и смягчило тон. – Даже если он лучший из воинов.
– Если вы не можете выполнить мою просьбу, организуйте мне встречу с тем, кто может.
– У человека нет полномочий просить невозможное.
– Может, я не в тот кабинет обратилась? – спросила графиня.
– Проси за любого человека. Проси за приговоренных к казни, что сидят под лестницей на цепях.
– Мне плевать на тех, кто сидит под лестницей. Я пришла просить за Эккура. Дайте мне говорить с Тем, кто имеет полномочия исполнить просьбу, и пусть Он сам мне откажет. Я буду говорить с Автором. Надеюсь, это не противоречит правилам? – существо нахмурилось и шатнулось вперед. Мира испугалась, что это чучело, обваленное в грязи, чего доброго на нее упадет. – Я пришла сюда только ради Эккура, – повторила она, – и прошу об одном: дайте мне говорить с тем, кто может решить вопрос.
– Эккур мертв. Его душа успокоилась там, где нашла себе рай. Он не захочет вновь обрести то, что отверг.
– Давайте, не будем решать за него.
– Что ты знаешь о Мертвом Ангеле, Человек? Что ты вообще можешь знать о жизни и смерти?
– Я буду говорить с тем, кто сможет помочь.
– Нет, будешь говорить с тем, кто согласится с тобой говорить.
– Может быть, Он все-таки согласится? Тот, кому нужен воин на девятую башню...
– Ему от тебя ничего не нужно.
– Значит, я зря трачу время, – пришла к выводу Мира и сделала шаг к лестнице, но существо качнулось и преградило «великому воину» путь. – Хорошо, я прошу не за тварь, которая выше меня по рангу. Я прошу за одного безумного парня. Просто отдайте мне мальчишку, в котором умирает Ангел. Позвольте мне увезти его с острова. Просто подарите, как святой кристалл. Ведь это нетрудно? Разрешите распоряжаться его судьбой, тем более что той судьбы немного осталось. Скоро он станет ребенком, и его отдадут в приют. Я хочу сама о нем позаботиться. Можно? – существо задумалось. – Разве я о многом прошу? Я хочу забрать человека с дикого острова так, чтобы за мной вдогонку не летели молнии, и земля не разверзлась под моими ногами. Просто скажите мне: да! Остальное – не ваша проблема. Так что решим? Мне занимать оборону у башни или послать вас к дьяволу?
– Занимай, безумная женщина.
– И где эта башня? Куда мне идти?
– Иди за мной.
В дольмене не было и крохотного окошка, только вспышки тумана освещали стены колодца из рая в ад. Сверху сияло чистое небо, снизу – смердела могильная чернота, словно в нее нагадили черти. В середине башни на узком выступе стояла графиня и ожидала. Ей обещали, что дверь откроется, и графиня верила обещанию. Дамы в вечерних туалетах, джентльмены в смокингах остались за толстой стеной, не предложив ее сиятельству бокала вина. Гладкие, скользкие, с растянутыми улыбками и плотными животами, они представлялись графине стадом, карнавальным шествием психических пациентов по ковровым дорожкам больницы. Жены послов, оскорбленные Жоржем, им же ограбленные банкиры, подстреленные скупщики векселей, министры, президенты и хоть бы один завалящий писака, которому можно вцепиться в бороду. Графиня была не против вцепиться в бороду любому из них, не разбирая вины, и немного потаскать по площади на потеху толпе. Каждого, кто сочинил в своей жизни хоть страничку. Каждого, кто довел до отчаяния ни в чем не повинный персонаж, даже если это резиновый кролик, она готова была лично тащить на плаху.
Устав от ожиданий, графиня толкнула дверь и ослепла от света. Каменистый песок пологим склоном спускался к серой маслянистой луже, оправленной кристаллами соли. Белые острова, похожие на кораллы, торчали над поверхностью. Белая полоса прибоя широким обручем опоясала форт. Небо чернело у горизонта. Воздух не шевелился. Мертвецкая тишина стояла вокруг, словно этот мир погиб, не дожив до своего эпилога, и не был погребен после смерти.
Порог качнулся под ногами графини, словно кто-то стукнул по нему кувалдой. Мира спрыгнула на песок и отправилась вниз по склону. Окна форта были забиты досками поверх решеток. На флагштоках не шевелились поникшие флаги. Небо у горизонта было черным со всех сторон сразу. Графиня решила, что вражеские войска взяли их в окружение и для начала запретили ветру раздувать знамена осажденных. Ей казалось, что земля под ногами гудит от приближающейся конницы. «Я вернусь», – решила графиня и продолжила спуск. Графиня знала, что сегодня ей повезет, потому что неприятель должен захлебнуться в болоте раньше, чем наткнется на Стрелы, если только серая вода – не мираж. Если только соляное озеро достаточно глубоко, чтобы поглотить всадника. Мира не понимала, зачем нужны воины, если форт обзавелся естественной непроходимой преградой. «А если нет, – рассуждала она, – осталось только надеяться, что восемь храбрейших, к которым я примазалась по ошибке, сумеют голыми руками дать бой. В противном случае, мне придется спасаться бегством. После такого конфуза вакансия девятого воина освободится».
Она обернулась к крепости и поняла, что бежать некуда. Форт ощетинился против мира, значит, и против нее. Она пожалела, что не продумала заранее свою «невыполнимую» просьбу. Неправильно поднесла, не с теми поговорила, не тот тон выбрала для общения, и вообще была кругом не права. Прав оказался медиум: человек не должен просить за Ангела, а значит, все остальные просьбы теряли смысл. Допустим, ее самолет не рухнет в Эгейское море. Допустим, Привратник не встретится ей на пути и не вынудит заниматься пустословием вместо того, чтобы действовать. Кроме Эккура графине следовало позаботиться об Артуре, побитом братьями сеньоры с пятым номером бюста. Нужно было явиться в полицейский участок, представиться родственницей, уплатить штраф и придумать, как устроить жизнь «итальянца», который задолжал сицилийской мафии, но просить за Артура графиня не стала. Она была уверена, что с сицилийской мафией как-нибудь справится. «Я вернусь, – повторила она, – и заставлю их устроить мне встречу с Автором». Земля вздрогнула. Мелкие камешки зашуршали вниз по склону. Следующий удар сбил ее с ног.
Мира вскочила, схватилась за ствол. Море шевелилось. Ленивые волны ползли по нему кругами, огибая соляные острова. На небе не появилось ни тучи, на горизонте – ни корабля. Только камни побежали к воде быстрее, словно испугались чего-то невидимого человечьему глазу. Мира дождалась, когда земля перестанет дрожать, и продолжила спуск. Убийственная тишина стала тише, флаги на башне сильнее прилипли к флагштокам. Графиня почувствовала вибрацию воздуха. Форт Девяти Дольменов вознесся на небеса. Серая вода была уже близко. Осталось убедиться, что это вода, а не топливо инопланетных космических кораблей; не отходы цивилизации, которые давно потеряли запах. Под подошвами захрустели кристаллы соли, но Мира преодолела прибрежную полосу и зачерпнула жидкость ладонью. На удивление, она не пахла ничем. Мира попробовала воду кончиком языка. Ей показалось, что она сунула язык не в солонку, а в банку со жгучим перцем. «Нет, это не вода, – решила графиня. – Что угодно, но не вода». Немного подумав, она предположила, что это слезы человечества, изгнанного с планеты.
Последние жители Земли, укрепившись на горе, тешили себя иллюзией, что трусливая русская графиня, которая с роду не поднимала руки на ближнего, может победить того, кто переплывет водоем. «Нет, – успокоила себя Мира, – воины, пришедшие из-за моря, достойны того, чтобы без боя взять форт. Кто я такая, чтобы стоять у них на пути? Беспомощная тетка, которая в жизни никогда не дралась». Неожиданно Мира вспомнила, что однажды дралась. Точнее, била Яшку Бессонова. За это ее стыдили и укоряли все, от официанток дорожных заведений, что подавали пиво, до Жоржа Зубова, который был разочарован неаристократическим поведением подруги. Графине самой было стыдно, и навыки рукопашного боя, полученные в спарринге со знаменитым парапсихологом, ей вряд ли пригодились бы здесь.
Мира кинула на берег ствол, сняла кроссовки и закатала штаны, но вода не пустила ее дальше, чем по колено. Вода вытолкнула ее на поверхность и больно ужалила за мозоль. Графиня не сдалась. Она осталась стоять по щиколотку в воде и терпеть боль, потому что готовилась к встрече с врагом, не делая себе поблажек. Она собралась принять бой подальше от крепости, чтобы в пылу сражения не срубить под корень саму цитадель. Высота горы казалась ей достаточной, позиция выгодной. Море слез достаточно соленое, чтобы не утонуть, но земля снова дрогнула под ее ногами, и вода отошла, обнажив ее щиколотки на плоском соляном камне. Мира сделала шаг вперед, но море отодвинулось еще дальше, постояло немного и потекло от нее с нарастающей скоростью, оставляя белые острова. Мира отправилась вслед за морем, но скоро потеряла из виду полосу маслянистого горизонта. Только белое поле лежало перед глазами. Только черное небо валилось на него из космоса. Небо, лишенное звезд, освещенное ослепительно белой землей.
Шло время. Твердь земная перестала трястись, загудела, застонала басом. Заскрипела, завыла, затрещала по швам, но вдруг замерла. Линия горизонта приподнялась. Графиня влезла на островок, но ничего не увидела. Ей показалось, что горизонт покатился к ней. На всякий случай она решила отступить к горе, но земля стряхнула ее на острые как бритва соляные кристаллы. Мира натянула кроссовки и пустилась к форту, падая на мокрую соль, спотыкаясь о белые камни, которые еще недавно скрывала вода. Она обернулась у подножья горы и остолбенела от ужаса: прямо на нее с гулом катилась стена морской пены.
– Стоять!!! – закричала графиня и закрыла глаза. – Тишина заложила уши. Судорога свела руки, сжимавшие ствол. – Стоять! – приказала она себе чуть тише, но глаз не открыла. Ей оставалось дышать лишь пару секунд. За это время надо было просто не струсить. Не проломить дыру в горе, не стать предсмертным посмешищем в глазах трусов, укрывшихся в форте. – Стоять, – сказала она полушепотом и удивилась тому, что жива до сих пор. Мира отмерила себе жизни еще полторы секунды, но прошла минута, и ничего не случилось. – Стоять… – повторила графиня и приоткрыла глаза.
Пенная стена выше неба застыла как вкопанная. Как вкопанная застыла перед волной графиня. Великое стояние напротив друг друга продолжалось, пока в голову графини не пришла разумная мысль: пробить в волне коридор и уйти отсюда к чертовой матери, не ожидая милости от природы. Найти клочок земли с кокосовой пальмой, поселиться там навсегда и плевать с той пальмы на все человечество, уцелевшее в катаклизме.
Мысль была обдумана, взвешена и принята к исполнению, а гигантская волна все еще подпирала небо. Волна стояла так долго, что Мира успела обдумать еще одну мысль: что если попробовать себя ущипнуть. Вдруг проснусь? Волна стояла. Графиня стояла у подножья волны. Никто не делал первого шага. Вторая мысль показалась графине совсем неудачной. Она вспомнила, что за секунду до смерти в голове человека пролетает вся жизнь, но, сколько графиня ни играла с судьбой, ей ни разу не случилось запустить «кинохронику». Каждый раз лезла в голову чепуха. Каждый раз она умирала без ретро-воспоминаний, и теперь в голове мололась всякая ерунда, словно она не жила все эти годы, а смотрела кино про чужую жизнь.
Время шло. Ничего не происходило. Графиня решила запустить «кинохронику» усилием воли: она вспомнила несколько эпизодов детства и юности. Все они оказались связанными с великим Юргеном Хантом. Мира вспомнила день, когда простилась с ним навсегда, вспомнила, почему простилась. Тогда ей в голову не пришло задуматься о причине. Ее просто снесло волной. Сбило с палубы корабля и швырнуло на необитаемый остров. Воспоминания об Оскаре немного согрели душу и привнесли порядок в растрепанный внутренний мир, но «киноаппарат» заклинил на детских образах. Напомнил интерьер парижской квартиры с камином, превращенным в помойку, бесконечные разговоры о жизни: пьяные разговоры, трезвые разговоры. Вечеринки, поездки в Альпы и ощущение полной бессмыслицы, ничего не значащей ерунды, карнавально шествующей мимо нее в коктейльных платьях и смокингах. Графиня поняла, что ее «кинохроника» не желает крутиться, и следующая волна смоет ее с планеты. Она поняла, что совершила ошибку, явившись сюда просить за Эккура, потому что человек не может просить за Ангела. Человек ни на что не имеет права, только сдохнуть на потеху толпе, на плахе или на виселице. Графиня твердо решила кануть в морской пучине и попробовала шагнуть вперед, но тело окаменело.
Графиня приложила усилие, но тело не подчинилось, словно не принадлежало ей. Графиня собралась с духом, чтобы расслабить руки, сжимавшие ствол, но пальцы только сильней побелели. Новая попытка овладеть своим телом, лишила ее чувств. Последнее, что помнила Мира – это черное небо над белой землей, которая вдруг вырвалась из-под ног человеческих и скрылась в космической пустоте.
– Главное оружие воина – вера, – сказал Валех. – Оружие – фетиш, доспехи – обертка. Все, что защитит настоящего воина – его непоколебимая вера в то, что справедливость восторжествует, потому что настоящий воин может воевать только на стороне справедливости.
– А если он не верит в справедливость? – спросила графиня и поняла, что жива.
– Ничего, ничего, – успокоил знакомый голос. Сильная рука приподняла ее голову и подложила под нее охапку соломы. – На хорошего воина хватит подлости. Будет работа.
Мира узнала человека, оборонявшего восьмой дольмен. Его глаза цвета лазурной волны, загорелое лицо и плечи гребца, бежавшего с римских с галер. – Ничего, – успокаивал воин, – с каждым бывает. Бывает и хуже. Вон, Драный… сколько позорился!
– Извини… – сказала графиня, – забыла, как тебя звать?
– Собек, – повторно представился человек и поставил возле графини деревянный бочонок. – Зови Крокодилом, если хочешь. Не обижусь.
– Собек… я ведь здесь по ошибке, правда? Я не участвовала в конкурсах на это место.
– Раз жила, значит участвовала. Раз выжила, значит победила. Чего скромничать? Давай-ка выпьем пивка… – Он приподнял графиню и дал в руки чашу, наполненную черной жидкостью с ароматом жженого ячменя и вишневой косточки. Графиня проглотила пиво и почувствовала, что кровь потекла по ее застывшему организму.
– Собек…
– Что?
– Еще…
Графиня выпила еще порцию. Головокружение прошло, море поднялось к стенам крепости и вернуло себе нормальный оттенок. У пристани маячил пиратский катер. По берегу бегал рыцарь с подносом, на котором стоял массивный телефон образца позапрошлого века. За аппаратом тянулся оборванный провод.
– Мой прадед был воином, – сказала графиня, – прапрадед тоже, и прапрапрадед... Не знаю, насколько храбрыми, но все уходили в отставку в больших чинах. А я тут причем? За что они издеваются надо мной, Собек? За то, что я бывшая подружка Зуба? Так с ним покончено. Кстати, надо ему позвонить, чтоб прислал Густава. Отсюда можно звонить в Монте-Карло?
– Видишь быстроходную лодку? – спросил Собек.
– Ну, вижу.
– Твой Зуб здесь должен каждому встречному. Позвонишь Зубу – они привезут сюда его голову, одетую на копье.
– Значит, не Жорж устроил мне этот аттракцион?
– Здесь никто не платит по чужим долгам. Каждый отвечает за себя и вправе требовать вознаграждения.
– Золотыми монетами моих проблем не решить. Собек, разве они не обязаны выполнить просьбу человека, которого посылают на смерть?
– Обязаны.
– Почему же они говорят, что я не имею права?
– Врут.
– И что же мне делать?
– Требуй. Никуда не денутся.
– Но они сказали, что человек не имеет права просить за Ангела.
– А ты не проси за Ангела. Проси за десять Ангелов сразу. Торгуйся. Дави и уступай по капле, пока не получишь свое.
– Но они сказали!.. – воскликнула Мира и поняла, что выпила мало пива. Чтобы придти в себя, ей нужно было осушить бочонок и послать за добавкой. А еще… дать по черепу рыцарю с телефоном, который бездарно бегал по берегу моря, волоча оторванный шнур. Еще лучше, отрезать от этого лживого форта девятую башню, утопить ее в море…
– Тебе положено требовать, – сказал Собек. – Ты – человек, существо бесправное, и терять тебе нечего. В следующий раз требуй и угрожай.
– Я не могу бесконечно играть в эти игры.
– Сможешь. Втянешься. Проситься будешь. Только не бери на себя больше, чем утащишь.
– Но я не могу таскать на себе цунами…
– Нет, можешь, – возразил Собек. – Мертвого Ангела тащить из могилы труднее.
Рыцарь с подносом заметил графиню и перестал маячить. Он кинулся к ней и упал на колено. Телефон с оборванным проводом истерично хрипел. Подпрыгивал, бился в конвульсиях и наливался жаром, пока графиня не сняла с аппарата трубку.
– Смольный слушает!
– Ваше сиятельство… – услышала она взволнованный голос Артура. – Мне конец! Прощай. Не держи зла на собаку. Помни обо мне хорошее, и передай привет Валерьяновичу. Скажи, что я ему благодарен за все. Завтра твоего пса прибьют и швырнут на помойку. Ваше сиятельство, вы были самым светлым пятном моей скотской жизни…
– Артур? – удивилась графиня. – Где ты?
– Здесь, в сортире «аэропорто-ди-Милано», если тебе интересно. Звоню, звоню…
– Господи! Там уйма сортиров! У мужском или женском?
– Издеваешься? В женском, конечно. В мужском меня давно бы нашли. Сеньора любезно одолжила мне телефон… Мирка, спаси меня или простись с деньгами, которые я тебе задолжал!
– Сиди, где сидишь! – приказала графиня и связь прервалась, потому что телефон на подносе умер естественной смертью. Он просто развалился от удара трубкой о ржавые рычаги и раскатился по подносу. – Постарше аппарата в крепости не нашлось? – спросила графиня. Рыцарь учтиво поклонился в ответ. – Принеси телефон из моего рюкзака. Стоп! Принеси рюкзак, – графиня огляделась, но рюкзака не нашла. – Хорошо, неси, что найдешь! – приказала она, и рыцарь скрылся за воротами форта.
– Пройдет время, – сказал Собек, – и телефон на подносе станет маяком твоего возвращения.
– Никогда! Я не собираюсь здесь воевать. Передай командиру, пусть призывает следующего по списку. У меня полно проблем на гражданке.
– Воскрешение Мертвых Ангелов?
– Не твое дело, Собек! Как-нибудь сама разберусь.
– Я хотел бы помочь.
– Помоги.
– Но не знаю, как.
– Тогда не мешай, – графиня проводила Собека хмурым взглядом и приложилась к бочонку. – Крокодилы меня еще жить не учили, – ворчала она, а черное пиво текло по ее щекам и капало на рубашку. – Все меня учили жить, кроме крокодилов! Нашли себе развлечение, устраивать бедной девушке проверку на вшивость. Подождите, скоро я вам устрою…
Следующий телефон, вынесенный из форта, казался прадедом предыдущего, тем не менее, хрюкал ржавым колокольчиком, и рыцарь, утопая в песке от тяжести, тянул за подносом провод.
– Артур!!! – крикнула Мира в трубку.
– Это я, Мирей, – ответил голос, который графиня не сразу узнала, и не сразу перешла на французский. – Даниель?
– Да, да! Хотел спросить адрес сибирской бабушки. Если знаешь, скажи мне его по секрету. Я совсем не понимаю, как туда написать. Артур убежал, и спросить больше некого.
– Он сидит в «сортиро-ди-Милано»! – сообщила графиня. – То есть, «аэропорто-ди-сортиро». Короче, заперся в дамской кабине и наложил в штаны. Слышишь, Даниель? Я не помню адреса фрау Симы. У тебя в Милане полно друзей, пусть подъедут. Если вынешь его оттуда живым, запиши на мой счет все долги этого… сортирного сеньора.
– Он обезумел… – предположил Даниель.
– Мы все обезумели! Даниель, тебя плохо слышно!.. – кричала графиня, сидя на песке у девятой башни. – Мы все обезумели! Все без исключения, Даниель! Весь мир безумен! Весь!.. До самого глубокого дна океана… До самой высокой горы… В мире не осталось ничего, кроме сплошного безумия.
Мужчина с выразительной табличкой «мисс Винограбова М.» маячил в зоне прилета и приставал к дамам, мало-мальски соответствующим славянской внешности. Оскару Шутову он не понравился с первого взгляда: длинный, плешивый, в безукоризненно деловом костюме. Человек боялся пропустить встречаемую персону и каждой демонстрировал свой плакат. Кроме того, незнакомец набрался наглости спросить по-русски, не встречает ли Оскар ту же самую «мисс»?
– Не понимаю, – ответил молодой человек, и мужчина ринулся сквозь толпу, распихивая тележки с чемоданами.
«Вот урод, – подумал Оскар. – Тем более что рейс из Афин. А впрочем, – решил он, – ее сиятельство, как правило, имеет дело с уродами».
Следующее неприятное обстоятельство открылось, когда графиня Виноградова показалась на выходе. Следом за ней вышагивал юноша, прекраснее Аполлона. Ангел с очами влюбленного демона. Этими самыми очами он бессовестно озирал графиню, волоча за ней чемодан, и лишь изредка оглядывался по сторонам, вероятно, попал в Америку первый раз и прежде не видел таких просторных аэропортов.
Графиня притормозила возле мужчины с табличкой, внимательно прочитала фамилию, убедилась, что никакого отношения к данной «мисс» не имеет, и двинулась дальше. Юноша притормозил вместе с ней и тоже прочел табличку. Хозяин таблички растерялся, в контакт не вступил, и Мирослава продолжила путь, пока не наткнулась на одуревшего от ревности мистера Шутова.
Оскар не готовился к встрече с соперником в этой части сюжета, поэтому юношу игнорировал. Оскар еще надеялся, что это фантом или случайный попутчик, который с минуты на минуту отвяжется, но Мира поставила товарища перед фактом:
– Эрнест, познакомься: это мой друг, Оскар Шутов. Оскар, познакомься, это Эрнест, – произнесла она и дождалась, пока мужчины обменяются рукопожатиями. Заминка возникла со стороны «Аполлона», который, кажется, не знал об обычае пожимать руку. – Итак, где наша гостиница?
– У Юльки за ширмой, – буркнул Оскар. – Она обидится, если ты остановишься где-то еще. –Оскар понес чемодан к стоянке. Эрнест замешкался, уступая дорогу розовому кабриолету. – Каков принц! Белого коня к нему не хватает. Всю Грецию излазала, чтобы такого найти? Под каждую оливу заглянула?
– Он не в моем вкусе!
– Тогда зачем смотрит на тебя влюбленными глазами?
– Он на всех одинаково смотрит.
Оскар покосился на юношу, застрявшего на той стороне дороги.
– Почему не приехала на «Гибралтаре»? – спросил Оскар. – Лодка пришла в Майами неделю назад. Густав ищет тебя повсюду. Я чуть с ума не сошел, пока не получил сообщение.
– Везти Эрнеста на «Гибралтаре» через океан? – удивилась графиня. – На судне, которым управляет трус, подонок и предатель! За кого ты меня принимаешь?
– Кто этот грек? Я могу узнать, кто к тебе привязался и с какой целью!?
Юля встречала компанию у машины и, в отличие от Оскара, радовалась всем гостям.
– Юля, у меня к тебе просьба: подружись с этим парнем, – перешла к делу графиня. – Он долго жил в монастыре, не видел городов, отвык от людей. Ему нужен добрый человек, с которым можно поговорить.
– С удовольствием, – согласилась Юля. – Эрнест говорит по-английски?
– Лучше нас. Он слегка охренел от дороги, но когда отойдет, заговорит на прекрасном классическом языке. Такого уже не услышишь. Будь к нему снисходительна. У парня в голове бардак. Иногда он рассуждает на странные темы, поэтому не каждый встречный американец его потерпит. Не обращай внимания. Дай понять, что ты – его друг. Выручи, пока я не решу, что с ним делать. Я привезла его в Майами только потому, что рассчитываю на тебя.
– Конечно, Мира!
– Можешь сводить его в Дисней-Лэнд или что тут у вас?
Девушка села за руль и стала ждать, когда Оскар загрузит чемодан в багажник.
– У нас прекрасный океанариум, – сказала она. – Ламантины, касатки…все, что угодно. Можно сходить в научный музей. Мне так понравился планетарий…
– Планетарий – прекрасно!
– Еще… здесь классный заповедник попугаев. А Дисней-Лэнд… я даже не знаю. Надо ехать в Орландо.
– Попугаи нам подойдут.
– И Музей Искусств! – вспомнила Юля. – Ой, какие там потрясающие выставки, Мира!
– Замечательно. Выставки – то, что нужно.
– Можете целиком на меня положиться! – заверила графиню девушка.
– Эрнест, – обратилась Мира к юноше на заднем сидении, – Джулия приглашает нас в гости. Она – моя близкая подруга; человек, которому я доверяю во всем. Мне будет приятно, если вы подружитесь.
Юля с Эрнестом улыбнулись друг другу в знак обоюдного удовольствия от всего, что им предстоит пережить. Графиня, обстряпав дело, улыбнулась сама себе. Никому не улыбнулся лишь Оскар.
Машина вырулила с парковки и покатилась по залитой Солнцем дороге мимо пальм и витрин. Как-то вдруг все внезапно умолкли. Все задумались о своем, и никто не хотел произносить своих мыслей вслух. Первой в ситуацию вникла Юля:
– Мира, а кто он? – украдкой спросила девушка, но тревожный взгляд Эрнеста заставил ее замолчать. Ей показалось, что греческий юноша с очумелым взором понял вопрос и сам затруднился на него ответить. Юле стало стыдно. Так стыдно, что она надела солнечные очки и молчала всю дорогу до дома. Девушке показалось, что ее новый друг понимает русский, но почему-то скрывает это.
У подъезда Юля уступила Оскару водительское сидение, и пригласила Эрнеста подняться в квартиру, чтобы для начала обозреть район с высоты двенадцатого этажа. Юноша с глазами демона покатил за ней чемодан графини. Мира с Оскаром дождались, когда процессия растворится в стеклянных дверях. В дом заходили люди, выходили… двери, не переставая, крутились. Подъезжали и отъезжали машины. Кто-то посигналил в бампер и объехал, не дождавшись реакции.
– Как он меня умотал, – призналась графиня и вздохнула. – Юлька – святой человек! Да продлит Господь дни этой благородной женщины, да пошлет ей в мужья доброго человека и счастливых детей! Оська! – воскликнула Мира. – Если б ты только мог знать, как он меня достал!
– Кто он? – спросил Оскар, сохраняя каменное выражение лица.
– Он – это все, что осталось от Эккура, чтоб ему черти снились до судного дня! Меня Зубов так не достал, как этот умирающий Ангел! Чтоб я так сдохла когда-нибудь!
– Кто? – не понял Оскар.
– Эккур, – с удовольствием повторила графиня и стала приходить в себя. – Беглый Привратник уральского дольмена. Прошу принять в компанию и относиться с почтением.
– Над Юлькой поиздевалась – теперь моя очередь?
– Не бойся, ничего плохого с твоей Юлькой он не совершит. Только жизни поучит.
– Мира, что с тобой? Ты здорова?
– Это он! Не веришь? Он, тебе говорю!
– Не морочь мне голову! – обиделся молодой человек. – Юльке будешь морочить. Мне не надо. Что, я не видел Привратников? Что, я Мертвого Ангела от живого дебила отличить не могу? Ну, ты даешь! – сказал он, и машина тронулась с места.
Графиня не стала спорить. Она слишком устала, чтобы спорить с товарищем, которого не видела вечность. Она слишком мало надеялась снова свидеться, но самолюбию Оскара был нанесен жестокий удар:
– Ангел не может превратиться в человека ни при каких обстоятельствах, – объяснял он наивной подруге. – Это другая раса! Принципиально другая раса с принципиально другими возможностями и средой обитания. Как ты можешь не понимать таких элементарных вещей? Превратить Ангела в человека – не то же самое, что ящера в пеликана. Здесь не прослеживается эволюционная цепь, потому что никакой эволюции от одного существа к другому быть не может!
Графиня слушала и рассматривала пальмы, а Оскар рассуждал и вскоре пришел к выводу, что графине кто-то умышленно заморочил голову. Тут же возник вопрос, где она околачивалась? Почему не отвечала на звонки? Зачем заставила волноваться его и Натана, который впадает в панику всякий раз, когда не может дозвониться ее сиятельству? И кто позаботился об Артуре Дееве, который бесследно исчез из дамского сортира «аэропорто-ди-Милано» и с тех пор никому не звонил, ни с кем не прощался, не благодарил за все и не намекал на новый кредит.
– …Я послал ему кучу денег, – негодовал Оскар. – И где он? Хоть бы сказал, что жив… если жив. Подумаешь, побили! Неженка какая! Недотрога! Я бы сам побил его с удовольствием!
– Артура побили? – удивилась графиня. – И всего-то дел?
– Пока да, но если деньги не отдаст, убить обещали. Там дела серьезные, а он исчез, как испарился. Может, его уже закатали в асфальт?
– Он же бессмертный. Как закопали – так и откопают. У них с Автором особый договор промеж собой. Не бери в голову. Закончу дела с Эрнестом, сама возьмусь за барбоса. Нет, сначала напьюсь. Не просто напьюсь, я напьюсь так, чтобы отформатироваться до чистого диска.
– А что за проблема с этим Эрнестом?
– Надо привести товарища в чувство, вернуть в дольмен, и привлечь к исполнению должностных обязанностей. Если поможешь, дела пойдут быстро.
– Ну… только деньгами, – согласился Оскар. – Не знаю, чем я еще могу помочь мальчишке, который косит под Ангела. Разве что отвести в специальную клинику.
– У тебя есть знакомый врач, который может сделать анализ крови?
– Для этого не надо знакомиться с врачом. Достаточно отстоять очередь в кабинет и уколоть палец.
– А если у врача волосы встанут дыбом? – предупредила графиня. – Все-таки существо другой расы. Его тридцать лет скрывали в монастыре, чтобы ни одна сволочь не догадалась, кто он. С каждым годом у него все меньше памяти и рассудка. Если его не вернуть в чувство и не отправить домой, то через двадцать лет он превратится в эмбрион и сдохнет, не оставив после себя молекулы для анализа. Найди врача, если сомневаешься.
Оскар умолк. Молча свернул с трассы, молча въехал в район, застроенный диковинными домами, и встал у забора Копинского.
– Именно так я и сделаю, – решил он. – Найду врача и психиатра тоже найду. Ему и тебе.
– На Эккуре проклятие Ангелов, Оскар. Оно хуже, чем приговор. Это такое странное состояние природы… с которым я не знаю как бороться. Знаю одно: мы будем последними гадами, если ему не поможем. В книге Эккура случайно не написано, как снять проклятие с Ангела?
– «Книга Эккура» написана для людей. Люди таких проклятий не накладывают и не снимают. К тому же книга была написана до того, как Ангел был проклят.
– Но где-то информация должна быть. Илья Ильич сказал четко: Эккуру нужна помощь. Ильич просто так языком не болтает. Если он откуда-то это знает, значит, информация есть.
– Из рукописи Лепешевского-старшего, что сгорела в подмосковном лесу. Совесть замучила твоего Ильича на старости лет, иначе ты бы из него слова не вынула.
– Черт бы его подрал! Так хоть бы он прочитал, что там написано, прежде чем жечь!
– А я тебе говорил: не лезь на рожон! Что ты сделала? Полезла. Напугала до смерти старика!
– Ладно, Оська! Забудем про горелые бумаги. Надо что-то предпринимать.
– Есть идеи?
– Есть. Если я не добилась личной встречи с Автором, ты устроишь нам общение в чате.
– Как?
– Ты ведь общался даже с Греалем Зубова. Будешь меня уверять, что не раскрутил на контакт свой собственный аппарат? Извини, я не верю в фантастику. Я живу в ней. Я, можно сказать, ее ключевой персонаж.
– Новый Греаль еще далек от окончательной сборки.
– Извини! – возразила графиня. – Линзы ты заказывал еще до приезда во Флориду. Глаза есть. Мозг есть. Контакт должен быть.
– Умная ты женщина, ваше сиятельство.
– Да, я такая.
– Умная, а не соображаешь, что после таких контактов приходят плохие дяди и больно бьют в челюсть. Не все такие альтруисты, как Зубов. Некоторые приходят с ножами и пистолетами.
– Пока у меня оружие Ангелов, тебе ничто не грозит. Пожалуйста, дай початиться с нашим писакой. Дай, а то заболею!
– Вылазь из машины, – сказал Оскар, – иди наверх. Только лишнего не болтай. Дом на прослушке.
Графиня не стала задавать вопросов. Она присела на верхней ступеньке дома и дождалась, пока машина скроется в основании пирамиды. Дождалась, пока в прозрачной будке за ее спиной поднимется лифт, и вошла в кабину, на полу которой все еще присутствовали разводы от соленой воды. Лифт спустился на подземный этаж. Графине открылся квадратный зал, в углу которого за толстой стеной, за металлической дверью, за рядами свинцовых пластин, находилось помещение, оклеенное фольгой от пола до потолка. Прежде чем запереться, Оскар включил режим защитного поля и камеры наблюдения по всем периметрам дома. Первый периметр контролировал секретный этаж, второй – двор, а третий – улицу за высоким забором.
– Ух, ты! – оценила графиня.
– Копинский достал. Понавесил камер, чтобы следить за мной, понаставил датчиков и думает, что меня контролирует.
– Макс перестал тебе доверять?
– Когда он мне доверял? Он вбил себе в голову, что я смоюсь с «ключом» дольмена. Заколебал! Невозможно съездить в аэропорт, чтобы не наткнуться на его людей. К пристани невозможно приблизиться. Помнишь идиота с плакатом, что встречал тебя с самолета? Уверен, что он работает на Копинского, но разве докажешь?
– Что-то я погони не видела.
– А зачем? Каждый день я нахожу в машине штук пять «жучков». А сколько не нахожу! Копинский знает все мои планы и адреса. От него бесполезно прятаться.
– Зачем ты прячешься от Копинского?
– Я прячусь? Просто с недавних пор я знаю о его планах больше, чем он о моих. Так и живем, – объяснил молодой человек и включил в лаборатории свет, от которого графиня едва не ослепла. – Ты еще не видела зеркала, которые не пробивает даже самый мощный лазерный луч. – Оскар развернул зонт с внутренней поверхностью, похожей на ровную зеркальную чашу. Мира не увидела даже швов, соединяющих куски полотна. От искаженного пространства в чаше зонта у нее совсем помутнело в глазах. – А теперь спроси, кто их делал для меня по заказу?
– Макс Копинский, – догадалась Мира.
– Та же контора, что делает космические телескопы, – ответил Оскар, развернул еще два таких же зонтика и установил на штативах, направив зеркальной стороной в середину комнаты, к стеклянному столу под которым располагался сканер. Чашу, украшенную святыми камнями, он установил на столе и наполнил водой. – Не подходи, – предупредил он. – Текст будешь читать с монитора. – Вода в «стакане» Греаля засветилась, брызнула пузырьками и стала вращаться по кругу, набирая скорость. – Все это, конечно, ерунда… то, чем мы сейчас занимаемся. Но если тебе нравится заниматься ерундой… – Оскар подключил оптический сенсор к компьютеру и по экрану побежало руническое письмо. – Мне придется присутствовать, – предупредил он. – Система не отлажена, буду сбои. Надо бы заняться, отладить, да мне оно как-то… без надобности.
– Почему? – удивилась графиня.
– Потому, что глупости это. Бесполезная трата времени. Смотри…
Руническое письмо исчезло. Вместо него появилось окно текстового редактора. Курсор замигал.
– Мне набирать?
– Говори, – разрешил Оскар, – «автор» слушает тебя с нетерпением.
– Вопрос… – сказала графиня, обращаясь к Греалю, – Правильно ли я сделала, что привезла Эрнеста во Флориду?
Курсор перебежал на строчку вниз и растерянно застыл. Также растерянно графиня посмотрела на Оскара.
– Думает, – ответил за «автора» молодой человек. – Подожди. Первая информация всегда выходит со скрипом. Смотри…
– Мертвым Ангелам все равно, – появился ответ на экране, лаконичный и недвусмысленный.
– Убедился? – спросила графиня.
– Кому ты веришь? Этому трепачу? Он всю неделю брехал, что Густав тебя привезет на яхте, тайно и незаметно. И что? Мало того, что твой алкаш пригнал порожняк, он еще засветился. Пришлось просить Копинского, чтобы пристроил лодку в яхт-клубе у своего товарища. Скажи мне, он нормальный человек, твой Густав или кто? Рвался в Бэй сайд, на самую крутую марину, чтобы проживать со всеми удобствами, включая девочек и ванны с массажем, не вылезая из рубки. Мирка, ты ему объясни, что его документы, выписанные в позапрошлом веке, лежали на столе у шефа береговой охраны. Если б не Копинский…
– И ты еще спрашиваешь, почему мы летаем на самолетах? С Густавом по-другому быть не может никак, потому что его мозги остались лежать в позапрошлом веке на столе патологоанатома. Я даже знать не хочу, что он тут вытворяет. Яхта в угоне и точка.
– Ладно, еще вопросы к Греалю имеешь?
– Имею.
– Говори.
– Как снять проклятие Ангелов? – спросила графиня и уставилась на курсор.
– Не знаю, – выдала строка.
– Не поняла…
Курсор замигал, перескочил на новую строчку и замер, словно приклеенный.
– Вопроса не прозвучало, – объяснил Оскар. – Ты задаешь вопрос или так языком болтаешь?
– Что, значит, «не знаю»? – уточнила Мира. – А кто знает?
– Никто, – выдала машина и притаилась в ожидании новых вопросов.
– Чтоб мне провалиться на этом месте, если я говорю не с Привратником. Узнаю его манеру общения с человеком, попавшим в беду. Столько в нем напыщенного и надменного, словно это не разумное существо, а индюк, переживший День Благодарения. Он у тебя не лопнет от мании величия? – поинтересовалась графиня.
– Этот не лопнет, – заверил Оскар подругу. – Не знаю, как Греаль Жоржа, а этот врать горазд и краснеть не умеет. Что ты хочешь? Мы здесь все под влиянием милейшего господина Копинского.
– Прямо какой-то спиритический сеанс, – покачала головой графиня. – Никогда не знаешь, чей дух к тебе снизойдет. Всегда хочется верить, что там Александр Сергеевич. Но Александра Сергеевича на всех дураков не хватает. Что если прямо спросить, кто он такой?
– Спроси.
– Кто со мной разговаривает? – обратилась к Греалю графиня. – Представьтесь, пожалуйста.
– Автор, – скромно представился собеседник.
– Оська… у тебя нет впечатления, что он пухнет со смеху и не попадает пальцами по клавишам? Интересно, а имя у Автора есть?
– Твое имя внутри романа, мое – на обложке. Наши миры не пересекутся. Зачем тебе знать имя того, к кому никогда не обратишься по имени? Лишние знания приближают персонаж к эпилогу.
– Ты понял? – воскликнула Мира. – Спорю на что угодно, там Привратник! Убери от меня этот цирк.
– Пожалуйста, – на экране, вместо текстового файла, возникла трансляция с камеры, закрепленной над дверью лаборатории. – Вот и все мои достижения, – с сожалением произнес Оскар. – С чего начал – к тому вернулся. Я лично этой болтологией сыт по горло. Греаль Зубова, по крайней мере, без ошибок выдавал прогнозы погоды, а этот… Ты меня, конечно, извини, я сделал, что смог. Получи болтуна и распишись. Больше эта чашка ни на что не способна. Нет, над ней конечно можно долго работать. Можно затыкать хрональные дыры, можно те же дыры протыкать, но я тебе скажу по секрету, что этот аппарат не есть источник и первопричина нашего бытия.
– Работай, Оська. Нам не нужен болтун. Нам нужен Греаль. Заказ еще в силе. Сделай мне точную копию Греаля Жоржа с теми же возможностями, тогда и будем рассуждать, источник он или нет.
– Я уже понял, что это не так.
– А я не поняла. Убеди меня, но сначала тебе придется до конца довести работу, которую однажды проделали Ангелы. Или… не знаю, кто клепал эти чашки.
– Я знаю, – ответил Оскар. – Их делали люди. Реальные люди. Такие, как мы с тобой. И Стрелы для Ангелов делали люди. И дольмены строили… Возможно, по заказу Ангелов, возможно для того, чтобы отгородиться от них.
– Я не уверена.
– Зато я уверен. Теперь уже на все сто процентов уверен, что дольмен в основании этого дома сделан человеческими руками. Я даже знаю, как сделан. Возможно, смог бы повторить, если б имел доступ к технологиям, которые позволяют получить некоторые ключевые кристаллы. Но и кристаллы, Мирка, тоже выращены человеком. У меня есть подозрение, что человек был создан для того, чтобы выполнять заказы тех, кто ни на что не способен, но стоит в иерархии выше. Взять, допустим, нашего друга Валеха…
– Ну… – возразила графиня. – Наш друг Валех способен, по крайней мере, здраво рассуждать о жизни.
– Не веришь?
– Верю, Оська. Верю на все сто процентов, потому что… не знаю, какой завод выпускает Стрелы для Ангелов, но точно знаю, кто сделал ствол для меня: дядя Давид, один из лучших огранщиков в истории человечества. Дэзик Кушнир и никто другой. А этого болтуна сделал мой лучший друг Оська Шутов, любимый ученик Валерьяныча. Только что-то мне нерадостно от этого совсем. Думала, довезу Эрнеста до Майами – буду счастлива. Буду пить вино и закусывать ананасом, а мне отчего-то жить неохота.
– Пообщайся с Копинским. Он должен что-то знать про ангельские проклятья.
– По крайней мере, он знает, где искать информацию, – согласилась графиня. – Спасибо за идею.
– Поговори, займи его хоть на час, а я пока займусь своими делами.
– Где сейчас Копинский?
– Трахает девиц на твоем «Гибралтаре». Проставляется Густаву и корчит из себя капитана, пока твой слуга пугает гальюн. Макс до смерти боится, что я сбегу по морю, потому не отходит от лодки. Поговори с ним, заодно попробуй внушить, что я в пастухах не нуждаюсь. Если мне надо будет смыться – тотальная слежка ему не поможет. Навести его, когда он выставит баб и тяпнет рюмочку.
– Очень плохо, что ты не ладишь с Максом.
– Этот трус боится потерять свой «вандер-хаус». Думает, я завладею всеми ключами и вышвырну его на необитаемой частоте.
– «Хаус» того стоит? Сколько здесь этажей? – спросила графиня.
– Зависит от хронала. Есть программка, которая может посчитать, если надо. Для вычисления доступных уровней тоже есть формула. Может пригодиться. Мирка, это сооружение явно строилось для чьих-то нужд. Оно не на все частоты открыто для выхода, но войти сюда можно практически ото всюду. Этот дом строился для человека. Но точно не для Макса Копинского.
– Ты уже разобрался, что за хроно-генератор внутри?
