Глава 9

Первый день в Аритаборе показался Альбе гораздо более ужасным, чем он представлял себе по рассказам Голли и мемуарам Феликса Матлина. На эти мемуары Гренс возлагал последнюю надежду, что наивный Альберт получит полное представление о человеке, с которым придется иметь дело, и одумается. Он даже не скрыл от своего подопечного обстоятельств его появления на свет, но от себя добавил, что не верит ни единому написанному слову о последней экспедиции на Землю. Что Альба не имеет ни малейшего портретного сходства с химерой Али-Латином. Что Матлин таким образом пытается отмыть свою совесть, а от химер, вообще-то, детей не бывает. Но Альберт, тем не менее, разумный мальчик и волен сам распорядиться своей судьбой. Так Альберт и поступил, но личность Али-Латина произвела на него впечатление большее, чем неизгладимое, и в последние дни перед отбытием в Аритабор это напрочь отбило охоту заниматься "лечебным" рисованием, да и вообще, чем бы то ни было лечебным.
С момента высадки под куполом и все время, пока Голли водил его по пустым улицам древнего города, Альба не произнес ни слова и лишь изредка озирался по сторонам.
-- О чем ты думаешь? -- донимал его Голли.
-- Да так...
-- Ну все-таки?
-- О том, как Феликс и дядя Ло сидели за одной партой на уроке истории.
Голли удивился.
-- Они только на математике сидели за одной партой и то лишь потому, что отец списывал...
-- Интересно, а о чем я, по-твоему, должен думать?
Голли вспомнилась прощальная фраза Гренса: "Я знаю, мой Альберт, когда-нибудь ты обязательно вернешься ко мне. Сколько жив дядюшка Ло, он всегда будет тебя ждать". И в следующий момент его посетила неожиданная, совершенно дурацкая идея: "Они вели себя так, будто расставались на тысячу лет".
-- И все-таки, о чем ты думаешь? -- не унимался Голл.

