В ожидании Матлина, Ксарес сварил чай, который успел остыть. Все оттого, что невероятно злопамятная Перра, не пожелав идти лифтами ЦИФа, вывалила своего ездока на голую поверхность грунта и была такова... А Матлин, вспомнив про оставленный в машине манжет, имел удовольствие несколько часов блуждать в поисках коммуникации, и проклинать себя за то, что не воспользовался, как все нормальные гуманоиды, услугами парка, а повел себя как последний фактуриал. Но Ксарес был рад и этому.
Матлин вынул из сумки пакет с сахаром, пару лимонов, нож и потребовал воды, чтоб сполоснуть все это.
-- Мог бы сполоснуть дома, -- заявил Ксар, -- знал, куда собираешься... -- и пока Матлин довольствовался паровой камерой, по очереди заталкивая в нее лимоны, Ксар, позабыв о всяких нормах приличия, вызвался помочь распаковать багаж. Он извлек из сумки своего подопечного массу диковинных вещей: адидасовский спортивный костюм, кроссовки, еще одну пачку сахара, две коробки шоколадных конфет, большой пакет карамели, две банки кофе, пять коробок мыла, механическую бритву и кое-что в дорогу почитать... Рассортировав все это по тематическим кучам, он проглотил конфету и сосредоточенно проанализировал ее вкусовую гамму своими рецепторами, находящимися, очевидно, чуть выше желудка.
-- И это все, что ты смог с собой привезти?
-- Я бы еще взял, -- признался Матлин, -- но Суф сказал, что не взлетим.
-- Вот как? Неужели в нем проснулось чувство юмора?
-- В нем много чего проснулось. Его теперь не узнать -- конченый фактуриал. Он несколько дней висел на орбите, развлекая себя телевидением, но откуда в нем взялась способность нецензурно браниться?...
-- Ты недооцениваешь его способности. Раса ботришей исключительно сообразительна, близка к оптималам, к тому же имеет свойства имитировать все, с чем соприкасается. Так что нецензурщины он, вероятнее всего, набрался от тебя.
-- Да брось ты, он по-русски с трудом понимает и, к тому же... Если я и пропустил при нем пару раз, то сразу же извинился.
-- Ты просто не замечаешь за собой... -- сказал Ксарес, проглатывая следующую конфету, -- да, да! Имей в виду. И нечего извиняться. Только заостряешь его внимание.
Они сутки кряду проболтали о всякой ерунде и не только... -- Матлин выложил все, как на исповеди. Он обожал беседовать с Ксаром больше, чем с кем бы то ни было за всю свою жизнь. Ксар был единственным существом, которое слушало его всегда, с невероятным интересом, вгрызаясь в каждое слово, в каждую, казалось бы, ничего не значащую деталь. "Это от того, -- думал поначалу Матлин, -- что я для него штука новая, непонятная", но ошибался, потому что со временем слушательские способности Ксара ничуть не истощались. Кроме того, Матлин стал замечать такое отношение с его стороны не только к себе. "Это профессиональная болезнь фактурологов, -- разъяснял ему Суф, -- они предпочитают вникать в суть проблемы с первого захода, чтоб лишний раз со своими аборигенами дел не иметь". "Но все-таки стоило ли сидеть на полу лаборатории, когда есть чудесный особняк, удобные кресла, -- рассуждал Матлин, возвращаясь к себе и валясь с ног от усталости, -- я уже сто лет не сидел у камина, а теперь даже нет сил его растопить".
Он заплетающейся походкой прошелся по дорожке сада, вышел к особняку и с первого взгляда на парадный вход догадался, что сидение в лаборатории было вынужденной мерой: двери парадной напрочь отсутствовали, из окон спальни второго этажа пробивался гадкий, чуть голубоватый свет, каменных львов на месте не оказалось, не оказалось их даже в ближайших обозримых окрестностях. Войдя в дом, Матлин и вовсе содрогнулся: стены и потолки оказались тонированы в черный цвет, до того черный, будто их вовсе не существовало, а пол каким-то образом держался в беззвездном космосе. Мебель и прочие милые сердцу безделушки были свалены в кучу среди гостиной и закрыты светонепроницаемым колпаком. Нетронутой оказалась лишь спальня. В изголовье его роскошной кровати светился фонарик, а под одеялом, шикарным стеганым одеялом, набитым мягкими, как пух, коконами насекомых, лежало маленькое, отвратительно глазастое существо с огромной головой и тонюсенькими ручонками.
-- Господи Иисусе... -- пробормотал Матлин и почему-то перекрестился.
Существо спрятало голову под одеяло.
-- А ну-ка, подвинься.
Существо не шелохнулось.
-- Подвинься, кому сказал, -- он повторил то же самое по-русски, но головастик по-прежнему не реагировал. -- Черт!!! -- Матлин огляделся по сторонам, но никакого подходящего инструмента, способного решить проблему, не обнаружил. -- Кыш! -- прошипел он и замахал руками. -- Пошел, пошел отсюда.