– Внутри – ничего. Управляющий кристалл находится вне системы. Он управляет дольменом из другого мира, к которому в этой формуле допуска нет. Все, как сказал «болтун»: твое имя на страницах романа, его на обложке. Наши миры не могут пересекаться.
– Эту брехню я слышала. Расскажи лучше, как выглядит генератор?
– Световая катушка разгоняет луч по спирали кристалла: в одну сторону время ускоряется, в другую замедляется. Кристалл имеет свойство менять характеристики потока. Они определяют частоту пространства. Все просто и гениально. Но, представь, что будет, если человек захочет добраться до «катушки» в чужом измерении? Копинский считает, что я должен это сделать, а я не могу ему объяснить, что он идиот. Он считает, что я знаю, как извлечь агрегат из чужого мира и молчу, потому что решил присвоить его.
– А как управлять агрегатом из нашего мира? Или нам не позволено?
– Как же не позволено, если дольмен специально для того построен! Он управляется так же, как Стрелы, Греаль и все такое подобное: ГОЛОВОЙ, – произнес Оскар, подчеркивая каждую букву. – Проблема только в том, чтобы точно формулировать задачу. Для этого я делаю систему кодов, которые может использовать человек. Каталог ключевых символов, простых и доступных Копинскому в любом состоянии организма, даже когда он приходит домой на рогах и лыка не вяжет. Дольмен может вышвырнуть его куда угодно, а виноват буду я. Но я подписал контракт только на эту работу. Я не нанимался взламывать генератор.
– Покажи контракт.
– Ну…– развел руками Оскар, – мы договорились на словах. Я полагал, что между нами джентльменское соглашение. Я не думал, что его запросы вырастут до невозможного.
– Значит, говоришь, дом делался для человеческих нужд с ограниченным набором выходов.
– Да, и этих выходов было бы больше, если б Копинский не ломал постройку. Он продолбил стену для ворот гаража, снес десять кубометров «процессора», чтобы прятать свои бесподобные тачки, и требует, чтобы я восстановил утраченные порталы. Куда они вели – я теперь и узнать не смогу. Но это, слава Богу, до него дошло…
– Причем тут стена? – не поняла графиня. – Она из кремня? Она работает, как процессор?
– Масса камня, из которого сложен дом – гигантский процессор. Помнишь, мы с Учителем нагружали информацией воду? Нам казалось, что вода – идеальный носитель, но камень – носитель гораздо надежнее. Сравни: в воде 44 тысячи информационных панелей в каждой ячейке памяти. В этом камне больше миллиона, и она записана на века. Вода может испариться, кристаллизоваться и сбросить информацию. Вытечь в дырку, в конце концов. Вода это школьная доска, с которой можно стереть что угодно, камень – вечное послание человечеству. И это, заметь, необычный камень.
– Это прессованный порошок какого-то вещества.
– Не какого-то, а вполне определенного. И место, где его добывают, мы с тобой однажды нашли.
То есть в случае чего избушку можно отреставрировать, только не говори об этом с Копинским.
– Не буду, – согласилась графиня. – Не надо нагружать Макса лишними впечатлениями. Скажи, ты запустишь Греаль?
– Нет, – ответил Оскар. – Греаль запустить невозможно.
– Только не говори ерунды!
– Невозможно, – повторил Оскар. – Я могу угробить жизнь на то, чтобы открыть в нем некоторые ключевые функции, и он еще больше станет похож на Греаль Зубова, но управлять этим миром он никогда не будет по той же причине, по которой Копинский никогда не получит полный ключ от дольмена. Мирка, поверь, что миром управляет не Греаль, а в лучшем случае информация, которая через него идет. Источник этой информации также недосягаем, как хроно-генератор. Все, чего мы сможем добиться от этой посудины, это общение посредством рунических символов.
– До чего же скучная начинается жизнь.
– Потому что ты меня не дослушала.
– Говори…
– Я понял принцип, по которому можно сделать машину, способную реально менять этот мир, но я не знаю, как ее сделать. Одно знаю точно: такая машина не похожа на чашу Греаля. Пожалуй, такие чашки-ретрансляторы можно использовать в качестве инструмента для поддержания порядка в родственных измерениях.
– Сделай, раз понял. Сделай, а я тебе помогу. Что для этого надо?
– Создать с нуля природу абсолютно разумной материи, точно рассчитать ее структуру и запустить управляемую программу развития. Но тут есть маленькая загвоздка: я не биолог, даже не биофизик. Я программист и точно могу сказать, что эта проблема решается только в теоретической плоскости.
– А что у нас с практикой?
– Практически она неразрешима вообще. Понимаешь меня?
– Нет. Ты уже, будь любезен, решить хотя бы в теории, а уж на практике я твою теорию как-нибудь применю.
– Нет, ты не понимаешь меня совсем. Или прикидываешься? Мирка, жизнь – это совершенно не то, что нам кажется.
– Вот как? Очень интересно, что же это такое?
– Бытие в пространстве и времени – такое же изобретение человека, как кристаллы, стволы и чашки Греаля, только гораздо более фундаментальное. Послушай меня внимательно, потому что я не сказки тебе рассказываю. Я говорю только то, что могу доказать: прошлое, будущее и настоящее – есть одна постоянная величина, – сказал Оскар и подождал, когда графиня хоть немного задумается. – Наша жизнь бесконечна в едином поле. Все, что мы проживаем, мы проживаем помногу раз. Одно и то же... или не одно и то же – как кому повезет. То в прошлом, то в будущем, то в неком неопределенном режиме – мы функционируем в рамках одной программы, однажды написанной для каждого из нас. Программы имеют разную сложность и разные возможности, но она есть у каждого существа, рожденного на Земле. Эта программа и есть наша жизнь. Ничего, кроме нее у нас нет. Все, что мы можем менять – мы можем менять только в рамках программы: обыгрывать детали, делать разные выводы из одного и того же факта, но любой серьезный сбой чреват перезагрузкой, а не смертью. Даже умерев, мы не можем выйти за рамки программы. Она запускается из любой точки и обрывается где угодно, а наше иллюзорное сознание оперирует постоянным набором повторяющейся информации. Каждый раз как будто с чистого листа. Если хочешь, я могу доказать все, что сказал.
– Что доказать? То, что я не смогла когда-то доказать тебе? Что вся наша жизнь – роман, от предисловия до эпилога, набор информации из 33-х символов алфавита, который можно читать с любой страницы, в любом порядке чередуя абзацы, и каждый раз по-новому истолковывать его смысл, а также открывать для себя невидимые нюансы. Оскар, ты иногда меня слушаешь? Или ты слушаешь только Натасика своего?
– А ты меня? – рассердился Оскар. – Сколько раз я тебе говорил: давай сядем и нормально поговорим, чтобы наши с тобой точки зрения находились в одной системе. А ты? Тебе постоянно надо куда-то бежать! У тебя постоянно дела офигенной важности, о которых ты не хочешь ни с кем говорить. Тебе надо специально отключить телефон, чтобы не доставали звонками… Куда ты смылась с этим дурацким письмом прямо из карасевого кабинета?
– Я все тебе расскажу, когда придет время.
– Что расскажешь? Где напилась до беспамятства? Ты считаешь, что мне это важно знать?
– Ты должен мне доверять, Оскар. Если ты не будешь мне доверять…
– А ты? Когда начнешь доверять мне ты?
– Я доверяю тебе больше, чем самой себе.
– Тогда рассказывай, где моталась? И зачем тебе нужен Греаль, объясняй!
– Для обороны, – призналась графиня.
– Для обороны чего?
– Крепости.
– Какой еще крепости?
– Я не могу сейчас тебе рассказать. Сначала мне надо самой разобраться.
– Тебе нужен прибор, чтобы вернуть своего ненаглядного Ханни, потому что пьянствовать без него не круто! Так? Эту крепость ты собираешься покорять? Один раз ты дезертировала в Слупицу и дверь захлопнулась, так? А самая вкусная бутылка осталась там, за стеной?
– Конечно…
– Конечно! С тех пор, как Валех швырнул тебя в дольмен, ты только и делаешь, что стараешься вернуться в прежнюю жизнь, и не надо себя обманывать! Не надо придумывать суперидей. Конечно, выйти замуж за гомика – не суперидея для дамы с твоим размахом. Надо подложить под эту тему что-то глобальное. А я, дурак, впрягся! Размечтался новый мир тебе подарить, но тебе не мир нужен. Тебе нужен один престарелый гомосек. Хочешь совет? Попробуй ему позвонить. Вдруг он сам созрел, чтобы кинуться к тебе в объятия?
– Врезать что ли тебе по морде? – предложила графиня.
– Давай! Драться проще, чем слушать правду. Давай, врежь! А я тебе больше скажу: как только ты получишь своего гомика, тебе он перестанет быть нужен. Ага! Тебе в этой жизни не нужно ничего кроме драки. И Греаль тебе нужен потому, что не идет в руки сам.
– Нет, я все-таки тебе врежу!
– Правильно, потому что плыть против течения, размахивая дубиной – это твое естественное состояние. Если течение прекратится и дубина утонет – ты сопьешься на берегу. Тебя нужно спасать от самой себя, но ты ведь меня убьешь, если я попробую сделать это.
– Рискни здоровьем.
– Останься в Майами, Мирка. Не уезжай далеко. Я тебе обещаю такой драйв, которого ты нигде не получишь. Ты мне нужна здесь и сейчас, потому что такой возможности никогда… ни в какой другой жизни, ни в каком другом романе у нас не будет.
– Но я не могу. Не сейчас.
– Тогда вали к своему Ханни и напивайся, – сказал Оскар и распахнул перед графиней дверь.
– Оскар…
– Убирайся! Дай мне хотя бы воспоминания о тебе сохранить… А знаешь что?.. И воспоминания забирай, чтобы не терзали душу, – сказал молодой человек и захлопнул дверь, оставив графиню одну среди квадратного зала.
– Тогда и я скажу тебе правду, – обратилась графиня к камере, спрятанной над дверью лаборатории. – Мой спившийся гомик Ханни, как ты изволил его величать, самый интересный, самый умный, тонкий и талантливый человек, которого я встретила в своей жизни. Ты рядом с ним – ничто, надутый пузырь, который лопнет и завоняет. Нужен он мне или нет – мое личное дело, но если ты еще раз… – пригрозила графиня и задумалась, потому не знала, какое именно наказание выбрать, а главное, за что товарища покарать. – Если тебя прет от ревности, обратись к психоаналитику. Понял меня, придурок? Твоя проблема решается в кабинете врача! – прокричала она и умолкла, потому что светлая полоса разрезала пространство зала.
– Ваше сиятельство! – воскликнул Копинский, выходя из лифта. – Рад видеть! – он приблизился к графине и элегантно поцеловал руку. – Окажите честь, выпейте со мною рюмочку коньяку.
– С большим удовольствием, – согласилась графиня. – Как вовремя. Как ты узнал, что я здесь?
– Не смею показаться бестактным, но ваша склока с мистером Шутовым распугала пеликанов на соседской крыше. К тому же… – Макс конспиративно склонился к уху графини. – Ваши поклонники уже стоят у ворот с плакатом. Не могут дождаться автографа.
– А что написано на плакате?
– Если не ошибаюсь: «Виногробова М.»
– И все?
– Все.
– Это не мои поклонники. Поедем на яхту, Макс. Дернем по рюмочке, пока я не совершила убийство.
– Шутов обидел тебя? Скажи, и я убью его.
– Нет! – запретила графиня. – Шутова не трогай! Я сама его убью, когда сочту нужным.
Графиня спустилась вниз. Человек с плакатом дежурил у ворот, и даже не собирался домой, несмотря на то, что вечерело, и буквы на плакате уже не читались издалека. Человек устал, присел на бордюр, но, заметив графиню, встал и выставил плакат впереди себя.
– Нет, – ответила по-русски графиня. – Не смотри на меня жалобно. У меня другая фамилия.
Она еще надеялась, что Оскар выйдет за ней; надеялась, что попросит прощения и вероятно будет прощен… «может быть, – рассуждала графиня, – потому что он прав. Никто не виноват, что совершенно разные люди так трагически друг на друга похожи. Может быть, он поймет это раньше, чем машина отправится к пристани?»
Оскар не вышел. Вместо него вышел Макс и распахнул перед графиней дверцу авто. Ее сиятельству не осталось ничего, кроме как принять приглашение.
– Вот это да! – удивился вопросу Копинский. – Не знаю. Понятия не имею, что делать. То есть, мне известно о том, что есть такая тема, как проклятие Ангелов. Мне даже известно, что этих проклятий немало. Приятно, однако, сознавать, что и на эту тварь есть управа. В том числе, да… ты права, Ангел в человеческом образе, умирает медленной и мучительной смертью, но... как остановить процесс, ей-богу не знаю. Я не так хорошо знаю Ангелов, – улыбнулся Макс.
– Но наверняка знаком с людьми, которые знают Ангелов хорошо. С людьми, Макс. Меня интересует, с кем из людей можно поговорить об этом. Сами Ангелы вряд ли снизойдут до моей проблемы.
– Знаю одного человека. Но ты его знаешь не хуже меня.
– Ах, черт! – осенило графиню.
– Человека, которого вырастил Ангел-Привратник. Человека, которому их образ жизни знаком и понятен. Но, если помнишь, союз человека и Ангела был расторгнут, и вряд ли персона, о которой мы говорим, захочет обсуждать эту тему.
– Разумеется, не захочет, – согласилась графиня. – Но я заставлю.
– Если ты действительно нашла Мертвого Ангела… если это не заблуждение...
– То что?
– Будь осторожна.
Прежде чем опустошить рюмку, графиня достала телефон и убедилась, что Оскар не позвонил. Не приехал на пристань, не заставил Густава подать трап. Одинокий «Гибралтар» качнуло волной от проходящего катера, и вечерняя иллюминация пристани заиграла разноцветными огоньками на гладком боку бутылки. В этот вечер графиня решила напиться всерьез, но хмель не шел, а головная боль мешала забыться.
Не успело Солнце подняться над Флоридским проливом, как графиня растолкала человека, спящего у ворот «вандер-хауса». Приказала ему встать и отвечать на вопросы. Человек схватил плакат, но графиня вырвала его из рук незнакомца и швырнула на землю.
– Отвечай! – приказала она. – Быстро говори, что надо?
Дом Копинского спал. Спали окрестные дома. Напуганные пеликаны вернулись на крышу. Еще не шумели машины, еще не дули ветра. Еще не улеглись ночные ароматы трав, но графиня была уже зла как пантера:
– Немедленно признавайся, что от меня хочешь, иначе вызову полицию. Кто тебя подослал?
Сонный человек протер глаза и полез за пазуху. Кулек с документами выпал из рук и рассыпался на газоне. Человек нагнулся за ним, но вдруг выпрямился, словно испугался пинка.
– Быстро! – торопила графиня.
– Я хотел…
– Что хотел? Излагай четко и кратко. У меня нет времени слушать блеяние.
– Я хотел купить у вас…
– Что купить?
– Авторские права на рукопись, которую вы предлагали московским издательствам.
– Какую рукопись? Фантазии Бессонова об уральской зоне?
– Точно так, – кивнул человек и все-таки поднял с травы паспорт. – Вот мои документы. Я Савелий Некрасов, представитель Украинской торговой компании здесь, в США, проживаю… впрочем, я оставлю вам координаты. Если примите решение, дайте мне знать.
– Авторские права на Яшкины тексты? – не верила ушам Мирослава.
– Точно.
– Зачем?
Человек оробел, словно не ожидал такого вопроса.
– Я заплачу хорошие деньги. Насколько мне известно, вы – законный правообладатель.
– Я спросила, зачем? Ты понимаешь русский язык, товарищ Некрасов?
– Затем, что я хочу… завладеть авторскими правами на данное произведение.
– Для особо проницательных представителей Украинской торговой компании уточняю вопрос: зачем тебе нужно владеть правами?
– Хочу разместить произведение господина Бессонова на сайте нашей компании.
– Где? – улыбнулась графиня. – Товарищ Некрасов из Украины, ты знаешь, сколько издательств я закрыла, пока пыталась опубликовать это? Хочешь, чтобы накрылась всемирная сеть?
Реакция собеседника на безобидную шутку ошеломило графиню. Сначала Савелия бросило в краску. Он запыхтел, упал на колени, сгреб бумаги, лежащие на траве и, не прощаясь, кинулся наутек. Господин Некрасов растворился на длинной улице с высоким забором, и даже визитки после себя не оставил. Оставил только фирменную ручку, которая выпала в траву с документами. Ручку поднял Оскар и довольно внятно прочел на ней название фирмы, а так же телефоны и электронные адреса.
– Сколько он тебе предложил? – спросил Оскар.
– Черт знает что происходит! – пожала плечами графиня. – Надо что ли самой почитать на досуге Яшкины сочинения. Вдруг интересно. Между прочим, доброе утро вам, мистер Шутов. Что так рано проснулись? Скверно почивали?
– Деев разбудил, сволочь! – ответил Оскар.
– Каков негодяй!
– Вовремя разбудил. Интересно было за вами понаблюдать. Надеюсь, ты не собираешься продавать Яшкин труд?
– Смотря, сколько даст.
– Прочти сперва. И мне дай читнуть, раз такое дело. И еще… позвони, пожалуйста, Дееву. Он в курсе, что ты шатаешься по Майами. Объясни ему по-французски, если он русский язык забыл, как выглядит глобус. Заставь его выучить наизусть: когда у них день – у нас ночь, а когда у нас ночь – то я сплю. Или, по крайней мере, пытаюсь!
– Значит, барбос еще жив.
– Именно поэтому ему опять нужны деньги. Все, что я послал, ушло на погашение долга друзьям Даниеля. Теперь ему в Париже никто взаймы не дает. Он сидит в студии у какой-то подруги и мечтает перебраться в Германию, открыть фирму по угону автомобилей и продаже их на российском рынке. Под это дело ему нужен кредит. Мирка, держи меня, потому что я что-то с ним сделаю. Если тебе дорог Деев, держи меня крепче!
– Я же сказала, что займусь Деевым, как только разберусь с Эрнестом, – напомнила Мира. – А теперь… ты только не злись, но мне придется снова уехать в Европу. Не к Ханни. К Зубову. Если интересно, объясню зачем.
– Катись, куда хочешь, – махнул рукой Оскар.
– Сам катись! – рассердилась графиня. – Кто ты такой, чтобы распоряжаться мною? Ты мне не муж, не брат, не отец родной. Даже не любовник! И никогда им не станешь! Знаешь, почему ты никогда не станешь моим любовником?
Оскар уже ничего не желал узнать. Он поднимался по лестнице и пропускал мимо ушей упреки графини.
– Идем! – крикнул он с верхнего этажа. – Идем мириться! Поднимайся, поболтаем с нашим приятелем на свежую голову.
– Привет, «автор»! – поздоровался Оскар Шутов с чашей. Темная комната наполнилась светом, отраженным параболическими зеркалами.
– Здравствуй, – появилось на мониторе. Графиня улыбнулась и спряталась за спину Оскара.
– Если мы обидели тебя вчера, сорри… Мы были немного уставшие, понервничали. Да и сами слегка поругались.
– Что ж… – ответила машина, – нам не привыкать к такому отношению.
– Как прошла ночь? Как дела?
– Что тебе надо?
– О! – Оскар обернулся к графине. – Сейчас такой текст пойдет – закачаешься! Скажи нам, пожалуйста, «автор», чем ты занимаешься, если не стоишь на воротах дольмена?
– Еще раз повторяю: паранаукой.
– А я все равно не понял, что это?
– Как же тебе объяснить? Есть люди, которые не имеют слуха, но хотят музицировать. С ними занимаются специальные педагоги: стучат им по голове, учат узнавать мелодии по вибрации крышки рояля.
– Так.
– Есть люди, которые хотят танцевать, не имея ног. Для таких делают специальные кресла, и партнеры, активисты общества милосердия, танцуют с ними. Есть спортсмены-инвалиды, для которых устраивают специальные олимпийские игры.
– Есть, – согласился Оскар. – И что?
– А есть «ученые», которые не имеют образования и ума, но очень хотят заниматься наукой. Такие пишут фантастику и надеются, что их сочинения повлияют на цивилизацию больше, чем библиотеки научных рефератов.
Оскар обернулся.
– Как тебе? – шепотом спросил он и удивился озадаченному лицу графини.
– Почему он говорит про людей? Спроси, он человек или кто?
– Нельзя. Обидится.
– Пожалуйста…
– Думаешь, я не спрашивал? Если так ставить вопрос, то разговор очень быстро закончится.
– Спроси как-нибудь по-другому.
– Скажи нам, пожалуйста, «автор», для чего ты занимаешься паранаукой? Ты хочешь открыть законы, которых нет в природе?
– Нет, хочу найти объяснение тому, что мне непонятно. Хочу найти понятное для себя объяснение.
– Почему ты не хочешь просто заняться наукой?
– Мне не хватает науки. Вопросы, которые ставит наука перед собой сейчас, для меня в общих чертах уже не имеют смысла.
– Ты знаешь на них ответ?
– Не…е! Откуда? Ответ для меня потерял значение раньше, чем встал вопрос. А вопрос, который хотелось бы поставить перед наукой лично мне, пока что не имеет смысла для самой науки. Боюсь, что я не доживу до времен, когда мои вопросы обретут смысл.
– Спроси, кто он, – умоляла Мира.
– Погоди, – отмахнулся Оскар и снова обратился к Греалю. – Какие вопросы тебе важны? Ты хочешь открыть что-то до того, как открытие понадобится твоей цивилизации?
– Цивилизация меня не волнует. Я ее, а она меня. Меня волнуют другие вещи.
– Вот это да! – удивился Оскар. – Все равно, я не понял смысла паранауки.
– Смысл в том, чтобы выплеснуть бандитствующую энергию, которая разрушает меня. Если я не занимаюсь паранаукой, энергия не уходит. Она кипит внутри, и я начинаю болеть. Если я не занимаюсь паранаукой, растения вокруг меня не растут, ломается техника, бьется посуда, животные убегают, а друзья считают, что у меня проблемы. Но если я занимаюсь паранаукой – я в полной гармонии с миром, который мне неуютен, потому что мир, в котором мне приходится жить, совсем не приспособлен для моих нужд.
– Поняла? – обратился к графине Оскар.
– Надо же… не у меня одной такие проблемы.
– Подожди еще…
– Как его зовут, спроси. Нет, спроси, где он живет? Спроси, знаешь что… Погоди, дай подумать!
– На личные вопросы он не ответит.
– А ты спроси. Дай я спрошу…
– Отвяжись от него! И не спорь! Мне виднее… Знаешь, как далеко он умеет послать?!
– Ну, спроси его хоть о чем-нибудь, пока не послал. Спроси о нас. Что с нами будет, спроси?
– Откуда он знает?
– Как он относится к нам, спроси.
– Сейчас, – Оскар развернулся к Греалю. – Скажи, пожалуйста, как ты относишься к Мирославе?
– Ей надо поучиться манерам.
– В каком смысле?
– Женщина в ее статусе не должна напиваться и сквернословить.
– Это точно.
– Много редакторской правки после нее, и читатель недоволен.
– Издевается, – пояснил Оскар. – У нашего собеседника хорошее настроение.
– Не будем обсуждать мое настроение.
– Хорошо, меняем тему.
– Меняем, – согласился прибор.
– Предложи сам. Какая тема тебе нравится больше?
– Мне бы понравилось, если б вы закончили болтовню и обратили внимание на внешние камеры. У ворот стоит такси. Стоит давно, а вы не слышите домофона. Пора бы узнать, в чем дело.
Мира с Оскаром выбежали к воротам и увидели заплаканную Юлю. На девушке не было лица. Она израсходовала все слезы и только вздрагивала, отворачиваясь от случайных прохожих.
– Эрнеста украли… – всхлипнула Юля.
– Тьфу ты! – вздохнул с облегчением Оскар и вернулся в дом.
– Я дала ему двадцать баксов, – объяснила девушка Мире, – чтоб выпил кофе и подождал меня у магазина. Ушла на секунду. Выхожу – его нет. Я искала, ждала, думала, сам придет. Мира, его украли! Или он убежал?
– Погоди. Кто украл?
– Не знаю. Он как будто провалился сквозь землю.
– Где это было?
– По дороге на Лоудердейл.
– Господи, горе-то какое… – графиня взяла у водителя такси салфетку, чтобы вытереть Юлины слезы. – Погуляет – вернется.
– Самка я усатая!
– Юля, он взрослый парень!
– Он ведь не знает адреса, а я не догадалась дать ему старый мобильник.
– О чем я тебя просила, когда привезла Эрнеста в Майами? Подружиться, поговорить, дать ему понять, что во Флориде есть человек, к которому можно всегда обратиться. Разве я просила его охранять?
– Мира, он же ребенок!
– Он взрослее нас с тобой, и привык делать то, что взбредет в голову.
– Но он ведь вырос в монастыре!
– Я не говорила, что он там вырос. Монастырь дал ему кров, но братья видели его дома через сутки на третьи. Эрнест лазал по всему острову в пляжных трусах, не спрашивая разрешений, но всегда возвращался в келью. Слышишь, Юля? Всегда! Возвращался туда, где его слушали и понимали. Сейчас же успокойся и расскажи, как вы проводили это время?
– Замечательно, – прошептала Юля и слезы, повисшие на ресницах, снова покатились по щекам. Графиня взяла у водителя вторую салфетку.
– Случилось что-то ужасное, мэм? – догадался таксист.
– Погоди, – отмахнулась Мира. – Итак, вы подружились? Юля! Возьми себя в руки и расскажи, завязались ли между вами теплые отношения?
– Завязались и даже очень.
– Значит нечего переживать. О чем вы разговаривали?
– О душе.
– О душе?
– А что? Нельзя? Эрнест так здорово все рассказывал, такие интересные вещи… Он сказал, что мы совершенно все не так понимаем, потому что в наших книжках на эту тему ничего не написано. Мне было так интересно…
– Все вы делали правильно, – утешила графиня девушку. – Просто замечательно, что вы говорили на «душевные» темы. Никуда не денется. Нагуляется и придет.
– Он не найдет дорогу. Я сама в том районе впервые. Просто на шоссе была авария, мы повернули на Лоудердейл… Мира! Он даже не смотрел на дорогу, все время со мной говорил.
– Эрнест хорошо ориентируется. От него захочешь удрать – ничего не выйдет. Этот парень умеет находить людей, которые ему нужны. Не думаю, что во Флориде кто-то, кроме тебя, станет с ним говорить о душе.
– А если его украли? – переживала Юля. – Зачем ему убегать от меня? Там некуда убегать. Там местность, как на ладони, только дорога и магазин. Нет даже кустов, в которых можно укрыться, а я сама взяла и оставила его на улице. Думала, ему скучно будет со мной в магазине. Или его украли, или с ним что-то случилось. Если бы он просто хотел уйти, сказал бы заранее, так ведь?
– Нет, не так. Даже если с ним что-то случилось, ты здесь ни причем. Эх, надо было тебя предупредить, что он за фрукт.
– О чем? – Юля уставилась на графиню широко раскрытыми глазами, и капли снова повисли на мокрых ресницах. – Я должна была сама догадаться, что его нельзя оставлять! Он же не умеет вести себя в городе. Что делать, Мира? Надо что-нибудь делать, потому что… Может быть, на греческом острове все люди одинаково хорошие, а здесь разные попадаются.
– Все, говоришь, обыскала?
– Все! Охранников на ноги подняла. Мы обегали весь магазин. Там некуда деться, потому что вокруг пустырь. Мира, кто мог его похитить? Он скрывается? Кому он был нужен?
– Да никому! Сто лет такой подарок никому не нужен!
– Он, правда, не прячется здесь от злодеев? Я оставила машину на парковке, написала ему записку. А если он читать не умеет?
– Умеет!
– В самом деле?
– Спорим на двадцать баксов? Что-что, а читать он умеет великолепно!
Юля пуще прежнего залилась слезами.
– Могу я помочь, мэм? – спросил водитель.
– Можешь, – ответил внезапно появившийся Оскар, и кинул в такси кейс с прибором. – Откуда ты ее привез? Едем обратно, посмотрим, куда делся засранец.
Таксист сообразил, что дело пахнет погоней, и резво пустился в обратный путь. Представитель украинской торговой фирмы прыгнул на газон при виде летящей машины. Савелий шел к дому Макса пешком с портфелем в руках. Вероятно, нес на подпись бумаги, и не ждал лобовой атаки из-за угла.
– Русские? – догадался водитель, поглядывая на кейс. – Русских видно издалека по ядерным чемоданчикам, – он обернулся к пассажирам с широкой улыбкой, но скоро понял, что шутка не удалась, и резко поменял тему. – Вернется, не плачь! Не вернется – другого найдешь.
– Если б я знала! – причитала Юля. – Если бы я только знала, положила бы ему в карман телефон!
– Хватит кудахтать! – рыкнул на подругу Оскар. – Сказал, найдем – значит найдем.
– Главное, чтобы он не попал в беду.
– Он попал в беду задолго до знакомства с тобой, – сообщила графиня. – Уж и не знаю, ребята, правильно ли я сделала, что привезла его. С другой стороны, куда его девать? Валерьянычу поручить? Его дома никогда не бывает. Узнает Розалия, кто на даче живет – втык профессору будет. Спасибо, что эта добрая женщина нас пока терпит. К тетке Серафиме – последняя наглость. Я и так загрузила старушку проблемами. А к кому еще? Фрау Марта?.. Царство небесное этой удивительной фрау! Больше нет на Земле людей, которым я доверяю.
– Нельзя отправить его назад, в монастырь? – спросил Оскар.
– Нельзя. Если б ты знал, чего мне стоило его оттуда забрать. Проще выпросить у Ангела Стрелы.
– Как долго он будет квартировать у Юльки?
– Пока я не пойму, как решается его проблема.
– Оскар… – обиделась Юля, – что ты говоришь? Мира, не слушайте его! Пусть живет, сколько надо. Места полно. Просто я за него волнуюсь.
– А если она не поймет, как решать проблему?
– Значит, потерпишь! – рассердилась графиня. – Я к Юле обратилась с просьбой, а не к тебе!
– Не обращайте на него внимания, – умоляла девушка. – Оскар такой злой из-за Макса. Он теперь всегда злой.
– Ты не должна волноваться, Юля. И ты, и я… и даже твой психованный бой-френд, делаем все, что можем. Но наши возможности не беспредельны. Эрнесту терять в этой жизни нечего, только поэтому я взялась за его дела. Гуманнее было бы посадить его в клетку. Гуманнее по отношению к нам, не к нему. Его всегда тянет к людям, а люди реагируют на него по всякому. Я сама его посылала… Не сразу мне стало интересно слушать то, что он говорит. Должно пройти время. Зря мы не говорили по-русски... Привык бы к языку, был бы дополнительный повод не убегать от нас далеко. Черт знает, что с ним делать! Я в полной растерянности!
– Разве он знает русский? – удивился Оскар.
– Если набраться терпения, он вспомнит даже древне-арамейский. Только надо очень набраться терпения. Я не хотела до поры до времени тревожить его память, но, может быть, пришло время? Греческим он пользовался каждый день, греческий не в счет. Он забудет его быстрее, чем монастырские правила. По-английски он читал, потому что богатый британец завещал ему свою окаянную библиотеку. Даже заказал экслибрис с именем Эрнесто Аккуро, прежде чем отправиться в мир иной. Даже притом, что большую часть библиотеки Эрнест раздарил, собрание впечатляет!
– Аккуро…– произнес Оскар по буквам. – Значит, он не грек, а испанец?
– «Аккурус» – было написано на иконе, которую мы нашли в кабинете Карася. – Ты увлекался ангельским языком, тебе виднее, что означает слово.
– Понятия не имею, – признался Оскар. – И греографа похожего ни разу не видел.
– И я не знаю, – добавила Юля. – Возможно, оно означает имя.
– Надо у Жоржа спросить, – решила графиня. – Я знаю одно: член Британского королевского научного общества по фамилии Аккуро таинственно сгинул. После ученой деятельности мистера Аккуро на территории королевства осталась группа сподвижников, которые сгинули один за другим вслед за своим предводителем. А также трактат, сожженный одним из них. Прежде чем кинуться с крыши вниз головой, этот деятель и завещал Эрнесту фамильную библиотеку. А в завещании была интересная фраза: «Все книги мира не стоят той, что досталась огню».
– Ты занималась его биографией? – спросил Оскар.
– Примерно та же история случилась в Сорбонне. Кстати, французский язык у нашего беглеца в таком же законсервированном виде. И не только французский. С тех пор, как человечество обуял технический прогресс, в каждом городе, где развивалась наука, были попытки собрать похожие группы. Неизвестно кто, неизвестно зачем ангажировал самых смелых ученых. Никаких открытий они не делали, зато загадочно умирали. Я держала в руках статью о том, как французская полиция начала века гонялась по стране за рукописным трактатом, где содержался компромат на христианскую веру. Вместо трактата они нашли обложку с охапкой рваных страниц, которые потом отдали университету. Такое страшно показывать в музеях. Как будто листы кто-то жрал и умер от несварения. Только в России, благодаря твоей матушке, книгу удалось спасти. Чаще всего до текста дело не доходило. Французы публиковали фрагменты той самой «сожранной» рукописи, которые всплывали в частных коллекциях. Они разлинеены точно как твой трактат, но не заполнены даже на полпроцента.
– Полпроцента – гигантский объем информации! – заметил Оскар – Интересно, что туда вписано?
– Не знаю! В статье, которую я читала, исследовали «неизвестные доселе приемы рунического письма», и не более.
– Удивительно, – восхитилась Юля, – как можно было в начале века создать техническую документацию на такой сложный прибор, как Греаль?!
– Можно, – уверенно ответил Оскар.
– Можно, – согласилась с ним Мирослава.
Когда Оскар вынул из кейса старую камеру, таксист успокоился, а, получив чаевые, перестал шутить и сразу ретировался с места события. Юля подошла к машине, брошенной на парковке. На лобовом стекле черным маркером было написано послание беглецу. Рядом не было никого. Местность с первого взгляда не понравилась Мире. Нелепый магазин у дороги, небольшая стоянка и ничего. Только пустырь, огороженный бетонным забором.
– Что за забором? – поинтересовался Оскар и сверился с картой. – Здесь не должно быть ничего похожего. Даже дорога идет под другим углом.
– Сдается мне, что там военная база, – предположила графиня. – Если мы действительно тащимся в Лоудердей, это она и есть. Мне знакомы такие заборы. Оскар, точно тебе говорю, авиабаза или чего покруче!
– И что это значит? – не понял молодой человек.
– А черт его знает, что это значит.
– Здесь у входа в магазин мы расстались, – объяснила Юля графине. – Немного постояли, потом я дала Эрнесту двадцать баксов, но он не сразу пошел пить кофе. Он еще цитировал греческих богословов, правда, я мало что понимала. Честно говоря, у меня от богословов еще с вечера голова болит. Я сказала: давай, поговорим об этом дома, потому что я могу забыть, что собиралась купить. Я еще подумала: он наверняка пить хочет. Невозможно так долго разговаривать на сухую глотку. Я б не смогла. А потом вернулась – его нет.
– А время в магазине летит быстро… – продолжил Оскар.
– Что ты говоришь!!! Меня не было пять минут!
– А то я не знаю!
– Я же смотрела на часы! Я же знала, что он один.
– Во сколько дело было?
– Между десятью и половиной одиннадцатого утра, – доложила Юля.
– Обратила внимание? – спросил Оскар графиню. – Между десятью и половиной одиннадцатого прошло не больше пяти минут.
Он настроил прибор и посмотрел в сторону бетонного забора, заслонившего линию горизонта.
– Видишь его? – волновалась Юля. – Посмотри на стоянку. Тут были какие-то тачки. Он мог уехать с ними.
Охранник приблизился к человеку с камерой сзади, но, заметив Юлю, мешать не стал.
– Всю охрану на уши подняла? – спросил между делом Оскар.
– А что? Нельзя было? Мира…Я ведь еще сообщила в полицию. Видно что-нибудь или нет?
Оскар изучил забор посредством прибора и ничего не ответил. Он проследил камерой путь от машины до крыльца магазина, дошел до угла и изучил пустырь между стеной и парковкой, затем подозвал Мирославу и предложил ей запись.
В черно-белом изображении Мира узнала Юлю, которая шла от автомобиля к дверям магазина и жестикулировала, словно говорила сама с собой. У крыльца, выбирая тележку, она перестала махать руками и только кивала, оборачиваясь к воображаемому собеседнику. Кивала, пока не зашла в помещение, а, выйдя, встала, как вкопанная. Мира видела растерянность в глазах девушки, видела, как она металась по крыльцу, как подбегала к охраннику, расспрашивала людей у машин. Ее паника была вполне объяснима, невероятно было только отсутствие на картинке Эрнеста.
– Все поняла? – спросил Оскар.
– Изображение хреновое. Если здесь стоят камеры наблюдения, а они наверняка здесь стоят…
– Спорим на голую задницу Деева, что камеры в этом секторе с утра не работали?
– Будем считать тебя собственником голой задницы Деева, – согласилась графиня. – Дальше что?
– Смотри внимательно фон! Не на Юльку смотри, смотри на теневые участки, мимо которых она идет. Видишь белое пятно, которое движется за ней от машины? Сюда, на тень козырька смотри, на светлом его не видно.
Графиня убедилась, что облачко в форме человеческой головы действительно двигалось за Юлей пунктиром, из тени в тень.
– Ну, да…
– Видишь, где встал? Видишь, куда повернулся? – Оскар еще раз направил камеру на объект, который привлек внимание белой тени. – Видишь, что там?
С помощью прибора графиня вгляделась в заграждение предполагаемой авиабазы. Ровная стена вдруг обрела неестественную выпуклость и напомнила цилиндр высотою с забор и толщиной в два обхвата.
– Видишь? – спросил Оскар. – Ни черта ты не видишь! Или не хочешь увидеть? Смотри внимательно и старайся не дергать камеру. В тень смотри!
На теневой полосе Мира разглядела пару таких же белесых фигур с большими головами на тонких шеях. Заметив Эрнеста, фигуры замерли, потом засуетились, стали размахивать тонкими ручонками и, в конце концов, разбежались. Светлый силуэт вдруг возник на фоне цилиндра и тоже пропал на границе света и тени. Мира достала ствол и посмотрела сквозь бетонный забор на ровное, каменистое поле. На территории базы не было даже утлой постройки, ничего такого, что могло укрыть беглеца.
– Настрой Стрелу на откат хронала, – попросил Оскар.
– Не могу.
– Мирка, всего-то несколько часов назад! Как не стыдно?! Напрягись и заставь ее сдвинуть хронал.
– Не умею я! – призналась графиня. – Как ты не понимаешь? Я не физик! Я не понимаю самого принципа этих сдвижек, поэтому не могу транслировать нужную мысль на кристалл. Что ты хочешь от глупой тети? Мне бы со своим измерением разобраться.
– Ну, да! – согласился Оскар. – Тяжелый случай.
– Что ты хочешь узнать? Вошел он в портал или нет? Понятное дело, вошел. Иначе бы не сгинул. Если там военная база, глазастые «ниночки» имеют постоянное представительство на заборе.
– Если грек вошел в портал, можешь с ним попрощаться. Только Юльке не говори, чтобы за ним не полезла. С нее станется! Пусть лучше ждет и переживает.
– Думаешь, он не найдет дорогу обратно?
– Мирка, ты меня удивляешь! – возмутился Оскар. – Подумай головой, легко ли человеку выйти из такого портала?
– Не дай Бог, – согласилась графиня. – Если, конечно, кто-нибудь с той стороны не поможет.
– Головастики – вряд ли. Как они ринулись от него, видела?
– Ему мог помочь любой дежурный Привратник.
– Здесь не дольмен. Здесь никакого Привратника быть не может. А даже если дольмен… Там, где гуляют глазастые головастики, Привратники отдыхают. Смотри, какое расстояние было между ними и греком… Даже я бы успел запереть портал, но они почему-то не заперли.
– Хотели заманить?
– Не знаю. Смотри: грек подошел к забору и сгинул. Откатим хронал на минуту вперед, на две, на три… на десять. Не видно, чтобы он возвращался к стоянке.
– Таки влез в портал, – согласилась графиня. – Эрнест всюду лазает. На острове тоже военная база, и там он был своим прихожанином. Гулял по охраняемой территории и читал проповеди караульным. Мне почтальон рассказывал, что парня заслали на остров потому, что любил гулять, где не надо.
– Америка – не самый маленький остров, – предупредил Оскар графиню. – Если ты до сих пор считаешь, что это была удачная идея…
– Хорошо, если он не сгинет в заборе, я увезу его на Багамы. Арендую остров и увезу, только давай сначала найдем гуляку.
– У этой твари человеческий паспорт был?
– Был. Я сама его делала.
– Как ты сделала фото на документ? Объясни, иначе я соображать перестану.
– Элементарно, – объяснила графиня. – Отвела его к человеку, который занимался фальшивыми документами. Заплатила деньги. Человек сделал.
– Каким образом человек умудрился сфотографировать привидение?
– Понятия не имею. Он – человек Жоржа. Я знаю только его телефон, который меняется после каждого клиента.
– Ты видела паспорт? Ты его открывала?
– По-гречески не читаю. Латинскими буквами было написано верно. Фотография… я не вглядывалась в фотографию. Для меня все греки – красавцы, все на одно лицо. Может, там был не Эрнест, а похожий парень?
– Вы проходили паспортный контроль! – напомнил Оскар. – Там очень внимательно смотрят в рожу.
– И что?
– Если он, в самом деле, Мертвый Ангел, надо принимать меры. Он не может просто так гулять по Флориде. Этот фантом не должен тусоваться вблизи людей. Эккур он или не Эккур – мне без разницы. Если вернется, бери за руку и увози куда хочешь. Хоть на ключ запри. Я бы все-таки вернул его в монастырь.
– Ни за что! Ты не знаешь, через что я прошла…
– Но ты не знаешь, чего тебе будет стоить его беготня по Флориде. Здесь военные базы через каждые двести миль, а порталы и того гуще.
– Он же бывший Привратник! Порталы – его родная среда. Может, выйдет?
– Не понимаю, каким местом думает ваше сиятельство! Знала, что я работаю с открытым дольменом, и привезла сюда Мертвого Ангела, да еще Привратника!
– Не тебе, а Юле. Я специально поручила Эрнеста ей, чтобы он не терся возле дольмена.
– Не нравится мне идея… лезть за твоим красавцем в портал.
– Тебя и не просят. Я знаю, кого попрошу. Вот! – решила графиня. – Так я и сделаю! Я Густава попрошу за ним последить. Эта сволочь видит порталы и привидения без приборов. И через заборы лазать умеет, и спрос с него маленький. Решено!
– А кто будет дежурить на «Гибралтаре»? Копинский?
– Перестань гонять Копинского из дому, и он не будет ночевать на яхте, как бродяга.
– Я его гоняю?
– Макс жаловался, что ты ему в собственном доме жить не даешь.
– Я работаю на эту сволочь, – напомнил Оскар. – Потерпит. Джульетта!!! Мы уезжаем, – он направился к машине, исписанной черным фломастером, Мира последовала за ним. Вскоре к ним присоединилась печальная Юля. – Едем домой обедать. И без соплей! О-кей?
Юля кивнула.
– Не расслышал.
– Да, – неуверенно ответила девушка.
– Не почувствовал оптимизма в голосе. Все о-кей?