Лаборатория произвела на Альбу впечатление не более, чем вся остальная планета. Его церемонно усаживали в кресло, подогнанное по фигуре, будто Альбе предстояло просидеть в нем всю оставшуюся жизнь. Облучали едким светом. Все происходило в неестественной тишине, способной вывести из себя нормального человека, не говоря уже о шизофренике. Из этой тишины на него опустилась прозрачная полусфера. Потом, будто из ничего, возник высокий гуманоид с черными глазами и наконец-то, к долгожданному облегчению Альбы, нарушил вакуум молчания, произнеся несколько едва различимых звуков.
-- Тебе знаком этот язык? -- услышал он голос Феликса.
-- Нет, -- и собственный голос прозвучал для Альбы так громко, что зазвенело в ушах.
-- Тем лучше, -- сказал гуманоид по-русски, -- все в порядке, Фрей, можно начинать. -- Альба попытался отыскать взглядом Феликса, но за пределами полусферы была сплошная пустота, в которой скоро растворился и черноглазый.
-- Если что-то будет не так, скажи.
-- Я в порядке, -- выдавил из себя Альба, и нижняя кромка полусферы вспыхнула зеленым кольцом, которое медленно поползло вверх, а вместе с ним приятная легкость стала распространяться по его телу, будто оно вовсе перестало существовать, растворяясь в теплой эфирной массе. Альба почувствовал расслабление, которого не было даже в полной невесомости. Ему уже не хотелось ничего: ни жить, ни умирать, ни молчать, ни разговаривать, ни тем более отвечать на чьи-то нелепые вопросы. "Если сейчас меня кто-нибудь спросит, о чем я думаю, я растворюсь и улечу", -- решил он и уперся взглядом в потолок, но взгляд провалился в космос. Потолок над лабораторией отсутствовал, как, впрочем, и стены, -- одно сплошное кольцо, пульсирующее оттенками зелени, сквозь которое иногда проступала бездна, такая же черная, как глаза гуманоида, язык которого Альба почему-то должен был понимать.
-- Попробуем вскрыть память на полный диапазон, -- начал Феликс.
-- Попробуй, -- согласился Альба.
-- С какого времени ты себя помнишь?
-- С первого дня.
-- Что было в первый день?
-- Пустота.
-- Потом...
-- Боль.
-- От чего?
-- Не знаю, наверно всегда так бывает сначала...
-- А после...
-- А после привыкаешь и начинаешь получать удовольствие.
-- Что начинаешь?..
-- Жить.
-- Ты издеваешься надо мной, Альберт, или вспоминаешь себя до рождения?
-- До рождения... -- улыбнулся Альберт, -- красный свет мне казался зеленым. А все остальное было точно так же.
-- Что было?..
-- В каком смысле? - не понял Альберт.
-- Кроме зеленого света?..
-- Ничего. А что еще могло быть?
-- До света, до боли, до пустоты... было что-нибудь?
Мальчик задумался, словно старался вспомнить. В бассейне зеленого света он лежал неподвижно, уставившись в потолок. Феликс не спускал глаз с приборов, пытавшихся распознать аномалию этой загадочной биосубстанции. Вычленить из человеческого организма хотя бы ничтожный признак потустороннего естества.
-- Наверно это был страх...
-- Страх? - удивился Феликс. - Отчего?
-- В смысле "отчего"? Нормальный человеческий страх. Разве он должен иметь причину?
-- Хорошо, вернись в исходную точку и расслабься.
"Ничего себе, дают... -- подумал Альба, -- они что, считают меня вторым воплощением Латина?" Но дерзкая догадка отозвалась рефлекторным импульсом в наэлектризованной атмосфере лаборатории. Будто само пространство собрало волю в кулак и стукнуло по голове: "нечего рассуждать о том, чего не знаешь". От неожиданности он подпрыгнул в кресле и ощутил свое расслабленное тело как вязкую трясину, которая содрогнулась от бултыхнувшегося в нее метеорита.
-- Феликс, что это было?
-- Импульс программы. Помнишь, о чем мы говорили? Если хочешь работать со мной - произноси мысли вслух... Как только начинаешь думать, с тобой работает машина. Альберт, -- мальчик закрыл глаза и представил себе укоризненный взгляд Феликса, -- если не доверяешь мне или пытаешься что-то скрыть, скажи, мы прекратим, и я верну тебя домой.
-- Чего же скрывать? -- удивился Альберт и снова улегся в кресле. -- Если мне наплевать: что здесь пропадать, что там пропадать...
"Давно бы так", -- ответил импульс программы и вернул его к отправной точке маршрута, в безликую, бесформенную пустоту, сжатую от ожидания первого осмысленного ощущения. Но пустота на то и пустота, чтобы не подчиняться аритаборской метафизике. Она упорно не желала менять своей "отсутствующей" формы, а вместо того, чтобы наполняться содержанием, растекалась, расползалась, и в своем нормальном состоянии Альба ни за что на свете не уделил бы ей больше трех минут драгоценного внимания. Ему было интересно, что старается найти Феликс за пределами его памяти. До начала эксперимента, он был уверен, что эта сокровищница диковинных впечатлений развеселит их обоих. Но теперь его будто несло по пустому коридору прямо сквозь вечную темноту "загробного царства". Прошло чуть больше четверти часа, и Альба уже начал задумываться над тем, не надоела ли его партнерам эта бессмысленная гонка и не пошло бы оно все к чертовой матери. Мимо него просвистела по меньшей мере пара тысяч лет в одну сторону. Самое время было развернуться, чтобы продолжить движение в направлении, прямо противоположном. Он уже готов был заявить о своем намерении: "Веришь ли, Феликс, я обычный шизофреник. Дядя Ло был прав, от химер дети не появляются", как вдруг пустота налетела на что-то мягкое и влажное, словно ватное одеяло, пропитанное детскими слезами:
-- Ты веришь мне, мой мальчик, -- склонилась над ним мать, -- там тебе будет хорошо. Ты успокоишься, перестанешь пугаться зеркал. Окончишь первый класс, и я заберу тебя в нашу школу", -- бабушка заканчивала подметать пол и аккуратно собирала на совок осколки.
-- Что мы будем делать, Наталья? Надо пошить чехлы и позанавесить эти зеркала к чертовой матери. -- Но Наталья нежно гладила волосы сына.
-- Ничего, мой маленький, там отличные доктора. Я буду часто к тебе приезжать. Хочешь, каждый день приезжать буду? Поверь мне, все будет хорошо.