Существо только съежилось, и Матлину ничего не оставалось, как спуститься вниз к садовому инвентарю, выбрать самые размашистые грабли и с их помощью отбуксировать головастика на самый край кровати. Он так хотел спать, что, казалось, рухнул бы даже среди болота и уснул в обнимку с крокодилом, но только не с этим глазастым напуганным существом.
Забравшись на кровать, не раздеваясь, он стащил одеяло на себя и после этого уже ничего не помнил и ничего не воспринимал. Лишь в павильонный полдень его разбудил голос Ксареса.
-- Ну, зачем же... зачем же было так его обижать, -- он, стоя на четвереньках, аккуратно извлек из-под кровати глазастое существо при помощи тех же грабель, -- тебя здесь никто не обижал, когда ты был так же беспомощен.
Существо охотно пошло к Ксаресу на руки и, как обезьянка, обвило своими лапками его шею.
-- Это и есть бонтуанец?
-- Какое твое дело, хам! Это живое существо, и ты не должен был с ним так обращаться.
-- Я всего лишь его подвинул. Хочешь, извинюсь?
-- Оставь его в покое. У него сейчас не лучшие времена, чтобы еще выслушивать твои извинения, -- вместе, они смотрелись очень трогательно. Ксарес бережно прижимал к себе "существо", придерживая его большую голову, -- ты же знаешь, его подругу пришлось вернуть. Как бы ты себя чувствовал на его месте?
-- Паршиво, -- согласился Матлин, -- именно поэтому я никогда бы не позволил себя сцапать вместе с подругой, -- он поднялся и начал стаскивать постельное белье. -- Этот "Ромео" не заразный? Да поставь ты его, в конце концов, не трону...
-- Здесь для него слишком сильная гравитация. Я уже приготовил место, где такие циники, как ты, его не обидят.
-- Вот и отлично. Тогда проваливайте отсюда оба.
-- Твои львы опять гуляют по саду. Он пугается. Будь добр, верни их на место, -- сказал Ксар, натягивая темный колпак на голову своему питомцу и направляясь к выходу. -- И вообще, наведи порядок, если ты намерен здесь обосноваться.
-- Порядок, порядок, -- ворчал Матлин, -- когда я уезжал, такого погрома не было.
Ни о каком наведении порядка не могло быть и речи. Весь следующий день, до самых сумерек, ушел на поимку львов. Первый попался сразу, зато второй задал своему хозяину работы и беготни. К концу дня Матлину за каждым деревом стало мерещиться каменное животное, которое на льва-то было похоже весьма приблизительно. Одна радость, в каменном состоянии оно перемещалось намного медленнее, чем в натуральном, совсем не кусалось и вместо кровавых борозд от когтей оставляло на своем преследователе в худшем случае синяки.
Замаявшись этой работой, Матлин присел было на ступени отдохнуть, как вдруг в зарослях сада мелькнул третий...
-- Вот негодяи, -- подумал он, -- неужто расплодились, -- и отправился поглядеть. Зверь шарахнулся от него в темноту кустарника. -- Ну, нет, -- решил Матлин, -- это уже слишком, -- вооружился садовым фонарем, железной цепью и кинулся вслед за зверем. Но вернулся ни с чем. Зверь будто провалился сквозь землю. Решив, что все это ему померещилось, Матлин опять присел на ступеньки, и в зарослях снова что-то мелькнуло. Он выключил фонарь и замер. Похоже, животное направлялось в его сторону. Кроме того, тяжело дышало, сверкало глазами и своими повадками мало походило на каменное изваяние.
-- Если даже это и лев, то, по крайней мере, из какого-то более эластичного материала, -- рассуждал Матлин и прикидывал свои шансы в критический момент запрыгнуть в окно. Зверь, тем временем, блуждая и принюхиваясь, приблизился к парадной. Тень от дальнего фонаря четко обрисовала силуэт собаки, огромной и лохматой, похожей на водолаза. Все большие собаки в темноте похожи на водолазов. Матлин тихонько посвистел. Собака подошла ближе и остановилась в метре от его протянутой руки.
-- Иди сюда, кыс-кыс-кыс... Не бойся, -- и холодный собачий нос уткнулся в его ладонь.
При свете и более детальном рассмотрении это оказался алабай с кожаным ошейником и клубной меткой, на которой было выдавлено слово "Дэйк". Пес оказался совсем ручным, ласковым, как домашний кот и после получаса дружеского общения уже ходил за новым хозяином по пятам, здорово мешая ему делать уборку. Заполночь они улеглись на одной кровати. "Балованная собака, -- подумал Матлин, -- небось, в квартире держали, но все же это соседство оказалось куда приятнее вчерашнего". А Дэйк, вероятнее всего, подумал о том, что не так уж часто представителю его породы выпадает честь спать на хозяйской кровати, и на сон грядущий хорошенько обслюнявил небритую физиономию Матлина.