– Ничего не «о-кей»! – психанула девушка. – Мира! Ничего ж не «о-кей»! Зачем вы со мной, как с дурочкой?! Ничего похожего на «о-кей»! Совсем ничего!
В Юлиной квартире были не только гостевые комнаты, но и столовая с видом на море, длинный балкон и бассейн, доступный только жителям дома. Всю это роскошь Оскар арендовал в память об элитной московской квартире, в которой ему не дали пожить с подругой. Арендовал и гордился собой. Юлю же радовала возможность принимать побольше гостей, но в ее майамскую квартиру никто не ехал: ни родственники, ни подруги. Даже графиня толком не погостила. После исчезновения Эрнеста, Юлю не радовало совсем ничего. Девушка разбила блюдо, стараясь приготовить обед, но решено было все-таки пообедать. Пообедала даже Сара Исааковна, полакомилась из Юлиной тарелки ломтиком яблока.
– Америка не остров, – напомнил Оскар графине. – Вернется – на «Гибралтар» его, на рейд и пусть гуляет по палубе до твоего возвращения.
– Если Эрнест долго жил в монастыре, ему привычно будет искать убежище в церкви, – предположила Юля. – Что если нам обойти все приходы и предупредить священников? Мира?..
– А толку? Для него вся Земля – один большой приход. Все люди – братья и сестры. Зачем ему монастырь? Он и в тюрьме прекрасно себя почувствует. Монастырь нужен был тем, кто хотел от него избавиться.
– Не надо было с ним о душе…
– Юля! Причем тут душа? У него в голове никаких понятий о жизни, – сообщила графиня. – Ему все равно, куда идти; все равно, с кем дружить; все равно, о чем и на каком языке разговаривать. Там нет ничего, кроме его собственных фантазий о человечестве. Это существо, напрочь лишенное стереотипов, и место ему в дурдоме, поэтому, друзья мои… вернется он или нет, вы ни за что не несете ответственность. Густав теперь за него отвечает, и точка!
– Да, Эрнест не от мира сего, – согласилась Юля. – Даже не понимает, зачем запирать дверь машины. Я говорю, угонят, а он не знает, что такое угон. Я говорю, ты придешь, а машины нет. А он: ну и что тут такого? Если он не вернется, я себя не прощу.
– Если он не вернется, значит на то воля Автора, – сказала графиня. – Хотя… если предположить, что Эрнест действительно редкий лопух, я бы искала его не в приходах, а в библиотеках. Скопище книг действует на него магнетически. Ему кажется, что там закопаны истины. Стоит только воткнуть лопату – и свет познания нас всех озарит.
– Правильно, – согласился Оскар. – Валех тоже любил пообщаться со сбродом, но что с ним творилось, когда мы привозили в Слупицу книги! Кстати, ни одной не вернул. У Привратников в голове нет понятия собственности. А, между прочим, полезный стереотип.
– Разве Эрнест – Привратник? – удивилась Юля.
– Мне не удалось его понять, – призналась графиня, – не смотря на то, что я честно старалась. Что-то в нем от юродивого. На острове он ходил в дураках и творил что хотел. Рылся в погребе винной лавки, когда ему не нравился ассортимент. Хозяин терпел и даже не брал с него денег. Он сына родного в погреб к себе не пускал! Моя хозяйка не вякала, когда Эрнест рвал цветы с ее клумбы. Любого другого убила бы шваброй. Эрнеста никто не трогал. Даже монахи не обращали внимания, когда он являлся в плавках. Открывали ворота в любой час ночи. Почему? Ни один злодей не поднял палки на этого парня, притом, что он умеет достать своей простотой. Какая-то сила его защищает, она же, я полагаю, не дает ему стать человеком. Каждый раз, когда нам случалось поговорить «о душе», я не знала, как дальше жить.
– Почему вы сравниваете его с Валехом, Мира? Разве Эрнест – Привратник?
– Ты заметила, как он старается подражать людям?
– Подражать? – удивилась Юля. – Мне казалось, он старается быть на нас непохожим.
– Пока Эрнест жил на острове, он был уверен, что это все человечество. В Афинском аэропорту он охренел оттого, как нас много. Я думала, здесь в нем проснется что-то разумное.
– И что тогда? – спросила девушка. – Он перестанет относиться к нам хорошо?
– Надеюсь, ему расхочется быть человеком. Эта идея должна сама испариться из его головы. Пока он не узнает жизнь такой, какова она есть, пока не предпримет что-нибудь ради себя самого, я не знаю, как быть.
– А если он забыл свое прошлое, как какой-то древний язык? Мира, если он не помнит, кто он такой, мы расскажем?
– Рассказать-то расскажем, только вряд ли он нам поверит.
– Если островитяне знали, кто он, значит, дела не так плохи, – рассудил Оскар.
– Я не сказала, что знали. Я сказала, что на острове к нему по-особому относились.
– Еще бы не относиться по-особому к твари, которая не отражается в зеркалах.
– Боже мой! – осенило графиню. – Когда моя хозяйка заметила, что Эрнест повадился в гости, из номера пропали зеркала! Точно! Я еще спросила, в чем дело? Хозяйка сделала вид, что не понимает вопроса. Они все забывали английский, когда я пыталась что-нибудь узнать про Эрнеста. Как я сразу не догадалась? Решила, что у тетки в семье покойник или она просто кокнула зеркало, когда мыла. Но ведь она убрала зеркала из ванной и из прихожей…
– Не похож он на Мертвого Ангела, – пришел к выводу Оскар. – Максимум на воскресшего святого. Надо знать, что там за монастырь, и каких деятелей они почитают.
– Святого, который покровительствует путешественникам.
– Вот он и путешествует!
– Оскар!
– Что? Накололи тебя, ваше сиятельство! Фантома подсунули. Твой грек такой же персонаж, как Густав, неприкаянный жмурик трехсотлетней выдержки. Понятно дело: если каждый заезжий турист будет дергать по пустякам с того света… где же тут упокоишься? Мирка, есть схема, когда человек, формально умерший, может долго ходить по земле в прежнем образе. Я могу доказать. Да зачем доказывать? На Густава своего взгляни! С чего ты взяла, что грек – Эккур? На экслибрисе можно написать любую фамилию. Сходство с иконой Карася сомнительно уже потому, что на иконе старик. Когда нет убедительных, железобетонных доказательств, за Эккура можно выдать любого покойника. Между стариком на иконе и этим мальчишкой лет двести. Покажи мне паспорт с фотографией Эрнесто Аккуро, выданный… хотя бы в середине прошлого века.
– В Сорбонне хранится портрет. Довольно четкая гравюра руки художника, который работал над книгой. Он изобразил его на обложке четче любой фотографии. Мужчину средних лет. Если б ты это видел, ты бы не спорил.
– Он?
– Сто процентов! Я приличную сумму пожертвовала науке, чтобы мне дали подержать в руках обложку с портретом. Жаль, что сфотографировать не смогла.
– А кто на портрете, конечно же, не написано?
– Там было несколько рун. Богословы их перевели, как «неизвестный владелец книги».
– Все равно, – сомневался Оскар, – чтобы заниматься проблемой, нужно ее понимать. Мы не знаем, что такое проклятие Ангела. Как можно бороться с тем, чего мы не знаем?
– Узнаем, – объявила графиня, – мосье Зубов поможет нам разобраться. Густав тем временем найдет беглеца и последит за ним. Пока не вернусь, слугу от дела не отвлекать, сто грамм не наливать… Даже если Макс отвяжет яхту и уйдет с девицами в океан, черт с ними! Густава не трогать! Ты, Оскар, постарайся закончить работу, пока вы с Копинским убивать друг друга не начали. А Юля тем временем продолжит учебу и выбросит проблемы из головы. На кого ты учишься, Юля?
– Я?.. – удивилась девушка. – А разве Эрнест… А он… Мирослава, неужели он Ангел? Такой же Ангел-Привратник, как наш Валех?
– Нет, не такой же, – ответила графиня, – гораздо более безответственный, но я заставлю его вспомнить долг, и верну на рабочее место.
Проводы графини в аэропорт напоминали похоронную процессию из двух скорбящих и одного отбывающего в лучший мир. Завещание было объявлено, наследство разделено, речи сказаны, осталось совершить ритуал, вернуться домой и понять, что жизнь продолжается. Мира, как могла, торопила стрелки часов.
– Найдется, – успокоила она Юлю, – не переживай. Эккур – мой крест, а крест так просто с горба не скинешь.
– Если он Ангел, может быть, надо ему помолиться? – предположила девушка. – Должны же Ангелы слышать молитвы.
– Лучше купи ему книжку с картинками. Увидишь, он поселится у тебя навсегда.
– Нет, – возразил Оскар. – Он поселится на «Гибралтаре».
– Ума не приложу, – сокрушалась Юля, – зачем Эрнест погнался за гуманоидами?
– Двадцать баксов им хотел одолжить, – ответил подруге Оскар.
– Тогда почему они убежали?
– Может, боятся покойников?
– Может, ты не будешь надо мной издеваться? – обиделась девушка. – Я же серьезно! Представить себе не могла, что эти существа так бегают.
– Ты не видела, как наша Ниночка бегала на чердак.
– Точно, – подтвердила графиня. – Как балерина. Чувственно и грациозно.
– Опять вы со мной, как с дурочкой?
Шутки прекратились, когда процессия встала в очередь на регистрацию. Юля задумалась, а Оскар загляделся на пассажиров у соседней стойки.
– Встретишь барбоса – кэш не давай, – предупредил он. – Купи билет в Слупицу и пусть прячется на горе, пока о нем не забудут. Нечего ему делать в Германии. И так полиглот! Сколько можно! Купи ему автомойку где-нибудь на Балканах. Бог даст, еще год поживем спокойно.
– А ты помирись с Максом, – попросила графиня. – Мне этот человек нужен, а я даже не знаю, где он. С тех пор, как ты выгнал его из дома…
– Вон он… – Оскар кивнул в сторону компании, заполняющей декларации. – Глаза и уши прислал убедиться, что я не смоюсь в Европу. Узнаешь? Поклонник творчества Яшки Бессонова! Будет канючить рукопись, пока не получит в пятак. Ты еще не поняла, что рукопись здесь ни причем? Ему нужен предлог, чтобы постоянно вертеться рядом.
– Некрасов здесь? – удивилась графиня.
– Вон, у стойки! Третий бланк изводит. Я говорил, что он на Макса работает – ты не верила.
Мирослава пригляделась к плешивому затылку человека, похожего на представителя украинской торговой фирмы. Признала сходство, но проверять не стала.
– Веди себя так, чтобы Макс не посылал людей следить за тобой, и все обойдется, – посоветовала она.
Проводив графиню, Юля ни секунды не потеряла даром. Она сказала Оскару, что поедет в колледж, забрала машину и прямиком направилась в церковь.
До обеда девушка успела исповедаться, заодно расспросить своего духовного наставника об Ангелах. Юлю интересовало, каким образом можно установить контакт с этим существом, если оно отлучилось от человека. До обеда Юля узнала об Ангелах все, даже больше, чем нужно. Она узнала, что Мертвых Ангелов не бывает, что этот образ ей подсказала незрелая фантазия, духовное невежество, и вообще… не человечьего ума дело, что бывает с высшими существами, когда они проживут свой век.
Не удовлетворившись беседой, Юля пошла по книжным магазинам, скупила все, что касалось Ангелов, но ни в одной из книг не нашла ответа. Авторы отделались от Юли общими фразами об искренней вере, молитвах, идущих от сердца, благих намерениях и добродетельных поступках.
В тот день девушка твердо решила докопаться до истины. Она вернулась домой, до ночи шарила в интернете, общалась со знающими людьми, старалась мыслить логически, и нечаянно уснула щекой на клавиатуре. Такой конфуз приключился с ней первый раз и определенно должен был что-нибудь значить. Юля сосредоточилась на внутренних ощущениях и с ужасом поняла, что мыслить уже не способна. В ее измотанном организме работал только желудок. Чавкал, переваривал сам себя, и отвлекал мозг от мысли. Юля затолкала в себя печенья. Желудок занялся печеньем и оставил ее в покое.
– Так! – сказала себе девушка. – Или я или никто. Или сейчас или никогда. Канал связи есть, его не может не быть, потому что я знаю это. Верю и как никто другой хочу, чтобы моя просьба была услышана тем, от кого зависит выполнение просьб.
Девушка поставила зеркало перед экраном компьютера, зажгла свечу и начала молиться. Сначала ей помогал молитвенник, купленный в магазине, но чтение по-английски быстро ее утомило, и Юля продолжила молиться своими словами. Она попросила у Бога прощение за все, в чем считала себя виноватой. Она объяснила свое позднее духовное прозрение сложной ситуацией в семье и недостатком ума. Девушка дала понять высшим силам, что ей безумно нужно найти Эрнеста, в противном случае ему угрожает беда.
– Пусть он позвонит, где бы ни был. Пусть на его пути окажется телефон. Или пускай его голос достигнет меня как-нибудь по-другому. Ведь Ангелы могут говорить с людьми без голоса. Пусть я почувствую его присутствие где-нибудь в параллельном мире. Пусть произойдет что угодно, лишь бы он не покинул нас навсегда. Там, на острове, он скоро умрет, а мы постараемся для него что-нибудь сделать.
Юля обещала, что если высшие силы выполнят ее просьбу, она купит огромную книгу с картинками и будет сама ее читать умирающему Ангелу до тех пор, пока Мирослава не найдет, как избавить его от проклятья. Юля увлеклась и перестала видеть в зеркале отражение квартиры. Ей показалось, что молитва перенесла ее в тонкий мир, где небесный свет затмил собой тени. Белое облако поднялось над ее головой. «Нимб», – подумала Юля и даже не испугалась, пока облако не оторвалось от головы и не выпустило конечность, которая легла на ее плечо.
Девушка вмиг слетела с небес на землю. От ее крика проснулась Сара Исааковна и сильно заволновалась в клетке.
– Что с тобой, Джулия? – удивился Эрнест. – Посмотри, я принес тебе книгу. – В его руках была ветхая стопка страниц с закладкой из двадцатидолларовой купюры. – Случилось, что-то страшное? – не понял Эрнест, глядя в безумные глаза Юли.
– Ты меня напугал.
– Я принес тебе книгу.
– Эрнест, где ты был? Мы искали тебя повсюду! Почему ты ушел, не предупредив?
– Ты спросила меня о душе… Ты сказала, что не веришь богословам, тогда я обещал найти книгу, написанную ученым, которой ты сможешь верить. Я нашел, а ты сидишь здесь одна, даже дверь не закрыла. Джулия, дверь в квартиру нужно запирать, а то однажды вернешься, и нет квартиры.
– Ну и что? – удивилась Юля.
– Не нужно пугаться. Разве ты не знаешь, что на страх собираются все проклятия рода человеческого? Ангелы, несущие на крыльях смерть и боль, болезни и утраты, слетаются на страх человеческий, как на пир, потому что страх – пища, которая поддерживает в них жизнь. Послушай, Джулия, никогда ничего не бойся, потому за страхом наступит безумие. Пообещай, что в твоей душе не родится ни гнева, ни злобы. Не хочу, чтобы демоны растерзали тебя.
– Ты действительно ходил за книгой?
– Вот за этой, – Эрнест развернул страницы и стал водить пальцем по строчкам. – В редких книгах написано о душе также правильно, как здесь. Послушай: «Человеческая душа состоит из тончайших нитей, которые складываются из пульсирующих частичек света, словно жемчужины ожерелья, мерцающие в темноте. Но свет их человеческому глазу виден лишь в Ангельских Зеркалах. Каждая капля невидимой нити мерцает своим огнем. Ожерелья образуют узоры. Чем сложнее узор – тем мудрее душа. Прямая нить говорит о юности и простоте ее; нить, сплетенная беспорядочной древесной кроной – о способности к творению. Нить души похожая на ветку папоротника, упорядоченная и строгая, говорит о логике и понятии в точных науках. Но там, где нить оборвется, наступит безумие…» Помнишь, ты спросила, откуда берется душа и куда улетает из тела? – Эрнест указал на соседний абзац. – «Нить души человеческой ищет плоть, чтобы обрести опору, заглянуть в иной мир, полный тайн и загадок. Обретая тело, душа строит его по своему подобию. Растет вместе с ним, терпит беды, переживает радость, приобретает жизненный опыт, но, износив грубую ношу, оставляет ее…» Помнишь, ты спрашивала, чем занималась твоя душа до рождения? Слушай: «Все сущее ищет себе подобное, чтобы жить в счастье, а если не находит – живет в страдании. Страдая, душа подчиняется чужим законам, испытывая злобу и страх…» Джулия, ты не должна бояться, потому что ты – человек, а значит, тебя есть кому защитить.
– Правда, что ты Мертвый Ангел? – спросила девушка. – Правда, что ты когда-то был Ангелом-Привратником?
– Ангелы сильные, – ответил Эрнест. – Очень сильные. Они могут многое, я – не могу.
– Но ведь когда-то и ты был сильным? Эрнест, правда, что Ангел, превратившись в человека, теряет разум и умирает?
– Разум Ангела в его бесконечной памяти. Ангел без памяти обречен. Человек же, напротив, обретает свободу.
– А что нужно сделать, чтобы вернуть Ангелу силу?
– Смириться с судьбой и сила придет сама, – сказал Эрнест. – Только это будет иная сила, потому что сила человеческая в его будущем. Сила может быть колоссальной. Сила человеческая может быть такой, что Ангелу с ней не равняться. Просто человек не знает об этом. Он думает, что жизнь его – испытание. Он читает лживые книги и строит науки не для познания, а для того, чтобы облегчить свое страдание на Земле. Человек, самое сильное существо в этом мире, живет, отрекшись от себя самого. Живет так, чтобы никогда не узнать истинный смысл своей жизни, словно боится его найти.
Книга была написана не просто на греческом, а на древнегреческом языке, но Оскару взгляда хватило, чтобы понять: никакого отношения к заданной пространственной частоте артефакт не имеет. В доказательство он оторвал уголок листа, поднес спичку, и бумажка вспыхнула белым огнем, не оставив пепла.
– Метод профессора Боровского, – объяснил он подруге. – Как определить факт хронального смещения вне лаборатории.
– На книге штамп университетской библиотеки, – возразила Юля. – Антикварный экземпляр, между прочим. Надо вернуть.
– Тебя обвинят в краже. После этого можешь не рассчитывать на гражданство.
– Почему меня должны обвинить?
– Что ты им объяснишь? Мертвый Ангел дал почитать?
– Все равно, мне придется туда пойти. Наверняка Эрнест там.
– Теперь его пасет Густав. Даже не приближайся.
– Но почему? – расстроилась Юля.
– Потому что однажды ты его прохлопала, кукла!
– Но теперь я знаю, как надо с ним обращаться. А Густав напьется и все проспит.
– Не проспит!
– Тебя смущает, что Эрнест не отражается в зеркалах? Он отражается, просто не очень четко, но если приглядеться, видно даже лицо.
– Юля!
– Ну, что?
– К этой глючной твари ты больше не подойдешь без моего разрешения. Иначе посажу в клетку с Сарой.
– Хорошо, я только съезжу завтра в библиотеку, чтобы убедиться…
– Завтра ты поедешь в свой «кхаладж». Начнешь учиться, пока тебя не выгнали за прогулы.
– Тогда, можно, я сначала позвоню Мирославе?
– До чего же упрямая! – рассердился Оскар. – Нельзя! Я сам позвоню.
Поразмыслив недолго, Оскар решил никому не звонить. Проблема «глючного» Ангела казалась ему несложной и вполне укладывалась в концепцию иллюзорных миров, которыми он занимался в последние годы. Все, что творилось вокруг, соответствовало общему безумию бытия. Оскар чувствовал в себе силы решить любую проблему, которая вписалась в это безумие. Еще немного и он готов был взяться за проклятия Ангелов, но графиня не попросила об этом. Не поверила, что ее проблемы – нормальный системный сбой: от человеческих ошибок до ангельских наказаний. Недоработка в программах, написанных на разных уровнях сложности, разными языками и, к сожалению, ленивыми программистами. Оскар не был ленив. Он проанализировал ситуацию и понял, что графиня, набегавшись по бывшим любовникам, неизбежно вернется к нему, потому что у несчастной не будет выбора. Потому что всякие, даже самые неразрешимые проблемы судьбы, решаются на уровне программного кода.
Для очистки совести, Оскар все-таки набрал номер. Хотел сообщить подруге, что та взялась за дело не с той стороны. Нельзя покровительствовать существу, которое по определению сильнее своего покровителя, потому что субординация, заложенная в основу всего разумного и живого, не позволит продвигаться по такому пути. Обязательно найдутся высшие силы, которые будут ставить палки в колеса, и, в конце концов, только усугубят проблему. Оскар набрал номер, но не дождался ответа. Его посетила идея. Вдруг, неожиданно для себя, он понял принципиальное отличие человека от «расы покровителей». Идея была проста, понятна, и обещала полезные выводы, но этой ночью «высшие силы» не дали Оскару поработать. Сначала они вывели из строя компьютер, потом напустили на физика головную боль и заставили тратить время на поиск таблетки. Но идея была так хороша, что Оскар собрался работать без таблетки и сварил себе крепкий кофе. «Высшие силы» не отступили, они обрушили на больную голову неприятности иного порядка.
В течение ночи Оскару позвонили все, чьих звонков он ждал, не ждал… за исключением Мирославы. Оскару позвонили даже из московской психиатрической клиники, но связь была так плоха, что разговора не состоялось, и зачем его беспокоил врач, Оскар не понял. Зато Натана Валерьяновича было слышно прекрасно:
– Прости, если разбудил, – сказал Учитель ученику, – но проблемы не терпят отлагательства. Я сам растерян. Женя пытался покончить собой.
– Ну, да… – ответил Учителю ученик. – Чего-то похожего стоило ожидать.
– Страшного не случилось, но в лечебнице ему оставаться нельзя. Позвонили мне, поскольку в его больничных документах записаны только наши с тобой телефоны. И тогда я подумал: коль скоро твой телефон там записан, наверно, Женя вспомнит тебя и при встрече. Если информация восстанавливается сама, ты можешь попробовать обратиться в банк. Можешь вернуться в Москву. Вполне возможно, что ты опять гражданин России и будешь жить здесь легально.
– Только этого не хватало, – вздохнул ученик, но Натан Валерьянович не придал значения словам, сказанным сгоряча. – Что с Женькой, Учитель?
– Лучше ему пожить со мною на даче. Квартиры у него в Москве не осталось, средств к существованию тоже. На работу… сам понимаешь, какой из него работник. Раньше Федор его поддерживал. Кто знает, где теперь Федор? Женя совсем один и заняться ему нечем. Я напишу его матери. Может быть, она приедет.
– Не стоит, Учитель. Лучше не втягивать нормальных людей в наши безумные обстоятельства. Не каждый выдержит. Сжальтесь над женщиной.
– Наверно, ты прав, – согласился Натан, – но матери написать все же стоит.
Вслед за учителем Оскару позвонил Даниель и тоже извинился перед «американцем», который даже не думал спать:
– Не могу дозвониться Мирей, – пожаловался он. – Дозвонись, скажи, что у нас беда.
– Нечего было прикармливать эту «беду». Привяжи его цепью к забору, – посоветовал Оскар. – И намордник надень.
– Нет, – возразил Даниель. – С Артуром порядок! Моет полы в бутике, и будет мыть до тех пор, пока не отработает долг. А еще я купил магазин в Сен-Тропе. Гнусный подвал, заваленный старым хламом. Теперь мне без Артура не справиться. Кто, кроме него, согласится бесплатно делать ремонт?
– Твое дело.
– Артур – молодец! Он у нас за консьержа и переводчика, за охранника и шофера. Самый незаменимый сотрудник. Беда у нас не с Артуром. С фрау Симой беда.
– Нет! Только не Сима! – испугался Оскар. – Только не сейчас!
– Парализовало фрау. Лежит пластом. За ней уход нужен. За девчонками тоже. Юргену некуда их забрать. Он планировал купить для Элизабет домик в горах, но что делать с тетушкой и пришельцем? Я думаю, их тоже надо забрать. Нельзя же их бросить одних в Сибири. Юрген не против, но пока не куплен дом, кому-то надо приглядеть за пришельцем. Полгода, не больше.
– Вот что, – решил Оскар, – дай-ка мне поговорить с полотером, – он приложил к голове компресс из мокрого полотенца и дождался, когда Артур возьмет трубку. – Слушай меня внимательно, Деев! Слушай и если надо записывай последовательность действий: завтра утром ты идешь в банк и берешь перевод, который я тебе пошлю через… – Оскар посмотрел на часы, – ровно через четыре часа деньги будут в Париже…
– О, мерси!.. – успел воскликнуть Артур, но Оскар не дал ему времени на благодарность.
– Из этих денег ты отдашь Даниелю долг… или кому ты еще задолжал? На оставшуюся сумму купишь билет в Москву и отзвонишься Натану Валерьяновичу, чтобы он тебя встретил. Не дай Бог, перепутаешь рейс или не туда отзвонишься. Я сам тебя сдам сицилийской мафии! Деев, ты знаешь меня? Помнишь, кто я такой?
– О…– простонал Артур, – мосье – само правосудие!
– Вместе с Натаном Валерьяновичем ты поедешь забирать из больницы Женьку. Далее вместе с Женькой полетишь на Урал, на хутор тетушки Серафимы. Будешь жить там, вести хозяйство и ждать моих указаний. Передай Русому, что он лично будет отвечать передо мной за здоровье бабки, а ты за все остальное! Звонить и проверять буду каждый день! Как понял?
– Разрешите выполнять? – спросил Артур, и в трубке раздался грохот. Оскар представил, как постылая швабра выпала из рук полотера на сияющий пол бутика, как загрохотала по лестнице вниз...
– Дай трубку Даниелю. Я хочу знать, сколько ты должен.
– А он… никак не сможет сейчас подойти, – обрадовался Артур. – Мы немножечко готовились к переезду… Тут такое дело: манекен упал в обморок, расколол витрину. Сейчас скандал будет. Если ты не знаешь, сколько высылать, я сам подсчитаю.
Следующий звонок Натана Валерьяновича застал Оскара в банке.
– Уже не спите? А чем вы там занимаетесь? – спросил Учитель. – Конечно, я встречу и провожу… Конечно, прослежу… А ты, пожалуйста, выясни, где сейчас «Гибралтар». Не исключено, что у берегов Флориды.
– Как вы догадались, Учитель?
– Что за легкомыслие, Оскар? Вы же взрослые люди! Скажи Густаву, пусть немедленно уведет яхту в безлюдное место. Сейчас же, пока вами не занялись спецслужбы.
– Причем здесь «Гибралтар»? – не понял ученик.
– Газет не читаете? Новости не смотрите? В каком вы мире живете? Люди наблюдают морское чудовище в районе Майами бич, а вам дела нет. Береговая служба охотится за ним в прямом телевизионном эфире. Если это не то чудовище, что ты прикармливал у маяка, то, что это? Я в мистику не верю и тебе не советую, поэтому, будь добр, позаботиться о нормальных людях, если ты действительно дорожишь их здоровьем. И впредь, прекрати кормить чудовище с борта. Слышишь меня Оскар? Перестань кидать ему рыбу!
Оскар не помнил, как послал перевод, не помнил, как вылетел из банка и прыгнул в такси. Юля еще спала, когда в гостиной раздался шум. Оскар тащил из шкафа чемодан и страшно ругался, освобождая его от теплых курток и свитеров.
– Ты бы еще дубленку сюда привезла, – упрекнул он подругу.
– Что ты делаешь?
– Уезжаю. Ненадолго. Где второй чемодан?
– А я?
– А ты остаешься! Я сказал, чемодан давай!
Юля выкатила второй чемодан из спальни.
– А можно спросить, куда?
– Нельзя! В каком ты мире живешь? – возмутился Оскар – Газет не читаешь? Телевизор не смотришь?
– Что я опять не так сделала?
– Слышала про чудовище Майами бич?
– Нет! Чудовище живет в районе Уотсен Айленда. Не то у яхт-клуба, не то под мостом! – поправила Юля. – Его видели там, даже снимали на мобильник.
– Кто снимал?
– Одна девочка из моей группы.
– Где запись?
– Не знаю. Она показывала ее всему колледжу.
– …Когда ты прогуливала занятия. Все! – сказал Оскар и пнул ногой дверь. – Меня не будет несколько дней, а ты отправишься в колледж и всем расскажешь, что видела записи круче, но все они оказались фальшивкой.
– Нет, – ответила Юля. – Там не фальшивка. Чудовище схватило пакет с чипсами прямо из рук туристки, когда она свесилась за борт. Хорошенькая фальшивка. Тетя в шоке. Десять человек это видели, только записи не осталось. Правда, ее муж, говорят, держал в руках камеру, но от испуга уронил ее в воду.
– Все! – решил Оскар. – С меня хватит! Машину заберешь у яхт-клуба. Надо торопиться, пока Нэська не откусил кому-нибудь голову.
– Почему ты не сказал, что здесь Нэська? Я с тобой. Я тебя одного не пущу!
– Ты остаешься дома учить уроки!
– Ну, Оскар!
– Вернусь – проверю!
«Пляжи Майами-бич опустели после происшествия с прогулочной яхтой известного шведского бизнесмена. Сын бизнесмена отдыхал в компании друзей, когда внезапно на судно налетел странный объект, – прочел Оскар в утренней газете. – От столкновения яхта потеряла рулевое управление. Очевидцы утверждают, что объект был похож на реликтовое земноводное невероятных размеров…» Оскар читал за рулем и чуть не столкнулся с автомобилем на встречной полосе. Звук клаксона ненадолго привел его в чувство, но газета осталась лежать на сидении. Краем глаза он продолжал просматривать колонки новостей.
«Судьба дочери миссис Свонг до сих пор неизвестна», – гласил заголовок другой статьи. – Ее доска для серфинга была найдена на пляже… Друг мисс Свонг наблюдал на поверхности воды характерные буруны и плавник гигантского животного, похожего на ящера». «Судно береговой охраны в течение двадцати минут преследовало подводный объект, который на больших скоростях уходил в сторону Багамских островов и, в конце концов, скрылся на глубине…» «Свидетели, наблюдавшие зверя, в один голос заявляют, что это не касатка, не гигантская мурена…» Оскар перевернул лист. Он хотел убедиться, что берега Флориды не завалены истерзанными телами, но чуть не сшиб человека, который внезапно вырос среди дороги. В последний момент Оскар нажал на тормоза так, что ударился об руль, но пешехода бампером все же стукнул. Пострадавший устоял на ногах, места происшествия не покинул. Напротив, он проник в салон и уселся на разложенные газеты, а Оскар, придя в себя, пожалел, что тормозил слишком быстро. Рядом с ним, потирая ушибленное колено, сидел Копинский. На заднем сидении предательски возвышались два чемодана.
– Бог в помощь, – поприветствовал Оскара Макс, вытаскивая из-под себя газеты. – Далеко собрался?
– Скоро вернусь.
– Помочь… донести чемоданы?
– Спасибо, они на колесах.
– Может, лучше мне сесть за руль? Не трясутся ручонки-то?
– Не волнуйся за меня, – сказал Оскар и тронулся с места.
Полдороги попутчики напряженно молчали. Макс успокоился, когда понял, что машина не направляется в аэропорт. Оскар стал приходить в себя, когда не увидел массового бегства населения с побережья Флориды. Он проехал с ветерком мимо пристани. Яхты стояли у причалов ровными рядами. У бассейнов расставлялись шезлонги, раскрывались разноцветные зонтики. Солнце мелькало над горизонтом за небоскребами Майами бич. Парочка подростков, как ни в чем не бывало, сидела на парапете и беззаботно болтала ногами над морскою пучиной.
– Вернусь, вернусь! – повторил Оскар. – Не психуй! Яхту отгоню и вернусь. Неделя-две не больше.
– Умеешь управлять такой яхтой?
– Справлюсь.
Копинский только фыркнул в ответ.
– Мог бы предупредить.
– Меня вынуждают чрезвычайные обстоятельства.
Оскар остановился у магазина, возле ящиков с рыбой, которую выгружали на тротуар, и очень удивил своей просьбой хозяина.
– Два чемодана рыбы, сэр? – переспросил человек в комбинезоне и рукавицах. – Вчерашней вонючей? Вы охотитесь на акул?
– Без комментариев, – ответил Оскар и вынул из кармана наличные.
Макс наблюдал, не покидая машины, как два пустых чемодана скрылись в дверях магазина и выкатились обратно, скребя колесами тротуар. Он не вышел помочь, только отметил про себя, что машина сильно просела на рессорах.
– Где твой Густав? – спросил он. – Запил или уволился?
– Без комментариев.
– Не знаю… Была у меня яхта такого класса. Не думаю, что справишься, если никогда прежде не управлял ею. Даже при твоей гениальной башке. Время уйдет, пока разберешься. Да и к чему рисковать?
– Ты что ли справишься?
– Если нужно… – предложил Макс. – По совести говоря, у тебя, Шутов, выбора нет. Либо долбанешься о пристань, либо сядешь на риф. А нарвешься на береговую охрану – забудь о гражданстве. Документы, если не ошибаюсь, оформлены на ее сиятельство?
– А у тебя, я вижу, все в порядке и с документами, и с башкой.
– Ты ж меня знаешь, Шутов, я всегда договорюсь, а ты – сразу драться полезешь.
Оскар свернул к яхт-клубу и дал себе время на размышление. Копинский не торопил. Всем своим видом давал понять, что ценного сотрудника одного в океан не отпустит. Запах вчерашней рыбы выбрался из багажника и стал наполнять салон.
– Знаю одно безлюдное место, – сказал Макс, – рассматривая газету. Друг виллу на Багамах купил: полторы мили береговой линии и ни души. День туда – день обратно. Если хочешь… конечно, я не настаиваю. Если ты знаешь акваторию лучше меня...
– Зачем же ты продал яхту, Копинский, если такой знаток акватории?
– Я? – удивился Макс. – Да разве б я продал? Утонула, сволочь! Еле ноги унес.
– Как утонула?
– Быстро. Пополам и ко дну. Полагаю, что рванул бензобак.
– Что ты туда налил?
– Ничего особенного. Ангельскую микстуру и то немного.
– Чего налил? – не понял Оскар.
– Черт! – сокрушался Макс. – Дозу не рассчитал. Думал, мощности добавить. Вечный двигатель хотел испытать. Перебор получился. Лодка вдребезги, груз – ко дну, сейф – туда же, оборудование на миллион долларов… Ай! – отмахнулся Макс от грустных воспоминаний. – Вечно мне с техникой не везет.
– Зато мне везет, – уверил Оскар невезучего пассажира.
«Гибралтар» стоял на дальнем причале, страшный и дикий, потрепанный штормами, с выбитым иллюминатором и вмятиной на корме. Не стоял, держался подальше от шикарных яхт, сбившихся в кучу у берега. Вокруг «Гибралтара» простиралась мертвая зона, и Оскар воспрянул духом. Поцарапать соседей, отчаливая от пристани, он боялся больше, чем сесть на риф и попасть в тюрьму. Он не раз наблюдал, как Густав управляет лодкой, и был уверен, что сможет ориентироваться в океане, но вдруг поймал себя на незнании простых вещей, известных любому матросу…
Макс без приглашения проник в капитанскую рубку. Оскар еще раздумывал, не вышвырнуть ли вон самозванного капитана. С моря дул сильный ветер. Навыки общения с судовым оборудованием были чисто теоретическими. Оскар вдруг открыл для себя непознанный мир морских путешествий и оробел от собственной наглости. Он увидел на палубе массу новых деталей, которых прежде не замечал, и затруднился определить их назначение. Он не знал, как поднимается трап, и каким языком объясняться с лодкой, что застряла у входа в бухту... Проще было «буксировать» чудовище на катере с автомобильным рулем, но Нэська знал звук винтов «Гибралтара». Прочие морские шумы не возбуждали в нем аппетит.
– Черт, Густав, как не вовремя! – выругался Оскар, пнув дверь капитанской каюты. – Ему под ноги упала записка: «Позвони мне, Макс, – писала «печальная Эльза». – У меня хорошая новость». Чтоб я еще раз о чем-нибудь попросил Копинского… – зарекся он, но обратиться с просьбой к врагу не успел. Винты заурчали. Лодка качнулась. Оскар надел рыбацкие рукавицы, вышел на палубу, вынул из чемодана рыбу и кинул за борт.
– Эй, там, добавь оборотов! – крикнул он. – Нас не слышно!
Двигатель заурчал мощнее, вспенилась вода за кормой, судно развернулось к океану и помчалось прочь от берегов Флориды. Вернулось к пристани, снова понеслось в океан, рассекая волны и ветер, снова вернулось… Оскар пришел в ужас от мысли, что мог находиться один на борту, и успокоился, как только скользкая спина рептилии толкнула лодку, выгнулась колесом над волной, и Солнце радугой засияло на плавнике. Не гора… весь Американский материк свалился с плеч Оскара, уставшего от тяжелой работы. Он отнес в каюту пустой чемодан и чуть не соскользнул за борт, вытаскивая на палубу следующий. Чудовище опять ткнулось в судно. Оскар уже с трудом стоял на ногах.
– За мной, Нэська! – командовал он. – Уходим отсюда, бандит! Уходим!
Небоскребы Майами-бич утонули в морском горизонте, и Оскар кинул в воду последнюю рыбу. Из пены показалась зубастая пасть, схватила угощение и провалилась в бездну. На этом кормление было закончено, но морда вынырнула еще раз и цапнула чайку за хвост. Птица с криками взмыла вверх, оставив в зубах чудовища клок перьев. Оскар замерз и зашел в каюту. Он убрал со стола бутылки, развернул карту, сверился с компасом. Самозванный капитан исправно выполнял работу. Яхта шла к Багамам, но подняться в рубку и поучиться чему-то полезному, у Оскара не было сил. Да и желания не было. Он твердо решил не общаться с Копинским до возвращения, а по дороге что-нибудь почитать о судовождении. За время странствий на борту «Гибралтара» стихийно скопилась библиотека с нужными справочниками и картами, на которую Оскар прежде не обращал внимания. Он увидел на полке атлас морских течений, но не нашел в себе сил подняться из-за стола. Сон застал врасплох неподвижно сидящую жертву. Подкрался, оглушил, обездвижил и повалил на диван. Сон, похожий на обморок, придавил уставшего человека, и задушил бы до смерти, но внезапная тишина вдруг остановила время внутри каюты.
О том, что на борту внештатная ситуация, Оскар догадался во сне, но проснуться не смог, только приоткрыл глаза.
– Бермуды, черт бы их взял, – объяснил Макс. – Хватит спать. Поднимайся в рубку, прикинем что делать.
Оскар поднялся за Максом на капитанский мостик, досматривая сон на ходу.
– Проснись, физик! Взгляни на приборы. На небо, на воду взгляни…
Оскар выполнил последовательно все указания, но глубины проблемы не осознал.
– И что? – спросил он.
– То самое. Рассказывай, Шутов, во что мы вляпались и как выбираться?
– Определенно, не в дехрон, – с уверенностью сказал Оскар. – От дехрона у меня болит голова.
– Надо что-то делать, пока яхта не превратилась в субмарину. Соображай активнее. Видишь, что происходит?
Оскар еще раз посмотрел на приборы, на небо, на воду. Ему показалось, что «Гибралтар» просел на треть корпуса. «Слабая вода» навела на определенную мысль. Для уверенности Оскар спустился и велел Копинскому запустить винты. Лодка забуксовала и нырнула кормой в пузыри, прежде чем податься вперед. Нырнула так глубоко, что едва не зачерпнула воду. Двигатель сбросил обороты и вскоре встал.
– Русалочья частота, – предположил Оскар. – Если не ошибаюсь, флоридский дольмен здесь торчит над водой на шесть этажей. Надо сориентироваться по сторонам горизонта.
– До берега не дотянем, – предупредил Макс. – Горючего нет.
– Как нет? Густав заливал полный бак.
– Он весь ушел, пока ты отсыпался, накрывшись картой. Полдня не могу тебя разбудить. Чем ты занимаешься по ночам, Шутов? Мне бы такую жизнь! Работать все равно не работаешь…
– Не твое дело! – рассердился Оскар. – Твое дело вести лодку к Багамам!
– И где Багамы? Пора бы им показаться, а впереди одни тучи. Я на грозу не пойду. Ты как хочешь.
– Прекрасно! Надувай шлюпку и греби к Флориде!
Оскар еще раз осмотрелся по сторонам, вынул из кармана компас и убедился, что стрелка неуверенно, но все-таки показывает направление.
– Надо было предупредить, что лодка с придурью, – ругался Макс. – Нормальное судно морской портал за сто миль обойдет! На дно ляжет, но в чужой океан не полезет. А эта любопытная калоша… ни одной дыры не пропустит! Что за навигация здесь стоит? Почему я раньше не видел такую? Почему не купил ее, когда у меня была лодка?
– Потому что офигенный специалист по управлению лодками.
– Думай, физик, что делать!
– Сматываться, что еще? Со слабой воды надо скорее уносить ноги. Если ждать у моря погоды, можно действительно встать на дно.
– Куда уходить?
– Из-под тучи. Прямой наводкой на любую звезду.
– Ну, не знаю, – развел руками Макс. – Бензобак на нуле. Если ты умеешь ходить по морю без горючего…
Ни одной звезды не пробилось из космоса к мореходам. Небо наливалось тучами. Температура падала. Оскар замерз и не нашел на борту ничего, кроме ядовито-оранжевого жилета, начиненного пенопластом. Он спустился в отсек, где Густав хранил инструменты, и увидел шеренгу пустых канистр, аккуратно выставленных на полке. В трюме Густава все было разложено по местам: тряпка к тряпке, склянка к склянке. Масленки отдельно от бутылочек с туго закрученными крышками. Здесь, в отличие от жилых кают, не валялось на полу ни одной бутылки от виски. Все содержалось в идеальном порядке. Даже инструменты после использования Густав смазывал и рассовывал по кармашкам. В этот отсек капитан не пускал никого.
Оскар проверил все пустые резервуары, подходящие для хранения топлива. Только в маленькой пластиковой канистре плескалось немножечко черной жижи, похожей на жженое моторное масло. «Емкость для горючего» – прочел Оскар и не поверил, но вынес канистру на палубу.
Лодка стояла на гладком море. Оскар надел спасательный жилет в надежде немного согреться. Скрипя пенопластом, он облазал все закутки, вывернул шкафы и скрытые ниши. Нашел даже лак для ногтей, но ни капли спиртного. Последнее горючее выпил Макс. Проглотил от расстройства, когда понял, что завел судно в чужие воды. Оскар откупорил канистру с черной жижей на дне, сунул нос в горлышко и едва не умер от вони. Чтобы проветрить легкие, он свесился за борт по пояс и, только коснувшись воды, заметил, как сильно просела лодка.
– Где ты это нашел? – удивился Макс, закрывая крышку канистры.
– Понюхай сначала...
– Зачем? И так ясно: ты – умный, я – дурак.
– Понюхай и скажи, что это?
– То, что нам нужно.
– До Флориды не хватит.
– Хватит и грамма. Залей воды полный бак, капни туда этой смеси, и сматываемся.
– Да, Копинский, у тебя серьезные проблемы с техникой, – сказал Оскар, поднимаясь на ноги. Его шатало от дурноты, легкие еще не вполне заработали, а Копинский уже издевался над ним во всю.
– На полный бак не больше двух грамм, – повторил Макс, возвращаясь в капитанскую рубку.