-- Нет! -- закричал Альба. -- Не то! Я все испортил! Это я виноват. Выпусти меня отсюда...
Полусфера растворилась в темноте лаборатории. Феликс неподвижно стоял перед ним. Вокруг не было ни души, ни шороха, ни звука.
-- Ух, черт, -- вздохнул Альба, -- извини, я не хотел .
Феликс не шелохнулся.
-- Пожалуй, я пойду...
-- Иди, -- кресло легонько подтолкнуло его прочь.
-- Наверно, нам больше не стоит заниматься этим?
-- Наверно... -- согласился Феликс.
-- Понимаешь, это все...
-- Ты свободен.
-- Хорошо, -- виновато ответил Альба и побрел наугад, пока не наткнулся на лифтовую площадку, ведущую на соседнюю галерею.
-- Не верь ничему, ни одному моему слову. И Али-Латину тоже не верь. Не верь никому и никогда. Вообще никому! Ладно?
Но Матлин лишь молча проводил его взглядом, как провожают последнюю надежду -- белый корабль, мелькнувший на горизонте и не заметивший на необитаемом острове печального Робинзона, который сделал для своего спасения все что мог и даже прыгнул выше пальмы...

-- Что, получил? -- услышал Феликс сразу, как только Альба скрылся из вида. -- Добился своего? А я предупреждал... и Нур предупреждал... Все тебя предупреждали.
-- Ну и... -- ответил Матлин, -- куда вы попрятались? -- Он вернул зеленую подсветку панорамы и устроился в кресле, в котором только что сидел Альберт. -- Давай смотреть, что есть...
Перед ним возникла обескураженная черноглазая физиономия Баю.
-- Что бы ни было, стоит в первую очередь вернуть его на Землю.
-- Нет, -- возразил Матлин.
-- Естественная среда будет ему лучшей защитой.
-- Нет.
-- К тому же дурдом в бонтуанской фактуре -- не самое плохое место...
-- ...и еще раз нет!
-- Тебя опять затянуло в контакт с мадистой?
Матлин промолчал. Это молчание длилось до тех пор, пока индикатор стенда не изобразил статичное световое пятно. Нечто похожее он уже имел случай наблюдать на Кальте, но то было куда ярче и пульсировало всеми оттенками спектра.
-- Ничего не понимаю, -- признался он, -- свернутая структура. Это мне ровным счетом ни о чем не говорит. Он мог унаследовать ее от отца и не знать об этом. Эти пятна могут оставлять даже контактеры, не подозревающие, что это был за контакт...
Баю обошел стенд и устроился за спиной Матлина.
-- Мадиста не может так просто "наследить". Если, конечно, он не издевается над нами.
-- Может, мне удалось его напугать?
-- Не было никакого импульса испуга, -- ответил Баю, -- ни малейшего... в том-то и дело. Все было так, словно Альба тестировал нас, а не мы его. -- Он прогнал на стенде показания индикатора несколько раз туда и обратно со скоростью, на которой Матлин ничего не успел разглядеть. -- Все говорит о том, что он человек... Скорее человек, чем кто бы то ни было.
-- А это о чем говорит? -- Матлин указал на свернутое "пятно мадисты".
-- А это именно то, над чем нам предстоит поработать. Надеюсь, это касается только его происхождения.
-- И ни на что не влияет, хочешь сказать?
-- Разберемся. Но пока он не успокоился, лучше заморозить работу.
-- Может быть, ты и прав, -- согласился Матлин, -- все может быть...

Используются технологии uCoz