Утром следующего дня Матлин был разбужен оглушительным, громоподобным лаем. Дверь спальни оказалась закрыта и при каждой попытке ее открыть со стороны гостиной, Дэйк, словно бешенный, кидался на нее и скреб лапой по дверной ручке.
-- Кто там? Войдите.
Дверь чуть приоткрылась, но быстро захлопнулась, и очередной раскат лая не дал пришедшему ничего сказать.
-- Заходите, пожалуйста, -- повторил Матлин, -- будьте так любезны...
Дэйк с самыми серьезными намерениями дежурил у двери, принюхиваясь к нижней щели и смачно отфыркиваясь, пока под окном спальни не послышался грохот садовой лестницы, а за стеклом не обозначилась физиономия Суфа. Заметив это, пес немедленно обратил весь гнев в сторону окна. Каждый раз, когда Суф пытался постучать пальцем по стеклу, Дэйк буквально сходил с ума от ярости. Суфовой пятерне, однако, с большим усилием удалось зацепиться за край форточки, в которую он, в конце концов, просунул голову и, вежливо дождавшись паузы в монологе Дэйка, произнес:
-- Уйми чудовище, если не хочешь, чтобы я оглох.
-- До чего же у нас нежные ушки... Дэйк, место!
Собака непонимающе поглядела на Матлина и снова залаяла.
-- Как мне войти? -- проблеял Суф, опираясь одной ногой на лестницу, а другой, соскальзывая с подоконника.
-- Как хочешь! Будешь знать, как воровать собак.
-- Это не собака. Это монстр. Он укусил меня два раза.
-- Очень правильно сделал.
-- Матлин, мне бы войти...
-- Добро пожаловать, -- Матлин гостеприимно развел руками, а Дэйк продублировал этот жест очередным раскатом лая.
-- Если я войду, ты останешься без навигатора.
-- А как же наша хваленая защита?
-- Она не рассчитана на монстров. Он два раза ее прокусил. Если я войду, он сожрет меня.
-- Не бойся, неужели ты думаешь, что я позволю собаке отравиться гуманоидом?
-- Я привез его для Ксара. Он просил... Ты же знаешь, что я на него работаю.
-- А свои мозги у тебя работают? Или здесь принято красть друг у друга все, что плохо лежит? Ты ведешь себя как мадиста! Разве можно так обращаться с живым разумным существом? А у моего постояльца женщину отобрали... Нелюди вы и есть нелюди. На что вам понадобился этот несчастный головастик? Он зачахнет здесь от тоски раньше, чем вы закончите над ним свои дурацкие эксперименты. Лишь бы все по-вашему было. Вот теперь зайди, попробуй...
-- Феликс!
-- Слушаю тебя очень внимательно.
-- Если ты сейчас же не уймешь зверя и не откроешь окно, дядя Суф упадет.
-- Замечательно. Целься головой вниз.
-- А потом придет дядя Ксар и тебе влетит.
-- Пусть придет. Его-то мы и поджидаем.
Но оба предсказанные Суфом события произошли почти одновременно: Суф загремел вниз, а в спальню вошел Ксарес. Дэйк, виляя хвостом, засеменил к нему, от чего Матлин почувствовал себя полным идиотом.
-- Ты обижал его?
- - Кого ты имеешь в виду? Того лысого ворюгу, который только что висел на форточке?
-- Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, -- настаивал Ксар.
-- У этой собаки, между прочим, есть хозяева, которые наверняка ее ищут.
Ксарес ничего не ответил, только закрепил на ошейнике Дэйка поводок и повел его прочь.
-- Ты намерен и дальше подобным образом общаться с моей цивилизацией? Фактурная адаптация, между прочим, подразумевает соблюдение этики "подопытных экспонатов". Это не по-человечески, Ксар!
-- Что? -- Ксарес обернулся. -- Никогда не был человеком, быть им не собираюсь и никто меня не заставит им быть. Может, ты забыл, где находишься? Может, тебя что-то здесь не устраивает? Тогда будь любезен, ты уже достаточно самостоятелен, чтобы убраться отсюда без посторонней помощи. В противном случае тебе придется серьезно задуматься, что такое человек и чем я от него отличаюсь, -- с этими словами, не лишенными пафоса в интонациях, он хлопнул за собой дверью спальни. А Матлин, просидев минуту в размышлениях над сутью человечества и "ксарства", открыл окно и спрыгнул на аварийный "матрас" к обиженному Суфу. Из всей нелепости ситуации одну пользу извлечь все же удалось -- он впервые увидел на практике работу спинного "кармана" в ремонтных жилетах, в которых механики не опасаются забираться на высоту даже при очень сильной гравитации. Название таких "карманов" Матлин всегда переводил по смыслу как что-то среднее между катапультой и пожеланием хорошо лететь и приятно падать. Ему отчего-то всегда казалось, что это парашют, и только теперь он понял, что ошибался.