– Других идей нет?
– Шутов! Утопишь яхту – будешь грести домой на плоту. Видел плот надувной? Он твоему динозавру на два укуса.
– Я не знаю, что здесь за смесь. И воду в бак лить не буду.
– Можно подумать, у нас есть выбор.
– Мне Густав голову оторвет!
– Сначала притащи свою голову во Флориду. Ты не в магазине, Шутов! Там по-русски написано «емкость для горючего». Делай, что сказал, и валим отсюда. Не нравится мне эта тучка.
Туча навалилась на «Гибралтар» со всех четырех сторон. Прямо по курсу разрастался зазор между небом и океаном, немногим светлее тучи. Позади лежал непроглядный мрак, словно небо опустилось на воду, и закрыло путешественникам дорогу домой. «Интересно, – подумал Оскар, – что за «горючее»? Может, Густав пьет это?» Последняя осознанная мысль, пришедшая в голову физика, касалась графини: может статься, ее сиятельству в крупную сумму влетит прочистка топливных шлангов, и это в лучшем случае. В худшем ей придется искать товарища в пучине Бермудского треугольника. «В следующий раз, когда Мирка достанет меня с того света, она уже не будет так рада меня обнять, – решил Оскар. – Скорей всего мне здорово попадет. А за что? Если б я был хозяином яхты, которая ходит по хроно-порталам, я б ни за что не позволил устроить на ней притон, и уж, по крайней мере, нашел бы место в шкафу для теплой одежды».
Шум винтов недолго грел его душу. Внезапно Оскар оглох, словно провалился на дно океана. Весь мир погрузился в ватную тишину. Шар земной под ногами вздулся и треснул, изрыгнув фонтан ослепительно белого света. Яхту бросило вверх и разорвало вдребезги. Океанская гладь разверзлась до дна. В водяном котловане вспыхнуло солнце, которое ослепило все: тучу, Оскара, летящего по небу в компании с дверью и сломанной барной стойкой. Параллельным курсом летел кусок стены с иллюминатором и полкой для книг. Книги летели тут же недалеко, вперемежку с посудой и хламом. Оскар прищурился на ближайший предмет и узнал в нем отвертку. Он хотел поймать инструмент налету, но боялся пошевелиться. Оскар решил, что тело может изменить положение, это приведет к изменению траектории, и он уже не будет лететь по небу, а начнет стремительно падать вниз. «М…да, – подумал он на прощание, – Мирка расстроится».
Когда сознание вернулось к Оскару, его тело лежало у берега, и волна ритмично толкала его головой в песок. Рука потянулась к сердцу, но наткнулась на пенопласт. Оскар подтянулся и вытащил себя из воды по пояс. Теперь прибой старался закинуть на песок его ноги. Он чувствовал холод, несмотря на то, что море у берега было необыкновенно теплым, а Солнце слепило глаза. Слепило так, что белого света не было видно. Оскар постарался снять с себя жилет, но пальцы не слушались. Он перевернулся на живот и сделал еще один рывок на сушу. Теперь морской прибой касался подошвы его единственного ботинка. Второй пропал. Оскар сделал новый рывок и потерял сознание.
В следующий раз он очнулся от боли. Ухо и голая нога уже обгорели. Оскар хотел перевернуться на бок, когда тень укрыла его от палящего Солнца. Надвинулась тучей и дыхнула в лицо тухлой рыбой. Кто-то тронул его за жилет, за шиворот потекли вонючие слюни. Оскар открыл глаза. Прямо над ним зависала голова чудовища. Между зубов сочилась пена и шлепалась каплями на песок. Ноздри чудовища клокотали соленой влагой. Четыре массивные лапы стояли, как часовые, со всех сторон. Длинный хвост плескался в море, поднимая брызги. На шее чудовища моталась якорная цепь из чистого золота, прикрепленная к такому же золотому ошейнику, но не она мешала монстру отведать человечье мясо. Монстру портил аппетит жилет ядовито-оранжевого цвета, набитый кусками пенопласта.
Оскар не понял, как оказался на верхушке самого высокого камня. Обхватив руками и ногами пик, острый как кинжал, он оценивал обстановку, но причины для оптимизма не находил. Остров был невелик. Камни не так высоки, чтобы служить убежищем. Чудовище продолжало стоять, растопырив лапы, и баламутить хвостом прибрежные воды. Животное не могло взять в толк, почему обед висит на скале, хотя только что удобно располагался под носом. Оскар надеялся, что ужасный Нэська не решится на преступление, отправится искать пропитание в океан, но зверь с обрывком золотой цепи на ошейнике, сделал уверенный шаг в его сторону. Оскар зажмурился. Он телом почувствовал вибрацию шагов, лязг цепи и мокрое дыхание дракона. Соленые брызги соплей вскоре вновь оросили его лицо. Чудовище поднялось на задних лапах и еще раз понюхало на жертве жилет. Понюхало, икнуло и распространило вокруг ароматы рыбной помойки. Оскар ждал. Его руки и ноги немели от напряжения.
– Кыш, – прошипел он, глядя в зеленые глаза дракона. – Пошел вон!
Нэська разинул пасть, но ничего не ответил. Резкий вопль навылет прострелил перепонки. Зверь взвился вверх, рухнул на землю, и скала едва не стряхнула Оскара. Воды вспенились, разлетаясь из-под мощных лап чудища. Все кончилось также внезапно, как началось, но Оскар только крепче прежнего врос в камень.
– Шутов!!! Черт тебя подери! – услышал он и вывернул шею, чтобы поглядеть вниз. На песке стоял Копинский. Мокрый, грязный, с перекошенной гневом физиономией. В его руке была палка, из которой торчали длинные ржавые гвозди. – Живой? – спросил Макс. Оскар хотел ему возразить, но не смог пошевелить языком. – Раз живой – спускайся, бить тебя буду! Спускайся сам, потому что я не знаю, как тебя снять оттуда. Спускайся, говнюк! Буду бить тебя долго и с кайфом!
– Удивительно, – сказал Валех, – просто невероятно, каким образом столь мощная форма разума, как Человек, могла превратиться в еду, насаженную на камень.
– Ничего удивительного, мой Ангел. Просто на его дороге стояло слишком много камней. Удивительно, как другие, менее мощные формы, не надорвались, таская камни под ноги Человеку.
– У каждого храброго воина найдется достойный враг. Только Человек воюет с фантомами, заранее зная, что обречен. Если ты не понимаешь, что происходит, спроси и я разъясню. Спроси у Ангела, Человек, в чем заключается твоя невероятная сила.
– В чем, Валех?
– Все разумные формы, стремясь к совершенству, измывались над самими собой. Человек же, примерив венец творенья, стал измываться над окружающим его миром. А теперь спроси, какие плоды он пожал на сем сомнительном поприще?
– Ревность тех, кому не достался «венец»?
– Человек получил в оппоненты все разумное мироздание, над которым его возвысила слепая гордыня. Теперь не надо ходить в библиотеку, чтобы узнать чушь. Оказывается, Ангельские Кристаллы сделаны Человеком. Мало того, я прочел, что земная твердь – тоже творение человеческих рук, потому что это вовсе не твердь, а корабль с горящими внутри отсеками. Не пройдет и года, как я прочту, что Солнце, согревающее мир – тоже человеческое творенье.
– Не пройдет минуты, мой Ангел, как ты об этом прочтешь.
– Дело идет к тому, что однажды ты останешься без читателя.
– Прекрасно! Я сыта по горло читательскими угрозами. Когда я наконец-то лишусь читателя, мне никто не будет указывать на ошибки и ставить на вид смысловые нелепости. Я лишусь читателя и буду с наслаждением писать, о чем захочу, как захочу и когда захочу!
Солнце не сдвинулось с мертвой точки, пока Оскар висел на верхушке скалы. Оно не сдвинулось, пока Оскар спускался, не приблизилось к горизонту, не вошло в зенит. К берегу причалил кусок фанеры, из которого можно было сделать навес и спрятаться от палящих лучей. Тень от навеса легла на песок и замерла навечно. Оскар приходил в себя. Макс таскал из воды фрагменты разбитой яхты и осматривал мусор, выброшенный на берег. Течение несло и несло: то пустые бутылки от виски, то резиновую подошву сапога. В обломках кораблекрушения Копинский разыскал зажигалку и тут же зашвырнул ее в море.
– Чем ты микстуру развел, псих? – ругал он Оскара. – Что я велел тебе делать? На полный бак воды – не больше двух грамм! А ты что сделал? Спиртом развел?
– Воду в бензобак не льют.
– Ну… хорек! Хоть бы предупредил. Слушай, Шутов, тебе мозги на череп не давят? Думаешь, если умный, не надо химию изучать?
– Что было в канистре?
– Хорек ты драный! – сокрушался Макс. – Сколько микстуры убил? Сколько влил в бак, я спрашиваю?
– Плеснул немного…
– А остальное?
– Вернул на полку.
– В трюм? К банкам с маслами и ацетонами? Ну, хорек… Не помнишь, два взрыва было или один?
– Вроде, два.
– Нет, Шутов, я тебя убью! Вспомни, было замедление хронала при взрыве или не было? Да если б не было, – рассудил Макс, – я б костей твоих не собрал! Ты ж долетел до берега, в отличие от меня! Если б не хрональная деформация, должен был разбиться в лепешку! Так?
– Что было в канистре?
– Ай, – махнул рукой Макс и упал на песок. – Если два взрыва, значит, она и рванула. Надо было сразу забрать канистру, да драться с тобой не хотелось. Ведь ты бы в драку полез, Шутов! Так или нет?
– Может, все-таки объяснишь?
– Микстура Ангельская там была! Горючее для светильников.
– Каких светильников?
– Ангельских светильников! Абсолютное топливо. Его надо сушить и распылять в помещении: грамм – на сотни кубометров. А ты что сделал? Я полграмма купил, распылил в гараже – тридцать лет там светло и плесень не водится. Вообще такие вещи в канистры не разливают. Их продают по капле за зверские деньги.
– Почему микстура? Она от кашля?
– Ангелы не кашляют.
– Объясни, Копинский, не выпендривайся!
– Если Ангел решил сдохнуть, ему не нужны болезни, он сдохнет сам, но в могилу никто не положит. Слушай, Шутов, авось пригодится… – Макс разделся, выложил на просушку мокрые веши, и лег под навес. – Берется дохлый Ангел, – сказал он, – измельчается в пыль и варится в серебряной кастрюле с цветками папоротника. Охлажденное варево процеживается через печень акулы, добавляется уксус из райских яблок, все это складывается в желудок единорога, завязывается узлом и закапывается в землю на несколько миллионов лет. Что еще тебе объяснить? По каким законам эта жидкость превращает воду в горючее? Понятия не имею. Зато знаю точно: нельзя поджигать смесь в такой концентрации.
– Надо было сразу все объяснить.
– Ага! Лекцию тебе прочесть, пока лодка идет ко дну? И выслушать ответные оскорбления? Ну, хорек… Полканистры убил. Этого, Шутов, я не прощу тебе никогда! Будешь жить здесь, на острове, и отрабатывать долг еще три миллиона лет. Попробуй только сдохнуть раньше, чем отработаешь!
– Не твоя канистра, – напомнил Оскар, – не перед тобой отвечать.
– Не… – возразил Макс. – Густав убьет тебя сразу. А мне ты пока еще нужен живым.
– Тогда учись ловить рыбу.
– Не понял.
– Мы на необитаемом острове, Копинский. Из личного опыта знаю: чем раньше прекратишь мечтать о чудесном спасении, тем больше сил сэкономишь. Чем раньше начнешь ловить рыбу, тем скорее научишься. Если повезет, научишься раньше, чем ослабеешь от голода. Видишь, что мы на острове, умник? Видишь, что здесь голые камни? Ни травинки, ни птичьего гнезда.
– Да ты, физик, мозги ушиб! – возмутился Макс. – Здесь русалова частота! Мертвая территория! Шутов, не знаю как ты, я обычно ужинаю в ресторане, и не вижу причин изменять привычке.
Оскар все же нырнул и огляделся под водой. Дно было ровным, удивительно чистым, в мелких ребрышках песчаных волн с оазисами камней, на которых не было даже ракушек. Отсутствие рыбы физика никак не смутило. При всей очевидности его чудесного приземления с высоты, Оскар не видел ничего необычного в окружающем мире. Только застывшее на небе светило вызывало вопросы. «Хроно-деформация при взрыве – обычное дело, – рассудил физик. – Но мы еще живы и твердь земная не сгорела дотла. Течение несет и несет на остров обломки. Если мы движемся – почему же Солнце стоит? Если Солнце стоит, то какого черта мы движемся? Нет, здесь деформация поинтереснее».
Он вылез на берег, выловил из воды палку с крюком, и приобщил к коллекции ломаных досок.
– Вставай, Копинский, плот делать будем.
– Из этого дерьма?
– Зачем же ты собрал столько лома?
– Не ногами голыми отбиваться от твоего динозавра.
– Надо вязать плот из того, что есть, пока Нэська не вылез.
– Проще подождать, пока его снова поймают и посадят на цепь.
– Кто поймает моего динозавра?
– Не знаю, – пожал плечами Макс. – Знаю, что золотые цепи сами собой на шею не вешаются. Сядь, Шутов. Мне потолковать с тобой надо.
– Дома потолкуем.
– Как же! Снизойдешь ты… Сядь! Пока не договоримся, никуда друг от друга не денемся. А не договоримся вообще – быть тебе Робинзоном. Все, что я смогу – это передать графине твой соленый океанский привет.
– Нам не о чем говорить, Копинский. Все наши договора ты нарушил. И шантажировать меня не надо. Знаешь, как убраться отсюда – вали! Мне без тебя и на острове хорошо!
Оскар пошел прогуляться вдоль берега, в надежде найти потаенный портал или компас, который подскажет дорогу. Обожженное ухо начинало болеть, руки, пораненные о камень, кровоточили, но волны выносили на песок только хлам. Его удивила тень от палки с гвоздями, которой Копинский отбился от Нэськи. Палка торчала из песка, и Оскару пришла в голову нелепая мысль. Физику показалось, что загадка стоячего Солнца вот-вот решится, но решение не приходило в голову. Мысль была слишком нелепа, а голова ужасно болела. Обогнув остров, он вернулся в исходную точку и отметил, что тень фанерного тента за время путешествия ничуть не сдвинулась.
– Ты еще здесь? – спросил он задумчивого Копинского. – Решил сдохнуть на острове вместе со мной?
– Надеешься, что я сдохну, несчастный романтик?
– Я физик, – напомнил Оскар.
– Хреновый физик.
– Тогда уволь меня.
– И с чем я останусь? Я вложил в тебя состояние, а что получил?
– Свою работу я сделал. Если помнишь, ты нанял меня разбираться с портами. Об универсальной отмычке речи не шло.
– Назови новую цену. Сколько стоит услуга?
– Я столько денег за жизнь не потрачу, Копинский.
– Не вопрос. Сколько лет ты хочешь добавить сверху? Давай, торгуйся!.. Глупо строить из себя святошу, когда весь мир у ног... Только пожелай! Хочешь, женю тебя на графине?
– Хочу узнать, зачем такому дураку, как ты, ключ дольмена?
– Мне ничего не нужно. У меня все есть. А потомку моему пригодится.
– Сомневаюсь, что потомок будет умнее тебя. Я сделал работу, с которой не справятся сто поколений Копинских. Ты нанял меня делать каталог портов. Все!
– Если б я знал! – воскликнул Копинский. – Если б догадался, что возможен универсальный ключ! Я сразу сказал, что с техникой не в ладах, но ты... хитрец! Чего ты добиваешься своим упрямством?
– Ничего! Пойми, что я не могу сделать ключ.
– Не так уж я глуп, Шутов, чтоб в это поверить! И мое терпение имеет предел. Не провоцируй меня на подлости.
– Мне будет легче, если ты посадишь меня на цепь прямо здесь.
– Зачем? Я посажу на цепь твоих женщин.
– Тогда, Копинский, я тебя просто убью.
– Сядь, – смягчился Макс, – давай потолкуем.
– Зачем тебе ключ, если ты не сможешь им пользоваться? Ни ты, ни твой сын, если он, конечно, не Ангел. Чтобы управлять дольменом с ключа, человеческой силы мало. Нужна энергия другого порядка.
– Об этом мы и будем с тобой толковать. Сядь рядышком, не торчи.
– Ну… – Оскар опустился на песок, но к врагу не приблизился, только спрятал в тень обожженное ухо.
– Ты честно сделал, что смог. У меня нет претензий к твоей работе.
– Сразу бы так.
– Я признаю, что был не прав, когда требовал большего. Готов выплатить обещанный гонорар до последнего цента.
– Где взять бумагу, чтобы записать такую мудрую мысль?
– И впредь, – продолжил Макс, – ты можешь рассчитывать на меня, если в жизни возникнут сложности, а они непременно возникнут…
– Что ты хочешь за свою доброту?
– Представь меня Мертвому Ангелу.
– Не понял.
– Скажи сакральные слова. Сам знаешь, какие. Что Мирослава сказала, когда представляла тебя ему? Скажи, что Макс Копинский хороший парень, которому можно доверять…
– В своем ли ты уме, Копинский?
– Хотя бы намекни, где вы с Густавом его спрятали?
– Определенно, ты меня с кем-то спутал.
– В мире живых людей Мертвый Ангел может наделать проблем…
– С каких это пор ты стал радеть о живых?..
Макс вскочил на ноги, и Оскар приготовился к драке. Он давно желал набить оппоненту морду. С тех пор, как разумные аргументы оказались исчерпаны, он только ждал повода, но Копинский не собирался распускать кулаки. К берегу плыл чемодан, похожий на пустую канистру. Макс кинулся в воду посреди разговора, но вернулся в испорченном настроении. Чемодан вонял тухлой рыбой. Над водой поднимался пар. Солнце испепеляло остров. Может, желало запечь последних живых людей. Может, презирало законы астрофизики, открытые человеком. Оскара опять осенила идея.
– Все, – сказал он, – хватит на сегодня маразма! Пока не пойму, в чем дело, не зли меня больше, чем уже разозлил!
Он дошел до оконечности острова, волоча за собой деревянный обломок, загнал его в песок под прямым углом и замерил градус тени относительно прямой, прочерченной вдоль прибоя. Той же решительной походкой, с таким же «плугом» в руках он продефилировал мимо Макса к другой оконечности, и там вогнал в песок кол. Когда Оскар вернулся к тенту, волосы на его голове стояли дыбом.
– Что это? – спросил физик, указывая на Солнце.
– Где?
– Что это за фигня висит в атмосфере, я спрашиваю? Что за плазменный шарик?
– Этот самый… как его назвать-то не знаю, – замялся Макс. – Микстура, что взорвалась в баке, а может в канистре… вот, в чем вопрос! Если канистра все-таки не рванула, стоит ее подождать.
– Это от взрыва микстуры?
– Не хватило мощности преодолеть гравитацию, а то бы ушла. Думаю, через пару миллионов лет «фигня» сама рухнет в море. Все-таки соображаешь ты, физик! Соображаешь хорошо, но медленно. Я думал, догадаешься сразу. Ты же определил частоту на глаз. Должен знать, что в мире русалов светит одна звезда, вечный мрак и холод собачий. Шутов, давай договоримся…
– Нет, не договоримся!
– Хочешь, подпишем контракт?
– Ты хреновый аналитик, если решил, что я отдам тебе Ангела.
– Скажи, где Густав, и мы в расчете. Просто свяжи меня с ним. Хочешь, я сам объясню ему, что случилось? Возмещу убытки. Хочешь, возьму вину на себя?
– Слушай, что я тебе скажу, Копинский: пока я жив, никакого Ангела ты не получишь ни от меня, ни от Густава! Мирка не затем привезла в Майами Ангела, чтобы он попал к тебе в лапы.
– А для чего? Все подчиняется общим законам. Все судьбы писаны одним Автором. Если Ангел появился здесь, а ты оказался ни на что не способен, значит это судьба. Черт возьми, где вы только его раскопали?
– В желудке единорога, Копинский!
– Почему я не нашел его там раньше вас? На черта вам Мертвый Ангел?
– Микстуру будем готовить.
– Вот и я говорю: Бог дал мозги, но ничего туда не вложил.
Макс снова вошел по колено в воду. Оскар сразу не заметил у горизонта объект. Возможно, не заметил бы вовсе, если б его оппонент не насторожился. Объект имел форму лодки, перевернутой кверху дном, и скользил, едва касаясь воды. Он застыл под светилом, немного постоял и молниеносно скрылся из вида, прогладив морскую поверхность, словно утюгом.
– Кто это? – спросил Оскар.
– Русалы. Давненько не виделись.
– Они не подбросят нас до материка… в знак благодарности?
– За что? – не понял Копинский.
– Все-таки мы подарили им «солнце».
– Участок теплой и светлой воды, – уточнил Макс, – значит, лет через пять здесь начнется война, и океан будет отравлен оружием. Мы погубили цивилизацию, Шутов. Моли Бога, чтобы русалы не поняли это раньше нас.
Свидетели не успели опомниться, как объект показался снова и мгновенно приблизился к острову. Огромный «утюг» едва не проткнул их носом, острым и гладким. Копинский поднял палку с гвоздем, объект качнулся в воздухе и также мгновенно исчез.
– Зря, – заметил Оскар. – Можно было договориться. Что им стоило взять нас на борт?
– На борту вода. Этих тварей с рыбьими головами не увлекают идеи спасения утопающих. Им больше нравятся черепа. Они украшают их жемчугом и передают по наследству. Череп «осветителя мира» будет неплохо цениться. На их месте я бы сейчас же выслал сюда десант. Надо шевелиться, Шутов, если жизнь дорога. Поругаться я с тобой и дома успею. Надо добраться до материка. В дольмен они не полезут. Флорида там, – Копинский махнул рукой за камни, куда течение уносило обломки.
– Ты спрятал компас?
– Я знаю Гольфстрим на любой частоте. Плот зарыт вон в той куче, – Макс указал на груду разбитых листов фанеры и спешно надел рубаху. – Разберись, как его надуть, физик, да пошевеливайся.
– Сволочь ты, Копинский! Всегда знал, что ты приличная сволочь, но сегодня ты превзошел сам себя.
– И эта сволочь, заметь, второй раз за день спасает твою задницу.
– Если ты ждешь от меня благодарности…
– Я жду, что ты разберешься с насосом, Шутов! Вручную мы плот не надуем!
– Что я слышу, Копинский! Ты не бросаешь меня на острове? Ты еще надеешься что-то от меня получить? Разве я не послал тебя далеко?
– Ей-богу, физик ты чертов, если б я мог купить твои мозги – ни секунды б не торговался. На что они тебе? Ты ж бездарно растратишь жизнь, чтобы угодить своей невозможной графине, и в итоге ни хрена не получишь. Использует она тебя, как Зубова. Оставит с разбитым сердцем и пустым кошельком... вспомнишь мои слова. Нет, я понимаю, эта женщина стоит того, но твои мозги стоят гораздо больше. Шевелись же, тебе говорят!
«В сущности, ад от рая не отличается даже климатом, – убеждал товарищ молодого Яшу Бессонова, продираясь сквозь лес. – Пессимисту угодить невозможно, ему то жарко, то холодно. А если остановиться на середине – жизнь покажется пресной. Оптимист же извлечет урок даже из телесных страданий». «Да, – соглашался с товарищем Яша, – но, тем не менее, каждому из нас приходится выбирать. Сама природа ставит нас перед выбором». «Между слепотой и безумием, – уточнил собеседник. – Но в первом случае природа во всей своей красоте не имеет смысла, во втором – не имеет цели».
На страницах запрещенного романа Бессонова-Южина графиня нашла много нравоучительного: как следует вести себя человеку, обремененному долгом чести, и как не следует себя вести. Как надлежит держать слова и хранить тайны. Мира нашла абсолютный моральный кодекс человечества на все времена, но не нашла и намека на запрещенную информацию. Просто двое шли по лесу и беседовали ни о чем.
В дороге она отключила телефон, чтобы не отвлекаться от чтения. Присоединилась к героям со своим рюкзаком, но не нашла ответа на главный вопрос: что сакрального в пустых разговорах? За что судьба наказала писаку? Почему не дала заработать трудовую копеечку? Похожие произведения публикуются сплошь, и наверно приносят прибыль, раз публикуются. Чем больше Мира не понимала, тем внимательнее вчитывалась. Литература Бессонова-Южина строилась на диалогах автора с попутчиком, человеком, безусловно, образованным. Диалоги казались немного нудными, описания уральской природы изобиловали эпитетами, но книга читалась вполне терпимо. «Стоило бы продать ее торговому представителю с редким именем Сава, – рассуждала графиня. – Продать, поделить выручку с автором и покончить с проблемой, если б только понять… Но понимание давалось Мире с трудом.
«Человек может все, – утверждал неизвестный попутчик. – Сам себя погубить, сам себя исцелить. Остаться жить в этом мире или открыть себе дверь в мир иной. Человек может докопаться до тайных истин, а может наложить табу на все, что получил от природы по праву рождения. Человек может наслаждаться свободой, а может бояться ее». «Да», – соглашался Яков. «Только в понимании этой свободы человек ограничен, потому что не представляет себе, до каких пределов свободен. Когда над тобой бесконечное небо, а под ногами надежная твердь, ты творец! Все в этом мире зависит от тебя одного. Мир, сотворенный для человека, принадлежит человеку, но почему же свобода пугает его больше, чем смерть?» «Если человек не будет бояться себя самоё, – объяснял собеседнику Яков, – значит, он перестанет бояться Бога. А если человек перестанет бояться Бога, то Бог знает, что он тогда натворит».
Номер по соседству с мосье Джи оказался пуст, и графиня тотчас в нем поселилась. Она бы с удовольствием поселилась в номере самого мосье Джи, но администратор проявил осторожность:
– Господин Зубов не женат и не предупреждал о гостях, – ответил он. – Не сомневаюсь, что появление мадмуазель станет для него приятным сюрпризом, но ключ от номера без разрешения хозяина дать не могу.
В соседнем номере графиня лишней минуты не задержалась. Она вышла на общий балкон, вскрыла нужную дверь и швырнула рюкзак в шкаф под смокинг, только что доставленный из химчистки. Прежде чем отправиться на встречу, Мира вскрыла сейф, где хозяин номера хранил документы, и сунула туда рукопись, словно кто-нибудь на Ривьере, в гостинице для небедных любителей гольфа, станет покушаться на распечатку текста мелкой кириллицей. Минуту спустя графиня сама себе затруднилась растолковать мотив столь странного поведения, и спустилась вниз, чтобы злорадно улыбнуться администратору.
– Прошу прощения, мадмуазель, – сказал он графине, отрываясь от телефона, – мосье Зубов утверждает, что не имел чести быть представленным госпоже Виноградовой. Здесь, вероятно, ошибка, – администратор даже покраснел от смущения, но взял себя в руки. – Еще раз прошу прощения… он где-то возле восьмой лунки. Если угодно, я покажу дорогу.
Возле стойки администратора графиня также не задержалась. Она вышла на стоянку электрокаров в ожидании толстого немца, который ее повезет. Графиня уже не была уверена ни в чем. Ни в себе, ни в рассудке мосье Джи, ни в забывчивом сотруднике отеля, который каждый год принимал их здесь, как родных. Единственное, в чем она была уверена всецело и непоколебимо, это в том, что толстый, конопатый немец ей никогда не откажет. Даже если она попросит бриллиантовое колье. Даже если поселится жить в его доме. А то, что гольф-клубы кишат конопатыми немцами, очевидно всякому, кто хоть раз сюда заглянул.
Немец вез графиню, не спеша. Кряхтел, пыхтел, не знал, с чего начать разговор.
– Мосье Зубов сегодня не в форме и не в настроении, – сообщил он, указывая на одинокую фигуру среди зеленой полянки. – Если желаете взять урок, обращайтесь ко мне. Мадмуазель парижанка? Парижанку видно издалека!
Графиня не узнала Жоржа. Обычно он гулял по полю в компании деловых партнеров, рассказывал байки и крайне редко посылал мячи мимо лунок. Одинокий странник в белых штанах был похож на лузера с кочергой.
– Заскучаете – всегда обращайтесь, – предложил немец. – У меня в Граасе ресторан итальянской кухни. Парижанкам нравится итальянская кухня? Конечно, все парижанки без ума от итальянской кухни…
Графиня ступила на траву, не дослушав, не поблагодарив «извозчика» за любезность. Она направилась к Зубову с подветренной стороны и наблюдала, как минимум, три мяча, пущенных мимо цели с позорно близкого расстояния. Жорж не обернулся. Он мазал до тех пор, пока графиня не встала за его спиной.
– Бог в помощь! – ободрила она гольфиста, и тот совершил последний позорный промах. – Боуги, Жорж! В чем дело? Ты запломбировал лунку? – графиня заметила, как мяч просвистел над ямкой, словно прокатился по асфальту. – Здесь будет турнир и ты поставил на новичка? – догадалась она. – Ты нанялся Гидом, Жорж, и портишь поле для своего протеже? Или ты на меня обиделся так, что руки трясутся?
– Не имею привычки вступать в контакт с незнакомками.
– С каких это пор? Неужто триппера наловил? Или чего покруче? Жорж…
– Оставим в покое мою медицинскую карту, – ответил Зубов. – Контакт с незнакомками в прошлом.
– Долго ли познакомиться? Я – Мирослава.
– Да, – вспомнил Жорж. – Действительно, Мирослава. Именно так было подписано послание на салфетке. Женщина с этим именем однажды заявила, что я был паршивым любовником и бесполезным другом, которому ни в чем нельзя доверять. На той же салфетке мне рекомендовалось навек забыть ее имя.
– Не надо! Я никогда не утверждала, что ты паршивый любовник, не надо искажать смысл. Я написала, что в качестве любовника ты мне не нужен. А другом ты мне попросту не был. Мне хотелось бы считать тебя другом, но ты не позволил. Так что не обижайся. Нельзя оценить то, чего не имеешь. Ты не старался стать моим другом, Жорж, ты старался мне покровительствовать, но твое покровительство не решило ни одной из моих проблем.
– Послушай, красотка!.. – сказал Жорж и обернулся к графине. – Я знаю, что люди иногда надоедают друг другу. Я понимаю, что иногда они высказывают друг другу претензии и выясняют отношения, но не на гостиничных салфетках! Мне бы хотелось, чтоб ты усвоила навсегда: салфетка для этого не подходит! Мне казалось, я заслуживаю большего уважения!
– Ты прав, Жорж! В следующий раз ты получишь все, что заслуживаешь на гостиничной простыне. Хочешь, прямо сегодня? Все, что пожелает фантазия!..
– Бессовестная! А если я соглашусь?
– Пойдем.
Жорж поднял мяч и задумался, прежде чем катить тележку к дороге.
– Всю душу ты мне вытоптала, Мирослава! Жить с тобой невыносимо. Любить тебя невозможно. Компаньонка из тебя никакая…
– Тогда посылай меня к черту!
– Послал бы, да жаль тебя, дуру!
– Тогда жалей.
– Что тебе нужно на этот раз?
– Просто поговорить… За жизнь. Попробуем еще раз стать друзьями, если большего не дано.
– За жизнь? У нас с тобой разное понимание жизни.
– Это причина, чтобы не говорить?
– У меня миллион причин держаться от тебя подальше. Еще больше причин изолировать тебя от общества. Я перестал себя уважать, когда связался с тобой.
– И я, – согласилась Мира, – я тоже перестала тебя уважать, когда ты со мною связался. Я всегда говорила, что ты достоин большего, чем я могу предложить. Гораздо большего! Но ты жаждал адреналина и получил свою порцию. Жорж, тебе всю жизнь не везет с бабами! Заметил? Одна другой гаже. Так, может, дело в тебе?
– Что у тебя за проблемы на этот раз?
– Вот… и в сообразительности тебе не откажешь. Золото, а не мужик!
– Мне известно о твоих приключениях в форте, можешь без предисловий.
– И мне известно о твоих приключениях. Все твои карточные долги за прошедший год висят на стене позора. Кредиторы в раздумье: вызвать тебя на дуэль или так прибить. Палач наточил инструмент и не может дождаться…
– Мира, я хочу, чтобы ты поняла: форт – большая игротека…
– Понимаю!
– …а ты паршивый игрок. Форт – экспериментарий человечества. Туда приглашают отпетых экстремалов, а ты заигрываешься там, где игрой не пахнет. Иногда сильно заигрываешься, потому что не видишь разницы между жизнью и партией в дурака. Ты путаешь свою роль в игре. Не понимаешь, что в форте ты будешь только пешкой и никогда не займешь места за игровым столом.
– Но я…
– Однажды форт прибьет тебя. Сама не заметишь, как… А я не смогу тебя выручить.
– А сейчас? Выручишь меня, Жорж? Мне нужна твоя помощь.
«Имел ли право человек распоряжаться природой? – спрашивал Яков Бессонов попутчика. – Рубить лес, чтобы рабочие мануфактуры крошили его и варили в котлах бумагу, на которой человек напишет роман. Простит ли ему Господь за роман погубленный лес?» Яков Бессонов негодовал по поводу человеческой самонадеянности, но его оппонент не разделял негодования: «Разве человеку не для того даны руки, чтобы творить? Разве не для того дана голова, чтобы дерзать? Разве не для того Господь ограничил жизненный срок, чтобы позволить своему творению ошибаться? Он просто не знал, как делать бумагу, поэтому создал разумное существо и пустил его в лес с топором». «Нет, – спорил Яков, – Бог создавал человека подобного самому себе. Если б он знал, к чему приведет изгнанье из рая… Если мы победим природу и напишем свои законы, мы приблизим свой ужасный конец, и не будет нам прощения на страшном суде». «Миллион лет на земле растут папоротники, – ответил Якову собеседник. – Миллион лет они тянутся к свету по одним и тем же Богом данным законам. За эти миллионы лет они ни разу не преступили закон. Если человек не одумается в своем стремлении повиноваться законам, разве он будет отличаться от папоротника? Его жизнь будет столь же богоугодной, сколь и бессмысленной. Разве это не ужаснее любого конца? Разве не страшнее самого страшного приговора?»
– М… да, – сказал Жорж, – выслушав цитаты. – Если Бог желает человеку безумия, он посылает Привратника его опекать. Не знаю, что делать. Ни в каких анналах не сказано, как вернуть ум сумасшедшему Ангелу. Но чтобы задачу такого уровня ставил перед собой человек…
– А если подумать, Жорж? Если на минуту представить, что задача имеет решение, каким оно может быть?
– Мертвый Привратник любит побродить по свету, поучить людей помешательству, благо, что ему ничего за это не будет. Побродит-побродит, да и кончит свой век в приюте для идиотов. Ему проще доживать на острове, а уж образ юродивого при монастыре – что может быть лучше. Верни его туда, где взяла.
– Неправильное решение. Попробуй еще раз, Жорж. Яшка написал: человек может все! Представь себе… Поверь, что мы самые сильные твари мироздания. Мы можем то, чего не могут Ангелы. Или Валех тебя по-другому воспитывал? Или ты до сих пор продолжаешь верить всему, что сказал Валех? Он не Мертвый Ангел, Жорж! Он жив, здоров и охотно поучает нас всему, во что сам не верит. Подумай не его, а своей, человеческой головой. Я знаю, что решение должно быть! Только не знаю, какое.
– Никогда не слышал, чтобы проклятье, наложенное на Ангела за предательство, можно было как-нибудь снять, – сказал Зубов и взял в руки Стрелы. – Нигде не сказано, что это возможно. Однако нигде не сказано и о том, что человеку эта миссия не под силу. Может быть, потому, что само собой разумеется?.
– А может?..
– О том, что человек может получить в подарок Стрелы Ангела – тоже нигде не сказано. Я бы сам не поверил. Однако нельзя отрицать, что событие имело место, – Жорж посмотрел на графиню сквозь кристаллы Стрелы.
– Значит, не исключено и другое событие.
– Может быть, – сказал Жорж. – Может только тебе и стоит попробовать. Знаешь, сколько поколений неудачников мечтало завладеть Стрелами? Какие грандиозные планы связывали люди с оружием Ангелов? В итоге, оно досталось девочке, которая не знает, куда его применить. Каждое событие имеет причину, а уж безумие подобного уровня, поверь, должно иметь серьезнейшую причину.
– Мои Стрелы Мертвому Ангелу не помогут, также как и живому. Здесь камни, которые резал дядя Давид. Они принимают только человеческую энергию.
– Когда ты получила подарок, кристаллы были другие. Возможно, он предназначался не для тебя. Я всегда говорил, что в этом подарке заложен больший смысл, чем мы себе представляем. Может быть, пришло время? Почему бы не вернуть родные кристаллы на место?
– Один камень испорчен, потому что дядя Давид должен был его распилить.
– Все поправимо.
– Я же останусь без защиты. Мало, что без твоего покровительства, еще и без палки. Чем я буду отбиваться от неприятностей? Нет, Жорж! Я так не играю! Без палки я сразу вылечу из девятки храбрейших воинов в девятку отборных трусов.
– Маленькая, глупая девочка! Если ты считаешь, что прошла кастинг форта благодаря стволу, мне тебя жаль.
– Только благодаря стволу я до сих пор не умерла от страха.
– Как хочешь, – ответил Жорж и вернул хозяйке оружие. – Ты просила совета – я тебе его дал. Самое время им пренебречь.
«Кто мы такие, чтобы спорить с природой? – негодовал Бессонов. – Кто мы такие, чтобы состязаться с Господом Богом в творческих делах его? С тех пор, как человек покинул рай, он не достоин и того, что имеет. Каждый день мы должны благодарить небеса и чтить Закон Божий. Не человеческое дело разгадывать загадки жития…» «Разве Господь не для того сотворил человека, чтобы тот разгадал загадки? – возражал собеседник. – Разве Творец природы позволил человеку покинуть рай не для того, чтобы тот дерзал желанием превзойти самого Творца? Только бездарность почитает творение свое ниже себя самого. Если мы, люди, созданные Господом, перестанем дерзать, значит, труды его пошли прахом».
Сочетание «мы» и «люди» особенно удивило графиню. С тех пор, как она открыла запрещенную рукопись, у нее и мысли не возникло, что ее герои – туристы, бредущие по лесу. Текст, скорее, напоминал катехизис. Вопросы задавал будущий «светильник» парапсихологии, отвечал на них провокатор, имеющий слабое представление о человеческом житии.
Когда утомленные гольфом постояльцы отеля угомонились в ночи, голова графини опухла от чтения.
– Жорж… – обратилась она к спящему товарищу. – Если некто общался с Ангелом и описал их разговоры так, что нигде не сказано прямо, с кем именно он общался… Его произведение все равно под табу?
– Если достоверно описано, – ответил Зубов сквозь сон.
– Даже если в тексте нет лишней информации?
– Кто будет разбираться?
– А если третье лицо пожелает купить права на рукопись и каким-то образом ее применить?
– Продавай.
– Думаешь?
– Продавай, пока не раздумал. За любую сумму, ибо большего не получишь.
– Интересно, кто этот человек?
– Самоубийца.
Савелий Некрасов дежурил у виллы Копинского с пухлым портфелем. Иногда гулял вдоль забора, иногда сидел на бордюре в ожидании, что госпожа Виноградова явится снова. Господин Некрасов ни от кого не прятался, смело позировал перед видеокамерой. Надеялся, что его благожелательный вид и безупречный костюм однажды тронут обитателей дома. Он заготовил на подпись ворох бумаг и распечатал для клиентки выдержку из закона о защите авторских прав, но дом Копинского умер. Только грустная девушка время от времени подъезжала к воротам и тщетно обращалась к домофону. Девушке никто не отвечал, и это обстоятельство утешало господина Некрасова. Вселяло уверенность, что обитатели дома просто не видят, что творится у них за оградой, потому что хорошенькую девушку с грустными глазами пригласил бы в гости любой.
В тот день девушка приехала как всегда, и как всегда настойчиво позвонила.
– Оскар! – воскликнула она вдруг. – Где ты был? Я чуть с ума не сошла!.. Что? Что привезти, я не слышу? Какую соль? Войти можно?
Через минуту открылась калитка, и девушка в ужасе отпрянула. Некрасов уловил фрагмент пропитанной кровью рубахи и недобрый взгляд человека с багровым ухом и сочным синяком на челюсти.
– Я сказал, привези соли килограмм десять, – повторил человек, – быстро!
– Зачем?
– Надо!
– Какой соли?
– Какой угодно, только быстрее.
– А можно войти? Тебе нужен врач!
– Поезжай в магазин! – приказал Оскар и запер дверь.
Не прошло и часа, как Юля снова стояла у домофона с сумкой через плечо и аптечным пакетом.
– Оскар, дай мне войти! – требовала она. – Ты жив? Мне страшно за тебя, Оскар! – но, проникнув в гараж, девушка испугалась еще сильнее.
На полу распласталось чудовище с коричневой кожей и выпученными глазами. Руки существа имели длинные тонкие пальцы, сочлененные перепонками, а сросшиеся ноги образовали плавник. Существо оскалилось в предсмертных муках, обнажив клыки. Его глаза налились кровью, прежде чем остекленеть навсегда. Жаберные щели раздулись на толстой шее.
Юля вскрикнула, оттого что чуть не наступила на тварь. Над покойником стоял Оскар в кровавой рубахе и Копинский в мокрых штанах, закатанных до колена.
– Полюбуйся, каков дикарь, – сказал девушке Макс. – Говорил же, не трогай рыбу! Знаешь, сколько стоит живой русал? А он что сделал? Взял и убил. Все! Плакали мои бонусы!
– Чешую продашь, – огрызнулся Оскар. – Набьешь чучело.
– Кто заплатит за чучело? Я сам однажды купил… И что вы думаете, милостивые господа? Русал на поверку оказался осетром. А этот – свеженький был, живой! У меня на глазах подыхал. И кто мне теперь поверит? Словом, дикарь ты, Шутов! И манеры у тебя дикие.
Юля бросила сумку на пол.
– Оскар… – прошептала она, – зачем ты убил русала?
– Он вцепился мне в горло, сволочь! Не убивал я! Просто оборвал ему шланг. Думал, задыхаться начнет – на гору не полезет. Полез! Без акваланга еще шустрее полез. Вон, полюбуйся, какие тяжелые аппараты на себе таскают…
В углу гаража действительно лежал прибор с оборванным шлангом. Из прибора натекла хорошая лужа. Такая же лужа натекла из вздутых жабр покойного.
– Высыпаешь соль в ванную, – объяснил Оскар Максу, – вымачиваешь его в рассоле дней десять и суши, пока не окаменеет. Так, Юлька? Сто лет храниться будет? Внуков переживет.
– Завоняет… – сомневался Макс.
– Не учи меня рыбу солить!
Макс понес к лифту сумку с солью, а Юля от страха прижалась к стене.
– Где ты был? – прошептала она. – Зачем ты охотился на русала?
– Я охотился? – негодовал Оскар. – Он сам меня чуть не съел! Копинский видел!
– Это был великий воин! – подтвердил Макс, прежде чем скрыться в лифте.
– Глупый воин, – уточнил молодой человек ему в след. – Религия им запрещает лазать в дольмены – нет, лезут! А мне что делать? Подарить ему собственный череп… за проявленную отвагу?
– Давай, я тебя перевяжу, – предложила Юля.
Оскар снял рубаху и позволил девушке себя осмотреть.
– Сильный, гад! Чуть шею мне не сломал. Если б не их паршивая «гидропоника», тяжелая как черт знает что, я бы здесь валялся вместо него.
– Как ты меня напугал! – переживала Юля, обмазывая раны. – Я думала, ты заблудился в океане. Что у тебя с ухом? Ожог? Густав ругался матом, когда увидел, что яхты нет. Он украл катер, погнался за тобой, а тебя уж и след простыл. Где ты был? Мирослава сказала, что приедет и всех убьет.
– Когда?
– Она в Миннесоте. Приедет, как только Арик закончит делать заказ. Вроде бы еще Артур потерялся. Поехал в Москву на старой машине Даниеля. С тех пор никаких известий. Мира спрашивала, не звонил ли он нам? А я не знаю… Я подумала, что у Артура машина могла сломаться, мобильник испортиться, а деньги закончились.
– С Деевым могло быть все, что угодно. Ай… – вскрикнул Оскар, – поаккуратнее!
– У тебя перелом ребра? Поедем к врачу?
– И что скажем? На мне синяков на уголовное дело, а гражданство получать как-то надо. Или нам не надо получать гражданство?
– Надо, – согласилась Юля, – но ты же оборонялся!
– У меня нет времени доказывать это в суде. А свидетелей – только Копинский, и тот сволочь.
– Тогда, может быть… – предложила Юля, но быстро умолкла, потому что Макс вернулся в гараж и расстелил покрывало рядом с дохлым русалом.
– Ну что? – спросил он Оскара. – Понесли?
Мужчины перевалили покойника на ткань, взялись за концы и исчезли в лифте. Юля еще ждала приглашения, но время шло, о ее присутствии все забыли, а машина осталась стоять у ворот, рядом с подозрительным сотрудником украинской торговой фирмы. «Самое время поехать домой», – решила девушка и была совершенно права.
Савелий Некрасов встретил Юлю трагическим взглядом. Он был похож на русала: такой же нелепый и неприкаянный, только без плавника. Прежде, чем сесть в машину, девушка посмотрела на ботинки Некрасова, стертые об асфальт в бесконечных ожиданиях аудиенции. В глубине души она посочувствовала странному человеку, но помощь не предложила, даже не сообщила, что сегодня приема не будет. Ей хотелось сказать представителю украинской фирмы что-нибудь ободряющее, но специальных распоряжений на этот счет не поступало ни от Оскара, ни от графини, которая грозилась убить всех, включая господина Некрасова. Юля решила не проявлять инициативы там, где не просят. Просто села за руль и надавила на газ, но, доехав до поворота, заметила, что несчастный человек с портфелем стоит посреди дороги и с безнадегой смотрит ей вслед. «Не мое дело, – сказала себе Юля. – Я здесь кто? Второстепенный персонаж, который только мешает жить. Мирослава бы на моем месте…– при мысли о Мирославе нога сама нащупала тормоз, – …нет! Что ей делать на моем месте? Графиня не для второго плана! – поняла Юля. – Поэтому упрямый украинский инохронал ждет Миру, а не меня. Он еще не знает, как далеко будет послан ее сиятельством».
Машина дала задний ход и встала. Савелий Некрасов почтительно отступил на газон.
– Садитесь, – пригласила девушка. – Ну?.. Садитесь же, говорю!
Некрасов опасливо приблизился к открытой дверце машины.
– Простите, мэм?..
– Я сказала, садись, – повторила Юля по-русски, не глядя в глаза собеседнику, и ткнула пальцем в часы, намекая, что время на уговоры исчерпано.
Некрасов сел, разместил портфель на коленях и замолчал, косо поглядывая на благодетельницу.
– Ребята поздно вернулись с рыбалки, – объяснила Юля, – солят рыбу. Пока не закончат – дверь не откроют. Но ведь не они вам нужны, верно?
– Верно, – ответил Некрасов.
– Вам нужна Мирослава?
– Очень, очень нужна.
– В таком случае, – сообщила Юля, – вам придется дежурить у ворот еще долго.
– Я готов дождаться госпожу Виноградову, чего бы это ни стоило.
– Зачем вам права на книгу? – спросила девушка. – Я могу помочь, но для этого мне надо понять, почему вдруг к Яшиным мемуарам такой интерес?
– Вы лично знакомы с Яковом Модестовичем? – удивился Некрасов.
– Я задала вопрос, – напомнила Юля. – Вы не сочли нужным на него ответить.
– Мне нужны права на книгу, – подтвердил Некрасов. – Очень, очень нужны. Только полное, законное право обладания текстом дает нам возможность распорядиться им. Всякое другое действие может иметь нежелательные последствия.
– Кому это «вам»?
– Нам, людям, которым небезразлично будущее человечества.
«Оскар прогонит меня в Россию, – подумала Юля. – Точно прогонит. И слушать не захочет на прощание. А потом… угробит себе желудок чипсами, подерется с Максом, останется без работы, сядет на наркоту… а Мирослава даже знать не будет, что происходит. Интересно, что бы она сделала на моем месте? Правильно, она бы вытряхнула информацию из этого инохронала. Но ведь Мира не давала клятвы не лезть в чужие дела? И что? А вот что: она бы наплевала на глупые клятвы, добытые шантажом». От этой мысли Юле стало легче жить.
– Если не секрет, – спросила она пассажира, – как небезразличные люди планируют поступить с Яшиной книгой? Поймите, я хорошо знакома с автором и мне тоже небезразлична судьба произведения. Если вы собираетесь все уничтожить…
– Нет, нет, – замахал руками Некрасов и чуть не уронил портфель. – Ни в коем случае не уничтожить! Что вы! Разве можно?
– Тогда я могу похлопотать за вас перед Мирославой. Со мной она охотнее согласится обсуждать дела. То есть охотнее, чем с незнакомцем, который день и ночь стоит у забора. Вы меня понимаете? Вы согласны со мной?
– Безусловно, – смутился Некрасов.
– Тогда я вас слушаю.
Юля бросила на собеседника взгляд, полный глубокого внутреннего превосходства. Собеседник оробел и стал шарить глазами по полу, словно опасался наступить на скользкую тему.
– Мне поручено только оформить сделку, – оправдывался он. – Мне, простому клерку, платят за юридические формальности. Какая великая судьба ждет рукопись Якова Модестовича – я могу только предполагать.
– Ну, так предполагайте! Время идет.
Юля еще раз поглядела на растерянного покупателя рукописи. «Еще немного и меня понесет, – решила она, – я наболтаю лишнего, Оскар все узнает и никогда меня не простит. Интересно, – подумала девушка, – что бы на моем месте сделала Мира? А ничего, – ответила она сама себе. – У нее бы мысли не возникло на кого-нибудь оглянуться, потому что она никогда не рисковала потерять все, что ей дорого. Стоп! – остановила себя Юля. – Ерунду подумала. Мирослава рисковала потерять больше, чем я. Просто мне терять особенно нечего. Что я видела в жизни? Если бы не познакомилась с Оскаром, я б в этой жизни не видела вообще ничего. Дело совершенно не в этом! Дело в том, что Мира – главный персонаж романа, а я вспомогательный. Значит, должна помогать. Конечно, она может позволить себе больше, чем я, и это правильно, потому что она знает, что делает, а я...»
– Мы, люди, которым небезразлично будущее человечества, горячие сторонники истины, – произнес Некрасов. – Если угодно, последние Рыцари Справедливости на Земле.
– Справедливости для кого? – пошутила Юля, но собеседник шутки не понял и высоко поднял брови.
– Справедливости? Разве справедливость имеет значение для кого-нибудь, кроме нас? Человек – вот единственное существо, в природе которого заложено стремление к справедливости, как высшей форме проявления гуманизма.
– Не знаю, – пожала плечами Юля, – как-то не думала.
Некрасов тщетно ждал, что Юля подумает. Юля ждала, что Некрасов, наконец-таки скажет, куда его отвезти. «Интересно, – думала она, – Мирослава когда-нибудь планировала поговорить с ним сама? Неужели ей не интересно? Если я отвезу домой этого странника, мы, по крайней мере, будем знать его адрес. Если отвезу на работу – будем знать адрес офиса. Для начала надо представлять хотя бы примерный ареал обитания персонажа, который лезет в нашу жизнь. Нашу… – Юля задумалась. Ей понравилось слово, но она не была уверена, что слово «наша» органично для данной части романа. – В ихнюю жизнь, – исправилась Юля, – в жизнь людей, которые дороги мне…»
– Не согласны со мной? – перебил ее мысли Некрасов. – Вы сомневаетесь, что чувство справедливости является прерогативой исключительно рода человеческого, как высшей формы разумного существования?
– Не знаю. Я не знакома с другими формами, а вы? Наверно знакомы, если так уверенно говорите?
– Я уверен в одном, – с пафосом заявил Сава. – Ни одна другая форма разума не понесла таких потерь, как мы, люди. Кому, как не нам, требовать справедливости? Кому, как не нам, знать, как горько тратить свое духовное богатство на чужое благо и прозябать при этом в нужде. Справедливость – святая цель нашей жизни. Только она дает нам силу и веру в будущее. Только стремление к справедливости дает нам право себя уважать. Вы – человек, вы не можете меня не понять!
– Понимаю, только причем здесь Яшина книга? Если хотите, чтобы я помогла вам купить права, объясняйтесь конкретно.
– Все, что вышло из-под пера Якова Модестовича – запрещенная литература.
– Кто ее запретил?
– Мы.
– Мы – это кто?
– Мы, люди, неравнодушные к будущему человечества, – произнес Некрасов и дал собеседнице время сделать разворот на оживленной дороге. – Произведение Якова Модестовича предназначено для избранных, для особого круга лиц, посвященных в то, что скрыто от простого смертного.
– Ну и что же? – не поняла Юля.
– Ни одно издательство не возьмет на себя ответственность опубликовать запретную книгу, ни один человек не коснется взглядом запретных букв.
– Но вы-то что собираетесь делать с романом?
– Я выложу текст на сайте нашей компании.
– Зачем? – еще больше удивилась Юля. – Сами же говорите, что люди не прочтут там ни буквы!
– Правильно! Они потянутся к святому слову, но прочесть смогут только рекламу компании. Армия клиентов во много раз возрастет. Мы заработаем средства, чтобы привлечь в наши ряды миллионы.
Девушка остановила машину и строго посмотрела на пассажира.
– А ну-ка, покажите мне документы.
– Вы неправильно меня поняли, – испугался Некрасов. – Миллионы людей придут на наш сайт прикоснуться к запретному, и откроют для себя путь к справедливости. Умножив количество клиентов компании, мы увеличим финансовый сбор на благое дело!
– Покажите все, что у вас в карманах: деньги, кредитки, водительские права, если они у вас есть.
Гримаса недоумения возникла у Некрасова на лице, но скоро исчезла. Он вывернул из бумажника все, что имел, включая пропуск в офис. Юля никогда не видела украинского паспорта, поэтому внимательно прочла все по буквам, рассмотрела купюры, проверила правописание на монетах, сравнила кредитную карточку со своей, отметив, что является клиенткой того же банка. Она не знала, как доказать инохроналу несуразность его поведения, поэтому повторно прочла по слогам украинский паспорт, а заодно прикинула, что делать дальше.
– Что-то не так? – волновался Некрасов.
– Я знаю Мирославу и могу точно сказать: пока у нее не будет полной информации о вас, она даже разговаривать не захочет. Это я вас слушаю, потому что нам все равно по пути, а Мирослава… Мой вам совет, – сказала девушка, возвращая бумаги, – даже не подходите к ней с такими речами. Не тратьте время. Мира – занятой человек. Куда вас отвезти?
Некрасов задумался. Юле показалось, что он задумался над пунктом назначения этой случайной поездки. Девушка пожалела, что не заставила попутчика открыть портфель. «Это стрелок, – вдруг решила она, только не поняла, к кому он послан. – А может зомби, у которого нет собственных мозгов? И, если дело выгорит, Яшин труд, который автор жаждал посвятить потомкам, просто канет в чужом измерении».
– Вы мне не верите, но я докажу, – пообещал Некрасов. – Дайте мне время, я все докажу. Я найду доказательства и тотчас же свяжусь с вами.
– Не докажете.
– Докажу. Конечно, вы не поверите сразу. Никто не поверит, но этот нестандартный рекламный ход – наше ноу-хау.
– Ваше – это чье?
– Наше, членов общества людей, неравнодушных к будущему человечества. Только мы имеем эксклюзивное право, использовать запрещенную литературу в коммерческих целях. У нас все патенты. Я вам предоставлю копии документов, – пообещал человек, прижимая к груди портфель.
– Хотите выпить? – предложила вдруг девушка. – Подъедем в университет за одним человеком. Вы перескажете все это ему. Как он решит – так мы и сделаем. Хотите? Я угощаю.
– Джулия! – Мертвый Ангел склонился над спящей девушкой, и та открыла глаза. – Ты искала меня?
Юля села на кровати, и раскрытый молитвенник рухнул на пол. Она вспомнила, как бегала по библиотеке с вопросами, надеялась найти поддержку в том, кто действительно любит людей, но находила лишь занятых студентов, которым не было до самих себя никакого дела.
– Где ты был? – воскликнула она. – Эрнест, где ты был? Ты не представляешь, как был мне нужен! Снова лазал в порталы за серыми головастиками? Мы ведь договорились, что ты не будешь лазать в порталы! Я просила! Ты обещал! А если однажды ты не найдешь дорогу назад? Ты не знаешь, как опасны эти порталы! Не знаешь, сколько хороших людей в них пропало. Зачем тебе головастики? – Ангел склонил повинную голову, но ничего не ответил. – Ты мне нужен, Эрнест, – повторила Юля, поднимая молитвенник с пола. – У нас проблема на проблеме, а я не знаю, что делать! И некого расспросить. Все разбежались по порталам! Кто мне поможет, кроме тебя? Хочешь, чтоб я потеряла вас всех и осталась одна? Погибели моей хочешь? Оскар вернулся раненный и избитый! Мирослава так далеко, что я не знаю, жива ли она. Как мне их защитить? Они занимаются такими опасными делами, но ведь они – это все что у меня есть в этой жизни. Почему ты опять убегаешь? Ведь ты же Ангел, ты должен быть рядом.
– Все, что мы можем сделать для тех, кого любим – не закрывать им глаза на опасность, – ответил Ангел. – Ты не можешь запереть в каменной башне тех, кого любишь, но можешь дать им силу, которой они не получат ни от кого другого.
– Как?
– Если знаешь тайну – поди и скажи им об этом. Если совершила ошибку – поди и покайся.
– Если расскажу, Оскар меня не простит, а Мирка перестанет считать меня подругой.
– Что ты хочешь защитить? – не понял Эрнест. – Людей, которых так любишь, или свои чувства к ним?
На часах была глубокая ночь. Юля вспомнила, что отключила телефон еще с вечера. Отключила специально, чтобы сделать тайну из своих посиделок с Савой Некрасовым. «Боже мой, – испугалась она, – а в эти минуты он мог звонить. В эти минуты могла звонить Мирослава!»
– Лучше б я вышла замуж за какого-нибудь придурка, – переживала Юля. – Сейчас мне было бы все равно, где он бродит и когда вернется домой. Ты не знаешь, что натворил Оскар! Если б ты знал!.. Он ведь совершил смертный грех и совсем не раскаялся. Что теперь будет? Что будет человеку за убийство русала? Кто они? Рыбы? Люди?
– Они – наказание за то, что ты не видишь прекрасного мира, в котором живешь. Джулия, жизнь надо любить целиком. Такой, какова она есть. Со всеми тревогами и опасностями. Мы не в праве выбирать, что для нас годится, что нет. Мы пришли во Вселенную, принадлежащую нам от начала и до конца.
– Зачем ты пришел? Чтобы мне помочь или чтобы сделать больнее?
– Любовь, как Солнце, дана нам для того, чтобы обогреть этот мир. Направить ее в сердце человеческое – все равно, что превратить светило в стрелу, – сказал Ангел. – Я пришел, потому что ты искала меня.
– Права была Мирослава, Ангел никогда не поймет человека. Эрнест, не уходи от нас далеко. Конечно, я не могу посадить тебя в башню. Не могу просить о помощи покровителей небесных…
– Почему? – удивился Эрнест. – Вы странные люди! Почему не просить о помощи тех, кто обязан вам помогать?
– Потому что сама во всем виновата!
– Что за вздор?! Нет такой вины, которую небесный покровитель не простит человеку. Вы, самые прекрасные из разумных творений, обязаны просить тех, кто в ответе за вас! Нет, не просить! Вы обязаны требовать, потому что гордыня убивает человека вернее всех зол. Ты не знаешь главного, Джулия: чем чаще ты просишь о помощи, тем благосклоннее к тебе покровитель, ибо помощь молящему человеку возвышает его больше прочих благодеяний.
– А тебя? Кто защитит здесь тебя, Эрнест?
– И меня. Каждого человека есть, кому защитить. Каждого, кто верит, и кто не верит. Только вы, не верящие, обречены на одиночество во Вселенной, потому что решили сами наказать себя за ошибки. Не бери груза большего, чем положено человеку, Джулия. Нас есть, кому наказать.
– Нас. Ага! Значит, ты упорно продолжаешь считать себя человеком! Мирослава тебе сказала, я сказала… Не дошло. Кто еще тебе должен сказать, чтобы ты понял? Нам всем грозит опасность, Эрнест, а тебе – больше всех. Если Мирослава не убедила тебя вернуться в прежнюю жизнь, зачем же ты поехал с ней во Флориду?
– Мирослава мне рассказала об одной удивительной книге.
– Которую ты написал? Техническую документацию по Греалю?
– Мирослава рассказала о книге, написанной про всех нас. Она сказала, что я должен знать Автора; того, кому принадлежит наш мир; того, кто нас выдумал. Мирослава решила, что я был причастен к написанию книги, прежде чем стал персонажем. Я не решился спорить, чтобы не разрушить прекрасный мир, в котором она живет.
– Ты не согласен с ее «теорией авторства»? – удивилась Юля.
– Не согласен.
– А почему?
– Потому что у книг не бывает Авторов. Книга не может принадлежать Творцу так же, как судьба человека.
– Как тебя понимать?
– Возьми чистый лист, нарисуй на нем буквы, и ты поймешь, что у Вселенной нет ни персонажей, ни авторов. Ты увидишь, как буквы свяжутся между собою по одним лишь им известным законам, как породят слова и перескочат на другую страницу. Ты побежишь без оглядки за ними и не заметишь, как кончилась бумага на твоем рабочем столе. Если этого не случится – книги не будет. Но если будет книга – ее автором станешь не ты. Просто новорожденный мир использует тебя для того, чтобы появиться на свет. Не заблуждайся, Джулия! Если твое творение способно жить, оно имеет свои законы. Оно не принадлежит и не подчиняется никому. И тот, на чьем столе родилась история нашей жизни – самый бессильный и самый нелепый персонаж из всех нас.
– И ты не сказал об этом Мирославе?
– Конечно, нет. Ведь она могла мне поверить.
– Эрнест… – вздохнула Юля. – Пообещай, что не будешь гоняться за головастиками. Мирослава хочет, чтобы ты вернулся в свой мир, который изгнал тебя, потому что в нашем мире ты… будешь несчастен.
– Наоборот, – возразил Эрнест. – В этом мире я счастливейший из живущих, ибо покровительство человека – самая высокая награда Ангелу, изгнанному с небес. Награда, которую многие хотели бы заслужить.
– Скажи, а ты уверен, что Мира не права? Мы живем не в романе? Мы не персонажи, правда?
– Я скажу тебе все, как есть, – пообещал Мертвый Ангел, и молитвенник снова выпал у Юли из рук. – В каждом человеке своя Вселенная, – сказал ночной гость испуганной девушке. – Каждый человек может видеть мир, каким угодно огромным и малым. Каким угодно выдуманным или реальным, написанным или придуманным, понятным или непостижимым. Каждый может творить в этом мире, что пожелает, потому что это – его собственный мир, самый прекрасный дар, которого достойно мыслящее существо. Если я верну силу Ангела, Вселенная, которая открылась во мне, превратится в Богом данную истину. Я стану жалеть людей за то, что они живут в слепоте, водить их за руку, чтобы не срывались в пропасть. Джулия… если я стану Ангелом, я буду завидовать людям, потому что потеряю то единственное, во имя чего стоит жить. То великое, что каждому человеку принадлежит по праву рождения. Я не умер, Джулия, я ослеп, чтобы не видеть лишнего, и ни секунды не жалею об этом, ибо взамен обрел дар веры.
– Веры во что?
– Веры… – смутился Эрнест, – что истинная Вселенная – внутри меня. Слепой и великой веры, доступной лишь человеку.
Сквозняк промчался по всей квартире и поднял Юлю с постели за час до будильника. У порога стояли новые чемоданы. Упакованный компьютер и коробка с приборами были внесены в квартиру прямо из лифта. С первого взгляда было ясно, что Оскар явился сюда надолго и ничего хорошего его визит хозяйке не обещает.
– Где шлялась? – спросил он подругу. – Зачем отключила телефон?
– Общалась с Савой Некрасовым, а что? Мы посидели в баре, выпили немножечко кальвадоса. Нельзя?
Оскар разместил чемоданы в шкафу, прошел на кухню и снял клетку с Сарой Исааковной с тумбы, чтобы поставить на нее монитор.
– Я подумала… – растерялась Юля, – мне показалось, что проблему надо решать. Особенно, если проблема стоит на пороге с портфелем и всякими документами. Между прочим, интересными документами, но у тебя же нет времени решать все проблемы сразу, правда?
Она дождалась, пока Оскар распутает шнуры и подключит сетевой фильтр к розетке.
– Да, я говорила с Некрасовым, – повторила девушка, не будучи уверенной, что ее слова услышаны и поняты. – Если интересно, расскажу, о чем. Хочешь? – Оскар рылся в коробке и на предложение подруги не реагировал. Он хотел понять, куда завалилась его старая флэшка? Осталась торчать в лабораторном компьютере или приехала в чемодане вместе с одеждой? – Теперь я, по крайней мере, знаю, зачем Некрасов стоит у забора Макса. Прости меня, конечно, – начала волноваться Юля, – но если б ты перестал солить русалку и уделил мне минуту, я бы непременно спросила разрешения. Так что будем делать? Рассказать, зачем Некрасов покупает роман?
– Некрасова подослал Макс, – ответил Оскар, подтаскивая кресло к компьютерной тумбе.
– Почему Макс? – растерялась Юля. – Зачем Макс?..
– Затем, что мы засветили Ангела, умница моя! Ложись спать, пока у меня не испортилось настроение.
– Как засветили? Мирослава знает?
– Макс надеется найти разгадку проклятия Ангела в Яшкиной книге, а Некрасова подослал, чтобы отвлечь от себя стрелка. Черт знает, какие проклятия на книгу наложены. Иди спать, у меня навалом работы.
– Какого стрелка? Оскар, я ничего не понимаю!
– Твой распрекрасный Некрасов, с которым ты жрешь кальвадос, должен получить пулю в лоб вместо Копинского. Что неясно?
– Это сакральная книга?
– Она посвящена Эккуру. Если знающий человек почитает – мало ли какая всплывет информация.
– Но Некрасов появился раньше, чем Макс узнал про Эрнеста. Он же встречал Мирославу в аэропорту вместе с нами.
– Наивная! Разумеется, Макс подумал об этом и завернул небольшую петлю в хронале. С его дурацким вандер-хаусом это несложно.
– Мне тоже показалось, что Некрасов инохронал, но я проверила. Там все чисто.
– Трижды наивная. Если Макс работает – к его инохроналам не придерешься. К нашим паспортам, по крайней мере, еще не придрались.
– Зачем же Максу Эрнест?
– Слушай, кукла… Как ты думаешь, зачем я здесь появился с утра пораньше? Чтобы отвечать на вопросы? У меня работы невпроворот. Сделай мне кофе и вали спать!
– Не можешь объяснить? Опять тайна? Опять мне до всего доходить самой?
– Я не могу спокойно работать, потому что ты вконец оборзела!!! – рассердился Оскар.
– Я оборзела?
– Ты достала! Придется бросить лабораторию и переехать сюда, потому что тебя ни на минуту нельзя оставить. Короче, с этого дня ты по ночам будешь спать, днем ходить в свой «кхаладж» для слабоумных, а вечером делать уроки. Словом, с этой минуты у тебя начинается новая жизнь, в которой нет места барам и представителю украинской торговой фирмы.
– Сразу видно, что ты не рыцарь Ордена Справедливости, – заметила Юля.
– Я рыцарь Ордена Большого Ремня!
Обиженная Юля закрылась в душе и понадеялась, что Оскар шутит. Что он нарочно пугает ее, нагнетает лишнего ужаса на личность и без того ужасного Макса. «К приезду Мирославы надо успеть во всем разобраться и представить отчет, иначе… – соображала Юля, – страницы моего присутствия в романе сочтены. Я должна выдать графине раскладку проблемы, которой ее сиятельству некогда заниматься», но Оскар не думал шутить. Он встал из-за компьютера и приблизился к двери душа. Юле показалось, что он переместился под дверь вместе с креслом и тумбой.
– Пьянь малолетняя, – ворчал Оскар. – Еще не хватало, чтобы ты нажиралась, как Мирка! Подрасти сначала, козявка! Нашла себе идеал! Увижу еще раз у тебя в руках что-нибудь крепче колы – выпорю! Поняла? Я поражаюсь собственной выдержке! Ехал сюда – думал, убью! Еще раз замечу, что дома не ночевала… Перегаром от нее, как от тракториста!
Юля включила душ, и обвинительные речи утихли. Удалились, растворились в шорохе воды и перестали быть понятными и оскорбительными для Юлиного достоинства. Когда она вышла, Оскар еще ворчал, но как-то совсем беззлобно, надолго отвлекаясь работой.
– Свари кофе, – напомнил он, заметив, что подруга вышла из душа. – И сообрази пожрать.
Завтрак происходил в тишине, нарушаемой тостером, который целился в потолок жареными ломтями хлеба.
– Почему такой злой? – решилась завязать разговор Юля. – Проблемы с Максом или с работой?
– У меня две проблемы: ты и Деев, – признался молодой человек, намазывая на тост арахисовое масло. – Первую я решу. Вторая не в моей компетенции.
– Артура посадили в тюрьму?
– Жуй! Ты опаздываешь на занятия. Не исключено, что мне придется ехать в Европу.
– А я? Можно, с тобой?
– Ты пойдешь в колледж, и будешь радовать меня успеваемостью.
– А потом?
– Потом поступишь в университет, и только попробуй провалить экзамены!
– Нет, Оскар! – взмолилась Юля. – Я должна сегодня встретиться с Савой. Мы договорились. Если все, что ты говоришь, правда, надо предупредить человека об опасности! Мы не должны его потерять. Сава может рассказать такое, чего никогда не расскажет Макс, – она умоляюще посмотрела на друга, а Оскар не торопясь, доел тост, допил кофе, посмотрел на часы и поднялся из-за стола. – Оскар, все очень серьезно!
– Пора тебя одевать.
– Ты слышал? Мне надо встретиться с Савой!
Молодой человек подошел к шкафу, выбрал шорты, которые, по его мнению, оптимально соответствовали погоде, и майку с логотипом колледжа, в котором училась подруга.
– Давай, напяливай, – сказал он и швырнул на кровать одежду.
Он подобрал с пола сумку, в которой Юля носила конспекты, выложил из нее диктофон и книжку на древнегреческом языке, вытряхнул на стол расшифровки греографов, которые Юля скачала с компьютера, не спросив разрешения. На их место Оскар положил пару чистых тетрадок, ручку и учебник информатики.
– Оскар, я не пойду сегодня в колледж! Можно, я завтра пойду? – просила Юля, натягивая штаны.
– Быстро! – приказал Оскар и пролистал старый Юлин конспект, в котором не нашел ничего полезного. Конспект по математике понравился ему больше, поэтому он с удовольствием положил его в сумку и обратил внимание на график занятий, который висел над столом. Изучив расписание, Оскар порылся в столе и добавил в сумку еще пару полезных книжек.
– Оскар, пожалуйста… я вечером позанимаюсь дома, чтобы наверстать материал, потом пойду в колледж сама.
– Оделась? – спросил он, оглядывая книжную полку. Он отметил, что в американских колледжах изучают много интересных предметов, кроме непосредственной специальности. Интересных но, с его точки зрения, совершенно бесполезных, даже вредных для начинающего программиста.
– Что хочешь со мной делай, – заявила Юля, – но в колледж я не пойду! Я так решила и все! Это мое решение. Мы в свободной стране, и ты не имеешь права!
– Ну, да, – согласился молодой человек, взял подругу за руку и потащил на лестничную площадку.
Сначала Юля сопротивлялась, но, встретив соседку, сделала вид, что все «о-кей». Полный «о-кей» продолжался до стоянки машин и прекратился, когда Оскар запер ее на заднем сидении.
– Ты не имеешь права! – злилась Юля. – В конце концов, это моя жизнь! И моя машина! Ты мне ее подарил! В конце концов, я сама могу добраться до колледжа! Необязательно меня тащить до порога.
– Нет уж, я тебя потащу до аудитории!
– Нет, не потащишь!
– Нет, потащу!
– Тогда я вообще учиться не буду!
– Еще как будешь! – заверил девушку Оскар. – На одни пятерки будешь учиться, но сначала я поговорю с преподавателями. Пообещаю, что в ближайшие полгода ты станешь гордостью колледжа, или я не знаю, что с тобой сделаю! Да, в твоем присутствии пообещаю, что отныне и впредь ты не пропустишь ни одного занятия! И не жди, что я буду выполнять за тебя практические задания.
– Ну, Оскар! Давай, не сегодня!
– Именно сегодня, и завтра, и каждый день я буду водить тебя в школу за руку до тех пор, пока у тебя не выработается привычка учиться, а не жрать с Некрасовым кальвадос. Я буду водить тебя в школу, забирать из школы и если ты попробуешь смыться через окно, я найму охранника, который будет сидеть с тобой на уроках.
– Оскар!
– Все!!! – сказал Оскар и закрыл тему.
«…Русалы – обитатели водного мира. Когда-то они жили среди людей, но счастья не знали. Им чужды были богатство и слава. Пока человек завоевывал землю, русалы рыбачили у рек и морей. Пока человек пробивался к звездам, русалы ныряли на дно в поисках пищи. Когда человек убивал человека за право владеть сокровищами знаний, русалы плели сети, ибо другой науки не знали. Когда земля изгнала от себя человека, русалов никто не тронул. Они продолжали рыбачить на берегу, не зная, что природа пошла войной на весь человеческий род. Настал день и вместо воды по рекам потек огонь, вместо дождя с небес хлынул яд. Русалы бежали в море, и море укрыло их от адского пекла, дало еду и укрытие. Когда окончились страшные времена, старейшины племени вышли на сушу. Они увидели, что стало вокруг, и вернулись обратно. И стали жить в море всегда, стали дышать соленой водою и никогда не вспоминали о том, что произошли из рода человеческого… – читал Эрнест, водя по странице пальцем. Юля поразилась названию книги. «История мира» было написано на обложке, ясно и однозначно, словно на свете был мир с одной историей, которая устроила всех: богатых и бедных, умных и дураков. На ее кровати были разбросаны учебники и конспекты, компьютер завис, тестируя программу, которую девушка написала сама. А «История мира», принесенная Мертвым Ангелом, не имела автора, потому что у истории автора быть не может, а у мира тем более. Юле показалось, что она уснула и видит сон, такой же простой и ясный, как взгляд сумасшедшего человека. – …Много лет они жили во тьме морской, не видя красоты, но однажды человек вернулся на Землю и осветил дно морское светом горячей звезды, которую привез с собой из скитаний. И зацвели сады на дне океана, светом наполнились города, у жителей холодного мира открылись глаза и они увидели, что многие века были слепы во злобе. Этим днем навсегда был положен конец вражде между русалами и людьми, а на солнечном острове вознесся храм во славу человека. Благодарные жители морей приносят к его подножию жемчужные цепи и драгоценные камни, потому что человек, пережив свою гибель, не утратил жажды богатства и славы…»
– Значит, все мы однажды умрем, – сделала вывод Юля, и Эрнест замолчал. – Значит, пока человек не изменит своего отношения к жизни, он будет умирать. На его место будут заселяться новые люди с тем же самым отношением к богатству и славе.
– Ты спрашивала, кто такие русалы. Это несчастные существа, обрекшие себя на одиночество во Вселенной.
– Мы тоже обрекли себя на одиночество во Вселенной. И что?
– Джулия, верь мне также как веришь своему сердцу, и все, что я говорю, окажется правдой.
– Мы умрем, Эрнест. Это значит, что ты умрешь вместе с нами. Но мы-то своей судьбы не выбирали, а ты умрешь вместе с нами по глупости. Вот и все.
– Я умру не потому, что стал человеком, – ответил Ангел, – а потому что недостоин им быть. Потому что взял на себя больше, чем мог унести. Чтобы быть человеком, Джулия, нужно заслужить это право.
– Расскажи о проклятье, что на тебя наложили. Вдруг мы сможем помочь?
– Я сам наложил на себя проклятье.
– Как? – удивилась Юля. – Зачем?
– Чтобы искупить вину перед человеком, которого не смог уберечь, и выполнить его миссию на Земле. Я отмерил себе срок человеческой жизни, но эта ноша оказалась для меня непосильной. Все, что я делал для людей, лишь умножало отчаяние. Все, чем жертвовал ради будущего, лишь приближало конец. Я проклял не только себя, но весь свой род. Проклял законы, писанные для человека теми, кто не знает о нем ничего. Я готов был платить какую угодно цену, но однажды понял, что только смертью смогу искупить вину. Присвоив себе право быть человеком, я не просто ослеп. Слепота стала моим заблуждением.
– Значит, ты был не Привратником, а Хранителем?
– Я был ничтожеством, Джулия! Только став человеком, я почувствовал, что живу, но жизнь моя никому не принесла облегчения. Значит и мой уход никому страданий не причинит.
– Нет, ты не стал человеком, Эрнест! Сумасшедший Ангел – не человек. Пойми, что люди все равно умирают. Наверно, ты был слишком впечатлительным Ангелом… У каждого человека есть Хранитель, а они все равно умирают! И вообще, Привратник не обязан хранить людей, его задача охранять от людей ворота. Ты слишком далеко ушел от ворот. Тебе просто надо вернуться.
– Привратники охраняют ворота не от людей, – ответил девушке Ангел. – Они охраняют человеческий мир от тех, кто может проникнуть сюда. Привратник – не просто Хранитель. На нем особая миссия.
– Но если ты подойдешь к воротам, то вспомнишь себя прежнего, прозреешь и прекратишь заблуждаться.
– Меня прежнего больше нет.
– Но тебя и нового скоро не будет. Что ты, в конце концов, потеряешь, если вернешься?
– Смысл жизни, который считал утраченным навсегда, пока однажды, гуляя по пляжу, не встретил женщину с необыкновенной судьбой.
– Мирославу?
– Я заговорил с нею, заглянул в душу человека, который проклял себя за то, что не мог смотреть, как время пожирает все. Человека, который не смог мириться с законами, предписанными судьбой; который объявил войну неукротимой силе, что взрывает звезды на краю Вселенной и сметает в прах города. Я увидел храбрейшего воина, который в отчаянии противостоит неизбежному, но все, что делается его руками, лишь приближает конец. Я не смог пройти мимо женщины, в которой узнал себя, и не смог защитить ее от беды, потому что понял: я только умножу ее страдания.
– Боже мой! Что случилось с Мирой? Она жива?
– Жизнь не самая страшная из потерь.
– Боже, Эрнест…
– Страшнее потерять ее смысл.
– Не говори загадками! Скажи прямо! Что она потеряет?
– Вселенную внутри себя, – сказал Ангел. – Бесконечную Вселенную, что дана человеку по праву рождения. Дана, потому что на меньшее он не согласен, а большего не позволено никому.
– Верь мне также, как веришь сердцу своему, – повторил Валех, – верь и все, что я тебе расскажу, окажется правдой. Верь, что Ангел может умереть в Человеке и воскреснуть в Нем же. Верь, и все поверят вслед за тобой, что Творец никогда не поднимет руки на то, что создал. Глиняный горшок разобьется в руках того, кто станет в нем хранить молоко. Также мир человеческий будет уничтожен руками тех, для кого предназначен. Поверь, что направлять эти руки будут только благие помыслы. Поверь и будет так, ибо храм, построенный на вере, рухнет в эту бездну последним. Храм, построенный на допущениях, сомнениях и логических доказательствах, развалится от легкого стука в дверь.
– Я не строю храмы, мой Ангел, я сочиняю сказки.
– Сказки, сочиненные с верой – есть Библия. Убери веру – и откровения святых не примет никакое издательство. Святое писание не для Человека, который сомневается в каждой букве. Оно для того, кто верит, ибо только тот, кто верит, может противостоять законам безумия.
– Противостоять законам сможет тот, кто познает их.
– Законы, не основанные на вере, есть грех гордыни, – заявил Валех. – Только вера придает силу твоим законам. Силу, дающую Человеку превосходство над прочими разумными формами, потому что без веры в законы его ракеты не полетят в космос.
– Ну, конечно! Ну, ты сказал!
– Законы реактивного движения работают на того, кто верит, что покорил стихию огня, но не знает, что в войне со стихией покоритель рискует Вселенной внутри себя, принадлежащей ему по праву рождения. Наука, рожденная верой, продолжает искать ответы на вопрос «как». Вопрос «почему» испаряется из головы человеческой вслед за Вселенной.
– Я не ставлю вопросы, мой Ангел. Приходит время, и они встают сами. Я не предъявляю претензий за неправильные ответы. Придет время, и они могут оказаться верными.
– Время, основанное на вере, течет из прошлого в будущее. За невидимый горизонт, за которым прячется смысл человеческой жизни. И, если ты не находишь ответов на вопросы, которые волнуют тебя, предъяви счет тем, кто верит, что видит мир таким, каким его создал Бог. Упрекай того, чья вера крепка, как твердь земная, что держит Человека за ноги и не дает воспарить. Арестанта, чья клетка заперта не снаружи, а изнутри. Предъявляй счет тем, кто придумал законы, возвышающие узников веры над загадками мироздания. Тех, кто не задает вопросов, потому что заранее знает ответ… Знает, что никакой ответ не сможет пошатнуть его веры.
Поздним вечером Юля явилась домой. Бросила сумку, закрылась в душе. Оскар подождал, пока подруга примет душ. Юля вышла в коридор, обмотав себя полотенцем, и скрылась в гардеробной комнате. Оскар дождался, пока подруга оденется. Юля, наряженная в короткий халат, проследовала на кухню мимо Оскара и вылила в чашку остатки теплого кофе.
– Нам надо серьезно поговорить, – сказала она и не встретила возражений. Именно к серьезному разговору готовил себя Оскар с тех пор, как обнаружил, что Юля после занятий не села учить уроки, а пошла к Некрасову на свидание.
– Что случилось? – спросил Оскар, стараясь соблюдать спокойствие.
– Я знаю, как вернуть Эрнеста в мир Ангелов. Я подумала и нашла решение. Это нужно сделать как можно скорее. Да! Не смейся, пожалуйста! Послушай меня серьезно. Надо заставить его прочесть твою книгу.
– Какую книгу?
– Книгу Эккура. Он прочтет и все вспомнит. Все восстановится в его голове в деталях. Мирослава сказала, что он знает множество языков, но все они провалились в памяти. Если говорить с ним по-русски, он вспомнит русский; если на арамейском… Короче, если он прочтет твою книгу, в его голове восстановятся потерянные связи.
– Даже если прочтет, не поймет ни черта, – ответил подруге Оскар, – а если вспомнит, что когда-то нагородил – у него выпрямится последняя извилина.
– Есть смысл попробовать.
– Никакого смысла. Ангелы – не люди. Это принципиально иная раса. И мыслят они принципиально иначе. Их разум могучий идет от общего ментального поля, от которого человек отрезан, потому что не обладает достаточной энергетикой. Чтобы питаться интеллектом от того же источника, что Ангелы, человеку нужна сила, которая его уничтожит, испепелит. Именно эту силу твой Эрнест потерял, когда решил считать себя человеком. Силу, а не рассудок. Силу, которая держала его подключенным к полю. Учить его уму-разуму теперь бессмысленно. Он всегда будет блаженным, потому что навыки усвоения информации должны развиваться у человека с младенческих лет.
– Послушай, но это же свинство, свалить проблемы на одну Мирославу. Мы тоже должны что-то делать. Хотя бы попробовать вернуть ему разум! Если он написал такую сложную книгу, не совсем же он дурачок?
– Книгу Эккура писали люди, – напомнил Оскар. – Еще раз повторю для глухих: снять проклятие с Ангела – значит, вернуть ему силу. Не разум! Силу, без которой Ангел, точнее его фантом, отрезан от прежнего мира. Вернется сила – разум сам восстановится. Только как ее вернуть, чтобы он от перегрузки не отбросил ботинки, вот в чем вопрос. Ты случайно не знаешь, как это сделать?
– Думаешь, эксперимент может быть для него опасным?
– Предоставь это Мирке. Лучше расскажи, где шлялась до полуночи?
Вопрос прозвучал агрессивно, и Юля не стала на него отвечать. Она открыла холодильник, воззрилась невидящим взглядом на пустые полки. Девушка забыла, что неделю не была в магазине, и все это время в квартире проживал голодный мужчина, занятый интеллектуальной работой.
– Ездила в университетскую библиотеку, – сообщила она.
– В этот час?
– Хотела вернуть книги, которые взял Эрнест, и кое в чем убедиться. На книгах их штамп, но он не соответствует настоящему. Университет в Майами один, но эти книги никогда не числились в фондах.
– А ты не знала, что грек шатается по частотам, как по Оушн-драйв?
– Оскар, если мы не можем Эрнеста вернуть, его надо срочно спрятать, – повторила она, продолжая осматривать холодильник. – Он не просто шатается по частотам, он имеет доступ к реальной частоте, на которой работают генераторы всех дольменов. Он лазает в порталы за серыми головастиками, в мир, из которого к нам пришли святые камни и лунные куколки. Ты говорил, что человеку эта частота недоступна. Если Макс поймет это, он прочешет всю Флориду... Он думает, что Эккур – Мертвый Ангел. Он просто не знает, что Мертвые Ангелы могут управлять дольменом лучше живых программеров.
– Я не уверен, что грек – Эккур.
– Эккур. Я знаю. Он действительно помнит русский язык.
– Тьфу ты! И я пока еще помню русский. Что из этого следует? Я тоже Ангел?
– Надо спрятать Эрнеста, пока до него не добрался Макс.
– Хочешь спрятать его в холодильнике?
Юля захлопнула дверь бесполезного агрегата.
– Макс доберется до него очень скоро!
– Не доберется! Если ты не будешь таскаться за греком по книгохранилищам, ему ничего не грозит.
– Почему ты уверен?.. Ты не можешь знать, что у них на уме!
– Потому что никто не увидит Мертвого Ангела без прибора, а прибор я никому не отдам. Сядь, послушай меня спокойно, – сказал молодой человек и подождал, пока Юля усядется за столом. – Внимательно слушай и не делай вид, что не слышала. Грек не просто невидим в зеркалах, он невиден вообще.
– Как?
– Для людей, которые не имеют к нему отношения, он – фантом, невидимка. Чтобы увидеть твоего Эрнеста, он должен пойти на контакт или быть представленным, или, на худой конец, оказаться в энергетическом поле человека, которому доверяет. Должен произойти ритуал, как с кристаллом Греаля. Только в этом случае его можно уловить глазом. Даже камера не видит такие фантомы, потому что визуальная информация закодирована. Если ты не представишь грека Копинскому, все обойдется.
– Ты уверен?
– Ну… – засомневался Оскар, – не сто процентов гарантии, но близко к тому. Я не исключаю уникумов, которые видят фантом без приборов, но Копинский не из таких. Поэтому, прошу тебя, перестань гоняться за Ангелом по Майами.
– Эрнест может быть видимым рядом со мной?
– Вот именно!
– А на каком расстоянии?
– Пока не протестирую на нем прибор, точно сказать не смогу.
– А что за прибор?
– Зеркало с особым покрытием.
– Ангельское? – уточнила девушка.
– Не знаю, – пожал плечами Оскар. – Я сам изготовил фольгу и фильтры. С какой стати оно вдруг стало ангельским?
– Давай, я его протестирую…
– Юля, о чем я тебя просил только что?
– Не лезть.
– Не лезь! Библиотекари видят, кто ворует книги с их полок?
– Они уверены, что в хранилище живет привидение!
– Вот именно! Если ты перестанешь туда таскаться, грека никто никогда не поймает.
– Но Макс каким-то образом видит Густава, – заметила Юля. – А Густав сидит в библиотеке и караулит, не отрывая глаз.
– М…да! – согласился Оскар. – Об этом я не подумал.
– Оскар, ты был прав! Они действительно охотятся за Эрнестом. Мы им нужны для наживки. Думаю, у них тоже найдутся приборы. А если Макс умеет заворачивать хрональные петли с Некрасовым, он и с тобой петлю завернет.
– Это ты на что намекаешь?
– Ну… не всегда же ты с ним собачился. Были у вас и нормальные отношения. Возьмешь и лишнего наболтаешь.
– Когда это у меня с Копинским были нормальные отношения?
– Если б можно было спрятать Эрнеста на «Гибралтаре»! Увезти в океан. На какой-нибудь дикий остров. Надо подумать, как все это организовать.
– Подумай лучше, где денег взять. С яхтой надо что-то решать, а я на мели. Набрал заказов на год вперед – на полкорпуса хватит. Сколько стоит оборудование, даже не представляю. Золотишка бы наделать, да как его сбыть, чтобы не сесть в тюрьму? Арику позвонить? Арик меня не вспомнит из принципа.
– Буду думать об этом тоже, – пообещала Юля. – А пока можно продать мою золотую цепочку.
– Издеваешься? Где яхта и где цепочка!
– Можно переехать в квартиру поменьше.
– С наркоманами и тараканами по соседству… Не выход! Надо изобрести легально миллионов пять. У Копинского не возьму. Может, у тебя завалялось бриллиантовое колье?
– Завалялось, – вспомнила Юля и достала из сумки «Историю мира», – хорошо, что ты вспомнил. Правда, не бриллиантовое, жемчужное, но я знаю, где его взять.
– Жемчуг – дешевка!
– Погоди! Здесь не сказки, а реальная история мира! У подножия храма на частоте русалов лежат драгоценные камни, которые должны стоить огромных денег. Если не ошибаюсь, вы грохнули «Гибралтар» на частоте русалов?
– Закрылась частота.
– Почему?
– Нечаянно. Взорвали там одну ерунду. Излучение изменило характеристики поля. В дольмене Копинского закрылась еще одна халявная дверь.
– Взорванная штуковина висит на небе и светит? – догадалась Юля.
– Откуда знаешь? В книжке написано?
Девушка указала абзац, подчеркнутый рукою Эрнеста, а Оскар, в свою очередь, внимательно его прочитал.
– Не Солнце, а бомбу, – поправил он, – фугас из останков сушеных Ангелов. Не удивлюсь, если она смердит радиацией на всю Атлантику. В любом случае дело сделано. Старый ключ перестал работать на выход.
– Подбери новый. Ты же знаешь параметры нового излучения. Значит, основа кода есть. Надо только довести его до ума.
– Вообще-то я не замерял параметры. Нечем было. И некогда. За мной, кроме шуток, гнался отряд «акул», вооруженных ржавыми гарпунами.
– Ты же говорил, что можно при необходимости подобрать ключ, – напомнила Юля. – Я помню, ты говорил! Постарайся, Оскар. Если мы вычислим параметры нового поля – сказочно разбогатеем.
– Хотя… – вспомнил Оскар, немного подумав. – В гараже Копинского тот же «светильник», только меньшей мощности.
– Ну, вот…
– Длинный код получится, если самому делать ключ.
– Ничего, – успокоила Юля, – мы запишем все на бумажку.
С тех пор, как Оскар вернулся в лабораторию, Юля не потеряла бдительность. Она взяла за правило звонить ему по всяческим пустякам, привозить еду и кофе, чтоб убедиться: Оскар не отправился за сокровищами русалов один и не канул без вести. Девушка не надеялась получить приглашение в опасную экспедицию, но однажды, почуяв неладное, сорвалась с занятий. В этот день дурные предчувствия мучили Юлю с утра, ей всюду мерещились акулы с ржавыми гарпунами и аквалангами, наполненными водой. Одну из таких «акул» она задела на перекрестке. Дайверы выставили ее из машины посреди дороги, обругали и обсмеяли при всех, но Юля не понимала насмешек. Она видела только вентили кислородных баллонов, торчащие из низкого багажника грузовика, и палки, похожие на гарпуны.
– Ладно… – сжалился Оскар, рассматривая царапину на крыле, – прогуляемся, пока ты совсем не сдвинулась от дурацких предчувствий.
Он вернулся в лабораторию, снял со штатива зеркальную полусферу и сложил ее зонтиком.
Юля вытерла сопли. Она первая вошла в лифт, первая шагнула в неведомый мир и прижалась ладонями к прозрачной стене, отделяющей мир русалов от мира людей, но тревога не покинула ее душу. Туманный горизонт океана, излучающий свет, напугал ее еще больше.
В стеклянной будке на верху пирамиды не было ни ковров, ни диванов. На голом полу лишь мелкие камни хрустели под подошвой. Океан пропал, словно испарился до дна. Дом Копинского спускался в рваные облака, медленно плывущие с юга на север. Всполохи пара над горизонтом то скрывали светило, то стреляли лучами. Сумерки над головой перетекали в черную ночь западной половины неба. В этом мире не было видно ни воды, ни света, только круглая бомба, взорванная человеком, освещала кусок Атлантики.
– Надо было фонарик взять, – сказала Юля.
Оскар вывернул зонт зеркальной поверхностью наружу.
– Выйдешь из будки – по шее получишь, – сказал он. – Юлька, я не шучу! Посмотри на мое ухо: ожог прошел, а голова до сих пор болит.
– У тебя всегда болит голова!
– Стой здесь, сказал! – Оскар вышел на лестницу и утонул в облаках.
Юля замерла. Сквозь стекло, разделяющее миры, она наблюдала лишь пар и ступени, исчезающие в тумане. Она считала секунды до возвращения Оскара, как будто знала, когда он вернется, но то и дело сбивалась со счета. Когда терпение кончилось, девушка рванулась к двери, но вдруг испугалась. Время остановилось на пороге храма. Светило замерло, только облака над водой плыли медленно и спокойно, словно так и должен был выглядеть океан человечества, пережившего конец света.
Когда из тумана показался купол зонта, Юля поблагодарила Бога и поругала себя за то, что почти отчаялась. Ее друг возвращался не с пустыми руками, девушка приготовилась к чуду, но из мешка на каменный пол выпал отломанный черенок лопаты, кусок веревки и крестовидное колесо подъемника, который катался по внешней лестнице вниз и вверх со скоростью старого паровоза, щелкая шестеренками и клацая примитивной коробкой передач. Именно колесо заинтересовало Оскара больше всяких сокровищ.
– Откуда здесь это? – спросил он себя.
– Наверно Макс возил что-то. Наверно дом вылез из земли этажей на двадцать, и он ленился носить на себе. Сколько ступенек отсюда до моря?
– Откуда это появилось здесь? – повторил вопрос молодой человек, указывая на артефакты, разбросанные на полу. – Копинский не мог открыть частоту!
– Но колесо от его тележки, – подтвердила Юля. – Я видела такую же в гараже. Макс заказывал устройство специально, чтобы ездить по лестнице. Наверно, колесо запасное… Или может это не Макс?
Оскар почувствовал приступ ярости. Его кинуло в жар. Капли пота выступили на лбу.
– Копинский не мог получить от меня кода доступа! – заявил он, стиснув зубы. – Только через мой труп! Нет! Я бы вернулся из ада, чтоб не позволить ему сделать это! Копинский от меня не мог получить ничего!
– Значит, не от тебя!.. Я говорила, надо прятать Эрнеста! И потом… почему сразу Макс? Здесь ходят разные инохроналы. Может, это персонаж, который к нашей «книге» никак не относится? Ему просто нужны были камни. Лучше скажи: там, на ступеньках ничего драгоценного не лежит?
– После Копинского-то? – удивился Оскар. – Ну-ка, идем!
Не особенно церемонясь, Оскар обшарил гараж, облазил ящики и полки хозяина, пересчитал колеса тележки и рассвирепел больше прежнего. Без разрешения он вскрыл замок подвального этажа и ознакомился с коллекцией несерийных автомобилей от несуществующих производителей, которые хозяин не показывал никому. Здесь, на четвертом этаже «мироздания», хранились уму непостижимые экземпляры: от лимузина, растянутого жвачкой до толщины каната и завязанного узлом посреди себя, до новенького автомобиля Артура Деева, купленного в кредит и нанизанного на невидимый столб. Оскар только выругался, глядя на феерическую коллекцию. Он вооружился лазером и поднялся в личные апартаменты Копинского, чего прежде ни разу не делал. Макс ночевал в дольмене исключительно редко и использовал свой этаж как гостиничный номер. Тем не менее, Оскар обшарил шкафы и кладовки. Юля присела на сундук, не желая участвовать в обыске. Ей совершенно не нравилось поведение друга.
Оскар задрал матрас, и подушки полетели на пол.
– Что ты хочешь найти? – спросила девушка.
Следом за подушками, на пол полетели ящики для белья и пустые коробки из шкафа в прихожей.
– Встань с сундука! – приказал Оскар.
– Если ты думаешь, что Макс достал ключ дольмена и хранит его здесь…
– Встань!
Он срезал лазером замок, откинул крышку, и взломщики застыли от удивления. Толстая золотая цепь была аккуратно свернута на подстилке из бархата. Рядом с цепью стоял пакет, до верху наполненный жемчугом. Самородок изумрудно-зеленого цвета был аккуратно завернут в пергамент, разрисованный эмблемами авиа-шоу. Год проведения шоу значительно опережал текущую дату.
– Черт бы тя подрал! – сказал Оскар. – Нет, Копинский! Этого не будет!
– Конечно, не будет, – согласилась Юля. – Событие еще не произошло, значит, можно ему помешать. Мирослава бы сказала, что мы заглянули в черновик неопубликованных глав.
– Ни одного файла больше от меня не получишь, скотина! – пригрозил Оскар, глядя в глазок спрятанной в зеркале камеры. – Слышишь меня, Копинский? Я тебе не позволю распоряжаться дольменом, потому что ты не Привратник! Ты самовлюбленная, зажравшаяся свинья, отупевшая от своей безнаказанности! Решил, что весь мир будет лежать на твоей тарелке? На! – Оскар поднес к зеркалу фигу. – Приятного аппетита!
– Давай уйдем, – испугалась Юля. – Давай не будем злить Макса. Ну, Оскар! Ведь пока черновик не попал в роман, события не случилось. Давай не будем злить «автора». Может быть, мы залезли в его личные записи, которые он никому показывать не собирался.
– Этот черновик не увидит никто! Кому-то придется переписать главу! – сказал Оскар, обращая взгляд к потолку, словно там находилась камера вышестоящей конторы. – Либо я, либо Копинский! Один из нас покинет сюжет!
– Что ты говоришь! – испугалась Юля.
– Идем. Мне нужна твоя помощь!
Когда в следующий раз графиня Виноградова ступила на землю Флориды, ее встречала только грустная Юля. Девушка показалась графине измученной и тревожной, но на все вопросы она отвечала уверенно, словно заранее учила текст: все живы, все здоровы, все порядке, только очень много работы, – отчиталась перед графиней Юля, – а измученная такая, потому что, ясное дело, экзамены. Мира успокоила себя догадкой, что девушка просто не выспалась.
Покинув здание аэропорта, Юля огляделась. Она огляделась еще раз, открывая дверцу машины, и пропустила перед собой всех желающих выехать со стоянки.
– У вас все в порядке? – спросила графиня.
– Прекрасно, – ответила Юля. – Даже Деев Артур нашелся. Женя вчера позвонил, передал вам привет. Я сказала, что вы возвращаетесь. Или не стоило говорить? Но он сам спросил. Оказывается, они всю дорогу до хутора ехали на машине и задержались, потому что наехали на собаку. Артур был за рулем, но Женя сказал, что он не нарочно. Собака выскочила на дорогу неожиданно, как будто из дехрона. Так и сказал: «из дехрона». Пока оказали помощь, пока гипс на лапе застыл. Хозяина только не нашли. Больную собаку никто из местных не брал.
– Зачем они ехали на хутор? – удивилась графиня. – С фрау Симой что-то не так?
– Вы ничего не знаете? Сима получила инсульт, и ее парализовало наполовину. Только не помню, на правую или левую. Вообще-то у нее были шансы загнуться до приезда ребят, но все обошлось. Женя вчера сказал, что ей лучше, только ходить не может.
– А Оскар? Поехал с ними?
– Он немного занят. Вернется, и сам расскажет, где был, хорошо? Вы лучше меня не спрашивайте, потому что…
– Почему?
– Потому что я ничего не знаю. Ангельские Стрелы при вас?
– Кого надо убить?
– Пока никого. Я спросила на всякий случай. Оскар с Максом сильно рассорились. Не знаю, не знаю… – покачала головой девушка. – В этот раз они рассорились очень сильно.
– Если не секрет, из-за чего?
– Из-за несовпадения ментальности. Нет, они оба неплохие ребята, вот только…
– Вселенная одна, а их двое, – догадалась графиня.
– Ну да, что-то вроде того.
– А поделить?.. Или Вселенная не делится пополам? Или у них с дробями трудности?
– Не знаю. Они уж так сильно мешают друг другу жить, что мне даже страшно. Макс ведь, по-своему тоже прав. Но, Мира, у них же война! Еще немного и они стрелять вдруг в друга начнут. Оскар так сильно его ненавидит, что действительно может убить, а уж это ни в какие ворота… У вас, правда, Стрелы с собой?
– Если они загрызлись из-за дольмена, значит дураки оба. Это не первый и не последний дольмен на свете.
– Нет, они не сошлись в принципах. Дело в том, что Макс – крупная фигура в одном тайном обществе неравнодушных к будущему людей. Слышали о таких?
– Эзотерики что ли? Знаю, что Макс – «фигура», но чем они занимаются, даже вникать не хочу.
– Да, иногда они называют себя эзотериками, – согласилась Юля.
– Не они одни себя так называют. Не важно. Знаю, что Макс оказывает услуги организации, которая морочит головы спецотделам, типа СОРАТНИК, и укладывает в психушку добрых молодцев, типа Валеры Карася. Ну и?.. Они всегда морочили головы службам, которые лезут не в свое дело.
– Вам известно, чем они занимаются?
– Собирают на человечество компромат.
– Нет! На тех, кто поработил человечество.
– Юля, не углубляйся в такие детали, а то наш роман никогда не будет дописан. А мне, если честно, он начинает надоедать. Сама не углубляйся и Оське голову не морочь.
– Я тоже думала, что это банальная секта, пока вопрос не коснулся лично меня. То есть Оскара. Какая разница? Все, что касается его, касается и нас с вами, разве не так? – Юля посмотрела в глаза графине, и та испугалась, что машина вылетит на встречную полосу.
– Ладно, излагай. Только кратко!
– Кратко… – девушка собралась с мыслями. – Есть мнение, что Боги поселили на Земле человека для каких-то нужд, а потом решили его уничтожить, но человек к тому времени многому научился и предложил Богам сделку: сказал, что будет работать на них, используя новые знания и интеллект, а Боги позволят ему жить на Земле. Те согласились. Примерно в то время стали развиваться религии и возрастать населенность, а люди, не будучи хозяевами своей судьбы, служили Богам и надеялись, что, отработав, получат свободу. Но каждый раз, когда человечество заканчивало работу, Боги видели, что человек способен на большее, и предлагали новый контракт. Каждый раз они угрожали, что отберут планету, если человек не будет на них работать. Организация считает, что кабала не может продолжаться вечно, потому что мы давно заработали себе право жить на Земле. Мы еще не достигли уровня, когда сможем защитить себя в войне с хозяевами планеты, но мы никогда его не достигнем, потому что нам не дадут к нему даже приблизиться. Наше развитие направляется извне. Человеку закрыты доступы ко многим областям знаний, которые могли бы дать преимущество в такой войне. Организация, к которой принадлежит Макс, считает, что если в ближайшее время человек не возьмет власть в свои руки, то потом это будет практически невозможно сделать.
– Напрасно, – сказала графиня. – Человечество никогда не принадлежало, и никогда не будет принадлежать самому себе. Слишком жирно ему…
– Но, Мира…
– Приятно мечтать о несбыточном, но Макс – реальный мужик! Он лучше всех понимает, что нам от чужого куска ни крошки не отломится. Их потешное общество ничего не может сделать против хозяев планеты. Ничего! Очередное театральное представление.
– Оскар говорил, что Илья Ильич, когда увидел его проект преобразования энергии кристалла, сказал, что наша цивилизация построена на углеводородах и по-другому не будет. Другой, более выгодный источник энергии, обречен вместе с изобретателем.
– Не Ильич один это утверждал.
– Эзотерики мне доказали на фактах, что человеку не дают развиваться так, как он должен. И, знаете, убедительно доказали. Человечество эксплуатируют только для решения узких задач, которые никакого отношения к нуждам нашей цивилизации не имеют. Нас никогда не пустят в космос дальше, чем это нужно хозяевам. Нам не позволят развивать биологию, потому что это может продлить срок жизни, а это никому не выгодно. В конце концов, нам не дадут переселиться на другие планеты, потому что пока мы все здесь, нас очень просто можно убрать. Люди из сообщества считают, что эту тенденцию можно и нужно ломать. Там все просчитано. Они собирают ученых, которым не дали работать, и раскручивают проекты, которые целенаправленно закрывали. Все, что им нужно для уверенности в себе, это ключ дольмена, но Оскар наотрез отказался сотрудничать. Они считают нас гадами, а вы?
– Тебя-то за что?
– Не только меня, но и вас. Они считают, что мы втроем сговорились против прекрасного будущего.
– Диссертация Карася посвящена тому же сговору, – вспомнила графиня, – но несчастного Валерку Петровича Оскар ненавидел не меньше, чем Макса. И точно также отказывался сотрудничать. Кто виноват, что он гад? Уж точно не мы с тобой.
– И вы считаете, что Оскар не прав?
– Конечно, не прав! Впрочем, это не имеет значения, – заявила графиня.
– Наверно, вы шутите! – растерялась Юля.
– Бедная девочка… Я давно не шучу на такие темы. Барбос нашелся – уже счастье.
Юля взяла паузу. Она готова была прекратить бесполезный спор, если б не одно противоречие, которое она не могла себе объяснить: правота была полностью на ее стороне, а графиня – нет. При всей очевидности Юлиной правоты Мира еще колебалась и старалась выглядеть безразличной, несмотря на железные аргументы. Юля могла понять Оскара, который органически ненавидел Макса, которого при одном упоминаний о Копинском кидало в ярость, но Мирослава была абсолютно спокойна и, тем не менее, ни в чем не согласна. Это обстоятельство толкало девушку к последнему аргументу:
– Они хотят привлечь на свою сторону Ангела, – сказала Юля. – Яшина рукопись для них – история падения. Некрасов так и сказал: «Понимаешь болезнь – знаешь, что делать для того, чтобы больной никогда не поправился».
– С кем ты разговариваешь на такие темы?
– С человеком, который хочет купить у вас рукопись. Ведь в книге Яша шаг за шагом описал историю схождения с ума настоящего Ангела-Привратника.
Мира рассмеялась, но вдруг взяла себя в руки.
– Не бойся, Юлька. Эккура я им не отдам, – заявила она. – Не дождутся!
– Я сама не отдам. У вас, правда, ствол при себе?
– Значит, говоришь, Оська объявил войну эзотерикам…
– Так ведь не было выбора: или вступать в общество, или воевать. Они не могут позволить такому человеку как Оскар свободно гулять по свету. Он может обломать все их планы. Эзотерики считают, что люди давно могли опередить в развитии своих хозяев, просто никто нам этого не позволил. С открытием иных измерений все должно измениться. Человек получит возможность, если не противостоять внешней силе, то хотя бы прятаться от опасности. Но если б Оскар согласился сделать ключ и передать им, на Земле бы уже началась война!
– Война? – удивилась графиня.
– А как вы хотели? Чтобы сделать рывок, надо сбросить балласт, потому что нас на Земле слишком много, «ничего не делающих, бесполезных и безмозглых, загрязняющих природу». Для рывка на планете должны остаться только «полезные», поэтому все начнется с войны, в которой выживут самые жестокие и беспринципные. Те, кто сможет освободиться от идеалов и принципов искусственно навязанного гуманизма и всего такого, что внушали человеку с помощью религий. От нас должно остаться процентов пять, не больше. Ведь, если вдуматься… чем занимается большая часть человечества? Да ничем! Взять, например, меня: что я сделала в своей жизни, чтобы подтолкнуть развитие цивилизации? Вообще ничего. Училась каким-то ничего не значащим глупостям. Предположим, получу я диплом программиста – буду делать какие-нибудь глупые базы данных. Если подумать, таких как я, способных только гадить и размножаться, девяноста девять процентов народа. Нас просто не должно быть на земле. Я уверена, Мира, что здесь будет очень долгая и жестокая диктатура. Уже сейчас они готовы вплотную заниматься селекцией человека. Оскар нашел частоту, где держат лаборатории специально для этой темы, и в них уже работают ученые. Гурамов, например, согласился на них работать. Гурамов считает, что Бог, если он действительно есть, по специальности вирусолог. Именно через прививки вирусов в ДНК живых организмов Бог сделал жизнь такой, какова она есть.
– Гурамов взялся поправить ошибки Бога?
– Зря смеетесь. Вы тоже не пройдете кастинг.
– Потому что не стану в нем даже участвовать.
– Нет, потому что вы видели Летающий город.
– М… да, – согласилась графиня.
– И Оскар видел. Даже если он вступит в общество, они не будут ему доверять. Они выжмут из него соки и при случае устроят аварию, а то и просто убьют. В обществе, переходящем от искусственного гуманизма к естественному, можно будет просто взять и убить, не объясняя причин.
– А потом, когда естественный гуманизм победит? – поинтересовалась графиня.
– Потом… – Юля задумалась. – Потом, если все будет хорошо, в этом просто отпадет необходимость.
– Как в частной собственности при коммунизме?…
– Опять смеетесь? Не верите мне? А если они убьют Оскара, поверите? Он жив только потому, что отказывается на них работать. Потому что… если они не наймут на работу Ангела, никто кроме Оскара дольмен не откроет.
– Ангела не наймут. И Оську не тронут. Я обещаю.
– Но почему вы так уверены в том, чего не знаете?
– Юля, поверь, пожалуйста, тому, что я сейчас скажу, потому что это очень важно.
– Конечно, – согласилась девушка. – Поверю. Только объясните…
– Не просто поверь! Обещай, что мы раз и навсегда закончим разговоры о тайных организациях, которые ставят перед собой ужасные цели. Послушай меня внимательно, потому что мне важно, чтобы именно ты меня сейчас поняла.
– Я постараюсь.
– Такой ерундой, как «спасение мира», человечество мается с тех пор, как изобрело топор. Человеку все время чудится, что его притесняют, что стоит слегка упереться и наступит свобода. Общество, к которому принадлежит Макс, не первый и не последний тяжелый случай. Так вот, всякий раз эти походы за справедливостью имели одну и ту же цель, о которой ты мне только что говорила: выжать из человечества максимум его возможностей и оставить на руинах Летающих городов. Выжать так, чтобы даже памяти не осталось, чьими руками сделан Греаль и ему подобные «святые» игрушки. Макс и товарищи не понимают, что они люди, а не Боги, но ты должна понять: раз они люди, значит, их мозгами управляют, их руками манипулируют, их святые идеалы – очередной транспарант, который имеет вполне приземленные цели.
– Значит, вами тоже манипулируют?
– Я не ставлю перед собой задач космического масштаба. Только дураки воюют с судьбой. Умные играют с нею на деньги.
– Если б вы знали, Мирослава, какие у них возможности! Нет, я понимаю, в лучшем случае нам придется жить в домике у абрека всю жизнь, лишь бы только Оскара не убили. Мне так нравится Флорида, так не хочется бежать в леса, но я готова хоть сейчас переехать, а Оскар уперся: «Или Копинский, или я, – говорит, – нам двоим нет места в одном романе». Он сказал, что вы знаете, какой именно Армагеддон нас всех ждет, и когда он случится. Вы действительно знаете?
– Конечно, нет, – призналась графиня. – Ляпнула, не подумав.
– Разве? Или просто не хотите сказать?
– Правда, не знаю, Юля. Надо было чем-то физиков припугнуть, чтобы шевелились, вот и перестаралась. Я точно знаю одно: апокалипсис наступит, когда мы начнем представлять угрозу для тех, кто нас создал. Ни раньше, ни позже. Я имею в виду реальную угрозу, а не потешные общества, в которых кормится господин Копинский. Именно кормится, разводит на бабки дураков, потому что знает: идея спасения мира – золотое дно, с которого можно состричь миллионы, не вкладывая ни цента.
– А если мы действительно станем опасны для тех, кто нас создал?
– Значит, наш роман закроется на одной странице и откроется на другой. Если это, конечно, стоящий роман. А нет – так стоит ли убиваться?
– Я не понимаю вашей игры, – призналась девушка. – Нет, звучит даже очень прикольно. Даже Оскар с недавних пор стал считать себя персонажем.
– Оське не стоит задираться с Максом. Кто ваш Копинский в иерархии общества, что вас всех напугало? Уж точно не главный идеолог. Снабженец, аналитик, черный оппонент, на большее он не тянет. Не знаю, чем они привлекли прохиндея. Разве что хорошими римскими банями.
– И я не знаю, – согласилась с графиней Юля, – но вы меня даже слегка успокоили. Лишь бы только Оскара и Эрнеста выпутать из этой истории. Они же не выпустят из Флориды ни того, ни другого. Там очень влиятельные люди.
– А это уже моя проблема. Не будем париться о судьбах давно пропащей цивилизации. Мы просто погрузим Эрнеста на «Гибралтар», и пусть попробуют нас достать. Как только Ангел вернется к своей работе, я тебя уверяю, идея привлечь его к сотрудничеству исчезнет сама собой, а за Оскара будет кому заступиться.
Пока графиня Виноградова наслаждалась завтраком, Юля металась по квартире, собирая сумку, и извинялась за то, что кубинский кофе закончился. Юля даже не присела к столу за компанию. Графиня завтракала в обществе Сары Исааковны, которой дозволено было бегать между тарелок и гадить на скатерть. Девушка надеялась, что гостья решит отдохнуть с дороги или, по крайней мере, отвлечется вороной от текущих проблем. Графиня уплетала булочки. Юля складывала в сумку конспекты, сверяла часы и предлагала гостье банный халат.
– Если я сегодня не появлюсь в колледже, меня выгонят, – намекала она.
– Когда вернется Оскар?
– Надеюсь, скоро.
– А Густав где? Почему до сих пор не явился доложить обстановку?
– Он отлучился по срочным делам, но тоже скоро вернется.
– Что за дела у моего тупого, трусливого слуги?
– Хотите, постелю вам постель? Наверно вы устали?
– Я уже не спрашиваю, где Эрнест, но куда вы дели слугу, я могу узнать?
– Можете, – согласилась Юля. – Вернется Оскар и все расскажет.
После Юлиного побега в колледж, графиня не прилегла. Она набрала номер Оскара, послушала музыку из шкафа с одеждой и решила без предупреждения явиться на «Гибралтар», чтобы застать всю компанию сразу: и Оскара, который прячется от Копинского, и Эрнеста, которого прячут, и пьяного Густава, который не в состоянии отчитаться перед хозяйкой. По дороге к яхт-клубу графине казалось, что она на верном пути, но в этот день Майами для нее обезлюдил. Даже Юля перестала отвечать на звонки. Город наполнился ненужными людьми и объектами. По дороге графине снова не удалось выпить чашку кубинского кофе, о которой она жадно мечтала, потому что кофейни тоже прятались от нее. От графини спрятались свободные такси и банкоматы, телефонные справочники и остановки городского транспорта, а магазин, где ее сиятельство собралось купить карту Майами, закрылся как раз перед носом, не объясняя причин. Город кишел исключительно бесполезными вещами, словно издевался над ней. Мира не нашла на пристани даже собственной яхты. На месте «Гибралтара» стоял незнакомец под канадским флагом. На палубе обедало семейство толстяков и на вопросы не отвечало ни по-английски, ни по-французски. Никто не отчитался перед ее сиятельством за бардак. «Самое время выпить», – решила графиня, заняла ближайший столик под зонтиком, позвала официанта, заказала кофе и самый крепкий коктейль, который подает заведение в данное время суток.
Всосав через трубочку шоколадную жидкость, графиня не почувствовала ни градуса, ни букета, зато увидела за соседним столиком свински пьяного Макса Копинского.
– Как тебе удалось?.. – спросила графиня, – …нализаться сиропом до красных глаз? Научи. Или ты сидишь здесь с вечера?
Макс достал из кармана фляжку, украшенную камнями, пригласил графиню за столик, и та, не церемонясь, приняла приглашение. Мира надеялась найти ответы на все вопросы, если не в стакане с коктейлем, то хотя бы в общении со свидетелем, но Копинский только разводил руками.
– Куда девался мой «Гибралтар», тоже понятия не имеешь? – предположила графиня. – И на чем я отправлюсь в Европу, не знаешь тем более?
– Спроси своего поклонника, – посоветовал Макс. – А лучше не спрашивай, потому что этот хорек правды не скажет.
– Почему так неуважительно... – удивилась графиня, – о моем друге?
– Такие, как Шутов, быть друзьями не могут. Такие, как он, не имеют права жить среди приличных людей.
– Даже так?
– И не проси за него, графиня Мирослава! Было бы за кого просить! Кто такой Шутов без профессора Боровского? Натан лепил из него человека, теперь ты его защищаешь… Но ведь говно не глина, графиня Мирослава! Человека не слепишь, только измажешься. Помяни мое слово, от таких надо держаться подальше.
– Мне сперва бы его найти.
– Шутов уверен, что человечество ему задолжало. И ты своего часа дождешься. И ты от него получишь.
– Ну… – развела руками графиня, – уже то хорошо, что он прячется от тебя, а не от меня. Думаешь, ушли на «Гибралтаре»? Надеешься, что вернутся? Чего ты здесь ждешь?
– Когда мне понадобится Шутов – я найду его, – сказал Копинский и побагровел от злости.
– Что произошло, Макс? До сих пор вы как-то терпели друг друга.
– Не спрашивай, ваше сиятельство. Не дамское это дело лезть в мужские разборки.
– А что мне делать, если вы сцепились, как два помойных кота?
– Посмотри на море и успокойся. На небо посмотри, какая прекрасная сегодня погода. Посмотри, и порадуйся жизни.
– Моей жизни теперь не обрадуешься, – ответила Мира, но Макс уже разглядывал небо над бухтой, и его лицо, искаженное гримасой ненависти, разглаживалось улыбкой.
– Перелистни и забудь, – советовал он, – живи в кайф. Ведь, в сущности, мы посланы на землю зачем?
– Зачем?
– За поиском счастья, графиня Мирослава. Сам Господь Бог не знает, что это такое, а человека послал, чтобы искал и нашел. А ты все бегаешь, суетишься, устраиваешь судьбы покойников. Ради чего? Скажи, Мирослава, что ты хочешь от жизни?
– Что с тобой, Макс? – не понимала графиня. – Совсем дела плохи? Карьера обломана? Бросила очередная любовь? Одна из тех породистых телок… дочек великих папаш, которых ты пасешь по всему дехрону, так?
– Ты, я слышал, тоже… послала в отставку завидного жениха.
– А это уже не твое дело.
– Ну и ты в мои сердечные тайны не лезь.
– А если мне хочется лезть в твои тайны?
– Я тебе нравлюсь? – взгляд Макса опустился с небес на колено графини.
– Что если так?
– Да брось…
– Ты недооцениваешь себя, Макс? Или кокетничаешь?
– Я, в отличие от твоего физика, парень простой. Нравлюсь – выходи замуж.
– За тебя? С какого перепуга?
– Почему нет? Ты авантюристка – я тоже. Вдруг мы созданы друг для друга?
– Совсем плохо дело! – решила графиня. – Я начинаю думать, что Оскар увел у тебя невесту!
– Делать мне нечего, как только париться из-за вас, из-за баб. Просто ищу достойную мать своему ребенку. Ничего личного, Мирослава. Моему сыну нужна семья, чтобы хоть у него все в жизни было прилично. Не могу допустить, чтобы наследник считал себя отпрыском проститутки.
– Отпрыск графини – тоже еще не граф.
– Нас ваши титулы не волнуют, – ответил Макс, продолжая осматривать колено избранницы. – Считай, что я хочу купить твои гены, и называй цену.
– Все! – решила графиня. – С меня на сегодня хватит! Мне яхту надо искать, и четырех пропащих оболтусов, а я сижу и слушаю пьяный бред.
– Подвезу… – Макс поднялся из-за стола.
– Я сама себя подвезу! Не вздумай садиться за руль. Бери такси и катись к проституткам.
Ближе к ночи потерялся и Макс. Графиня вернулась в яхт-клуб, объехала ближайшие пристани, расспросила охрану. Никто не смог пролить свет на судьбу «Гибралтара». Никто не слышал, не видел, специально не следил, а некоторые уверяли, что яхта с таким названием вообще не приближалась к берегам Флориды, и графиня что-то напутала. Зато все как один были увлечены поимкой чудовища, которое плавало под мостами канала и хватало чипсы из рук отдыхающих.
Кафе закрылось, посетители разошлись, следы Копинского потерялись. Мира подъехала к дому Макса, проникла внутрь и не нашла ни души. Только сушеное чудовище с плавниками висело над тазом. Она вернулась в квартиру Юли и застала девушку спящей на раскрытой тетрадке с греографами.
– Мира, вы? – испугалась она спросонья. – Кто здесь?
Графиня присела на край кровати.
– Нэська плавал в районе Майами бич? – спросила она.
– Плавал. Даже кусался. Мы сами не знали, Натан Валерьянович сказал, что слухи до России дошли. Он сам хотел к нам подъехать, но вы не поверите… – Юля села на кровати рядом с графиней и выдержала паузу. – Вы не поверите, но Розалия Львовна опять в положении. Как это могло случиться, если они в разводе, просто ума не приложу.
– Что с Нэськой?
– Не переживайте, Мира! Оскар его прогнал в нейтральные воды. С тех пор он больше не возвращался. Не слушайте, что болтают…
– Прогнал чудовище вместе с «Гибралтаром»?
– Верно.
– Мне нужен транспорт, Юля! Морской транспорт! В ближайшие дни! Где его взять? Как мне сообщить погонщикам морских чудовищ, что я жду назад свою лодку? Где она?
– Кофе хотите? – предложила девушка. – Я купила кубинский, – не дождавшись ответа, Юля убежала на кухню.
Не сразу, но постепенно, в процессе беседы за чашкой кофе, графиня поняла, что из нее лепят дуру. Сначала из нее лепил дуру Макс, теперь эстафету приняла Юля. Она рассказала графине все, что думала о моральном облике Розалии Львовны; о своем прекрасном колледже, о друзьях, которые помогли ей готовиться к сессии; о том, как в следующем году она собирается поступить в университет и боится, что ей не зачтут английский. Юля успешно сдавала язык в педагогическом институте, но здесь это никого не растрогало. Несправедливость порядком отравляла девушке жизнь.
Графиня не слушала, она кивала головой в такт речам и выбирала момент, чтобы навести порядок в своих отношениях с неразумным миром. Юля, вдохновленная молчанием гостьи, развивала тему и договорилась до того, что ее английский можно было бы перезачесть, если взять необходимые справки, вот только Оскар не советовал обращаться за справками в Россию, потому что уверен: проще сдать экзамен в Америке, чем доказать российскому институту, что означенная особа когда-то училась у них…
– Или ты сейчас же ведешь меня к ним, – сказала графиня, поймав паузу в монологе, – или доходчиво объясняешь, почему я лишилась лодки, слуги, а также общества уважаемого мистера Шутова, чтоб вас здесь всех черти подрали!!!
Юля вмиг позабыла все языки. Она ожидала, что болтовня будет иметь печальный итог, но не могла предположить, что настолько скорый. Она смутилась, но взяла себя в руки.
– Хорошо. Я только хотела спросить…
– На Стрелы Ангелов не рассчитывай. Они в разобранном виде.
– Как в разобранном? – напугалась девушка.
– Если нужно оружие – я достану! Мы, слава Богу, в Америке!
– Ладно, сама достану, – сказала она, поднимаясь из-за стола. – Знаете, если честно, мне самой надоело морочить вам голову. Я обещала, что продержусь, сколько смогу. Будем считать, что мое терпение лопнуло.
Юля решительно направилась в комнату, вынула из шкафа коробку и распаковала ее на полу. На крышке крупными буквами было написано: «Не вскрывать! Не переворачивать! Не лапать конденсатор! Не хвататься пальцами за линзы! Не вставлять заряженный блок, если не горит индикатор!» Девушка отбросила крышку и проигнорировала по очереди все послания, адресованные без сомнения ей. Она извлекла из поролона цилиндрический блок, забила его в ложбину ствола и поправила линзы в соответствии со схемой, размеченной на линейке. Немного поразмыслив, она отогнула прицел в боевую позицию, вставила в ячейку приклад для удобства стрельбы. Для верности Юля пустила в окно красный луч, а графиня подошла к стеклу, чтобы отыскать в нем сквозное отверстие, но нашла лишь мутную бляшку.
– Не Глаз, не надейтесь, – сказала Юля, – простой конденсатор. Глаз Оскар мне не оставил. Даже в руках подержать не дал. Идемте, но не задавайте вопросов, потому что я все равно не знаю, что вам ответить.
В обстановке строгой конспирации девушка вынула из холодильника все съестное и уложила в корзинку для пикника. Туда же она затолкала бутылку воды, фонарь, перчатки и кусок мела. Она повела графиню в подземный гараж, усадила в машину и всю дорогу молчала. Мира надеялась, что в итоге суматошного дня она все же ступит на борт «Гибралтара». Она предполагала, что лодка надежно спрятана от врага, и готовилась к дальней дороге, но Юля въехала во двор Копинского и заглушила мотор.
Вместе с Юлей графиня вошла в лифт, но вопросов не задала. Двери сомкнулись, девушка задрала подол и опустилась на колени, чтобы видеть код, написанный шпаргалкой у нее на бедре. Даже после этого графиня ни о чем не спросила. Она не поинтересовалась, в какую дыру открылась тайная дверь, просто вылезла следом за Юлей через круглый проход в пространство под низким потолком, подпертым толстой колонной.
– Мы в Летающем городе? – догадалась она.
– Узнали?
– Юля… Что мы здесь делаем?
– Вы обещали не задавать вопросов. Идемте!
– Дай-ка мне свою пушку!
Юля с удовольствием избавилась от оружия, которое порядком оттягивало плечо, и потащила вперед корзину.
– Вы бывали на нижних ярусах? – спросила она. – Видели пневматическое метро? Конечно, не видели. Идемте, покажу. Здесь близко.
«Близко» в Юлином понимании означало шестьсот ступенек, два коридора и большая труба. Количество ступеней подсчитать было сложно. Проще было поверить. Стертые временем и естественными природными процессами, они превратились в горку водного аттракциона. Мира не знала местность. Путь лежал в направлении противоположном тому, которым абрек вел оминов к запертой двери. Чем ниже опускалась экспедиция, тем уже становились проходы, и первый коридор скорее походил на лаз, разрисованный мелом. Стрелки на стенах имели краткие пояснения. «Тебе туда», – было написано под первой стрелкой. Другая, обнаруженная на углу, помогала девушке не заблудиться и выбрать правильный, он же единственный, поворот… Юля утверждала, что эта дорога самая безопасная. Если двигаться напрямик, можно нарваться на аборигенов, которые ведут себя дико. Если двигаться широкими, наполненными воздухом коридорами, нужен «усатенький флакерок», а чтобы всю дорогу лезть по трубе, нужно быть идиотом.
– …Хотя, – философски заметила Юля, – по вентиляции короче всего, но если включится тяга – тогда держись! Настоящая аэродинамическая труба. Хорошо, если есть скоба, за которую можно схватиться, а если нет? Конечно, – рассуждала девушка, есть еще один путь, через шахту заброшенного завода, но там совершенно нечем дышать и вода, которая течет по стенам, ядовитая, потому что наверху склады и никто не знает, что там хранится.
– Да, – согласилась графиня и с ностальгией вспомнила абрека.
Вертикальная труба в конечной части маршрута имела множество скоб и впечатляла диаметром. Графиня получила от Юли пару перчаток и директиву лезть вверх до упора и постараться не уронить ей на голову ружье.
– Не бойтесь, этот сектор вентиляции давно замусорен, – предупредила девушка, пропуская графиню вперед, – даже если включится тяга, сюда дойдет только свист.
Прежде чем приступить к восхождению, Юля нарисовала мелом стрелку, которая почему-то отсутствовала на самой важной развилке.
– Оська даст нам по шеям, – рассуждала Мира, карабкаясь по трубе. – Сначала тебе, потом мне.
– А мне за что? Я же его кормлю, – ответила Юля. – Он обращается со своим желудком так, как будто у него есть запасной.
– Он прячется здесь от меня или от Копинского?
– Что вы! Вас он дождаться не может!
– Вы держите здесь Эрнеста?
– Только я вам об этом не говорила, – предупредила девушка, – вы догадались, а я промолчала, о-кей?
На выходе из трубы нечем было дышать, и графиня испытала головокружение. Множество труб, по которым можно было протащить бегемота, выходили на площадку, но ни одна из них не поставляла воздух.
– Кто ж это все понастроил… – ворчала графиня, устраиваясь на короткий привал.
– Никто, – ответила Юля. – Город рос сам, из кристалла, похожего на кремний, такой же, как пирамида Копинского. А вы не знали? Оскар вам не сказал?
– Рос сам?
– Как долго вас не было! Конечно же, сам. Мы провели эксперимент и выяснили: это фрактал. Знаете, что такое фрактал? Все дома друг на друга похожи. На нижних ярусах города мертвые камни. Живые на самом верху, но там опасно ходить. Живые камни ярко красного цвета. Они появляются из-под бурой корки, как свежая рана. А здесь… Если вдруг какой-то кристалл начинает расти, стоит такой гул, что слышно даже в лесу. Тогда надо сразу убегать в безопасные зоны. Неужели Оскар вам не рассказывал про живую материю?
– Трубы тоже выросли сами?
– Они появляются, когда в закупоренном пространстве скапливается газ с особым химическим составом. Газ разъедает кристалл. Мы на территории промзоны. Под нами завод и над нами завод.
– А пропеллеры? – не верила Мира.
– Их никто никогда не видел. Говорят, что вихри образуются в трубах сами, но гудят как турбины больших самолетов.
На площадку посыпались камни, и графиня вспомнила аборигенов верхнего города, которые едва не отрезали их с абреком от дороги домой, но Юлю занимали другие проблемы. Сначала она пугала графиню вентилятором брошенного завода; потом пыталась разведать, какой заказ выполнял для нее Арик Кушнир, в то время как его искала половина Америки, и не связано ли это со Стрелами Ангелов? Юлю также возмущали намерения Макса, который собирался продать засоленного русала, и получить вознаграждение, которое по праву причитается Оскару. Но больше всего Юлю заботил моральный облик Розалии Львовны.
– Надо же, какая целеустремленная женщина! – рассуждала она. – Будет рожать, пока не получится сын. Все потому, что поклялась перед смертью отцу Натана Валерьяновича, что продолжит род Боровских по мужской линии. Вот будет смешно, если опять девчонка…
– Нет, это будет уже не смешно, – возразила графиня. – А откуда ты знаешь про клятвы?
– От Оскара. Откуда ж еще?
Юля решила закончить привал, когда камень угодил в корзину с едой, но вопросов в ее голове от этого меньше не стало.
– Теперь совсем близко, – объявила она.
Графиня пролезла за Юлей на лестницу, спрыгнула на площадку и почуяла сквозняк, пропитанный запахом грязных тряпок.
– Люди, – решила графиня.
– Ну… это слишком громко сказано, – ответила Юля и осветила фойе перед шеренгой высоких прозрачных дверей.
У стены действительно были свалены тряпки, которые веками впитывали грязь и пот. С тех времен, когда первый бурый кристалл кубиком пророс на планете, их никто не стирал. «А может, – решила графиня, – это вовсе не тряпки, а кожа первых поселенцев, отслоившаяся от хозяев вместе с первобытной грязью». Куча зашевелилась под лучом фонаря. Несколько лысых голов высунулись наружу, но Юля уверенно перешагнула головы и осветила двери, за которыми стояла непроглядная темь.
– Вас не удивляет, откуда здесь ветер? – спросила она.
– Меня уже ничто не удивляет, – призналась Мира. – Сегодня меня удивить трудно.
– Вот! – сообщила с гордостью девушка. – Это и есть пневматическое метро. Откуда здесь воздух – загадка природы, но здесь можно жить… если конечно, иметь оружие.
Девушка тихо постучала, и отошла. В глубине помещения мелькнул огонек. Луч лазера рассек темноту и уткнулся в стекло. Свод потолка озарился мерцающим светом. Из сумерек показалась фигура.
– Попросите Оскара, пусть покажет тоннели. Обалдеете. А я, пожалуй, пойду – сказала Юля и быстро зашагала по тряпкам.
– Стой! – крикнул Оскар ей вслед.
– У меня экзамены.
– Оружие!
– Вам оно нужнее, а я домой… Мне некогда.
– Стоять, сказал!!! – рассердился Оскар, и Юля нехотя подчинилась. Потопталась на месте и решила вернуться. – На! – Оскар повесил ружье на плечо подруге. – Дарю тебе Глаз Греаля. Поняла?
– Поняла, – Юля опустила глаза, но от подарка не отказалась.
– Вернешься домой – спрячь. Не вздумай баловаться с ним по дороге. Поняла меня? Я тебе дарю Глаз Греаля. Он твой.
– Поняла.
– Что нужно сказать?
– Спасибо.
– Теперь убирайся! – распорядился молодой человек, забрал у графини лазерный ствол и убедился, что подруга пошла в направлении дома. – Топай, топай, не тормози!
– Спасибо, – повторила Юля и вскоре скрылась в вентиляционной отдушине.
– Как дитя. Без подарка не сладишь.
– Что ты сделал с девочкой… – вздохнула графиня. – Во что превратил ребенка!
– Я? Комплексы ее сделали. Не девица – полный набор амбиций. Заходи, пока мы не устроили сквозняк на весь город. Нечего стоять на пороге.
– Кого боимся?
– Никого, – Оскар с грохотом запер дверь. – С чего ты взяла? Просто от подземки сквозит. Двух уродов сдуло с концами. Я сказал: завоняет дохлятиной – убирать не полезу.
– Оскар, что происходит?
– Ты не могла заявиться попозже со своими вопросами?
– Я заявилась, как только смогла! Где Эрнест?
– Ладно, не шуми, – молодой человек задвинул решетку поверх стеклянной двери. – Спускайся на платформу, только держись за перила, – графиня пошла вниз, наступая на собственную тень. Оскар со свечей пошел следом. – Будешь общаться с его бесподобием – не увлекайся.
– А что такое?
– Шиза крепчает, – доложил Оскар. – Не думал, что дольмен произведет такое мощное впечатление.
– Как? – испугалась графиня. – Ты вел его через Уральский дольмен?
– Иди, иди… и смотри себе под ноги.
– Он вспомнил дом?
– Молитвы он вспомнил. Обвинил себя во всех грехах человеческих, теперь истории рассказывает, одну страшнее другой. Лично мне его слушать тошно.
Под низким потолком платформы коптили свечи. Вокруг, как у костра, сидели сгорбленные фигуры. Сквозняк тормошил огонь. Тени плясали на грязных стенах. В кругу молящихся графиня узнала Саву, представителя украинской торговой фирмы, но не узнала Эрнеста. Облаченный в рванье, растрепанный и чумазый, он шептал молитву, обращаясь внутрь себя. Такие же немытые люди, окружившие его, старались подвывать, потому что не знали слов.
– Этот дурак нарвался на дикарей, – объяснил Оскар. – Побили его немножко, в дерьме поваляли… Каюсь, прошляпил.
– Что с ним за люди?
– Этих я пустил, чтобы присмотрели за ним, когда мне приходится отлучиться. Думал, ненадолго. Думал, разведаю для Юльки безопасный проход и выгоню, но эти гады жрут мои завтраки и не хотят уходить.
– А Некрасов здесь почему?
– И он жрет. Вообще-то он мой заложник. Его я кормить обязан, а этих…
– С ума сошел?
– Некрасов достал! – пожаловался Оскар. – Предупредил его по-хорошему: не прекратишь морочить голову Юльке – урою. Не прекратил! Посидит, пока не одумается.
Молельники вздрогнули, заметив графиню. Некоторые вскочили с колен, другие умолкли. Только молитва Мертвого Ангела продолжала нарушать музыку сквозняка.
– Уйдите все, – попросила графиня. – Оскар, уведи их.
– Быстро! – приказал Оскар и погрозил ружьем. Красный светлячок замаячил по потолку. Люди зашевелились, построились колонной, пошли наверх, держась за перила. Графиня подождала, пока они скроются в темноте.
– Глупый… – сказала она, и Ангел поднял на нее глаза, полные слез. – Что ты делаешь? За кого ты просишь у Бога? За нас, уродов? Разве ты не видишь, что все это цирк? Пойдем домой. Вставай, я тебя провожу. Среди безумных людей сам Создатель сойдет с ума, а ты тут сидишь на холодном полу. Эрнест… ради Бога, за что ты любишь нас, ужасных людей?
– Человек прекрасен даже в безумстве, – ответил графине Ангел. – Он лучшее из творений Бога. Разве можно его не любить? Человек должен убивать, чтобы жить, а он жалеет тех, кого убивает. Он должен унижать подобного себе, чтобы продолжить род, а он дружит и уступает другу то немногое, что имеет. Он должен ненавидеть жизнь за то, как она обходится с ним, а он любит и учит детей любить. На долю человека сыплется столько страданий, а он, вместо того, чтобы ненавидеть судьбу, благодарит ее. Скажи мне, Мирослава, что есть на свете прекраснее человека?
– Скажу: пришло время убраться отсюда. Ангелу не место среди людей. Пожалуйста, возвращайся ко всем святым, а я тебе помогу. Забудь о проклятье, потому что ты давно его искупил. Считай, что люди, которых ты любишь, отмолили твое прощение. Пришло время вернуться.
– Не могу, – ответил Эрнест.
– Должен. Уходи и не вздумай снова становиться Привратником. Найди себе другую работу.
– Быть человеком – самая великая честь.
– Честь для Ангела – помогать людям, – напомнила Мира, – все остальное детское баловство. Мертвый Ангел, загнанный в подземелье, может только портить жизнь человеку. Ангелы должны жить на небе и оттуда присматривать за людьми. Если ты вернешься, мы сможем рассчитывать на тебя. Нам нужен живой, умный и добрый Ангел, который хочет помогать людям, а не насмехаться над ними! Пожалуйста, возвращайся, иначе погибнешь.
– Человек должен дойти до конца, чтобы заслужить свою смерть. «Он сделал что смог, ибо на большее не способен», – скажут люди, которые придут проститься со мной.
– Петух ты драный! – рассердилась графиня. – И сдохнешь, как драный петух! Никогда! Никогда ты не был и не сможешь стать человеком! Отбросишь копыта и не узнаешь, что между человеком и тобой ничего похожего! Люди до последнего дерутся за свою ничтожную жизнь! У людей не принято живьем себя хоронить! Для этого есть наследники! Где ты видел, чтобы человек полжизни сидел на кладбище и рассматривал яму?!
– Я жил на земле человеком, пока не встретил тебя.
– Нет, ты не жил, а готовился сдохнуть! Утешал себя мыслью, что там, на небе, не разберутся, кто ты такой, и отпустят грехи. Не надейся! Эрнест, если человек натворил ошибок, он старается их исправить, а не замазать молитвами!
– Небо отвергло меня, а человек приютил и утешил. И ты… гонишь меня потому, что хочешь спасти. Ты не признаешь во мне равного? Почему?
– Потому что ты ослеп и оглох в своем стремлении стать человеком. Вернешься – прозреешь. Давай… пока еще можно вернуться.
– Ты говоришь так, оттого что жалеешь меня, ничтожного отступника, который погубил вас. Не хочешь, чтобы я погибал вместе с вами, и считаешь человека недостойным любви?
– Наивный мой мальчик, неужели ты веришь, что мог погубить человечество? Неужели ты серьезно пытался его спасти? Никакого конца света не будет. Человек не заслужил конца. Мы будем жить долго и гнусно. С нами случится еще много разных тупых историй. Эрнест, ты не представляешь, сколько всего интересного у нас впереди. Но если ты не захочешь присмотреть за нами оттуда…Если ты действительно любишь людей так, как тебе это кажется, ты должен начать сначала то, что было хорошо задумано, но плохо получилось. Ты должен начать все сначала, потому что первая попытка – слепа. Нужно попробовать еще раз. Нужно довести до конца дело, которое ты затеял, потому что разумные семена сеют в благодатную почву; они не растут на помоях.
– Сила Ангела – ничто против разума человеческого. Тот, кто однажды обрел эту великую силу, не откажется от нее.
– А если я тебя попрошу?
– У тебя доброе сердце, Мирослава. Ты хочешь спасти меня от страданий, но страдания – ничто рядом с потерей, на которую ты толкаешь меня.
– Что же ты боишься потерять?
– Вселенную, – ответил Ангел. – Удивительную, огромную Вселенную, которая принадлежит человеку по праву рождения.
– Вселенную… – растерялась графиня. – Сколько живу – такого бреда не слышала.
У закрытых дверей вестибюля было пусто и тихо. Оскар выставил корзину в фойе, оставив себе бутылку с водой. Вслед за корзиной, выгнал прочь дикарей. Над едой завязалась возня. Молодой человек решил насладиться покоем, но измученная графиня нарушила его одиночество.
– Ну? – спросил Оскар, предлагая ей половину бутылки. – Что решила?
– Легче было вас с Юлькой достать из хронала, чем этого отсюда выставить. Что он вбил себе в голову? Что за Вселенная ему чудится?
– Великая истина, данная человеку по праву рождения, – процитировал Оскар. – И никому другому не данная!
– Он имеет в виду свою книгу?
– Нет! Книгу он написал, чтобы загладить вину перед человеком, которого лишил Вселенной, данной ему и никому другому не данной. Написал и плюнул, потому что вина не загладилась.
– Что за вина?
– Расспрашивай Юльку. Мой английский не так хорош, чтобы выслушивать это. Достал он, Мирка! Если ты не знаешь, что делать, скажи и я сам засуну его на небо. Пусть родное племя с ним разберется.
– Сами справимся. И Саву Некрасова тоже надо вернуть. Вот уж кому здесь точно не место.
– Некрасов будет сидеть, пока не отправим грека, а ты вернешься во Флориду, потому что там ты мне нужнее, чем здесь.
– От Савы надо избавиться. Боюсь, что он – медиум. Повадки, ужимки… логика поведения – очень похоже. Одного не пойму: зачем он к нам привязался?
– Шо цэ за людына такая, медиум?
– Очень неприятная людына, Оська! Существо без личности, как дом без хозяев. Пользуются все, кому надо. Никогда не знаешь, с кем общаешься под его оболочкой. Хорошо бы отвадить Саву от нашей компании.
– Как только – так сразу. Что насчет грека?
– Эрнесту надо решиться на возвращение. Хреново будет нам всем, если он откажется это делать.
– А то мы по уши в шоколаде! Чего терять-то? Грека по любому надо куда-то девать. Люди Копинского ждут его, не дождутся в Майами.
– Копинский знает о Летающем городе?
– Однажды узнает. Кого-нибудь из нас выследит. Вопрос времени, а время работает против нас. Или ты отправляй грека в рай, или… я не вижу другого выхода.
– Оскар, я таких упрямцев еще не видела!
– Не говори! – согласился молодой человек, допивая воду. – Я тебе не рассказывал про лося?
– Нет, про лося не рассказывал… – ответила Мира. – Понимаешь, я могу убеждать человека, способного мыслить. Могу находить аргументы, выслушивать возражения, могу войти в положение, и, в конце концов, согласиться. Но я бессильна против сплошной добродетели!
– Здесь дело исключительно в логике восприятия. Вы разные существа, поэтому логика у вас разная. Короче… – начал Оскар. – Возили наших детдомовских летом на дачу в лесничество, а у лесника жил лось. Довольно приличный лось. Детенышем подобрали, выкормили на свою голову. Так вот, этот лось был феноменально упрям. Дело даже не в том, что он не хотел возвращаться в лес. Он просто был аномально упрямым лосем. Клянусь тебе, сколько живу, не встречал даже близко похожего упрямца. Не встречал, пока не познакомился с его бесподобием блаженным Эрнестом. Этот упрям как два лося сразу. Знаешь, почему? Потому что наша человеческая логика ему как палкой по заднице. Попробуй оглоблей объяснить откормленному лосю, почему ему не место у сытной кормушки.
– Сейчас отдохну и попробую, – решила графиня. – Сегодня я его доконаю.
– Или он тебя. Ставлю на его бесподобие…
– А ты-то что предлагаешь?
– Прекратить бесполезный треп и начать действовать.
– Как?
– Примерно так, как тебя вышвырнули из форта в мамочкины объятия. «Белый огонь» можно получить из оружейного кристалла. Немного терпения, и грек вознесется, как лебедь.
– Вот, – Мира вынула ствол и продемонстрировала товарищу. – Белый огонь в чистом виде. Ничто кроме Ангельских Стрел эффекта не гарантирует. Тем более что Стрелы когда-то принадлежали ему. Они пришли ко мне потому, что никто другой не переубедит упрямого лося.
– Но ты же не собираешься отдать ему палку?
– Не отдать, а вернуть.
– Спятила! – воскликнул Оскар. – Даже не думай! Я тебе запрещаю! Выброси из головы! Все! Разговор окончен.
– Оська, – улыбнулась графиня, – ты обознался. Разве я похожа на Юльку? Я, в отличие от твоей пассии, уже сдала свой экзамен.
– Не делай этого! Можно найти вариант. Можно попробовать вызвать поле без помощи Стрел. Нет, Мирка, такое решение надо сто раз обдумать. Последнее дело отдавать ствол всякому проходимцу.
– Мне он уже ни к чему. Теперь здесь ангельские кристаллы.
– Младший Кушнир посодействовал? Не важно. Поменяем камушки еще раз. Сам поменяю.
– Не на что менять. Один из камней дяде Давиду пришлось разрезать, и теперь, чтобы купить самородок нужного качества, пришлось распилить для огранки обе мои «батареи». Оскар, я не могу больше одалживаться у Жоржа, зная, что никогда не верну.
– Почему ты не обратилась ко мне?
– Разберись сначала со своими долгами!
– Мои долги – мои проблемы! Не твои, а мои!
– А моя проблема – твой скандальный характер! Не загрызся бы ты с Копинским, были бы и деньги и оборудование.
– И все равно не надо отдавать ствол. Сделали раз – сделаем еще. Прежде чем делать глупости, надо все хорошо обдумать.
– Мне надоело таскать за собой дубину, – призналась графиня. – Ствол манипулирует мной, а не я им, делает из меня персонаж дешевого чтива. Близок день, когда я избавлюсь от него сама. Пусть хоть Эрнесту поможет. Да и мне спокойнее. Неизвестно, как примут гуляку. Когда мамочка встречала меня из форта, я возблагодарила Автора за то, что швырнул мне вдогонку это.
– Можно поискать частоту без Стрел. Вернемся в Россию, попробуем с Учителем что-нибудь сделать. В крайнем случае, дотащим грека твоего до Москвы.
– Дотащить не проблема, – согласилась графиня. – По крайней мере, он весит меньше, чем лось.
– Мирка, ты сделала глупость. Может, самую большую ошибку в жизни.
– Выбора не было. Ты прав, во Флориде Эрнесту делать нечего. Мне тоже не нравится настроение Макса. Сможешь перекинуть его отсюда на какой-нибудь портал в Подмосковье?
– Сейчас? – удивился Оскар. – Я не волшебник! И не в сговоре с «автором». Знаешь, сколько я пыхтел, чтобы открыть Летающий город?
– И я о том же! Тебе бы сюда приборы.
– Лаборатории больше нет. Только Греаль прикрывал нас с греком, когда мы прорывались через копинский дольмен. По этой причине я не мог его сразу забрать с собой.
– Хочешь, я привезу?
– Хочу, чтобы ты отправила его в Подмосковье. Книга Эккура и все мои наработки последних лет записаны на кристалле Мозга. Кроме Учителя никто не снимет информацию. Хочу, чтобы делом занялась ты, а не Юлька. Ни слова не говори разгильдяйке. Люди Копинского ходят за ней по пятам, а эта кукла корчит из себя самку супермена.
– Давай я сначала поговорю с Максом?
– О чем?
– Попробую убедить его оставить тебя в покое.
– Ты, смотрю, сегодня убеждать мастерица! – заметил Оскар. – Причем здесь я, если ему давно нужен грек? В чем ты его убедишь? Он оставит меня в покое, как только получит свое. Лучше убеди грека… Объясни, как взяться за ствол, чтобы замкнуло поле, и пусть держит, пока над ним не засветится нимб. Думаю, засветится, если Арик не надурил в расчетах. А если надурил…– Оскар задумался. – Тогда очевидцев неслабо шибанет о стену. Лучше дай ему Стрелу и уйди.
– Но Эрнест не собирается возвращаться. Я старалась ему объяснить, что миссия Ангела на земле закончилась, но у него свое мнение.
– Теперь Копинский будет стараться. Твой Ангел пришел сюда спасать заблудших? Будут спасать на пару. Стоит им встретиться – дело кончится страстным взаимным обожанием.
– Что Макс сделал с твоей лабораторией?
– Ничего. Я сам уничтожил информацию, – признался Оскар. – Оставил пустое железо, купленное на его деньги, чтобы подавился.
– А что за мировоззренческие нестыковки между вами?
– Никаких! Просто я не дрессированный пудель, чтобы плясать канкан перед его мафией. Они считают, что могут купить за бабло все на свете. Уверены, что человечество будет принадлежать им, но я не умею быть собственностью, и продаваться не собираюсь. Лучше сдохну здесь вместе с греком, но и его не продам!
– Думаешь, Копинский собирается править миром?
– Сам Копинский для этого слишком глуп, но его сын, ожидаемый с нетерпением… Короче, им позарез нужен ключ, чтобы человек, который когда-нибудь будет править, рос в дольмене и обращался с хроналом, как с кофеваркой. Посуди сама: этим миром удобнее всего управлять владельцу дольмена. Нормальный человек там в два счета с ума сойдет.
– Железно, – согласилась графиня.
– Копинский эту роль однозначно не тянет. Он, конечно, глуп, но не настолько, чтобы не понимать. Он желает быть серым кардиналом при наследнике, а я ему кайф обломал. Даже для роли советника он слишком большая сволочь. Максимум, на что способен Копинский в правительстве нового мира – это должность черного оппонента. И то при условии доверия со стороны диктатора. Кто ему будет доверять больше, чем сын?
– Никто.
– Ни один человек в здравом уме не будет доверять Копинскому, если не будет ему жизнью обязан. К тому же, Копинский малообразован и ограничен в фантазиях. Да ему мозгов не хватит, чтобы удержать власть, а сыну он может дать все и даже вывести в свет. Все, что ему недодал злосчастный папаша.
– Что за папаша?
– Тот еще жук. Бежал из Европы, когда его искала полиция четырех государств. И денег сундук с собой прихватил. Здесь… то есть, во Флориде, торговал недвижимостью, пока не прикупил вандер-хаус. История была темная. Макс ее никому не рассказывает. Он родился, когда папаше было хорошо за девяносто. Точнее, принесла его в подоле портовая шлюха и записку оставила, что, дескать, будь хорошим отцом, а мне некогда. Папаша под конец разорился. Остались от старичка только дом, сын и длинное завещание: не спать со шлюхами, не торговать домами, а дом передать по наследству сыну, рожденному в браке с достойной дамой и... на сто томов описание, какими достоинствами дама должна обладать. Знаешь… я бы сам на такой женился.
– Оскар, у него акцент, как у Жоржа. Это не польский акцент. Откуда?
– От няньки. Тоже темная кобыла. Пока я не наставил замков на его порты, дольмен кишел сбродом. Каких только акцентов там не было. Дурачок-Копинский решил, что живет на финансовом перекрестке Вселенной. Вышел однажды за комиксами, увидел, что журнал датирован неделей вперед, проанализировал ситуацию и давай набивать кошелек.
– Теперь он достаточно богат, чтобы растить диктатора?
– Именно сейчас ему позарез нужен сын. Видно куда-то не вписывается по срокам. Видно скоро звезды на небе встанут не так. А главное: он ищет умную бабу. Какая попало его не устроит. Нужны элитные гены. Половиной из них он, как ему кажется, обладает.
– Другая половина проходит кастинг?
– Точно! Ищет даже в сети: «одинокую, образованную, интеллигентную даму детородного возраста из хорошей семьи». Прочувствовала? Уже сейчас сто с лишним абонентов по переписке. Только ни одна из породистых куриц не понимает, зачем нужна голодному лису. Все распускают перья и звонко кудахчут. Интересно, как он думает от нее избавляться потом?
– Сначала ему придется избавиться от тебя. Надо перетащить вас с Эрнестом в Россию и спрятать до той поры, пока ты научишься открывать нормальные частоты с бесхозных дольменов. Надо перебраться в Россию. Это даст время. В России можно спрятать кого угодно. По крайней мере, там мы дома.
– Не говори, – согласился Оскар. – Как мне надоела эта Америка вместе с копинской хибарой!
– Давай, я отвлеку Макса, а вы… грузитесь на «Гибралтар» и полный вперед на Бермуды. Там порталов больше, чем форточек в небоскребе. Если вы с Эрнестом исчезнете, ситуация лишится накала, уже будет проще.
– Нет больше «Гибралтара», – признался Оскар.
– Как, то есть, нет? Перестань валять дурака, рассказывай, куда дел лодку, злодей!
– Я послал Густава подыскать «Гибралтару» замену и денег дал!
– Зачем? Густав в жизни никому не платил. Он родился вором и сдох на острове за свое ремесло.
– Я не знал.
– Его закинули на остров до строительства маяка, потому что на голых камнях украсть нечего. Много ты ему дал? Надо же додуматься, дать Густаву денег!
– Если твой слуга – вор, это не значит, что я из его бригады.
– Что случилось с моим «Гибралтаром»?
– Разлетелся вдребезги. Восстановлению не подлежит.
– Кому за это башку оторвать?
– Мне. Сам, своими руками, плеснул в бензобак микстуру. Но я же не отказываюсь возмещать ущерб.
– Какую микстуру?
– Жидкое «мумие», что Густав хранил в новой белой канистре.
– Черная, вязкая, вонючая… на масло похожая?
– Ну да, – догадался молодой человек, – я так и понял, что это твое...
– И что?
– В щепки. Можешь не париться по своему «Гибралтару». Копинский боялся, что я сбегу от него на Бермуды, а я, как дурак, пустил его на борт и следовал его подлым советам. Нет! Этот гад не будет управлять новым миром, и наследник не будет!
– Все равно мне придется с ним говорить. Чем раньше, тем лучше. Что если он явится сюда с отрядом головорезов? Бежать к реке? В лесу прятаться или в рыбацком поселке?
– Здесь – самое безопасное место. Пусть явится. Не завидую тому, кто сунется сюда, не зная города. Поэтому… вот что я думаю, Мирка: или отправляй своего красавца на небо здесь и сейчас, или посылай прибор Учителю и объясняй задачу – кинуть сюда мост через любой российский портал.
– Рассказывай, где спрятал Греаль.
– В надежном месте. Юлька думает, что он у меня, и пусть думает. Ей – ни слова. Копинский пусть думает то же самое. А тебе… надо вернуться в Майами и весело жить, пока не вернется Густав.
– Что надо делать?
– Катайся на серфе, валяйся на пляже, можешь сделать себе татуировку на попе…
– Оскар!
– Как только вернется Густав, покажешь ему тайник. Обещай, что сама не возьмешь чашу в руки.
– Каким образом переправить прибор через океан, если ты взорвал лодку?
– Густав справится. Сама не предпринимай ничего.
– Объясняй, где тайник.
– Там, где мы в первый раз потеряли грека. Только не произноси вслух название места. Никогда не произноси. Даже не думай об этом. Прибор стоит на полке в сувенирном отделе. Посадишь Густава за руль, будешь пальцем указывать на дорогу, и никаких разговоров о цели поездки.
– Поняла.
– Если поняла – идем, провожу до Майами. Встретишь Макса – скажешь, что меня не нашла.
– А Эрнест?
– И этот прогуляется. Посмотришь, как он ведет себя у дольмена. Ваше бесподобие!!! – крикнул Оскар в пустоту тоннеля. – На выход!
Эрнест не упрямился и лишних вопросов не задавал. Ни слова не возразив, он поднялся к дверям и смиренно ждал, пока откроются все замки. Не поднимая глаз, проследовал мимо людей, разграбивших корзинку с едой, мимо представителя украинской торговой фирмы с крошками печенья на небритой физиономии. Эрнест поднялся на этаж и погрузился во флакер, припаркованый на мусорной куче.
– Глаз с него не спускай, – предупредил Оскар, кинул на сидение ружье и достал из багажника цепь с замком. – Пойду, привяжу Некрасова, – сказал он. – Руль не трогай. На шорохи стреляй без предупреждения.
– Эрнест, – обратилась к Ангелу Мира, когда Оскар пропал из виду, – если ты считаешь себя человеком, должен понимать: люди не всегда ведут себя так, как им хочется. Точнее сказать, никогда не ведут себя так. Слово «надо» стоит для них выше слова «хочу». Прежде чем принять решение, люди думают о тех, кто им дорог, и благополучием ближнего своего дорожат больше, чем собственными видениями.
– И я всегда говорил, – согласился с графиней Ангел, – человек достоин большего, чем имеет.
– Опять ты меня не понял…
– Достоин, но не получит, ибо не станет просить. Все, что положено человеку разумному, он способен взять своими руками.
– Погоди, – графиня взяла ружье и вылезла из машины.
Ей послышался шорох среди мусорных куч. Она пошла на звук, освещая местность фонариком. Полезла напролом, поднимая пыль. Графиня была вооружена и чувствовала себя готовой ко всему, но существо, обнаруженное ею, совсем не проявило агрессии. Услышав шаги, оно застыло на месте и стало торопливо втягивать воздух в большую ноздрю. К слову сказать, кроме ноздри на лысой голове существа не было ничего. Морщинистый комок розовой кожи торчал из норы. Когда появилось туловище, графиня опустила оружие. Уродец передвигался с трудом на отростках недоразвитых конечностей, на которых не было пальцев. Он приблизился к ногам графини и обнюхал подошвы.
– Иди сюда, Эрнест! – позвала Мирослава, не отрывая глаз от чудовища. – Иди, посмотри, во что превратилось обожаемое тобой человечество. – Эрнест… – графиня обернулась, но не увидела Ангела. Уродец вывалил из ноздри язык и стал лизать обувь. – Эй… – она отступила на шаг, но чудовище последовало за ней. – Кыш! – сказала графиня лизуну и решила вернуться, но на сморщенной слепой голове разверзлась самая толстая складка. Огромная пасть прыгнула на нее и вцепилась парой сотен зубов, острых как гвозди. Мира едва успела отдернуть ногу. Зубы царапнули голень и увязли в штанине. Это была не челюсть человека разумного. Это было совершенное орудие, которым можно отесывать камни и валить деревья. Это был инструмент, с помощью которого можно было влезть на вершину горы и прошагать пешком вокруг света. Обладатель такого мощного приспособления вполне мог обойтись без рук и без глаз, потому что способен был прожевать и проглотить что угодно. Мира хотела оторвать чудовище от штанины, но оно было крепко сложено и, казалось, весило тонну, несмотря на скромные габариты. Оно ни на секунду не ослабило хватку. Свалившись с ног, графиня огрела нападавшего по голове ружьем, но даже это не смутило охотника. Его голова была крепче гранита, словно под кожей находилась не кость, а железная каска. Мира пнула его, но едва не сломала ногу.
– Оскар!!! – закричала она и почувствовала, как земля зашевелилась, словно из соседних нор полезли на крик любители мяса. Мира хотела выстрелить, но от удара сбилась линза. – Оскар!!!
После пинка в живот уродец отлетел и унес в зубах откушенный лоскут.
– Поранилась? – спросил Оскар, освещая поцарапанную ногу графини.
– Эрнест пропал! Оскар, я его прохлопала!
– Некогда. Быстро в машину.
– Надо его найти.
– Некогда! – повторил он, поправляя на ходу прицел. – Смываемся, пока нас не загрызли обоих.
Графиня прыгнула во флакер и замолчала. Машина понеслась над свалкой, погруженной в темноту. Нырнула в тоннель и стала набирать скорость. Оскар успокоился, когда убедился, что нога графини цела, а ружье исправно.
– Ну? – спросил он.
– Ну… – согласилась графиня. – Самка я усатая, но за Ангелом надо вернуться. Если ты сможешь привязать его рядом с Некрасовым…
На развилке флакер встал, наткнувшись на толпу дикарей, получил по куполу комом горящей смолы. Громадный мужчина, измазанный сажей, подошел к машине и стукнул кулаком по резиновой юбке.
– Не дергайся, – сказал Оскар. Он запустил движок на малые обороты. Машина пошла вперед, распихивая толпу. Факел смоленого кома знаменем взвился над ними. – Если горит огонь, значит верхние шлюзы открыты, – рассудил Оскар. – Если шлюзы открыты, значит, кочевники идут вниз. Если кочевники идут вниз, значит, просто похолодало.
– Как просто, – согласилась графиня.
– Когда аборигены прутся с места на место, они не нападают. Мешки с барахлом несут, самки усатые при них. Зачем рисковать?
– Резонно.
– Твоего бы «автора» сюда на денек.
– А зачем здесь мой Автор?
– Хочу снять шляпу перед тем, кто изобрел этот гадючий хламовник. Здесь и сейчас – самое безопасное место Вселенной. Ни одна живая душа на него не позарится. Если удастся перебросить прибор в Москву, мы с Учителем найдем способ соединить дольмен промзоны с этим местечком. Думаю развернуть здесь серьезную лабораторию и довести до ума Греаль.
– Здесь не работают кристаллы, – напомнила Мира.
– Почему же? Работают.
– Почему они не работали раньше?
– Догадайся. Ответ простой. Все гениальное до обидного просто. Учишься, решаешь головоломки, ночами не спишь, а оно на логике первоклассника. Юлька догадалась. Растолковала мне все, словно дебилу, а комплименты расценила, как издевательство.
Флакер преодолел толпу, домчался до дольмена, и опять наткнулся на человека.
– Кто там? – удивился Оскар. – Аборигены здесь не кочуют.
Испуганный дикарь стоял, прижимаясь к колонне. Нечеткий силуэт на сером фоне. В руках дикаря моталась бумажка. Он был обескуражен необычной машиной, но осмелел, как только опустился купол.
– Вот вы где, – сказал он с характерным южным акцентом и шагнул к свету, протягивая кусок билета с подписью Зубова. – Теперь вы заплатите мне за все!
– Борька! – воскликнула Мира. – Как ты меня напугал!
– Где мои деньги, мадмуазель? – поинтересовался Борис. – Машину забрали, за работу не заплатили. Кто мне заплатит?
– Ну, все…– решил Оскар. – Приплыли.
– Перестань. Я разберусь с ним за две минуты.
– Знаешь, почему Борька здесь? Потому что впереди переменное дехрональное поле. А знаешь, почему оно переменное? Потому что Копинский заблокировал выход.
– Нет!
– Если не Копинский, то кто? Я предупреждал, рано или поздно, нас вычислят.
– Да, ладно! Борька всю жизнь меня достает.
– Он достает тебя там, где есть дехрональные интервенции на частотах, которые имеют прямое отношение к нам, – объяснил Оскар. – К нашему сюжету, если так понятнее. Он тебя достает, потому что ты всю жизнь ходишь по краю дехрона. Это, – сказал Оскар, указывая пальцем на Бориса, – не прописанный толком персонаж, которого твой распрекрасный «автор» не смог применить в дело, а вычеркнуть пожалел.
– Думаешь, Макс?..
– Хотел бы я ошибиться. Юлька опять записала код на коленке? Конечно! Я же ей запретил! Ну, коза! Вернусь – убью! Конечно, Копинский сунул камеры во все сортиры колледжа! Конечно, однажды этим должно было кончиться!
– Эй! – напомнил о себе Борис. – Французы! Мне негде обналичить ваш чек. Его не принимают банки. Давайте налом.
– Сейчас я ему обналичу… – предупредила графиня и закатала надкушенную штанину. – Сейчас, я обналичу ему так, что он перестанет узнавать цифры.
– Погоди!
– Ничего с ним не станет. Дойдет до границы поля и растворится.
– Нельзя его отпускать. Глаз Греаля у Юльки! А у нас только этот… Другого индикатора нет. Я не вижу переменные поля, зато хорошо вижу Борьку. Вот, что мы сделаем: пока я не разберусь с дольменом, ты возьмешь ружье, и будешь караулить грека. – Оскар огляделся на площади, достал из кармана мел и нарисовал на полу греограф. – Смотри, где он!
Графиня вытянула шею, чтобы разглядеть узор.
– Вон сидит, – Борис указал пальцем в угол. – Так что? Кто из вас мне заплатит?
Мертвый Ангел сидел в углу. Начерченный мелом греограф, указывал на него острием, похожим на стрелку, но Оскар не дал рассмотреть рисунок. Быстро затер его подошвой ботинка.
– Ждите здесь оба, – сказал он.
– А я? – поинтересовался Борис. – Господа французы, в чем дело? Понимаю, что у вас неприятности. Но у вас всегда неприятности, а я не могу вернуться домой без денег.
– Иди за мной, – приказал Оскар, – и веди себя тихо! Иначе вернешься домой без башки.
Прежде чем принять приглашение, Борис поглядел на графиню.
– Иди, родной, – согласилась она, – Оскар не француз, он заплатит. Хоть поучаствуешь в сюжете романа.
– Только учти, – обернулся Оскар, – я за твоим «автором» безработных персонажей пристраивать не обязан. Пусть думает о вознаграждении.
Тишина вернулась на площадь, и графиня почувствовала себя одинокой. Мертвый Ангел не дышал, не шевелился, словно под одеждой не было никого. Тело исчезло, не изменив очертаний тряпья, а душа последовала за ним. Мира долго ждала, прежде чем начать разговор. Ощущение одиночества не отпускало ее, словно перед ней была пустая стена. Она тронула Ангела за плечо, чтобы убедиться: ей не почудилось, он действительно вернулся на зов, чтобы продолжить обучать человека азам альтруизма. Науке, которой никто никогда не учил гражданочку Виноградову, потому что не нашлось среди педагогов специалиста этой редкой и удивительно сложной профессии.
– Страшно? – спросила графиня. – Не бойся. Когда возвращаешься домой из загула, самое сложное осознать, что ты дома, а не в гостях у родителей. Я тебе дам предмет, с которым нестрашно показаться мамочке. У Ангелов есть мамы?
Эрнест поднял голову, чтобы взглянуть на Стрелу.
– Брось это там, где нашла.
– Вообще-то мне ее подарили.
– Верни. Никакое оружие не спасет человека от себя самого, а иной беды ему не грозит.
– Значит, Стрелы твои, – пришла к выводу Мира. – Еще бы! Только сумасшедший Ангел может отказаться от Стрел. Возьми, дома рассудок к тебе вернется.
– Невозможно понять человека рассудком. Здесь, среди людей, я могу каждый миг прикасаться к загадке и надеяться ее разгадать. Если ты прогонишь меня – жизнь потеряет смысл.
– Один потеряешь – другой найдешь. В твоей жизни появится новый смысл. Никто, кроме тебя, не защитит нас от ужасных загадок, к которым мы прикасаемся. Видишь, – графиня указала на царапины, – одна из них чуть не откусила мне ногу. Где ты был? Где прятался, когда должен был меня защищать? Ангел, который собирался похлопотать обо всем человечестве…
– Человек, который пришел ко мне, тоже просил о защите, но я не слышал его, потому что был глух. Теперь я не должен слышать тебя, человека-воина, бросившего вызов судьбе. Мое жалкое покровительство станет тебе обузой.
– Кто к тебе приходил?
– Человек, который нашел объяснение чуду, потому что не смог поверить в него. Потому что понял: все пути земные, ведущие к истине, кончаются заблуждением. Предчувствие войны заставило его пойти другою дорогой, а я не увидел дороги там, где шел человек, потому что был слеп. Люди, которые пришли ко мне, знали: познавшему себя, покорится мир. Тогда я не знал человека, а когда узнал, было поздно.
– Кто приходил? Экспедиция Лепешевского? – догадалась графиня. – Кого ты имеешь в виду?
– Ко мне пришли мудрые люди, которые видели будущее.
– Что хотели?
– Двигаться дальше. Три поколения ученых людей должны были выжить в мире, полном вражды. Выжить, чтобы защитить человеческий род перед концом света. Три поколения надежды. Три поколения последних, отчаянных смельчаков, потому что четвертое может оказаться последним.
– Кто с тобой говорил? Лепешевский? Илья Ильич?
– Его сын должен был появиться на свет, чтобы понять, где истина, где заблуждение, – объяснил Ангел графине. – Внук – исправить ошибки наук, и разгадать природу вещей, непонятную даже Создателю. Правнук – был призван открыть глаза человечества в новый мир. Только очень мудрые люди могли понять, что без покровительства этот путь преодолеть нельзя. Только очень смелые могли придти сюда, чтобы говорить с Ангелом.
– Они просили оружие?
– Оружие Ангелов не может принадлежать человеку. Лишь самый храбрый и самый великодушный воин из рода людского сможет взять его в руки. Я сказал им, что воин еще не родился, а Ангел может быть только посредником между землею и небом. Если он примкнет к одной из сторон, кто же будет молить победителя о пощаде поверженным?
– Они искали чашу Греаля?
– Чаша не может принадлежать никому, кроме мастера. Человек, в руках которого она оживет, не отдаст ее никому. Я сказал, но представить не мог, что человеку дано великое чудо, с которым не сравнятся ангельские дары. Если мы пришли в мир ради истины, почему же прячем ее друг от друга и охраняем священные тайники? Разве свет померкнет, когда слепой узнает, что в мире есть Солнце?
– Илья Ильич был историком. Он не разгадывал природу вещей и сыну завещал: не совать нос в запретные темы. Что за заблуждения наук?
– Человека, который говорил со мной, похитили, и я не успел его расспросить.
– Значит, это был Сотник, – осенило графиню. – Человека, который говорил с тобой, украли, пока ты читал ему проповедь?
– У человечества, – уточнил Мертвый Ангел, – украли надежду на спасение в войне, которая станет последней страницей нашей великой книги.
– Конечно, это был Сотник! Ильич старший никогда бы себе не позволил… Как же ты допустил?
– Оружие Ангела не может выстрелить в человека.
– Сотника похитили люди? Какие? Низкорослые, глазастые существа, за которыми ты полез в портал у военной базы?
– Почему они это сделали, Мирослава? Откуда они пришли? Кто они?
– Ты спрашиваешь об этом меня? Кто должен знать, что за сброд шатается по дольмену в твое отсутствие?
– Вопрос останется без ответа, потому что великая книга, о которой рассказала мне ты… Книга, написанная про наши жизни, задумана не о нас.
– О чем же? О неудавшемся сговоре Ангела с человеком?
– О судьбе династии, которую я не смог сохранить на Земле. Человек пришел ко мне ради сына, который лишился судьбы раньше, чем появился на свет. Первые, самые важные главы, оказались вырваны из романа, и его потомки, вместо истин, постигали превратности заблуждений.
– Ты решил дописать недостающие главы? Бросил дольмен на попечение Бессонова и ушел мастерить Греаль?
– Мне следовало понять, почему безоружный человек оказался сильнее меня? Как можно защитить людей от самих себя, если только не встать между ними и не получить стрелу в сердце? С кем вы собираетесь воевать? – спросил я людей. – Ради чего? Кто угрожает человеку больше, чем он сам себе угрожает? Кто его ненавидит так люто, как он сам себя ненавидит? Если я перестану быть человеком, я перестану понимать…
– Но если не перестанешь, то спятишь! Ты уже спятил, мой маленький Ангел!
– В чем я ошибся, когда бросил Стрелу и пошел искать города? Откуда мне было знать, что за оружие нужно людям? Что может защитить человека, если его убивает все, что послано во благо? Огонь испепеляет жилье, знания – душу.
– Надо было спросить у мудрых людей! Зачем ты спрашиваешь меня?
– Люди сказали, что жизнь, которая однажды закончится, не стоит дорого, если не ставить перед собой недостижимых целей. Если не воевать с врагом, которого нельзя победить, и не решать задач, которые не имеют решения, она прожита впустую. Жизнь бессмысленна, – сказали мудрые люди, – если ее конец не является началом чего-то более совершенного. Тогда я задумался, и открыл себе истину, постижимую только человеческим разумом, потому что никто кроме людей не обладает сокровищем, ради которого стоит придти в этот мир глухим, беззащитным слепцом. Мне открылась Вселенная, принадлежащая человеку по праву рождения. Вселенная, в которой он творец и творенье, в которой он – благословение самому себе и проклятье; искатель сокровищ и жемчужина, спящая на дне океана; автор и герой своего романа... Я понял, что жизнь человека – бесконечный, удивительный мир, в котором есть место ответам на все вопросы, потому что на все вопросы человек способен ответить сам. Когда я узнал, что людям от рождения дано оружие во сто крат сильнее Ангельских Стрел, я понял: Вселенная слишком велика, чтобы я мог ее защитить. Все остальное потерять не жалко. Пришло мое время явиться к людям, чтобы просить покровительства и защиты.
– Ты заблудился в этой Вселенной, Ангел. Чтобы жить в человеческом мире и чувствовать себя человеком, надо привыкать с первых дней. Надо улыбнуться раньше, чем открыл глаза; надо полюбить ближнего прежде, чем узнал, какая он сволочь. Надо чуять опасность быстрее, чем понимать ее. С первого вдоха надо знать, как жить в этом мире. И то не всегда получается. А что сделал ты? Ты пришел мудрым старцем, и стал безмозглым мальчишкой!
– Не гони меня, Мирослава.
– Эрнест! Тот, кто пришел в твою пещеру, искал информацию, которой не должен обладать человек. Сотник был похищен, потому что много хотел. Думаешь, он не понимал риск, когда шел сюда? Никакую истину здесь не искали. Ни к какой войне не готовились. Экспедицией, которая морочила тебе голову, руководил алчный интерес: слава, сенсация, куча денег! И Сотник был тем еще карьеристом. Если бы он загадочно не исчез в пещере, его бы вышвырнули из университета, как профана и авантюриста. Сотнику нечего было терять. Он поплатился за то, что хотел прибрать к рукам академию тогдашних наук, которая обещала ему респект и богатство. За меньшее он не встал бы с дивана. Конечно, я не имела дел с господином Сотником лично, но некоторые свойства характера этого хитреца передались по наследству, и хорошо мне знакомы. Возьми свою Стрелу, Ангел! Возьми, от греха, и ни о чем не печалься. Вселенная, могучая и прекрасная, которую ты в себя затолкал, не принадлежит никому. Каждый, кто возьмется ее присвоить, получит койку в наркологическом диспансере. Я попробовала. Больше не хочу и никому не советую. Возьми Стрелу…
– Брось ее там, где нашла, – повторил Эрнест. – Верни тому, от кого получила в подарок, сделай то, что не удалось сделать мне. И тогда я уйду навсегда.
– Уйдешь? – не поверила Мира. – Куда?
– Уйду, куда скажешь. Только пообещай…
– Вторая попытка сговора между Ангелом и человеком, только роль просителя не тому досталась.
– Я прошу… – согласился Ангел. – Исполни мою миссию на земле.
– Говори, что делать?
– Защити их вместо меня, пока не вышли все сроки.
– Кого?
– Род искателей истины, который я лишил судьбы и опоры. Кроме тебя им некого просить о защите.
– Я знаю только сына, но этот тип способен сам за себя постоять.
– Ты знаешь всех.
– Нет, у сына Сотника, хвала Создателю, нет потомков.
– Они есть, ты знаешь их, и только ты защитишь их в человеческом мире, потому что человек человеку доверяет больше, чем Ангелу, не смеющему ступить за порог своих предрассудков. Никто, кроме тебя… ибо только человек достоин чести сражаться за справедливость.
– Ах ты, черт! – осенило графиню. – Не может быть! Как я не подумала?! Погоди… – она поднялась с пола, – посиди минутку, никуда не девайся. Мне надо посоветоваться. – Мира направилась к круглому лазу в стене дольмена и обернулась, прежде чем оставить Ангела одного. – Сиди здесь, не двигайся, – приказала она. – Я скоро.
Вместо «флоридского» столба цвета бурого мрамора, графиня наткнулась на железную дверь и слегка оробела. У двери стоял такой же робкий Борис с билетом в руке, и понятия не имел, куда отправился злобный омин, с какими целями, и как скоро вернется. Мира задумалась. Вопросы кишели в ее голове, один глупее другого.
– М…да! – сказала она Борису. – Как тебе нравится? Поработать личным телохранителем на три поколения да еще без ствола. Неслабая работенка, особенно, если знать, чем занимаются эти люди!
– Без предоплаты не соглашайся, – посоветовал странник. – Обманут.
– А если я полжизни уже отработала?
– Требуй деньги. В полицию на них заяви.
– Нет, для начала я хочу знать, на что подписалась. На что меня подписал наш писака, не предупредив об ответственности?
– Правильно! Вот я однажды пошел на аферу, и где я теперь?
– Не говори! Я еще не пошла, а уже… там же.
Лязгнула дверь, и собеседники приумолкли. Порядком продрогший Оскар сошел с порога навстречу графине, закрыл переходную камеру, и вопросы, что роились в голове графини, уступили место пустоте, чреватой взрывом новой Вселенной.
– Навестил наших старых друзей, – ответил Оскар, не дожидаясь вопроса. – Нашел интересный объект: вентиляционные шахты подземного города, закрытые голограммой сплошного песка. Ну и мощная там структура, я тебе скажу.
– Нам надо поговорить на деликатную тему. Идем.
– Послушай, подруга, я работаю! Отсюда самолеты в Майами не летают. Надо как-то ломать дольмен. Где я просил тебя подождать?
– Пять минут!
– Не могу. Процесс пошел. Я плюнул жвачкой в шахту, поэтому не имею лишней минуты.
– Зачем? – удивилась графиня. – Глазастым это понравится.
– Надеюсь, что не понравится.
– Они же придут за тобой.
– Надеюсь, придут. А их появление собьет частоту, если я что-нибудь понимаю в квантовой физике. Пожалуйста, выйди. А Борька пусть постоит. Ему терять нечего, – он обернулся к стене, у которой минуту назад стоял бледный Борис, и ужаснулся. Слупицкий странник на его глазах превращался в светлое облако.
Оскар кинулся к графине, но было поздно. Он успел лишь подтолкнуть ее к лазу в стене, когда ноги перестали повиноваться. Время замедлило ход и превратило воздух в вязкую карамель. Падая на пол, Оскар успел осознать ошибку: не стоило так подробно и тщательно рассматривать трубы. Плюнув в отдушину, следовало сразу уносить ноги. Он недооценил реакцию головастиков и не принял в расчет графиню, которая лезет на каждый шорох, и каждый раз уверена в своей правоте. Пока Оскар падал, он вспомнил, что не учел еще один фактор: оружие Ангелов больше не принадлежит человеку.
Трое глазастых вышли из тумана раньше, чем человеческие тела успели распластаться по полу. Их серые фигуры налились светом. Существа приблизились к людям и застыли в раздумьях. Оскар продолжил работу над ошибками, а графиня задумалась над словами Эрнеста: Вселенная, которая существовала внутри нее, обладала достаточной мощью, чтобы смести с лица земли головастиков, и навсегда повесить замок на железную дверь. Вселенная внутри нее обладала колоссальной силой, достаточной, чтобы уничтожить планету бурого песка, потому что планета принадлежала той же Вселенной. «Конечно…Причем здесь Зубов!? – решила графиня. – Много чести для легкомысленного мосье. Конечно… Какая я дура!» – подумала она, и решила сама задать вопрос: куда пришельцы девали основателя рода? За что обрекли династию постигать заблуждения, и когда прекратятся бессовестные интервенции на ее родную планету?
Мира не успела поднять головы, как пришельцы вздрогнули. Их непомерно большие глаза раздулись до фантастических размеров, их маленькие рты приоткрылись от ужаса. Звук, похожий на хриплый визг, разрезал вязкую атмосферу. Пришельцы подпрыгнули на тонких ножках, замахали ручонками, их лысые макушки сморщились, подбородки отвисли, плечи сжались. С шипящим визгом они унеслись в туман, и свет погас за ними раньше, чем тело графини отошло от паралича. Эрнест стоял посреди коридора и провожал пришельцев взглядом, полным охотничьего азарта.
– Стой!!! – воскликнула Мира, но было поздно. Мертвый Ангел погнался за беглецами и, когда рассеялся туман, железная дверь вернулась на место. Мира кинулась к двери, но Оскар перехватил ее на бегу.
– Побегает и вернется. Сядь, – сказал он и кивнул на Бориса. – Если «гроза французов» на месте, значит, со стороны Флориды опять блок.
Графиня опустилась на пол. Оскар устроился рядом с ней. Напуганный Борис отошел и издалека демонстрировал графине необналиченный «чек». Он опасался физика и надеялся, что тот тоже уберется в портал.
– Вернется твой грек, – повторил Оскар. – Побегает и вернется.
– Оська, мне надо знать: Валерьяныч не может быть потомком Сотника?
– Понятия не имею! – ответил молодой человек. – Мы с Учителем такие темы не обсуждали.
– Ильич говорил, что Сотник с Сарой хотели жениться.
– Говорил.
– Что еще ты знаешь об их намерениях? Ильич считает, что брак не состоялся, потому что у Сотника не могло быть детей, но это бред, и мосье Джи яркое тому доказательство. Ты не находишь, что Жорж с Валерьянычем внешне похожи!
– Не знаю, – пожал плечами Оскар. – Мне бы в голову не пришло.
– Давай-ка, я сама отвезу в Европу Греаль.
– Не вздумай. Макс тебя выследит. Густава – нет.
– Думаешь, мы вылезем отсюда раньше, чем Копинский до нас доберется?
– Не дрейфь, Мирка! Мы с тобой находили выход из ситуаций похуже. Надо успокоиться и подумать, что делать.
– Куда ты на этот раз собираешься плюнуть? Долго мы будем путешествовать по Вселенной и плеваться жвачками?
– Нужно вызвать эффект тумана, который делают головастики. Где твои Стрелы?
Оскар нагрел кристаллы и дождался неонового свечения, за которым не последовало никакого эффекта. Лишь мелкий плазмоид выскочил из ствола, ударился в потолок и лопнул как мыльный пузырь, окропив свидетелей колючими искрами.
– Нужен Греаль, – пришла к выводу Мира. – Все-таки привычка Жоржа носить прибор при себе имеет смысл. Сможешь вызвать эффект тумана Греалем?
Оскар швырнул на пол ствол и задумался.
– Доведу до ума прибор – первым делом надеру твоему «автору» задницу. Насочиняет черт знает что, а ты сиди и расхлебывай!
– Оставь в покое моего Автора!
– Паранаукой он занимается, умник!
– Перестань! Наш Автор – несчастное, обездоленное существо, достойное сострадания. Он, можно сказать, замыслил великий роман, а в итоге приходится описывать наши тупые разборки с Копинским. Знаешь, о чем замышлялся роман?
– О нас с тобой.
– Ничего подобного.
– Этот роман про тебя и меня, графиня.
– Да, на каком-то этапе, – согласилась Мира, – он скатился до похождений двух лузеров, которые не могут справиться с одним дохлым Ангелом!
– Мы можем все. Как только ты согласишься с истинной концепцией романа, «автор» перестанет подкидывать задачи, которые можем решить только мы вдвоем. Разве не видишь? Он делает все, чтобы свести нас, а ты делаешь все, чтобы от меня убежать.
– Сегодня я Эрнеста отправлю, – пообещала графиня.
– Выброси из головы. Он отправится сам, как только ты перестанешь нагнетать проблему. А не отправится, я ему помогу.
– Каким образом?
– Когда я решаю задачу, я не ставлю следствие впереди причины, а ты… наверно прилетела с планеты, где время течет из будущего в прошлое.
– Делай, что хочешь, – согласилась графиня, – только вымани его из-за двери. Позови, как ты сделал это на площади. Может быть, его появление даст туман?
– Чье? Грека? Это что-то новое в исследовании фантомов. Ни черта он не даст. Но если замкнет руками два оружейных кристалла… – Оскар задумался. – Либо вспышка, либо стойкое облако. Эффект должен быть.
– Пусть он сам решится на это.
– Нет, ты не поняла, с кем связалась, – пришел к выводу физик. – Как можно решать проблему, не понимая сути? Смотри… – он нарисовал на стене греограф, похожий на стрелу, повернутую в сторону коридора, и обвел его кругом. Растерянный Эрнест выбежал из-за поворота. Графиня попыталась встать, но ноги не удержали ее.
– Как это? – не поняла она.
– Ну… – обратился Оскар к Эрнесту, – объясни подруге, как тебе удалось переплыть Великую Реку Времени?
– Люди, которые бежали от меня, – ответил Ангел, – спрятались на том берегу.
– А ты куда плавал? – Оскар указал в направлении коридора. – Там поищи, чтоб Мирка не напрягалась. Тебе же все равно, где искать. Главное, найти. Верно? – Эрнест послушно повернул назад и сгинул в «Вавилонском провале». – Поняла, чем фантомы отличаются от разумных существ? – спросил молодой человек, стирая со стены греограф. – Они не парят мозги геометрией. Им что кольцо, что спираль – один хрен.
– Как я устала от жизни, – вздохнула графиня.
– Ты просто не умеешь от нее отдыхать. Надо взять отпуск и сменить обстановку.
– Кто меня пустит? Автор без меня, как без рук. Нет места на свете, где Он оставит меня в покое. Разве что в форте. Там авторствует дичайший маразм, а наш «пара-ученый» маразма не любит. Предпочитает пара-логику. Только рано или поздно, Он и туда доберется. Оська, за дверью же переходная камера, так? Хроно-генератор! Если он скрылся за дверью, то никак не мог появиться с другой стороны. Даже с моими детскими познаниями в физике ясно, что так не бывает.
– Начинаешь соображать… – констатировал Оскар. – А я боялся, что ты в конец отупела. Еще раз показываю, – он нарисовал греограф, похожий на стрелу, повернутый в направлении двери, и Эрнест возник на пороге.
– Где они? – обратился к Оскару Ангел. – Люди с большими глазами, которые только что были здесь?
– Штаны менять побежали. Ждали-ждали тебя, не дождались. Просили привет передать.
– Почему они не хотят говорить со мной?
– Потому что магазин закрывается. С мокрыми штанами о чем говорить? Беги, – физик указал на дыру в стене, за которой стоял вечный мрак городских подземелий, – они заняли тебе очередь.– Оскар подождал, пока Ангел взберется на площадь, и взглянул на графиню. – Ну? Видишь, что за субстанция полощет тебе мозги? Понимаешь, под чье обаяние вы с Юлькой попали? Мертвый Ангел не превращается в человека! Он становится фантомом, у которого в голове ни одной самостоятельной мысли. Нет, он даже не медиум, потому что никому не позволяет пользоваться своей оболочкой. И тебе не позволит. Ты рассчитываешь в чем-то его убедить? Давай. Сейчас он вернется и снова спросит, куда убежали глазастые. Сколько раз повторить эксперимент, чтобы ты поняла?
– Его там побьют.
– Конечно! Потому что… сколько можно с ним нянчиться? Я его терплю только ради тебя! Только из уважения к тебе вожусь с этой сущностью и делаю вид, что так надо.
– Он неспособен самостоятельно мыслить?
– Живые Ангелы паразитируют на общем ментальном поле. Мертвые – на впечатлительных дурах. Высасывают информацию из их голов, обрабатывают и вкладывают обратно. После каждого акта ты пускаешься в бега по Европе, Юлька в слезах валяется на кровати, а я не знаю, что с вами обеими делать. Он паразитирующий фантом!
– Не знаю…
– Почему он никогда не спорит со мной? Почему жить не учит и соглашается со всем, что я говорю? Отвечу: потому что я не мыслю эмоциями и не оставляю пространства для маневров в своей голове. Если я говорю, значит, излагаю факты, и не предлагаю дискуссий. А как вы с Юлькой разговариваете? Показать?.. «Как ты думаешь, дорогой Эрнест, правильно ли я поступила, напившись текилы? Не стоило ли мне вместо этого выпить сок и сесть за уроки?» Ты всасываешь фантом в свое поле, Мира! Опомнись! Конечно, он от тебя не отвяжется. Зачем? Он нашел свое место в процессе энергообмена и прекрасно функционирует. Стоит только позвать, тут же явится. Стоит только спросить совета, тут же научит, как жить.
– История его проклятья тоже высосана из моей головы?
– Почему нет? Я вообще не понимаю, откуда ты его «высосала»? Мальчик подошел к тебе на пляже пофлиртовать, а ты его загрузила сюжетом. Так из нормального человека можно сделать фантом.
– Значит, его нежелание возвращаться – плод моего сомнения?
– Из твоих фантазий можно выкроить отдельный роман. Нет, я от вашего сиятельства просто балдею.
– Я сама от себя балдею. Может, подскажешь, что делать, если такой умный?
– Перестань ставить следствие впереди причины. Он не начнет соображать, пока не вернется.
– Оська, если ты знаешь, как отправить Эрнеста домой, сделай это.
– Договорились, – Оскар пошел рисовать греограф, а Мира задумалась, но ни одной мысли не извлекла из своей головы.
– Сделай так, как считаешь нужным, – добавила она и закрыла глаза.
– Где люди с большими глазами? – услышала она голос Эрнеста, похожий на эхо в пустой голове. – Почему они бегут от меня?
– Сдают норматив, – ответил Ангелу Оскар, и графиня отвернулась, чтобы не подвергнуть себя соблазну увидеть развязку. – Хочешь их достать – стрелять учись.
– Нет, – запротестовал Эрнест. – Я не могу взять в руки оружие!
Оскар взял за ворот упрямого Ангела и прижал его к стенке.
– Сейчас ты возьмешь Стрелу, и мы покончим с одной неудачной сюжетной линией.
– Нет, нет! – испугался Эрнест, но Оскар прижал Ангела к стенке еще сильнее.
– Тебе известно, кто я такой? – скрученный ворот сдавил горло и вместо ответа послышался хрип. Графиня заткнула уши, чтобы не слышать. – Вспомни русских ученых, которых ты нанял разбираться в своей голове! Вспомни молодых парней и девиц, которые пошли за тобой, наплевав на все! Ты выбрал лучших! Вспомнил? Самых талантливых, самых преданных, чтобы все как один принесли себя в жертву горшку, украшенному ангельскими камнями. Помнишь Марину, которая влюблена в тебя до сих пор? Алексеева помнишь? Помнишь или нет? – Оскар встряхнул придушенного Ангела, и тот закивал головой в ответ. – Так вот, я – их сын, поэтому пустая болтовня на меня не действует. У меня врожденный иммунитет к речам, дурманящим сознание! Понял, кто я такой? – Ангел закивал головой чаще. – Успокоился? А теперь скажи, какого черта меня должны волновать твои принципы? Может он взять в руки – не может! В зубы возьмешь или… не при даме будет сказано, куда я вставлю тебе прибор! Какое мне дело, что ты себе обещал и в чем клялся? Какая мне разница, что с тобой станет, если ты похеришь свои уродские принципы?.. – Ангел попытался ослабить хватку, но Оскар сильнее сжал горловину, а Мира плотнее закрыла уши. – Разлетись ты вдребезги, я не заплачу! Понял, благодетель? Заливайся соловьем перед теми, кто купил билет в оперу, а мне плевать, как ты справишься с душевной смутой! Сам сожрешь себя заживо или соплеменники составят тебе компанию – мне параллельно! Сколько еще лет Мирка должна бегать за тобой с уговорами, как за маленьким? Самому не стыдно? – Оскар дождался робкого кивка и сунул ствол в открытые ладони Ангела. – Бери, что дают и проваливай. Бери, ибо больше предлагать не буду!
Вспышка ослепила закрытые глаза графини. Туманное облако повисло под потолком коридора. Огромное, искрящее, похожее на нимб провалившегося в ад исполина. Облако расползалось и таяло, словно медуза, выброшенная волной на песок. Когда оно растворилось, в дольмене не было никого: только столб из бурого мрамора торчал поперек коридора.
– Идем, – сказал Оскар и помог графине подняться, – эффект не продержится долго, а второго «мертвеца» у нас нет. Шевелись, говорю! – он втолкнул графиню в лифт, и дверь закрылась.
Наступила жуткая тишина. Мире показалось, что роман приблизился к эпилогу. Что главные герои, замурованные в мраморе, – красивая метафора и поучительная развязка для будущих персонажей книг. Она согласилась с ужасным концом, потому что заслужила его своим отношением к замыслам Автора. Мира хотела поделиться идеей с Оскаром, но не нашла слов. В горле от волнения пересохло. Дурацкое предчувствие охватило ее за миг до того, как двери лифта раскрылись.
– Ни с места, Шутов! – услышала она и снова ослепла. Свет отражался от параболического зеркала, повернутого к двери кабины. Кроме вогнутой зеркальной поверхности вокруг не было видно ничего. – Ни с места! – повторил голос. – Опусти ружье. – Красный светлячок замер на груди Оскара. – Руки от стен! Предупреждаю: прежде чем дверь закроется, я успею выстрелить. Что сделал с Ангелом, отвечай!
– Отправил на небеса.
– Мирослава?..
– Да, Макс.
– Что за вид? Кто тебя исцарапал?
– Добрые люди, Макс. Оскар говорит правду. Дело сделано.
– Тем хуже для него. Я предупреждал, Шутов, тронешь Ангела – церемониться с тобой перестану.
– Макс, нам надо поговорить, – предложила графиня.
– Тебе лучше уйти, Мирослава.
– Иди, подумай, что можно сделать, – шепнул Мире Оскар и сунул в руки ружье, но красный луч прожег навылет три линзы.
– Иди, Мирослава, – повторил Макс, – прими душ, обработай раны и попробуй что-нибудь предпринять, пока этот умник потянет время. Иди. Ничего интересного здесь не будет.
– Макс!.. – обратилась к невидимому обидчику Мира.
– Никаких разговоров, графиня! В этой игре вы оба поставили себя выше правил.
– Мы можем поменять правила.
– Сейчас? Когда я собираюсь подавать на матч?! Ваше сиятельство шутит!
– Вали отсюда, – зашипел на графиню Оскар и вытолкнул ее из лифта в слепящую пустоту.
У двери Мира обернулась и увидела лицо Копинского, засевшего на диване. Рядом с Копинским стоял ноутбук и рюмочка виски. В пепельнице дымилась сигара. Перед Максом, на треноге был укреплен ствол, который Оскар отдал Юльке. Между линзами бродили красные огоньки. Все было готово к работе, даже очки на лбу, сквозь которые Макс собирался ловить изображение в переменных дехрональных фазах.
Мира вышла на террасу и встала. Головокружение едва не свалило ее с ног. Лестница вниз не имела конца. Пирамида, подпирающая облака, расходилась гранями на все четыре стороны света, и казалась одиноким строением в пустыне, которой не было видно с высоты. Другим объектам на планете просто не было места. Мира не увидела дна пропасти, словно дна ей не было вовсе, просто ступени простирались дальше, чем мог видеть человеческий глаз. В этой части Вселенной не было ничего, никакого подходящего инструмента для того, чтобы восстановить справедливость. Даже камня, чтобы швырнуть в Копинского. Мира не была уверена, что успеет спуститься раньше, чем закончится ее жизнь.
Она сделала шаг, и ступени закачались под ногами. «Юлька, – подумала она. – Нашла, дура, с кого брать пример. Встречу – голову оторву!» – решила графиня, и эта мысль ненадолго вернула ей равновесие. – «Найду, свяжу, в клетку посажу, а ключ от клетки утоплю в океане», – ворчала она, продвигаясь по ступенькам вниз.
На планете больше не было океана. Он отправился в космос, потому что гигантский фундамент пирамиды вытеснил его за пределы земной гравитации. На планете не было иной тверди, кроме каменных ступеней. На планете не было живой души, только темная точка скользила вверх, карабкалась в небеса из другого мира, полагая, что здесь – двери в рай. Мира вгляделась в точку и замерла от волнения: ей навстречу двигался человек. Чем больше сокращалось расстояние между ними, тем четче становилась фигура. Прошло немного времени, и Мира точно определила, что это мужчина. Она рассмотрела его темный плащ и кейс, бликующий металлическими боками. Мужчина шел тяжело и уверенно, словно по служебным делам, и графиня, застывшая на его пути, не вызвала интереса. Мужчина не сбился с шага, не повернул головы, только вытер со лба испарину и продолжил подъем. Графиня растерялась. Ее намерения просить о помощи сменились простым желанием поздороваться. По крайней мере, узнать настроение незнакомца. Мертвецки бледное, каменное лицо отбило у нее желание вступать в контакт. Холод пробежал по спине. Она узнала кейс и догадалась о его содержимом.
Ступени замерли под ногами. Мира перекрестилась, но не вспомнила ни слова молитвы. Она хотела обернуться наверх, но передумала. Сердце стало отсчитывать ударами каждый шаг человека, и вскоре остановилось. Она спиной почувствовала все, что происходит на верху пирамиды. Услышала, как щелкнули замки кейса, зашуршала резьба, патрон зашел в ствол. Глаз Копинского занял место в прицеле. Мира не услышала выстрел. Она почувствовала его спинным нервом…
– Мирка! Жива? Жива… – успокоился Оскар, когда графиня открыла глаза. – Ну, догадалась? Поняла, почему камни Греаля не работали в Летающем городе?
– Чего?..
– Идем к лифту, я тебе покажу?
– Что? Копинского?..
– Теперь поняла?
– Уйди от меня! Видеть не могу ни Копинского, ни тебя!
Оскар поднял графиню и силой повел наверх.
– Ты отправишься в Майами, – сказал он, – а я задержусь, чтобы убрать труп. Вернешься домой, дождешься меня, и будем жить дальше счастливой беззаботной жизнью, о-кей?
– Никогда, никогда… – ворчала графиня, спотыкаясь о каждую ступень. – Никогда мы с тобой не будем жить беззаботно, Оскар! Даже если нам разрешат, у нас все равно ничего не получится.
– Если на чаши весов кинуть горе человеческое и счастье человеческое, как думаешь, которая из чаш улетит в небо, преодолев притяженье Земли? – спросил Валех.
– Зависит от того, в каких жизненных обстоятельствах Человека застал твой вопрос, Ангел. О чем ты хочешь меня спросить? Не попадет ли содержимое чаши в глаз тому, от кого зависит человеческое счастье и горе? Ты хочешь спросить, за что нам лишний грех – фингал под глазом Создателя?
– Я хочу спросить, зачем ты выдумал Бога, всемогущее существо? За что обременил Его ношей отвечать за ваши грехи? За что наделил Его разумом и волей мыслить впереди себя и действовать вопреки себе? За что ругаешь Его глухоту, но обращаешься к Нему с молитвой? За что Ему мстишь, проклиная себя?
– Кого ты спросил, Валех?
– Тебя, Человек, самую могучую из форм разумного бытия. Зачем ты испугался того, что создал?
– Затем, мой Ангел, что однажды Человек закроет глаза в этом мире и откроет в другом, о котором ничего не известно. Человек придумал Бога, потому что боялся открыть глаза в пустоту.
– Каждый раз, когда ты открываешь глаза, Человек, ты видишь придуманный тобою мир, полный счастья и страхов. Ты придумал жизнь и смерть, придумал чертей и придумал Ангелов, летающие тарелки и черные дыры, но не оставил в нем места для пустоты. Ты не придумал, Человек, куда деться из нарисованного тобою мира. Куда ни ткнись, в какую сторону ни глянь – везде ты что-нибудь да придумал. Теперь каждый раз, закрывая глаза, ты видишь собственный сон. Ты, единственное существо на Земле, наделенное властью Творца, не должен ставить над собой никого, но, подчинив себя страху, ты выдумал Бога, значит, поделился Вселенной, данной тебе по праву рождения. Теперь твой мир оказался так мал, что уместился между могилой и колыбелью. Что ты выиграл Человек от того, что выдумал Бога?
– Человек не играл. Он старался спасти из могилы хотя бы душу.
– Разве химеры, рожденные страхом, могут спасти?
– Мы рисковали и ошибались. А что сделал ты, Ангел, чтобы достичь гармонии с самим собой и перестать преследовать Человека вопросами?
– Я? – удивился Валех. – Следовал заповеди рода: смотри на то, что вытворяют люди и делай все по-другому. Я беседую с Человеком и понимаю, как мне жить дальше.
– Ты счастлив, оттого что понимаешь, как жить? Что будет с весами, на чаши которых бросить твое горе и твое счастье, мой Ангел?
– Ангел, который связался с Человеком, не может быть счастлив.
– Зато Человек, который поделил Вселенную с Богом, может.
– А Бог, которого Человек вознес над собой? Счастлив ли Он?
– Не знаю… имею ли я право задавать Ему такие вопросы?
– Когда узнаешь, сообщи мне об этом.
Солнце Флориды клонилось к холмам, когда Мирослава снова вышла на лестницу и вдохнула морского воздуха. Первое, что она решила сделать – отойти подальше от ужасного дома, но кто-то окликнул ее посреди двора. Графиня решила, что ветер донес до ушей чей-то стон, похожий на имя.
– Мира! Я здесь! – кричала Юля в щель гаражных ворот. – Сюда смотрите, сюда… – она просунула в отверстие палец, чтобы графиня не сомневалась. – Как хорошо, что вы вернулись! Пожалуйста, выпустите меня отсюда! У ворот машина. Она открыта, просто нажмите «дорз» и дверь поднимется. Вон она, у забора… «дорз»! – Юля изогнула палец, чтобы направить графиню, но та любовалась чистым небом над Флоридой и макушкой пальмы, взъерошенной порывами ветра.
Юля спрятала палец и больше не сказала ни слова. Даже когда ворота поднялись, она не поблагодарила графиню, а только расплакалась. Рядом с девушкой висел вверх ногами соленый русал, растопырив ласты, и тоже истекал слезами.
– Конечно, я во всем виновата, так мне и надо. Оскар теперь отправит меня в Москву. И вы… даже не захотите со мной общаться. Оскар уже сказал, что мне здесь не место? Сказал, да?
– Он сказал, что ты догадалась, почему в Летающем городе не работали камни Греаля. Откроешь тайну – прощу.
– Правда? – Юля вытерла слезы и подняла глаза на графиню. – Нет, я не заслужила прощения, потому что… самка я «усатая», вот почему!
– Хорошо, – согласилась графиня. – Что «усатая» самка хочет за то, чтобы приоткрыть для меня завесу тайны?
– Мороженое, – без колебаний ответила Юля. – Большую порцию. Я о ней мечтаю с утра. Нет! Главное, о чем я мечтаю – чтобы вы поскорее вернулись, живые и невредимые, потому что Макс обещал, что не тронет ни Оскара, ни Эрнеста. Сначала я мечтала, чтобы вы вернулись как можно скорее, а уже потом о мороженом. Я хочу белое, в вафельном рожке. У него вкус почти что как у московского.
– Вытри сопли и садись за руль. Поедем в магазин. Я тоже не откажусь перекусить.
– Фу… – вздохнула Юля, поднимаясь с пола. – Пронесло! Значит, Оскар в порядке.
Миру восхитила логика рассуждений. Действительно, если б с Оскаром случилась беда, вряд ли б у графини возник аппетит. Она отдала должное Юлиной сообразительности и направилась к машине, но у забора встретила человечка в нелепом плаще. Лицо незваного гостя прикрывала такая же нелепая шляпа. Слеповатые глазки ехидно щурились.
– Мерзнешь, родной! – узнала человечка графиня. – Давно торгуешь? Шерстяные кальсоны надеть не забыл? Почем сегодня лунные куколки?
– Обижаете, ваше сиятельство, – ответил гость простуженным голосом и вынул из-за пазухи пухлый конверт. – Вам велено передать.
– Кем велено? Что это?
– Нам не положено знать, – человек протянул графине конверт. – Мы – курьерская служба. Соблаговолите получить и расписаться.
– Где расписаться?
– У меня на лбу, – улыбнулся маленький человечек и снял шляпу.
– Пошел вон!
– Как прикажете, – ответил он и шагнул на улицу сквозь забор.
– Знаю, что это, – Юля указала на конверт в руках у графини, на котором, к слову сказать, не было написано ничего. – Это Савка Некрасов подготовил вам документы на подпись. Бумаги для покупки Яшиной рукописи. Нет, вы, конечно, не обязаны… Я ему так и сказала, чтоб ничего не оформлял, пока не получит согласие, а он закрылся в своей конторе и перестал отвечать на звонки. Может, уехал на Украину? Я звонила ему сегодня, пока батарея не села! Думала, он приедет, выпустит меня отсюда. А он курьера прислал! Вот, трус! Будете смотреть бумаги или сразу отошлем в офис?
Графиня вскрыла конверт и вытряхнула содержимое на капот. В послании была брошюра и несколько бумаг, похожих на договора, с подписями, печатями и греографическими текстами, набитыми на бумаге печатной машинкой. В брошюре имелась схема трехпалубного судна в продольных и поперечных разрезах, к схеме прилагались пояснения, в которых Мирослава ни буквы не поняла. Единственная бумажка, написанная человеческим языком, являла собой разрешение на использование фонаря изумрудно-зеленого цвета. В бумажке разъяснялось, на какой высоте данный фонарь может быть расположен, и каким способом надлежит крепить его к мачте.
– Понимаешь язык Ангелов? – спросила Юлю графиня, и дала ей в руки самую загадочную бумагу с самым таинственным логотипом. На черной атласной поверхности белыми рунами было пропечатано несколько предложений. Под текстом красовался штамп с растопыренными крыльями вокруг нимба.
Юля задумалась. Потом удивилась, полезла в машину, но вспомнила, что не взяла компьютер со словарем.
– Если только не ошибаюсь… – сказала она. – Нет, надо спросить у Оскара, он точно переведет. Где Оскар?
– Что написано? – повторила вопрос графиня.
– Если только не ошибаюсь, это свидетельство о переселении души.
– Чего?
– Нет, это конечно приблизительный смысл.
– Переводи, что написано, подруга!
– Свидетельство о переселения души «Гибралтара» в новую лодку, – ответила Юля и покраснела.
– Ну-ка, садись за руль, поедем на пристань.
Девушка села за руль и задумалась.
– А, собственно, почему нет? – рассудила она. – Значит, Густав все-таки купил яхту и совершил с ней какой-то обряд, чтобы она, как «Гибралтар», входила в дехрон. Наверно в таких делах без обряда тоже нельзя. Вы спрашивали про камни Греаля? Я сразу сказала Оскару: мы забыли волшебное слово. Или не написали ключевую руну. Смотрите, все же логично: если вы передаете камень другому человеку, надо обязательно сказать волшебное слово. «Дарю тебе камень, возьми его, пожалуйста, он теперь твой». Ведь если не скажешь – получится воровство. Человек человека не всегда поймает за руку, а над кристаллами непосредственно высший суд. Я сказала Оскару: никогда не испортишь дело словом «пожалуйста». А если забыть о нем – непременно придет стрелок. Все просто, Мира, вы протащили камни через катаклизмы, где их просто заклинило, потому что на всякой умной технике есть защита от дураков. Потом надо было просто подобрать нужное слово, чтобы разблокировать «клин», а мы бились лбами об стенки. Оскар говорит, что камни и раньше заклинивало, если эксперимент шел неправильно, но они как-то сами приходили в себя. А в этот раз, наверно, был слишком жестокий эксперимент. Я помню, в каком виде вы появились в доме абрека. Похлеще чем сейчас. На вас же места живого не было! Давайте встанем у магазина, – предложила она. – Там можно умыться. Если лодка пришла, она никуда не денется. А потом я вам расскажу, как Оська запустил Греаль на частоте Летающего города. Вы не поверите, как все просто.
У магазина Юля приостановила рассказ. Ее разрывало между желанием съесть мороженое и сопроводить графиню в туалетную комнату. Презрев условности, девушка совместила два удовольствия. Пока графиня, заголясь до трусов, дрызгалась в умывальнике, Юля перочинным ножом превратила ее штаны в шорты.
– …Макс сказал, что ничего плохого не сделает Оскару, просто поучит немного «мальчишку» на правах старшего. Я не дала ему код. Он и не спрашивал. Представления не имею, откуда он его знал. Макс сказал, что созрел прекратить войну, что хочет предложить кое-что, что устроит все стороны. Нет, я, конечно, не смогла бы в него стрелять. Я бы скорее сама умерла, чем выстрелила в кого-то. Слава Богу, что вы вернулись. Я сидела и думала, может, надо было бы стрельнуть?
– Юля…
– Что? – девушка схватилась за сердце, но дождалась, пока Мира домоет голову. – Что-нибудь с Оскаром?.. Говорите! Что бы ни было, говорите… я же чувствую, что что-то случилось!
– Копинский погиб.
– Фу… – выдохнула она. – Наконец-то! Есть справедливость на свете. А кто его грохнул? – Юля предложила графине расческу и включила фен для рук, чтобы не слышать ответ. – Савка говорил, что Макс – бессмертный, что его невозможно убить. А Оскар? С ним все в порядке? С ним ничего не случилось? А Эрнест? Вот, дела! Копинского убили. Даже не верится. А что вы с ним сделали? Боже мой, Мира… Спасибо! Вы не представляете, как много вы значите для меня! Вы не знаете, как я вам благодарна за все!
– Юля…
– Да, – насторожилась девушка.
Она вытерпела еще одну паузу и помогла графине надеть шорты.
– У тебя в машине аптечка есть?
– Что?
– Пластырь или перекись…
– Какой пластырь, Мира?! – воскликнула Юля. – О чем вы? Вам не пластырь, вам давно пора охрану нанять. Эрнест считает, что вы в опасности! И я так считаю! Вы представить не можете, как я испугалась, когда вы пропали. Эрнест сказал, что вы можете лишиться… ну, этого… Короче говоря, умереть. Хотя, что такое смерть в его языке, я не знаю. Нам нужно собраться всем вместе и как следует обдумать, что делать дальше.
– Не стоит. Этот роман мне давно надоел.
– Не говорите так! – попросила Юля. – Не то я решу, что вы хотите нас бросить?
– Хочу, – подтвердила Мира.
– Нет! Вы не можете… Вы – наш Ангел-Хранитель. И Оскар вас не отпустит. Вы сказали Оскару? Если не сказали, я сама расскажу, и даже не просите меня молчать. Я сама вас не пущу никуда.
– Идем, – графиня вывела девушку на улицу и посадила в машину.
Расстроенная Юля плакала всю дорогу до пристани.
– Это из-за меня, – причитала она. – Я уже ничего не понимаю в нашей истории. И спросить не имею права. Оскар сказал: еще раз откроешь рот – поедешь в Москву. Он такой псих, что у него совсем ничего узнать невозможно. Я даже не могу спросить, что ему приготовить на ужин. Он сразу начинает орать и топать ногами. До всего приходится доходить самой, если хочешь выжить, а тут вы… хотите покинуть нас. Нет, Мира! Если вы оставите нас… Все! Я больше с вас глаз не спущу. Я буду ходить по пятам за вами везде, и не обижайтесь!
– Да, – согласилась Мира, – мужик тебе попался... Не жизнь, а триллер!
– Нам попался, – поправила Юля.
– Ладно, – согласилась графиня, – пусть будет «нам».
На территорию яхт-клуба Юля въехала под запрещающий знак и не заметила охранника, который бежал за ней до стоянки. Увидев заплаканное лицо девушки, охранник ругаться не стал, только предупредил, что купаться на территории клуба запрещено; напомнил, что в акватории неизвестное морское чудовище перевернуло катер. Девушка дала понять, что не знает английский, графиня последовала ее примеру, и мужчина отстал. Выйдя на пирс, Юля забыла и русский язык. Она не знала, как назвать большую белую яхту, стоящую на месте «Гибралтара», потому что никакого названия на ней написано не было. Юля никогда не видела безымянных яхт, и только указала пальцем на судно, увенчанное изумрудным фонариком, которое возвышалось перед ней.
– Вот… – сказала Юля, сделав над собой усилие. – Это… оно.
– М…да, – согласилась графиня.
– Ну? – спросила Юля, после недолгой паузы.
– Что?
– Как это называется?
– «Рафинад», – ответила Мира. – Как же еще? Большая сахарная голова.
Юля сделала попытку улыбнуться. Графине вовсе чувство юмора отказало. Рядом с белоснежной громадой канадская яхта съежилась в габаритах, но семейство из четырех упитанных особей все еще кушало, недоверчиво поглядывая на русских девиц. Мире показалось, что за время ее скитаний семейство изрядно разъелось, поэтому яхта просела на добрых два фута.
– «Рафинад»… – повторила Юля, когда проникла в смысл забытого слова. – Вы не боитесь, что он растворится в воде?
– Я уже ничего не боюсь.
Канадское семейство, не доев обед, испарилось с палубы. Сначала матушка загнала в каюту детей. Потом зашептала что-то на ухо мужу. Судно обезлюдило, и лишь остатки тостов и открытые баночки с джемом напоминали о хозяевах.
– Юля…
– Что? – девушка еще раз схватилась за сердце.
– Эрнеста больше нет с нами.
– Как?
– Не знаю, где он и что с ним сейчас, но если когда-нибудь к тебе явится Ангел огрызком Стрелы и скажет, что хочет помочь, дай ему подзатыльник и отошли к черту.
– Как же так? – не поверила Юля.
– Мэм! – полицейский неожиданно вырос за спиной у графини. – Вы владелица этой яхты? Ваша фамилия Виноградофф?..
Дамы, не спеша, обернулись.
– Мы, – ответили обе, – а что?
– Документы, будьте добры, предъявите!
Юля предъявила нервно скрученную бумажку от мороженого, а Мирослава – безымянный конверт с документами на белое судно.
– Госпожа Виноградофф, – обратился полицейский к графине, листая бумаги. Мире показалось, что полицейский осмысленно водил глазами по тексту, по крайней мере, перевода не требовал. Очевидно, решил, что яхта пришла из России, и желал убедиться, что русский язык действительно непохож на английский. – Вам придется пройти со мной.
– И я пойду, – заявила Юля. – Я не пущу ее одну никуда.
– Кто вы? – спросил полицейский.
– Я? – растерялась девушка. – Личный телохранитель.
Все что угодно графиня Виноградова представляла себе по дороге в участок. Ярче всего – пьяного Густава, пойманного в дамской раздевалке и избитого женщинами из баскетбольной команды Флориды. Увидев младенца в пеленках, Мира отказалась верить глазам. Юля встала рядом с ней и разинула рот. Девушка уронила на пол скрученную бумажку, с которой не расставалась от самого магазина. Полицейский снял головной убор, вытер потную лысину и сел под кондиционер.
– Ваши соседи обнаружили его ночью, – сказал он, – присаживайтесь... Прошу объяснить, мэм, как ребенок оказался один на открытой палубе вашего судна? Вот, – полицейский подал графине развернутую салфетку. – Кто это написал?
Мира прочла. Юля тоже ознакомилась с текстом. «Прости, Макс! – было написано небрежным почерком. – Надеюсь, ты будешь хорошим отцом. Твоя печальная Эльза».
Мира с Юлей продолжили стоять над младенцем, пока в отделение не ворвался Оскар.
– Вот они где! Я кому сказал, от дома не отходить! – воскликнул молодой человек, устремился к подругам, но застыл как вкопанный рядом с ними.
Полицейский стал составлять протокол. Женщина из общества милосердия появилась в комнате с бутылочкой молока, но, увидев толпу, удалилась.
– Абзац… – прошептала Юля, – какой хорошенький! Можно, я оставлю его себе?
– Нет, не можно, – ответила Мира.
– Вы же не собираетесь его… как папашу. Что делать будем? Не отдавать же в приют!
– Девочки мои, это нужно отсюда забрать, – решил Оскар. – А потом хорошо подумать.
– Мы же его не убьем? – беспокоилась Юля. – Правда?
– Нет, – утешил подругу Оскар. – Это слишком простое решение.
Используются технологии
uCoz